!" И это была самая уместная шутка, потому что никто не умел себя телепартировать. Были левитаторы, которые могли летать подобно птицам; другие, как Блэйн, могли телепартировать небольшие предметы; третьи, и Блэйн тоже, умели телепартировать свой разум за тысячи световых лет, но только с помощью хитроумных машин. А настоящая самотелепартация, мгновенный перенос тела из одного места в другое, встречалась исключительно редко. Толпа, подхватившая шутку, скандировала: "Телепартируй, телепартируй, телепартируй себя, грязный, вонючий парапсих!" Толпа смеялась, радуясь собственному остроумию, самодовольно веселилась, осыпая жертву градом насмешек. И ни на минуту не переставала перемежать шутки с пинками и ударами. Теплая струйка бежала у Блэйна по подбородку, губа отекла и распухла, а во рту чувствовался солоноватый привкус. Болел живот, и саднили ребра, а десятки рук и ног продолжали наносить удар за ударом. Снова чей-то раскатистый голос прорвался через шум:"А ну, хватит! Отойдите от него!" Толпа отхлынула, но не расступилась, и Блэйн, стоя в центре человеческого кольца, повсюду видел горящие в последних слабых лучах заходящего солнца крысиные глаза, выступившую на губах пенку; ненависть, поднимаясь со всех сторон, катилась на него, как запах потных тел. Кольцо разорвалось, и в середину вышли двое мужчин - один маленький и суетливый, скорее всего счетовод или приказчик, другой - детина с физиономией, на которой будто черти горох молотили. На плече у здоровяка висела свернутая в кольцо веревка, а в руке он держал ее конец, искусно завязанный в аккуратную удавку. Оба остановились перед Блэйном, и маленький повернулся лицом к толпе. - Джентльмены, - произнес он голосом, которому позавидовал бы любой распорядитель похорон, - мы должны вести себя достойно и соблюдать приличия. Ничего против этого человека мы не имеем, мы протестуем против той мерзкой системы, которую он представляет. - Всыпь им, приятель! - с энтузиазмом выкрикнул кто-то из задних рядов толпы. Человек с голосом распорядителя похорон поднял вверх руку, призывая к тишине. - То, что мы должны сделать, - елейным тоном продолжал он, - наш горький и печальный долг. Но это долг, поэтому исполним его в подобающей манере. - Верно, - снова заорал энтузиаст, - пора кончать с этим! Вздернем проклятого ублюдка! Здоровяк подошел к Блэйну вплотную и медленно, почти бережно надел на него петлю так, что она легла Блэйну на плечи. Затем осторожно затянул узел на шее. Веревка была совсем новая и колючая и жгла, как раскаленное докрасна железо. Оцепенение, в котором находился Блэйн, прошло и схлынуло, оставив его стоять холодным, опустошенным и обнаженным на пороге вечности. Пока все это происходило, он не переставал подсознательно цепляться за уверенность, что такое невозможно, что он так умереть не может, с другими такое могло случиться и случалось, но не с Шепардом Блэйном. А сейчас его от смерти отделяли считанные минуты: орудие смерти уже на месте. Эти люди - люди, которых он не знает, которых он никогда не знал, хотят забрать у него жизнь. Он попробовал поднять руки, чтобы сорвать с себя веревку, но не смог ими даже пошевелить. Он сглотнул - появлялось чувство медленного и болезненного удушья. А его еще не начали вешать! Холод его опустошенного "я" становился все сильнее, его бил озноб всепоглощающего страха - страха, который охватил его и держал, не давая пошевелиться и замораживая тем временем заживо. Казалось, кровь перестала течь по жилам, тело исчезло, а в мозгу громоздятся друг на друга глыбы льда, и череп вот-вот не выдержит и лопнет. Откуда-то из глубины сознания всплыла мысль о том, что он уже не человек, а просто испуганное животное. Окоченевшее, слишком гордое, чтобы ронять слезы, скованное ужасом, удерживающееся от крика только потому, что отказали язык и горло. Но если он не мог крикнуть вслух, он закричал внутри себя. Этот крик рос и рос, тщетно пытаясь найти выход. Еще мгновение, понял Блэйн, и если выход не будет найден, этот страшный, безмолвный крик разорвет его на части. На какую-то долю секунды все померкло, растворилось, и Блэйн вдруг оказался один, и ему больше не было холодно. Он стоял на посыпанной кирпичной крошкой старой аллее, ведущей к зданию суда, веревка все еще весела у него на шее, но на площади перед судом не было ни одного человека. Кроме него, в городе вообще никого не было! ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Сумерки немного рассеялись, стало светлей. Стояла невообразимая тишина. Не было травы. Не было деревьев. Не было людей и даже намека на их присутствие. Газон, или то, что раньше было газоном, обнаженной полосой тянулся к асфальтовой улице. На газоне не было ни травинки, только земля и галька. Ни мертвой, ни сухой, вообще никакой травы. Как будто травы вообще никогда не было. Как будто даже понятия такого, как трава, никогда не существовало. С веревкой, все еще свисающей с шеи, Блэйн огляделся вокруг. И всюду была та же картина. В последних отблесках дня застыло здание суда. Вдоль тротуара на пустынной и спокойной улице стояли автомобили. Ряды магазинов слепо глядели прозрачными витринами. На углу за парикмахерской, одинокое и мертвое, торчало единственное дерево. Ни одного человека. Ни птиц, ни щебета. Ни собак. Ни кошек. Ни даже жужжания насекомых. Может быть, подумал Блэйн, не осталось ни единой бактерии или микроба. Осторожно, как будто боясь разрушить заклинание, Блэйн поднес руки к горлу и ослабил узел. Стащив петлю с головы, Блэйн швырнул веревку на землю и стал осторожно массировать шею. Кожу еще покалывало - в ней застряли оторвавшиеся волокна. Блэйн попробовал сделать шаг и обнаружил, что в состоянии ходить, хотя тело и саднило от побоев. Выйдя на середину улицы, Блэйн посмотрел вперед и назад. Нигде никого не было видно. Солнце еще только-только село, еще не наступила темнота, а это значит, сказал он себе, что я вернулся немного назад во времени. Блэйн замер посреди улицы, ошеломленный пришедшей мыслью. Как же я сразу не догадался? Ведь все ясно. Нет никаких сомнений в том, что именно я совершил. Хотя, видимо, подумал Блэйн, я сделал это не сознательным усилием, а скорее инстинктивно, как будто в минуту опасности сработал условный рефлекс. Произошло нечто невероятное, чего он сам никогда не смог бы сделать, а минуту назад мог поклясться, что такое невозможно. Подобного никогда еще не совершал ни один человек, и ни один человек даже не помыслил бы об этом. Он совершил путешествие во времени. Он ушел в прошлое на полчаса назад. Несомненно, это было выше его человеческих возможностей, но не выше возможностей инопланетного существа. Как человек, он не мог обладать подобным инстинктом. Такая способность выходила за пределы даже паранормальных возможностей. Да, сомнения не было: ему удалось пройти сквозь это время только посредством, или с помощью, иного инопланетного разума. Но этот разум, похоже, оставил его; с ним его больше не было. Блэйн поискал его, попробовал позвать - никто не ответил. Блэйн повернулся и пошел на север, стараясь держаться середины улицы, пересекающей этот город-призрак из прошлого. Кладбище прошлого, подумал он. Все только мертвое: голые камни, кирпичи, безжизненные глина и доски. А куда подевалась жизнь? Почему прошлое должно быть мертвым? И что стало с тем разумом, который он получил в обмен от существа на другой планете? Он снова поискал его, но не нашел, однако обнаружил его следы: крохотные грязные отпечатки ног, протянувшихся через мозг, он нашел обрывки и мусор, оставшиеся за ним, - непонятные, хаотичные воспоминания, клочки бессвязных, ни на что не похожих знаний, плавающих подобно обломкам в пене прибоя. Блэйн не нашел существо, но понял, куда оно делось, - ответ пришел сам собой. Разум существа не исчезал, не уходил. Напротив, он стал его частью. В горниле страха и ужаса, в химической реакции опасности родился тот психологический фактор, который спаял два разума воедино. Деловая часть улицы перешла в кварталы ветхих жилых домов, и впереди уже виднелась окраина городка - того самого городка, который всего полчаса назад или полчаса вперед? так страстно хотел убить его. Блэйн на минуту остановился, оглянулся и, увидев куполообразную крышу здания суда, вспомнил, что все его имущество осталось там, под замком в столе у шерифа. Некоторое время Блэйн размышлял, не вернуться ли ему. Остаться без цента, с совсем пустыми карманами было ужасно. А потом, если вернуться, можно угнать машину. Если не будет ключей в замке зажигания, сумею замкнуть провода. Надо было раньше сообразить, упрекнул он себя. Машины стояли, как будто ожидая, чтоб их угнали. Блэйн двинулся в обратную сторону, но, сделав два шага, остановился и пошел назад. Он не смел вернуться. Он бежал оттуда, и ни машины, ни деньги - ничто не могло теперь заставить его вернуться в город. Становилось все темнее. Он шел на север, решив пройти какое- то расстояние - не бегом, а быстрым, широким, свободным шагом, который незаметно съедает дорогу. Блэйн миновал окраины и оказался среди полей, и здесь чувство одиночества и безжизненности стало еще сильнее. Среди мертвых тополей бежал ручей, неровными рядами выстроились колья призрачных оград - но земля была абсолютно обнаженной, без единого листа или травинки. А в шуме ветра, проносящегося над пустырем, слышались рыдания. Темнота сгустилась. Пятнистое лицо луны - зеркало с растрескавшимся и почерневшим зеркальным слоем - отбрасывало бледный свет на пустынную землю. Он подошел к дощатому мостку, переброшенному через небольшой ручеек, и остановился, чтобы передохнуть и оглядеться. Ничто не двигалось, никто не шел за ним следом. Городок остался в нескольких милях позади, а на пригорке за ручьем стояла полуразвалившаяся заброшенная ферма - амбар, больше похожий на курятник, несколько перекосившихся пристроек и сам дом. Блэйн глубоко вздохнул, и даже воздух показался ему мертвым. У этого воздуха не было ни запаха, ни вкуса. Блэйн вытянул руку, чтобы взяться за перила моста, и рука, дойдя до деревянного поручня, вошла в него и прошла насквозь, как будто там ничего не было. Не было перил. Не было самого моста. Блэйн попробовал еще раз. Ведь я мог ошибиться, сказал он себе, мог не довести руку до перил или вообразить, что рука прошла сквозь дерево. Лунный свет обманчив. На этот раз он действовал крайне внимательно. Его рука вновь прошла сквозь перила. Он отступил несколько шагов от моста, который если бы и не был опасен, то все же требовал особой осторожности. Мост не был реальностью, это был или плод воображения, или галлюцинация: призрак, вставший поперек дороги. Если бы я ступил на него, подумал Блэйн, или решил пройти по нему, то упал бы в воду. А мертвые деревья, колья заборов - тоже галлюцинация? Вдруг он замер как вкопанный, пораженный неожиданно пришедшей мыслью: а что, если все галлюцинация? Какое-то время Блэйн стоял, не шевелясь и едва дыша, в страхе, что от малейшего движения может рассыпаться в прах этот хрупкий и нереальный мир, превратиться в бесконечное ничто. Однако земля под ногами была, или по крайней мере казалась, вполне твердой. Блэйн топнул ногой, и земля не провалилась под ним. Он осторожно опустился на колени и, широко разведя руки, стал ощупывать землю, чтобы убедиться в ее прочности. Какой идиотизм, рассердился сам на себя Блэйн, ведь я уже прошел по этой дороге, и она выдержала мои шаги, я не провалился. И все равно здесь ни в чем нельзя было быть уверенным: похоже, в этом месте не существует никаких правил. Или существуют, но такие, до которых надо доходить самому, типа: "Дороги реальны, а мосты - нет". Хотя нет, совсем не то. Все должно как-то объясняться. И объяснение должно быть связано с тем фактором, что в этом мире нет жизни. Это был мир прошлого, мертвого прошлого; а в нем существовали только трупы - и даже не сами трупы, а только их тени. И мертвые деревья, и колья оград, и мосты, и дома на пригорке - все это всего лишь тени. Тут не найти жизни: жизнь ушла вперед. Жизнь расположена в одной-единственной точке времени и движется по мере того, как идет время, вместе с ним. А значит, подумал Блэйн, человечество может распрощаться с мечтой попасть в прошлое и жить, думать, видеть, разговаривать вместе с теми, кто давно уже обратился в пыль. Не существует живого прошлого, а человечество прошлого может жить лишь в записях и памяти. Единственная реальность, в которой возможна жизнь, - это настоящее, и жизнь идет рядом с ним, не отставая, а там, где она уже прошла, все ее следы тщательно уничтожаются. Вероятно, что-то - скажем, Земля - может существовать во всех точках времени сразу, практически вечно сохраняя свою материальность. И умершее - умершее и сделанное искусственно - остается в прошлом подобно призракам. Заборы с натянутой на них проволокой, сухие деревья, строения фермы и мост - все это лишь тени настоящего, удерживавшиеся в прошлом. Удерживавшиеся, скорее всего, не по своей воле: просто они не могут двигаться, поскольку лишены жизни. Это длинные, длинные тени, вытянутые сквозь время и прикованные ко времени. Вдруг Блэйн осознал, что в этот момент на всем земном шаре единственное живое существо - это он. Он, и больше никого. Блэйн встал с колен и отряхнул пыль с ладоней. Впереди в ярком лунном свете виднелся мост - обычный, нормальный мост. И в то же время он знал, что моста нет. В западне, подумал Блэйн, я в настоящей западне, если не узнаю, как отсюда выбраться. А я не знаю. Даже если к его услугам была память всего человечества, такого знания в этой памяти бы не нашлось. Блэйн молча стоял на дороге и размышлял, человек ли он, сколько в нем осталось от человека. Но если он не только человек, если в нем есть еще разум инопланетного существа, у него остается надежда. Я ощущаю себя человеком, сказал он себе, однако что из этого следует? Даже если я полностью превратился бы в другое существо, все равно я ощущал бы себя самим собой. Человек, получеловек, совсем нечеловек - в любом случае я - это я. И вряд ли б я заметил разницу. Нельзя посмотреть на себя со стороны, оценить себя с хоть какой-то долей объективности. Я кем бы я ни был в минуту паники и ужаса знал, как ускользнуть в прошлое, и логично предположить, что мне известно, как возвращаться в настоящее или туда, что было настоящим для меня, в ту точку времени, как бы она ни называлась, где существовала жизнь. Однако следует признать холодный, жестокий факт: о том, как вернуться, у меня нет ни малейшего представления. Блэйн огляделся: вокруг лежала залитая лунным светом стерильно-холодная земля. Он почувствовал, как где-то в глубине его зародилась дрожь. Он попытался унять ее, поняв, что это лишь прелюдия к необузданному ужасу, но дрожь не проходила. Он мысленно напрягся, борясь со все нарастающей дрожью, и вдруг вспомнил, зацепил знание краешком разума. В следующий момент он услышал шум ветра в тополиных кронах - но ведь только что тополей здесь не было. Куда-то исчезла дрожь. Он снова был самим собой. Из травы и кустов доносилось стрекотание насекомых, огненными капельками мелькали в ночи светлячки. А сквозь ставни дома на холме пробивались тонкие, почти задушенные полоски света. Блэйн свернул с дороги прямо в ручей, по колено в воду перебрел на тот берег и вошел в тополиную рощу. Он вернулся. Вернулся обратно, из прошлого в настоящее, и сделал это сам. На какую-то долю секунды он было ухватил способ такого перехода, но тот снова ускользнул от него, и теперь он опять не знал. Но это было уже неважно. Блэйн был снова в своем мире. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Когда он проснулся, было еще темно, и только первые трели птиц говорили о приближении утра. Он взобрался на холм и на огороде неподалеку от дома сорвал три початка кукурузы, взял из кучи несколько картофелин. Затем выкопал стебель мясник-травы и с радостью отметил, что на нем росло целых четыре бифштекса. Вернувшись в тополиную рощу, Блэйн отыскал в карманах коробку спичек - единственное, что ему разрешил оставить шериф. В коробке было только три спички. Угрюмо глядя на три спички, он вспоминал тот далекий день, когда, сдавая экзамен на юного следопыта, надо было разжечь костер одной спичкой. Забавно, сдаст ли он этот экзамен сейчас? Он нашел сухой ствол и из сердцевины достал несколько горстей сухой, как порох, трухи. Затем наломал сухих мертвых веток и собрал несколько более толстых сучьев, внимательно следя, чтобы среди них не оказалось ни одного сырого - костер должен быть по возможности бездымным. Рекламировать собственное присутствие явно не было никакого смысла. По дороге наверху проехала первая машина. Где-то в отдалении мычала корова. Огонь занялся со второй спички. С тоненьких прутиков, бережно подкладываемых Блэйном, пламя перешло на толстые ветви, и костер загорелся ясным, бездымным пламенем. Поджидая, пока появятся угли, Блэйн присел у огня. Солнце еще не взошло, но проблески света на востоке становились все ярче, а от земли веяло прохладой. Внизу, журча по камням и гальке, бежал ручей. Блэйн с удовольствием набрал полную грудь утреннего воздуха, наслаждаясь его вкусом. Он был еще жив, снова был не один на Земле, имел еду - но что дальше? У него не было денег - у него не было ничего, кроме единственной спички и одежды, что на нем. Да еще мозг, который может его выдать, который, по словам старой ведьмы, "как сверкающее зеркало". Для первого же встречного слухача или лавочника он будет легкой добычей. Правда, можно днем прятаться, а идти ночью - ночью сравнительно безопасно, потому что все прячутся по домам. Еду можно брать в садах и огородах. Можно остаться в живых и каждую ночь проходить по несколько миль, но это слишком медленно. Должен быть другой выход. Он подбросил дров в огонь. Костер по-прежнему горел ярко и без дыма. Блэйн спустился к ручью и, улегшись на живот, напился прямо из поющего потока. А может, не надо было бежать из "Фишхука"? Что бы меня там ни ждало, теперешнее положение вряд ли лучше. Потому что теперь надо скрываться ото всех; доверять нельзя никому. Лежа на животе, Блэйн глядел на устланное галькой дно. Взгляд его остановился на одной гальке рубинового цвета. Мысленно взяв этот камень, он видел, из чего тот состоит, как расположены его кристаллы, он знал, откуда этот камень появился и где он перебывал за долгие тысячелетия. Затем он также мысленно отбросил его и взял другой камень, сверкающий кусочек кварца. Это что-то новенькое! Такого я раньше никогда не делал! Однако я сделал это так, словно всегда этим занимался, словно это привычное дело. Блэйн заставил себя подняться и сесть на корточки у ручья. То, что он сделал, для человека было поразительным, однако он чувствовал себя не таким уж ошеломленным - кем бы он ни был, он был самим собой. Он снова попробовал отыскать в себе разум Розового, но не нашел; несмотря на это, Блэйн знал, что он в нем. В нем, со всеми своими бессмысленными воспоминаниями, невозможными способностями, дурацкой логикой и поставленными с ног на голову ценностями. В мозгу вдруг возникла странная картина: процессия траурных геометрических фигур, нетвердой походкой бредущих через пустыню цвета червонного золота; ы ядовито-желтом небе висит кроваво-багровое солнце, и больше нет ничего... И в тот же ускользающий момент Блэйн вдруг понял, где находится это место, он знал его координаты в незнакомой ему космографической сети и представлял, как туда попасть. Потом все так же неожиданно прошло - исчезли и цифры и информация. Блэйн медленно встал на ноги и вернулся к костру. Углей уже было достаточно. Палочкой он выкопал в углях ямку, заложил туда картофелины и не очищенный от листьев початок кукурузы и вновь засыпал углями. Насадив мясо на раздвоенный конец ветки, зажарил бифштекс. С теплом костра, приятно греющим руки и ноги, к Блэйну пришла расслабляющая, неуместная умиротворенность - умиротворенность человека, готового ограничиться самым малым. Вместе с умиротворенностью пришла еще более неуместная уверенность. У него было такое ощущение, будто он заглянул в будущее и убедился, что все будет хорошо. Но это не было ясновидением. Существовали предсказатели, обладающие даром ясновидения или чем-то похожим, но у него такой способности никогда не было. Он скорее ощущал благополучность будущего, не представляя ни каких-то конкретных деталей, ни как там все будет, ни того, чем все кончится. Только уверенность в том, что все будет хорошо, простое старомодное предчувствие - и не больше. Бифштекс уже шипел, а из костра доносился аромат картофеля. Блэйн усмехнулся: хорошенькое меню на завтрак - бифштекс с печеным картофелем. Хотя не так уж плохо. Пожалуй, все пока не так уж плохо. Ему вспомнился Дальтон с сигарой в зубах, с прической ежиком, который, развалясь в кресле, проклиная мясник-траву как очередное посягательство на бизнесменов со стороны злокозненного "Фишхука". А кроме мясник-травы, подумал он, сколько еще? Интересно бы посчитать все, что появилось благодаря "Фишхуку". Прежде всего, с далеких звезд на Землю были привезены новые лекарства - совершенно другая фармакопея, способная облегчить страдания Человека и вылечить его от болезней. Появились новые ткани, новые металлы, множество новых продуктов. Родились новые архитектурные стили и материалы; люди получили новый тип литературы, узнали новые запахи, постигли новые принципы искусства. И еще к людям пришло дименсино - развлечение, которое вытеснило обычные телевидение, радио и кино. В дименсино зритель не просто видит и слышит - он чувствует. Он становился частью изображаемой ситуации. Зритель отождествляет себя с одним из героев или сразу с несколькими персонажами и живет их чувствами, действиями. На время он перестает быть самим собой, а выбирает себе личность из действующих в дименсино-постановке лиц. И все это - и продукты, и материалы, и дименсино - монополия "Фишхука". И потому, подумал Блэйн, все и ненавидят "Фишхук" ненавистью непонимающих, ненавистью оставшихся за чертой, ненавидят за помощь, равной которой человечество еще не знало. Бифштекс поджарился. Положив самодельный вертел из зеленой ветки на куст, Блэйн стал отрывать в углях картофель и кукурузу. Сидя у костра, Блэйн принялся за еду. Взошло солнце, замер ветерок, и казалось, весь мир затаил дыхание, стоя на пороге нового дня. На кроны тополей упали первые солнечные лучи, превратив листья в золотые монеты; запах ручей, уступая дневным звукам - мычанию стада на холме, рокоту машин на дороге, отдаленному гулу самолета высоко в небе. На шоссе ниже моста остановился автофургон. Из кабины вышел водитель, поднял капот и наполовину скрылся под ним. Затем вылез, вернулся в кабину, поискал что-то и, найдя, что искал снова вышел. До холма отчетливо доносилось звяканье инструментов о бампер. Грузовик был настоящей древностью - с бензиновым двигателем и колесами, но с дополнительной реактивной тягой. Такую колымагу редко где теперь встретишь, разве что только на свалке. Частный владелец, решил Блэйн. Перебивается как может, стараясь выдержать конкуренцию крупных фирм по автоперевозкам за счет заниженных цен и до предела срезанных накладных расходов. Краска на фургоне выцвела и местами облупилась, но поверх ее тянулись свеженамалеванные замысловатые кабалистические знаки, которые, несомненно, должны были отвести прочь все зло мира. По номеру Блэйн определил, что машина из Иллинойса. Разложив инструменты, шофер снова полез под капот. На холм обрушился шум ударов молотка и ржавый скрип отворачиваемых болтов. Блэйн закончил завтрак. У него осталось еще два бифштекса и две картофелины. Он перемешал уже начавшие остывать угли, наколол оба бифштекса на палочку и аккуратно обжарил. Из-под капота по-прежнему доносились удары и скрип. Пару раз водитель выбирался, чтобы передохнуть, и опять принимался за работу. Когда бифштексы как следует поджарились, Блэйн положил картофелины в карман и, держа бифштексы на палочке перед собой, как боевое знамя, стал спускаться к дороге. Заслышав звук шагов, водитель вылез из-под капота и обернулся. - Доброе утро, - как можно радушнее поздоровался Блэйн. - Завтракаю и вдруг вижу: кто-то подъехал. Шофер глядел на него с откровенной подозрительностью. - У меня осталась еда, - сказал Блэйн, - и я ее для вас приготовил. Хотя, может быть, вы уже поели. - Нет, еще не успел, - оживившись, произнес водитель. - Собирался перекусить в городке там, внизу, но все еще было закрыто. - Тогда прошу, - и Блэйн протянул ему палочку с нанизанными бифштексами. Водитель взял палочку, держа ее так, будто она может ужалить его в любую секунду. Порывшись в карманах, Блэйн извлек две картофелины. - Была еще кукуруза, три початка, - сообщил он, - но я съел. - Ты что, это мне даешь? - Конечно, - подтвердил Блэйн. - Впрочем, можешь швырнуть их мне в физиономию, если тебя это больше прельщает. Водитель нерешительно улыбнулся. - Пожалуй, я поел бы. До следующего городка еще миль тридцать, а на нем, - он ткнул пальцем в фургон, - неизвестно, когда я туда доберусь. - Нет соли, - сказал Блэйн, - но и так неплохо. - Спасибо. Я не знаю, чем... - Садись и ешь, - прервал его Блэйн. - Что там с двигателем? - Не знаю, кажется, карбюратор. Блэйн снял пиджак, аккуратно положил его на бампер и закатал рукава. Усевшись на камень на обочине, водитель принялся за еду. Блэйн взял гаечный ключ и полез на радиатор. - А где ты достал бифштексы? - поинтересовался водитель. - Да там, на холме. У фермера их целое поле. - То есть ты их украл? - А что делать, если нет ни работы, ни денег и надо пробираться в родные места? - Куда это? - Туда, в Южную Дакоту. Водитель, набив полный рот едой, замолчал. Блэйн заглянул под капот и увидел, что водитель уже ослабил все болты крепления карбюратора, кроме одного. Блейн наложил не этот болт ключ и потянул. Болт протестующе заскрежетал. - Черт побрал бы эту ржавчину, - выговорил водитель, не спуская глаз с Блейна. Справившись наконец с болтом, Блейн снял карбюратор и сел рядом с жующим шофером. - Скоро эта колымага вообще развалится, - заметил тот. - Впрочем, и с самого начала это был не подарочек, мучаюсь с ней всю дорогу. Сроки летят к чертям. Блэйн подобрав ключ к болтам карбюратора и начал борьбу с поржавевшей резьбой. - Пробовал вести машину по ночам, - сообщил водитель, - но после того раза - хватит. Такой риск не для меня. - Что-нибудь привиделось? - Если б не знаки на кузове, мне бы крышка. Правда, у меня есть ружье, но от него мало толку. Я не могу одновременно стрелять и крутить баранку. - Даже если б и мог, вряд ли это помогло. - Ну нет, приятель, - процедил водитель, - я бы им показал. У меня полный карман патронов с серебряной дробью. - А не дорого? - Еще как дорого. Но ничего не поделаешь. - Наверное, - согласился Блэйн. - И что ни год, то становится все хуже. Но там, на севере, появился наконец этот проповедник. - Проповедников везде хватает. - Точно, хватает. И все они только и могут разводить болтовню. А этот призывает заняться делом. - Ну вот, - Блэйн отвернул последний болт, вскрыл карбюратор и заглянул внутрь. - Нашел. Видишь, в чем дело? Водитель наклонился и посмотрел, куда показывал Блэйн. - Будь я проклят, если это не так! - Все, через пятнадцать минут будет готово. У тебя есть чем смазать резьбу? Водитель встал, вытер руки о штаны: - Пойду посмотрю. Он направился к машине, но вдруг вернулся: - Меня зовут Бак, - он протянул руки. - Бак Райли. - Блэйн. Можете называть меня Шеп. Они обменялись рукопожатием. Райли постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом решился. - Ты, кажется, двигаешься в Дакоту? Блэйн кивнул. - Я скоро рехнусь, если и дальше все буду делать один. - Я как-то могу помочь? - Согласен вести ночью? - Черт побери! - сказал Блэйн. - Конечно. - Ты за рулем, а я буду держать ружье наготове. - Тебе не мешало бы выспаться. - В общем, вдвоем как-нибудь справимся. Лишь бы колеса крутились не останавливаясь. Я и так потерял уже слишком много времени. - А ты едешь в сторону Южной Дакоты? Райли кивнул. - Ну что, присоединяешься? - С удовольствием. В любом случае лучше, чем идти пешком. - Кстати, подзаработаешь. Немного... - Забудь о деньгах. Главное, что ты меня подвезешь. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Они ехали с юго-запада на северо-восток, ведя машину и днем и ночью, но тем не менее половину времени стояли. Грузовик и вправду оказался чуть лучше ржавой консервной банки. Им приходилось воевать с громоздким двигателем, сражаться со старыми, лысыми шинами, ухаживать за рахитичным шасси, чтобы продвинуться еще на несколько миль. Дороги были плохими, как все дороги теперь. Эра гладких, твердых, чуть ли не с зеркальным покрытием шоссе давно кончилась. Пришло время нового транспорта: полуавтомобилей-полусамолетов; хорошие дороги не нужны машинам, которые вовсе не касаются земли. Чуть живые шины со стоном прыгали по неровному, выщербленному асфальту. С новыми шинами было бы легче, подумал Блэйн, но даже если б Райли мог позволить себе заплатить за них, он вряд ли их достал. Спрос на шины обычного типа упал почти до нуля, и увидеть их где-то в продаже было почти невозможно. И еще одна постоянная проблема - бензин. Заправочных станций не было; последние заправочные станции закрылись лет пятьдесят тому назад. Транспорту, работающему на атомной энергии, заправляться не надо. Поэтому в каждом городке и приходилось искать магазин сельскохозяйственных товаров или кооперативную фермерскую лавку и покупать там, поскольку большинство сельскохозяйственных машин работало на бензине. Они спали урывками, используя для сна каждый удобный момент, они ели на ходу, запивая бутерброды и пирожки кофе из старой жестяной фляги. Так они пробирались древними дорогами, по которым современный транспорт ходил лишь по той причине, что в старину умели строить и знали, что прямая - кратчайшее расстояние между двумя точками. - В жизни б не взялся за эту работу, - сказал Райли, - но мне обещали хорошо заплатить. А деньги, сам понимаешь, не помешают. - Ничего, все будет нормально, - успокоил его Блэйн. - Может, опоздаешь на день-другой, но доехать мы доедем. Райли вытер лицо вылинявшим, когда-то красным платком. - Тут не только грузовик угробишь, - сказал он. - Тут и сам рехнешься от страха. Это верно, подумал Блэйн, Рейли весь пропитан страхом, страх проник ему в кровь и плоть. И притом он не производит впечатления человека, который просто с детства запуган зверинцем ужасов и кошмаров и продолжает и в зрелом возрасте с легкостью вызывать в своем воображении все эти древние ужасы. Нет, тут что-то более реальное, чем отзвуки детских ночных кошмаров. Блэйну его попутчик казался причудливым экспонатом из средневекового паноптикума. Человек, который боится темноты и существ, по его представлению, обитающей в ней! Человек, который верит, что его защитят намалеванные кабалистические знаки и дробовик, заряженный серебряной картечью! Блэйну приходилось слышать о подобных людях, но воочию до сих пор он их не видел. А если таковые и были среди его знакомых по "Фишхуку", то они искусно и тщательно скрывали свои взгляды. Но как Блэйн поражался Райли, так и Райли не переставал удивляться Блэйну. - Тебе не страшно? - допытывался он. Блэйн покачал головой. - Ты что, не веришь в нечистую силу? - Всегда считал это детскими сказками, - отвечал Блэйн. Тогда Райли начинал убеждать его: - Это не сказки, приятель, можешь мне поверить. Я встречал столько людей и слышал столько историй, и у нас в Индиане жил один старик. Однажды его нашли висящим на заборе, у него было перерезано горло, а вокруг тела были следы копыт, и стоял запах серы... - Если не поверишь в эту сказку, найдется другая, не менее жуткая, загадочная, окутанная мраком древности. - Тебе хорошо, - сказал Блэйну Райли. - Ты их не боишься, и, может быть, они тебя не тронут. Собака кусает бегущего, но лижет руку тому, кто ее не боится. - Тогда все просто, - заметил Блэйн. - Перестань бояться. Но давать такой совет человеку вроде Райли было бесполезно. Каждую ночь, когда Блэйн вел машину, Райли, дрожа от страха и судорожно сжимая ружье с серебряной картечью, вглядывался в темноту. Все, что им встречалось на пути -перебегающая дорогу лиса, сова, пролетевшая рядом, любая мелькнувшая у обочины тень, - все превращалось в ночные призраки, а вой койотов становился завываниями башни, вышедших на поиски жертвы. Но не все было только плодом больной фантазии Райли. Однажды им встретилась тень в форме человека, но уже не человек, - она вращалась и изгибалась в ленивом танце на высокой ветке над лесной порослью, они проехали обугленные развалины фермы, черный дымоход которой, как вытянутый обвиняющий палец, указывал в небо. Как-то раз, когда Райли возился с проржавелыми свечами, Блэйн отправился вверх по ручью, чтоб найти родник, и заметил вдали дымок небольшого костра. Они слишком поздно услышали его шаги, и Блэйн успел заметить их тени, вздымавшие вверх по заросшему лесом откосу скалы. На вытоптанной лужайке рядом с костром лежала опрокинутая сковорода, четыре наполовину поджаренных форели валялись на примятой траве рядом со стегаными ватными одеялами. На случай дождя стоял грубо сложенный шалаш. Блэйн опустился на колени рядом с костром и поправил сковороду. Затем положил на сковороду рыбу, предварительно очистив ее от приставших веточек и травинок. Сначала он думал позвать беглецов, сказать, что не надо прятаться, потом понял, что это бесполезно - доверия от них ждать уже поздно. Потому что они - дичь. Загнанная дичь в тех самых Соединенных Штатах, где когда-то так ценили свободу, где в свое время столько говорилось о правах человека! Он стоял на коленях, разрываясь от гнева и жалости, чувствуя, как начинает щипать в глазах. Он потер глаза кулаками, и мокрые костяшки оставили на лице грязные полосы. Он постоял так еще немного, затем поднялся и пошел обратно, вниз по ручью, позабыв, что искал родник, который был наверняка уже совсем рядом. Райли о тех, кого он встретил, Блэйн не стал говорить. Они пересекали пустыни, пробирались через горы и наконец выехали на бескрайние просторы плоскогорья, где носился только ветер, не встречая на пути своем ни деревца, ни холма. Блэйн, расслабившись, отдыхал на сиденье рядом с Райли. Солнце разогревало сухой ветер, и к северу, над пересохшим руслом реки, песчаные духи кружили смерчи. Крепко вцепившись в руль, ссутулившись, Райли вел фургон. На лице у него было написано напряжение, временами его щеку подергивал нервный тик. Этот человек, подумал Блэйн, боится даже днем даже при свете он не прекращает свою схватку с темнотой. А не связано ли это с грузом, который мы везем, предположил Блэйн. Ни разу за весь путь Райли не обмолвился о своем грузе, ни разу не проверил его. На задней двери фургона висел тяжелый амбарный замок, издающий угрюмое бряканье каждый раз, когда машина подпрыгивала на ухабах. Раз или два Блэйн уже собирался спросить Райли, но что-то останавливало его. О том, что этой темы лучше не касаться, говорили ему не поступки или слова Райли, а какая-то его подчеркнутая небрежность. А потом, решил Блэйн, меня это не касается. Какое мне дело, что там, в фургоне. Для меня главное - сам грузовик, каждый поворот колеса которого приближает к цели. - Если сегодня ночью мы поднажмем, к утру будем на реке, - сказал Райли. - На Миссури? Райли кивнул: - Если не сломаемся. И если сможем держать скорость. Но в эту ночь они повстречали ведьм. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Справа они заметили что-то темное, мелькнувшее над дорогой в пучке света фар, потом увидели их, летящих в лунном свете. Собственно, они не летели, поскольку у них не было крыльев, а двигались по воздуху, как рыба плывет по реке, с грациозностью, свойственной только летающим существам. В первый момент это можно было принять за мельтешение бабочек в луче света или бесшумный бросок на добычу ночного крылатого хищника, но только в первый момент, когда разум не мог преодолеть убеждения, что этого не может быть; но тут же не осталось никаких сомнений в том, что они увидели. Они увидели летающих людей. Левитаторы, подумал один. Ведьмы, летящие на шабаш, решил другой. Увидев, что Райли высунул ствол ружья в открытое окно, Блэйн ударил по тормозам. Райли спустил курок, и звук выстрела в кабине прозвучал оглушительнее грома. Машину занесло, и она остановилась поперек дороги. Дернув Райли за плечо, Блэйн вывел его из равновесия, а другой рукой вырвал у него ружье. Он взглянул на Райли: на лице у него был написан смертельный ужас. Его челюсть ходила беззвучно вверх-вниз, как у марионетки, в углах рта выступила пена. Глаза его бешено вращались, а лицо превратилось в уродливую маску от сведенных судорогой мышц. Скрюченные пальцы тянулись к ружью. - Прекрати! - заорал Блэйн. - Это всего лишь левитаторы. Слово ничего не значило для Райли. Страх грохотал у него в мозгу, заглушая разум и логику. Уже обращаясь к Райли, Блэйн понял, что слышит голоса, беззвучный хор голосов, обращающихся к нему среди ночи. "Друг, один из нас ранен алая струйка по мускулистому плечу не сильно. А где ружье? Ружье с печально обвислым стволом. Все в порядке - ружье у нашего друга. Теперь займемся этим загнанная в угол, рычащая собака; скунс с поднятым хвостом, готовая к броску, свернувшаяся в кольцо гремучая змея. - Стойте, - закричал Блэйн. - Подождите! Опасности больше нет. Он не будет стрелять. Нажав локтем на ручку замка, он распахнул дверь и, оттолкнув Райли, вывалился из кабины, держа в руках ружье. Блэйн переломил дробовик, и патроны выпали; отбросив ружье на дорогу, он облокотился на автомобиль. Ночь вдруг стала абсолютно беззвучной, не считая стонов и воя Райли, доносящихся из кабины. - Все, - сказал Блэйн, - больше нечего бояться. Они нырнули с неба, как будто стояли там на невидимой платформе, и мягко приземлились на ноги. Медленно и бесшумно они приблизились к нему и остановились, ничего не произнося. - По-идиотски ведете себя, - сказал им Блэйн. - В следующий раз кому-нибудь из вас отстрелят голову безголовое тело, прогуливающееся небрежной походкой, клубы пены, вскипающие из обрубка шеи. Блэйн заметил, что все они были молоды, не старше восемнадцати, а одеты в подобие купальных костюмов. Блэйн уловил исходящее от них чувство веселья и озорства. Они подошли еще ближе, Блэйн попытался прочесть еще что-нибудь по из виду, но больше ничего не увидел. - Ты кто? - спросил один из них. - Шепард Блэйн, из "Фишхука". - Куда ты едешь? - В сторону Южной Дакоты. - На этом грузовике? - И с этим человеком, - добавил Блэйн. - Не трогайте его. - Он стрелял в нас. Он ранил Мари. - Пустяки, - сказала Мари, - царапина. - Он боится, - сказал Блэйн. - У него патроны с серебряной картечью. Блэйн почувствовал, что мысль о серебряной картечи их развеселила. И ощутил необычность сложившейся ситуации: лунная ночь, заброшенная дорога, машина поперек шоссе, заунывный вой ветра над прерией и они двое, он и Райли, окруженные не индейцами из племени сиу, или команчей, или черноногих, а группой паранормальных подростков, вышедших ночью повеселиться. И кто вправе осудить их, спросил он себя, или мешать им? Если эти небольшие акции протеста помогают им самоутверждаться в их полной унижений жизни, если этим путем они отстаивают какую-то долю своего человеческого достоинства, тогда их поступки - вполне нормальное человеческое поведение, за которое из нельзя винить. Он всматривался в лица, которые мог разглядеть в расплывчатом свете луны и фар, и видел, что идет борьба между вспыльчивостью и нерешительностью. Из машины по-прежнему доносились стоны водителя, бьющегося в истерике. - "Фишхук"? Башни зданий на холме, квадратные километры зданий, массивный, величественные, вдохновляющие... - Верно, - подтвердил Блэйн. От группы отделилась девушка, подошла к Блэйну и протянула ему свою ладонь. - Друг, - сказала она, - мы не ждали встретить здесь друга. Нам всем очень жаль, что мы причинили тебе неприятности. Блэйн взял ее руку и ощутил пожатие сильных, молодых пальцев. - На дорогах редко кого встретишь ночью, - сказал один из ребят. - Мы просто веселились, - сказал другой, - в жизни так мало веселого. - Мало, - согласился Блэйн. - Я сам знаю, как мало. - Мы ряженные - ведь скоро канун Дня святых, - добавил еще один. - Ряженные? День святых? А, ну тогда все понял. Рука, стучащая в закрытые ставни, повешенная на дерево калитка, перевернутая вверх ногами табличка с заклинаниями. - Им это полезно. Сами напрашиваются. - Пусть так, - сказал Блэйн. - Но ведь это опасно. - Не очень. Они слишком боятся. - Но этим положению не поможешь. - Мистер, положению ничем не поможешь. - А "Фишхук"? - спросила стоящая перед Блэйном девушка. Блэйн внимательно посмотрел на нее и вдруг понял, как она красива: голубые глаза, золотистые волосы и фигура, которая в древние времена сделала бы ее победительницей всех конкурсов красоты, - идол, благополучно позабытый человечеством, увлекшимся парапсихологией. - Не знаю, - сказал Блэйн. - Прости, но я не знаю. - Что-то случилось? Тебе грозит опасность? - Пока нет. - Тебе нужна помощь? - Ни к чему, - как можно беззаботнее произнес Блэйн. - Мы можем полететь с тобой куда скажешь. - Я не умею летать. - И не надо. Мы сами он в воздухе, поддерживаемый за руки двумя левитаторами. Блэйн передернул плечами: - Нет уж, благодарю, лучше не надо. Кто-то открыл дверцу машины, кто-то вышвырнул Райли на землю. Рыдая, водитель пополз на четвереньках. - Оставьте его, - закричал Блэйн. Девушка обернулась. Мысли ее прозвучали резко и властно: - Отойдите, не трогайте его! Чтоб никто пальцем его не тронул! - Но Анита... - Даже пальцем, - повторила она. - Это же подонок. Стреляет серебряной картечью. - Нет! Они отошли. - Нам пора, - сказала Анита Блэйну. - Думаешь, все будет нормально? - С этим? Она кивнула. - Ничего, я с ним справлюсь, - успокоил ее Блэйн. - Меня зовут Анита Эндрюс. Я живу в Гимальтоне, мой телефон - 276. Запиши в память. - Записано, - Блэйн показал ей слова и цифры. - Если понадобиться помощь... - Я позвоню... - Обещаешь? - Клянусь! Крест на бьющемся сердце. Неожиданно прыгнув, Райли схватил ружье и теперь, пошатываясь, стоял и шарил в кармане в поисках патрона. Блэйн бросился ему в ноги, ударив его плечом чуть выше колен; одной рукой он обхватил Райли за пояс, другой попытался поймать ствол ружья, но промахнулся. Падая, он крикнул: - Быстрей! Быстрей все убирайтесь! Затрещала одежда; но Блэйн почувствовал, как шершавый асфальт обдирает ему кожу, но Райли не выпустил, увлекая его за собой. Когда скольжение по асфальту прекратилось, Блэйн снова попытался нащупать ружье. Ствол блеснул в темноте и опустился ему на ребра. Блейн охнул, попробовал ухватиться за него, но Райли еще раз взмахнул ружьем, как дубинкой. В отчаянии Блейн наугад нанес удар и почувствовал, как его кулак погрузился в живот водителя. Раздался возглас боли, и тяжелый ствол прошел в дюйме от лица Блейна. Его рука рванулась вперед, поймал ствол и дернул на себя, одновременно выкручивая. Завладев ружьем, Блейн откатился в сторону и вскочил. Райли, как носорог, склонив голову, расставив руки, несся на него. На лице его жутко застыл ревущий оскал. Блейн едва успел отбросить ружье. Он попытался увернуться от приближающегося Райли, но Райли сумел ухватить его своей окорокообразной лапой за бедро. Не давая ему убрать руку, Блейн резко повернулся. Райли попробовал затормозить, но было поздно. С оглушительным грохотом его тело по инерции врезалось в грузовик. Райли обмяк и свалился. Блейн, выжидая, смотрел на него: тот не двигался. Из ночи не доносилось ни звука. Все исчезли, кроме них, вокруг никого не было. Только он и Райли и потрепанный фургон. Блейн отвернулся, поглядел на небо, но там тоже ничего не было, кроме луны, звезд и однако степного ветра. Он опять посмотрел на Райли и увидел, что тот жив. Райли уже сидел, держась за передний борт. Удар о кузов рассек ему лоб, и больше драться явно не собирался. Он тяжело пыхтел, стараясь отдышаться, и в глазах у него стоял дикий блеск. Блейн сделал шаг в его сторону. - Дурак проклятый, - сказал он. - Если б ты еще раз выстрелил, нам бы конец. Они нас на куски разорвали. Райли глядел на него вытаращенными глазами, силясь что-то сказать, но из его рта доносилось только: "Ты-ты-ты". Блейн шагнул к нему и протянул руку, чтобы помочь встать, но Райли отпрянул от него, прижавшись изо всех сил к кузову, как бы пытаясь раствориться в металле. - Ты один из них! - взвизгнул он. - Я давно понял... - Ты с ума сошел! - Я тебя раскусил! Ты не хочешь, чтоб тебя видели. Не отходишь от машины. За едой и кофе всегда хожу я. Ты не ходишь. И насчет бензина договариваюсь я. А не ты. - Машина твоя, а не моя, - ответил Блейн. - И деньги у тебя. А у меня, ты знаешь, ни гроша. - А как ты появился, - скулил Райли. - Вышел прямо из лесу. Ты, наверное, всю ночь там с ними провел. И ты не как все, ты ни во что не веришь. - Потому что я не дурак, - сказал Блейн. - Вот и все. Я не больший парапсих, чем ты. Думаешь, если б я был колдуном, стал бы я трястись с тобой на этой жестянке? Он подошел к Райли, схватил его и рывком поднял на ноги. И встряхнул так, что у него закачалась голова. - Хватит! - заорал на него Блейн. - Нам ничего не грозит. Поехали отсюда. - Ружье! Ты выбросил ружье! - К чертям ружье! Пошли в машину. - Но ты с ними разговаривал! Я сам слышал! - Ни слова ни сказал. - Ты не ртом разговаривал, - сказал Райли. - Не языком. Но я слышал. Не все. Только отрывки. Но ты разговаривал. Прижимая его одной рукой к грузовику, Блейн открыл дверцу. - А ну, заткнись и забирайся, - процедил Блейн. - Подумаешь, ружье у него есть! Серебряная картечь! Он слышал, надо же! Поздно, решил он. Объяснять бессмысленно. И показывать ему или пытаться помочь тоже бесполезно. Скорей всего, если ему рассказать правду, он утратит последние остатки логики и совсем сойдет с ума, утонет в трясине комплексов. Блейн обошел фургон в другой стороны, сел, завел мотор и развернул машину вдоль дороги. Целый час они ухали молча. Скрючившись в углу, Райли не спускал с Блейна испытывающих глаз. - Извини, Блейн, - наконец произнес он. - Наверное, я был не прав. - Конечно, не прав. Если бы ты открыл стрельбу... - Я не об этом, - перебил его Райли. - Если б ты был одним из них, ты бы не остался. Они могли бы тебя домчать куда надо в сто раз быстрее. Блейн рассмеялся: - Чтоб тебя совсем успокоить, завтра за кофе и продуктами пойду я. Конечно, если ты мне доверишь деньги. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Блейн сидел на стуле в закусочной и ждал, пока ему завернут сандвичи и нальют во флягу кофе. В зале кроме него было еще два посетителя, и на Блейна они никакого внимания не обращали. Один только что закончил трапезу и теперь читал газету. Другой, склонившись над тарелкой, метал в рот густую массу, которая раньше была яичницей с жаренным картофелем, а сейчас, от тщательного перемешивания, видом напоминала собачий корм. Блейн повернулся лицом к мощной стеклянной стенке здания. На улице было по-утреннему тихо, брел один-единственный пешеход, и мимо него время от времени проносились автомобили. Наверное, было глупо, подумал Блейн, вот так рисковать лишь для того, чтобы попытаться развеять сомнения Райли, успокоить его. Хотя ясно: что бы водитель ни говорил, подозрения у него остались. Правда, осталось немного, скоро должна быть река, а в нескольких милях к северу - Пьер. Кстати, любопытно: за всю дорогу Райли ни разу не обмолвился, куда он едет. Впрочем, ничего странного: Райли явно боится и не касается тем, связанных с его грузом. Блейн отвернулся от окна, получил сверток с сандвичами и кофе, отдал бармену пятидолларовую купюру, а сдачу положил в карман. Выйдя, Блейн направился к заправочной станции, где его ждал Райли со своим фургоном. Было слишком рано, и заправщики на станцию еще не пришли. Блейн и Райли договорились перекусить, потом, когда станция откроется, заправиться и двинуться дальше. Возможно, рассчитывал Блейн, это будет последний день их совместного пути. Стоит им доехать до реки, и он пойдет сам, на север, в Пьер. Утро было совсем свежим, почти холодным, и воздух обжигал ему ноздри. Начался еще один хороший день - еще один миг октября, когда небо затянуто дымкой, а воздух пьянит, как вино. Блейн вышел к бензоколонке. Грузовика там не было. А может, подумал Блейн, он отъехал за угол. Но еще предполагая это, Блейн уже знал, что неправ. Он понял, что его провели. Для того, чтобы избавиться от Блейна, Райли пришлось пожертвовать пятью долларами и поискать другое место для заправки. Блейна это особенно не поразило, он понимал, что втайне был готов к этому. Так или иначе, с точки зрения Райли это было простейшее разрешение сомнений предыдущей ночи. На всякий случай Блейн обошел квартал. Машины не нашел. Приходилось рассчитывать на себя. Еще немного, и городок начнет просыпаться. надо успеть уйти до этого. Найти какое-нибудь место, где переждать день. Минуту он стоял, ориентируясь. Ближняя окраина лежит к востоку, решил он, так как мы въехали с юга и проделали милю-две по городу. Блейн тронулся в путь, стараясь двигаться как можно быстрее и в то же время не привлекать внимания. Проехало несколько машин, кто-то вышел на порог за газетой, прошел человек - в руке корзина с завтраком. На Блейна никто не обращал внимания. Дома стали реже, началась последняя улица города. Здесь плоскогорье кончалось, и рельеф пошел под уклон - поросшие лесом бугры и холмы, каждый чуть ниже, чем предыдущий. Впереди Миссури, понял Блейн. Где-то впереди, за последним холмом, шумит могучая река с ее песчаными отмелями и ивняковыми островами. Он пересек поле, перелез через ограду и спустился в крутой овраг, где меж кустов бежал крохотный ручеек. Опустившись на четвереньки, Блейн заполз в кустарник. Он нашел идеальное укрытие. За пределами города, и ничего такого, что могло бы привлечь людей: рыбу ловить слишком мелко, а купаться слишком холодно. Здесь его не найдут. Здесь никто не учует сверкающее зеркало у него в мозгу; никто не крикнет: "Парапсих!" А ночью он двинется дальше. Он съел три сандвича, запил кофе. Взошло солнце. Просачиваясь сквозь кусты, его лучи разбивались на мозаику света и тени. Из городка слабо доносились звуки - рычание грузовика, лай собак, голос женщины, скликающей детей. Как я уже далеко забрался после той ночи в "Фишхуке", думал Блейн, сидя под ивами и ковыряя веточкой в песке. Далеко от виллы Шарлин, от Фредди Бейтса. А до сих пор у меня не было времени поразмыслить об этом. То, что было неясно тогда, неясно и сейчас: правильно ли я поступил, убежав из "Фишхука", не лучше ли было, несмотря на слова Годфри Стоуна, остаться и испытать все, что ни уготовил бы ему "Фишхук". Мысли вернули его к залитой светом голубой комнате, откуда все началось. Он видел ее, как будто был в ней только вчера - лучше, чем если бы был вчера. Чужие звезды мерцали над этой комнатой без крыши, колеса легко катились по гладкому голубому полу, а вокруг стояли странные предметы, которые могли быть и мебелью, и произведениями искусства, и всем чем угодно. Все предстало перед ним как реальное - неправдоподобно реальное, без резких контрастов и без расплывчатости, со всеми без исключениями деталями и подробностями. - Вот ты и вернулся! - приветствовал его, приподнявшись, лениво распластавшийся Розовый. Он действительно был там. Без машины или тела, без каких-либо приспособлений, только силой разума Шепард Блейн вернулся к Розовому, в его голубую комнату за пять тысяч световых лет от Земли. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Разум увидеть нельзя. И все же Розовый видел его или чувствовал - во всяком случае, о присутствии разума Блейна он знал. А Блейна это и не удивляло и не пугало. Он чувствовал себя так, как будто вернулся домой, и голубая комната казалась ему более знакомой и близкой, чем в первое посещение. - Н-да, - удовлетворенно хмыкнул Розовый, оглядывая его разум. - Неплохая получилась парочка. Ну конечно, подумала та часть разума, которая еще оставалась Шепардом Блейном, ведь я, или, по крайней мере, часть меня, или даже половина и в самом деле вернулась домой. Потому что на сколько-то процентов возможно, мне никогда не узнать, насколько я и есть сидящее перед ним существо. Я одновременно и Шепард Блейн, путешественник с Земли, и дубликат обитателя голубой комнаты. - Ну, как дела? - любезно осведомилось существо. Как будто не знает само! - Есть одна просьба! - торопливо сказал Блейн, спеша объяснить все до того, как ему придется покинуть эту планету. - Одна-единственная. Ты сделал нас как зеркало. Мы отражаем чужие мысли. - А как же иначе? - удивился Розовый.- Разве можно по-другому? На чужой планете приходится экранизировать от черезчур любопытных разумов. Конечно, здесь, дома, нет нужды... - Ты не понял, - запротестовал Блейн. - Твой экран нас не защищает. Он только привлекает к нам внимание. Из-за него мы чуть не погибли. - Этого не может быть, - сердито оборвало его существо. - Погибнуть невозможно. Нет такого понятия, как смерть. Смерть бессмысленна. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Кажется, очень давно была планета... Стало почти слышно, как существо перебирает пыльные архивные папки в заваленной знаниями памяти. - Да, - подтвердило оно. - Было несколько таких планет. Это позор. Для меня это непонятно. Непостижимо. - На моей планете, - сказал Блейн, - умирает все, поверь мне. Абсолютно все. - Неужели все? - Ну, точно не скажу. Возможно... - Вот видишь. Даже у тебя на планете смерть не обязательна. - Не знаю, - сказал Блейн, - кажется существуют и бессмертные вещи. - То есть нормальные. - Смерть не бессмысленна, - настаивал Блейн. - Смерть - процесс, благодаря которому на моей планете стали возможны развитие и дифференциация видов. Она не дает зайти в тупик. Это ластик, который стирает ошибки и открывает путь новым началам. Розовый уселся поудобнее. Чувствовалось, как он устраивается, собираясь с мыслями, подтягиваясь, готовясь к долгому и плодотворному обсуждению и, может быть, спору. - Может, ты и прав, - сказал он, - но такой путь слишком примитивен. Это кончится первоначальным хаосом. Есть лучшие решения. Существует даже этап, когда самосовершенствование, о котором ты говоришь, перестает быть нужным. Но прежде всего скажи, ты доволен? - Доволен? - Ты ведь стал более совершенен. Ты больше, чем обычный разум. Ты - это частично ты, частично я. - Ты ведь тоже частично я. Существо удовлетворенно хмыкнуло: - Видишь ли, тебя сейчас двое - ты и ; а я - даже трудно сказать, сколько нас одновременно. Я так много путешествовал и нахватался всякого - разумов в том числе. Кстати, многих из них, откровенно говоря, можно было и не брать. Но, знаешь ли, хотя я сам странствую очень много, у меня в гостях почти никто не был. Ты не представляешь, как я признателен тебе за твой визит. Когда-то у меня был знакомый, который частенько меня навещал, но это было так давно, что и не вспомнишь. Кстати, ведь у вас измеряют время, то есть поверхностное время? Блейн объяснил, как люди измеряют время. - М-м, сейчас прикинем, - существо начало быстро подсчитывать что-то в уме. - По-вашему счету выходит приблизительно десять тысяч лет назад. - Когда у тебя был твой приятель? - Да, - подтвердил Розовый. - С тех пор ты мой первый гость. И ты сам пришел ко мне. Не дожидаясь, пока к тебе приду я. Ты был в машине... - А почему, - поинтересовался Блейн, - ты спросил меня про наш счет времени? Ведь у тебя есть мой разум. Ты знаешь все, что знаю я. - Естественно, - пробормотал Розовый. - Все твои знания во мне. Но я еще не разбирался в них. Ты не представляешь, что у меня там твориться! Еще бы, подумал Блейн. Тут с одним-то лишним разумом не знаешь, как разобраться. Интересно... - Ничего, - успокоил его Розовый. - Со временем все образуется. Потерпи немного, и вы станете единым разумом. Вы поладите, как ты считаешь? - Но с отражателем ты и устроил нам... - Я вовсе не хочу вам неприятностей. Я стараюсь как лучше. И делаю ошибки. И исправляю их. Снимать экран? - Снимай, - поспешил согласиться Блейн. - Я путешествую, - рассказывало существо, - не сходя с этого места. Сидя здесь, я бываю, где захочу, и ты не поверишь, как мало встречается разумов, стоящих обмена. - Ну, за десять тысяч лет ты их, думаю, набрал немало. - За десять тысяч лет? - озадаченно спросило существо. - Мой друг, десять тысяч лет - это только вчера. Существо покопалось в памяти, но, опускаясь в глубины воспоминаний все глубже и глубже, так и не дошло до начала. - Иди сюда, - пригласил Розовый, - садись рядом со мной. - Вряд ли в таком виде, - объяснил Блейн, - я смогу сидеть. - Конечно, как я не сообразил. Тогда подвинься поближе. Ты ведь сам пришел ко мне в гости? - само собой, - пробормотал Блейн, не понимая, о чем идет речь. - Тогда, - произнесло существо, - давай поболтаем о путешествиях! - Давай, - Блейн пододвинулся к нему. Они сидели в голубой комнате, залитой светом неизвестных звезд, и под отдаленный рокот бушующей пустыни Розовый рассказывал. Не только о цивилизации машин. О племени насекомых, которые тысячелетиями накапливали неисчерпаемые запасы пищи, им не нужной, и стали рабами собственной слепой жадности. О расе, сделавшей искусство объектом религиозного поколения. О станциях подслушивания, обслуживаемых гарнизонами одной галактической империи, о которой давно забыли все, кроме самих гарнизонов. О фантастически сложных, сексуальных традициях еще одной расы, которая практически все усилия направляла на разрешение воспроизводства. О бесплодных, голых планетах, никогда не знающих жизни. И о других планетах, где, как в колбах и ретортах алхимика, шли такие химические реакции, какие разум не в состоянии не то что понять, но даже представить, и где, в результате этих химических реакций, зарождалась шаткая, эфемерная жизнь, чтобы через доли секунды опять уйти в небытие. Об этом и о бесконечно многом еще. Слушая, Блейн в полной мере осознал, насколько фантастичен случайно повстречавшийся ему Розовый, который не может вспомнить начала и не представляет конца; существо со странствующим разумом, за миллионы лет посетившее миллионы звезд и планет на расстоянии миллионов световых лет в этой и соседней галактиках. Перед ним было существо, которое принесло бы человеческому племени неисчерпаемую пользу. То, что говорилось сейчас, стоило всех усилий, затраченных когда-либо человечеством. Человечество встретилось с расой, у которой, похоже, не было других эмоций, кроме дружелюбия: если у нее и существовали когда-то эмоции, то за бесконечные годы мысленных путешествий они износились в прах. Потому что, наблюдая, подглядывая в окна соседей по галактике, эта раса научилась терпимости и пониманию не только по отношению к себе подобным или человечеству, но и ко всем созданиям, пониманию жизни во всем разнообразии ее проявлений. Научилась приятию любой мотивации, любой этики, любой культуры, какой чужеродной она не казалась бы. Вдруг до Блейна дошло, что все знания, о которых он думает, находятся в равной степени и в мозгу одного человеческого существа - некого Шепарда Блейна; если тот только сможет разобрать знания, систематизировать их и аккуратно сложить, то ими можно будет пользоваться. В беседе Блейн потерял чувство времени, утратил ощущение того, кто он, где находится и зачем; он позабыл обо все на свете, как мальчик, самозабвенно слушающий невероятные истории старого матроса, вернувшегося из дальних, неведомых стран. Комната стала родной, Розовый уже был другом, а далекие звезды не казались чужими; завывания пустынного ветра звучали как с детства знакомая колыбельная. Он не сразу понял, что рассказы о далеком и древнем уже прекратились, и он слушает только ветер. Он потянулся, как после сна, и существо сказало: - Мы отлично провели время. Не помню, чтоб я когда-либо получал столько удовольствия. - Подожди, - попросил Блейн, - еще один вопрос... - Насчет экрана не беспокойся. Я его убрал. Теперь тебя никто не выдаст. - Я не о том. Я про время. У - то есть мы каким-то образом управляем временем. Дважды это спасло мне жизнь... - Знание у тебя. В своем разуме. Надо только найти его. - Но ведь время... - Время, - сказал Розовый, - что может быть проще времени! ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Блейн долго лежал, наслаждаясь чувством тела, - у него опять было тело. Он ощущал прикосновение воздуха к коже, теплую влагу. выступившую на руках, лице и груди. Он уже не был в голубой комнате, потому что там у него не было тела, и потом исчез шелест пустынного ветра. Вместо этого он слышал равномерное хриплое всхлипывание. Густой, резкий запах антисептики наполнял ноздри, горло. легкие. Медленно, готовый тут же закрыть глаза при первой необходимости, Блейн поднял веки. И не увидел ничего, кроме безразличной белизны потолка. Голова его лежала на подушке, под ним была простыня, а сам он был одет в накрахмаленную рубашку. Он повернул голову и увидел рядом другую кровать, на которой лежала мумия. "Что может быть проще времени", - сказало существо из другого мира. Оно собиралось рассказать ему о времени, но он не смог остаться еще, чтобы дослушать. Мумия из соседней кровати была полностью замотана бинтами, и только на месте ноздрей и рта оставались отверстия. Мумия дышала, и каждый вздох сопровождался всхлипыванием. Белые, как потолок, стены, кафельный пол, стерильность обстановки не оставляли сомнений относительно того, куда он попал. Блейн лежал в больничной палате рядом с хрипящей мумией. Страх волной накатил на него, но Блейн не шевелился, давая страху перекатиться и схлынуть. Потому,что даже испытывая страх, он чувствовал себя в безопасности. По какой-то причине - он не мог вспомнить какой - Блейн был уверен, что ему ничего не грозит. Где же он был, подумал Блейн, до голубой комнаты? Он мысленно вернулся в прошлое: овраг за городом, ручей, ивняк... В коридоре послышались шаги, и в палату вошел человек в белом халате. Он остановился в дверях и поглядел на Блейна. - Пришел в себя, наконец, - сказал доктор. - Как себя чувствуешь? - Неплохо, - ответил Блейн. Он и в самом деле чувствовал себя отменно. Что же он здесь тогда делает? - А где меня подобрали? - А раньше с тобой это случалось? - вместо ответа задал вопрос доктор. - Что "это"? - Потеря сознания. Кома. - Что-то не припомню, - покачал головой Блейн. - Можно подумать, что ты стал жертвой заклинания. - Колдовство, доктор? - засмеялся Блейн. - Ну, я в это не верю, - скривился кисло врач. - Хотя кто знает. Больные иногда думают так. Он подошел к Блейну и сел на край кровати. - Меня зовут доктор Уитмор, - сказал он. - Ты здесь уже два дня. Мальчишки охотились на кроликов, залезли в кусты и там нашли тебя. Они решили, что ты мертв. - А что со мной? - Не знаю, - покачал головой Уитмор. - У меня нет денег, доктор. Я не смогу заплатить. - Это не самое главное, - успокоил его доктор. - Правда, я хотел спросить. При тебе не нашли никаких документов. Ты помнишь, как тебя зовут? - Конечно, Шепард Блейн. - А где ты живешь? - Нигде. Болтаюсь где придется. - А как ты попал в этот город? - Не помню. - Блейн сел на кровати. - Доктор я зря занимаю койку. - Лучше бы ты полежал еще. Надо сделать несколько анализов... - Не хочу причинять вам беспокойства. - Дело в том, - признался Уитмор,- что я никогда не сталкивался с подобным случаем. Я был бы признателен, если б ты задержался. Мы не нашли никаких отклонений, когда тебя привезли. Чуть замедленный пульс. Несколько поверхностное дыхание. Кроме того, что ты был без сознания. Пробудить тебя ничем не удалось. - Вот кому не повезло, - Блейн кивнул в сторону мумии. - Дорожное происшествие. - В наше время это редкость. - Да и обстоятельства необычные, - пояснил доктор. - Он вел старый фургон. На полном ходу лопнула шина. И прямо на повороте над рекой. Блейн внимательно посмотрел на забинтованного шофера, но под повязкой узнать его было невозможно. - Я могу перевести тебя в другую палату, - предложил доктор. - Не стоит. Я долго тут не задержусь. - Лучше полежи. А то снова отключишься. И на этот раз тебя не найдут. - Ладно, я подумаю, - пообещал Блейн. Доктор поднялся, подошел к соседней койке и, наклонившись над больным, прислушался к его дыханию. Ватным тампоном вытер ему губы, пошептал что-то на ухо, затем выпрямился. - У тебя есть какие-нибудь просьбы? - спросил он Блейна. - Ты, наверное, проголодался. Блейн кивнул. Вспомнив о еде, он действительно почувствовал голод. - Хотя, я могу подождать, - сказал он. - Я распоряжусь на кухне, тебя покормят. Доктор повернулся и быстро вышел из комнаты. Блейн лежал, вслушиваясь в его удаляющиеся шаги. И вдруг он понял - он вспомнил, - почему так спокоен. Существо с далекой планеты сняло экран, освободило его от сверкающего зеркала в мозгу. Теперь нечего бояться, не к чему прятаться. Рядом с ним мумия издавала стоны, хрипы и всхлипывания. - Райли, - шепотом позвал Блейн. Дыхание не изменилось. Блейн сел на кровати, свесив ноги, потом встал. Стоять босиком на узорчатом кафеле было холодно. Ежась в жесткой больничной рубахе, он подошел к напоминающему кокон существу. - Райли! Это ты? Райли, ты слышишь меня? Мумия шевельнулась. Она попыталась повернуть голову к нему, но не смогла. С трудом задвигались губы. Язык силился произнесли что-то. - Передай... - выговорил шофер, от усилия растягивая слово. Напрягшись он попробовал еще раз. - Передай Финну... Блейн понял, что это не все, он хочет еще что-то добавить. Губы мучительно шевелились. В хлюпающем отверстии тяжело поворачивался язык. Беззвучно. - Райли! - позвал Блейн, но ответа не получил. Блейн стал пятиться назад, пока край кровати не уперся ему под колени. Тогда он сел. Ну вот, подумал он, страх и догнал этого парня, страх, от которого Райли пытался убежать, прячась от которого он пересек полконтинента. Хотя, возможно, не тот, от которого он убегал, а другой страх и другая опасность. Райли с шумом, судорожно вздохнул. Вот лежит человек, думал Блейн, которому надо что-то передать некоему Финну. Кто такой Финн, откуда? Как он связан с Райли? Финн? Он знал одного Финна. Когда-то, очень давно, имя Финн было ему знакомо. Блейн напрягся, пытаясь вспомнить все, что ему известно о Финне. Не исключено, что это не тот Финн. Потому что он слышал о Ламберте Финне, который тоже был исследователем в "Фишхуке", и он тоже бесследно исчез, но задолго до исчезновения Годфри Стоуна, задолго до того дня, как сам Блэйн пришел работать в "Фишхук". Он превратился в призрак, чье имя произносят шепотом, в легенду, в жуткий персонаж жуткой истории, в одну из немногих фишхуковких сказок ужасов. Потому что, говорилось в этой сказке, однажды Ламберт Финн вернулся со звезд визжащим от ужаса маньяком! ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Уставившись в потолок, Блэйн лежал на кровати. За окошком шуршал ветерок, на стене напротив весело играли тени листьев одинокого дерева. Упрямое дерево, подумал Блэйн, уже кончается октябрь, а оно никак не хочет расставаться с листьями. Из коридора доносились все те же приглушенные шаги а в воздухе по-прежнему едко пахло антисептиком. Надо выбираться отсюда, решил Блэйн, пора двигаться. Но куда? В Пьер, конечно, в Пьер к Гарриет, если Гарриет там. Сам по себе Пьер не больше чем тупик, и делать мне там нечего. Но пока моя задача - добраться туда. Ведь я все еще беглец, совершающий отчаянный, неподготовленный побег. Я бегу с того момента, как вернулся из последнего путешествия на звезды. И, что хуже всего, бегу бесцельно, лишь для того, чтобы укрыться, обрести безопасность. Из-за отсутствия цели становилось не по себе. Как будто он пустышка. Перекати-поле, которое катится туда, куда подует ветер. Он лежал, давая боли впитаться, впуская горечь и сомнение: а надо ли было бежать из "Фишхука", имело ли это смысл? Затем ему вспомнился Фредди Бейтс, его натянутая улыбка, и блестки в глазах, и револьвер в его кармане. И сомнения рассеялись сами собой: он поступил правильно. Райли всхлипнул, захрипел и затих. Нет, сказал себе Блэйн, хоть доктор и просит, оставаться не следует. Все равно врач ничего не обнаружит, а Блэйн ничего ему не расскажет, так что для них обоих это будет только потеря времени. Он встал с постели, пересек комнату и подошел к двери, ведущей, по всей видимости, в гардеробную. Он открыл дверь - его одежда действительно была там. Правда, он не видел нижнего белья, но его рубашки и брюки висели на вешалке, а под ними стояли его туфли. Пиджак, свалившись с вешалки, лежал на полу. Скинув больничную рубаху, он сунул ноги в штанины, натянул брюки и туго затянул их на поясе. Он потянул за рубашкой, как вдруг остановился, пораженный тишиной - мирным, тихим спокойствием осеннего полдня. Покой желтого листка, свежесть дымки на далеких холмах, винный аромат осени. Но в этом спокойствии что-то было не так. Исчезали стоны и всхлипывания с соседней койки. Пригнувшись, как в ожидании удара, Блэйн прислушался, но ничего не услышал. Он повернулся, сделал шаг в сторону кровати, но остановился. К Райли подходить уже поздно. Его забинтованное тело лежало неподвижно, а на губах застыла пузырем пена. - Доктор! - закричал Блэйн. - Доктор! Сознавая, что поступает глупо и нерационально, он бросился к двери. У порога он остановился. Уперевшись в косяки, он высунул голову в коридор. Доктор шел по коридору быстрыми шагами, но не бегом. - Доктор, - прошептал Блэйн. Подойдя к двери, он впихнул Блэйна в комнату и направился к кровати Райли. Доктор достал стетоскоп, прислонил к мумии, наклонившись, затем выпрямился. - А ты куда собрался? - спросил он. - Он умер, - сказал Блэйн. - У него остановилось дыхание. Прошло уже... - Да, он мертв. Он был безнадежен. Даже с гобатианом не было никакой надежды. - Гобатиан? Вам пришлось применять даже гобатиан? Вот почему его так забинтовали... - В нем не осталось ни одной целой кости, сказал доктор. - Как кто-то бросил игрушку на пол и прыгнул на нее нее двумя ногами. У него... Доктор замолчал и пристальным взглядом уставился на Блэйна. - А что ты знаешь о гобатиане? - осведомился он. - Так, слышал. - ответил Блэйн. Еще бы об этом не слышать, подумал он. - Это инопланетное лекарство. - сообщил доктор. - Им пользуется одна насекомовидная раса. Раса воинствующих насекомых. Оно творит чудеса. Оно может слепить обратно разодранное по частям тело. Сращивает кости и органы. Регенерирует ткани. Он поглядел на забинтованный труп, потом опять на Блэйна. - Читал где-нибудь? - Да, в научно-популярном журнале. - солгал Блэйн. В его памяти всплыло зеленое безумие планеты джунглей, где он наткнулся на лекарство, которым пользовались насекомые, хотя на самом деле они вовсе не были насекомыми, а лекарство было вовсе не лекарство. Впрочем, сказал он себе, к чему играть в слова. Терминология всегда вызывала трудности, а со звездными путешествиями стала и вовсе не возможной. Берешь то, что хоть немного подходит по смыслу. И то хорошо. - Тебя переведут в другую палату. - сказал доктор. - Не стоит, - сказал Блэйн. - Я как раз собрался уходить. - Нет, - ровным голосом возразил доктор. - Я не позволю. Не собираюсь брать что-то на свою совесть. Ты чем-то болен, и очень серьезно. А за тобой некому ухаживать - у тебя нет ни друзей, ни родственников. - Ничего, обойдусь. Как обходился до сих пор. - Мне кажется, - придвинулся к нему доктор, - ты чего-то не договариваешь. Блэйн повернулся к нему спиной и молча направился к гардеробной. Надел рубашку, натянул туфли. Поднял с пола пиджак, прикрыл дверцу и только тогда обернулся к доктору: - А теперь, если вы посторонитесь, я выйду. По коридору кто-то шел. Наверное, доктор успел распорядиться, и это несут еду, подумал Блэйн. Может, мне следует сперва подкрепиться, мне это нужно. Но он слышал шаги, по крайней мере, двух пар ног. А может, услышали, как он звал врача, и решили посмотреть, не нужна ли помощь? - Было бы лучше, - сказал доктор, - если бы ты передумал. Кроме того ты нуждаешься в лечении, есть еще некоторые формальности... Дальше Блэйн его уже не слышал, потому что те, кто шагал по коридору, уже стояли в дверях, заглядывая в комнату. - Как ты сюда попал, Шеп? Мы тебя повсюду ищем, - ледяным голосом произнесла Гарриет Квимби. Одновременно, как удар бича, его стегнуло телепатическим шепотом: "Ну, быстро! Что говорить?" - Просто забирай меня, и все разъяренная женщина, волочащая за собой заблудшего шалопая. Тогда меня выпустят. Меня нашли под ивняком... Пьяница, каким-то образом залезший в урну для мусора и не знающий, как оттуда выбраться. Цилиндр у него сполз на ухо, нос, пощелкивая, всхлипывает, как неоновая реклама, а в окосевшем взгляде - мягкое недоумение. - Нет, не то, - остановил ее Блэйн. - Просто лежал под ивой, отключившись от мира. Он считает, я болен... - А не... - Не то, что он дума... - Опять с тобой старая беда, - с улыбкой, в которой было и беспокойство и облегчение, дружеским тоном произнес Годфри Стоун. - Перебрал, наверно. Забыл, что советовал тебе доктор... - Ну, о чем ты, - запротестовал Блэйн. - Каких-то пара глотков... - Тетя Эдна с ума сходит, - сказала Гарриет. - Чего она только не воображала. Ты же знаешь, какие у нее нервы. Она уже решила, что никогда тебя больше не увидит. - Годфри, Годфри! О господи, целых три года... - Спокойно, Шеп. Сейчас не время. Сначала надо тебя вытащить. - Вы что, знаете этого человека, - спросил доктор Уитмор, - он ваш родственник? - Не родственник, а друг, - пояснил Стоун. - его тетка Эдна... - Ладно, пошли отсюда, - прервал его Блэйн. Стоун вопросительно посмотрел на доктора, тот кивнул головой: - Только задержитесь у дежурной и возьмите выписку. Я им сейчас позвоню. Вам придется сообщить ваши имена. - Конечно, - заверил его Стоун. - Мы вам так признательны. - Не стоит благодарности. У порога Блэйн остановился и повернулся к доктору. - Извините, - сказал он. - Я скрыл правду. Мне было стыдно. - У всех бывают моменты, когда нам стыдно. Ты не исключение. - Прощайте доктор. - Всего хорошего. Впредь будьте осторожнее. И вот уже они шли рядом - втроем - по коридору. - А кто лежал в соседней кровати? - спросил Стоун. - Некий Райли. - Райли! - Водитель фургона. - Райли! Его-то мы и искали. На тебя мы наткнулись совсем случайно. Стоун собрался вернуться в палату, но Блэйн его остановил: - Поздно, он мертв. - А его фургон? - Разбился. Упал с откоса. - О Годфри! - вырвалось с ужасом у Гарриет. Стоун покачал головой, глядя на нее. - Не вышло, - сказал он. - Не вышло. - Эй, в чем дело? - Подожди, все узнаешь. Сначала давай выйдем отсюда. Стоун взял его под локоть и потащил рядом с собой. - Хотя бы скажите, при сем здесь Ламберт Финн? - Ламберт Финн, - вслух произнес Стоун, - сегодня самый опасный человек в мире. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ - А может, нам отъехать подальше? - спросила Гарриет. - если доктор что-нибудь заподозрит... Но Стоун уже свернул с шоссе к мотелю. - Почему он должен сто-то заподозрить? - Задумается. Он озадачен случаем с Шепом и наверняка начнет размышлять. А в нашей легенде полно слабых мест. - Для импровизации все было разыграно не так уж плохо. - Но мы и десяти миль не отъехали о города. - Мне ночью надо будет вернуться. Хочу посмотреть, во что превратился фургон Райли. Перед домиком с вывеской "Управляющий" он затормозил. - Сам хочешь засунуть голову в петлю, - сказала Гарриет. Человек, подметавший ступени, подошел к ним. - Добро пожаловать в "Равнины"! - сердечно приветствовал он их. - Могу быть чем-нибудь вам полезен? - У вас найдутся два смежных номера? - У нас как раз освободились два смежных. Какая чудесная стоит погода! - Да, отличная погода. - Но со дня на день может похолодать. Все-таки поздняя осень. Помню, однажды снег выпал на... - В этом году так не будет, - перебил его Стоун. - Да, вряд ли. Кажется, вы сказали, что желаете два смежных? - Если вы не возражаете. - Езжайте прямо вперед. Номера десять и одиннадцать. А я сейчас возьму ключи и приду. Приподняв машину на малой тяге, Стоун соскользнул в проезд. Около номеров стояли уютно припаркованные автомобили. Люди выгружали вещи из багажников. Некоторые отдыхали в креслах в маленьких внутренних двориках. В самом конце стоянки четверо чудаковатых стариков с громкими криками метали подкову.* ____________________ * Метание подковы - народная игра, немного напоминающая городки.Ред. Перед номером десять их машина плавно опустилась на землю. Блэйн вышел, открыл дверцу Гарриет. Как хорошо, подумал он. Он чувствовал себя так, как будто попал домой, встретив двух друзей - потерянных и вновь обретенных. Что бы теперь ни случилось, он со своими. Мотель располагался на обрывистом берегу реки, на север и восток тянулись бескрайние равнины - голые, бурые холмы, поросшие лесом трещины оврагов, толпясь, обвиваясь все плотнее, чтобы уместить вдоль речной долины, леса выстраивались неровным гребнем у мутно-шоколадного потока, который, как бы не зная, куда направить свое течение, задумчиво извивался, оставляя следы своего непостоянства - лужи, болота, старицы, еще более прихотливой формы, чем русло самой реки. Позвякивая связкой ключей, пришел управляющей. Он отпер и широко распахнул двери. - Здесь все в полном порядке, - сообщил он. - Мы ничего не упускаем. на всех окнах - ставни, а замки самые лучшие из имеющихся. В шкафу вы найдете подборку кабалистических знаков и заклинаний. Раньше мы их вывешивали сами, но оказалось, что некоторые клиенты предпочитают их располагать по собственной системе. - Очень предусмотрительно с вашей стороны, - похвалил Стоун. - Клиентам приятно чувствовать себя в тепле и заботе, - похвастался управляющий. - Ну все, Теперь вы нам все рассказали, - остановил его Стоун. - А в первом корпусе у нас ресторан... - Обязательно там побываем, - заверила его Гарриет, - я умираю с голоду. - Зарегистрироваться вы можете у дежурного по пути в ресторан. - Непременно. - пообещала Гарриет. Управляющий передал ей ключи и весело подпрыгивающий походкой пошел обратно, с любезной оживленностью кланяясь гостям из других номеров. - Зайдем. - предложил Стоун. Пропустив Гарриет и Блэйн вперед, он вошел сам и плотно закрыл за собой дверь. Гарриет бросила ключи на туалетный столик, оглядела комнату. - Рассказывай, - повернулась она к Блэйну. - Что было с тобой? Когда я возвратилась в тот пограничный городок, он весь кипел. Там произошло что-то жуткое, не знаю, только что. Мне пришлось так быстро убраться оттуда, что некогда было расспрашивать. - Мне удалось бежать. - сказал ей Блэйн. Стоун протянул ему руку: - Тебе это удалось лучше, чем мне. Ты от них оторвался сразу. Рука Блэйна утонула в громадной ладони Стоуна. - Я рад тебя видеть, - сказал Стоун. - Если б не звонок тогда, меня бы наверняка поймали. Я запомнил свои слова и не стал дожидаться. Стоун выпустил его руку, и они стояли, глядя друг на друга. Блэйн видел, как изменился Стоун: он и раньше был крупным, сильным мужчиной, но теперь сила чувствовалась не только в его внешности - в нем ощущалась сила духа, целеустремленность. И еще жестокость, которой Блэйн раньше в нем не знал. - Боюсь, что мое неожиданное появление еще доставит тебе хлопот, - сказал Блэйн. - Я удирал слишком медленно и не без приключений. Наверняка "Фишхук" уже напал на мой след. Как бы отбрасывая опасения, Стоун махнул рукой, причем сделал это так небрежно, как будто "Фишхук" здесь ничего не значит, как будто "Фишхук" больше вообще нигде ничего не значит. - А что с тобой произошло, Шеп? - спросил Стоун, усаживаясь в кресло. - Я заразился. - Я тоже, - кивнул Стоун. Он минуту помолчал, как бы уходя мыслями во времена своего побега из "Фишхука". - Когда я вышел из телефонной будки, меня уже ждали. Мне не оставалось ничего другого, как пойти с ними. Меня отвезли... Огромный пансионат на берегу моря: над ним - до боли в глазах голубое небо, настолько голубое, что слепит глаза, и в то же время в эту голубизну можно глядеть и глядеть, утопая в бесконечности. Вокруг гигантского здания - домики пониже, поменьше главного корпуса, но тоже не маленькие. Зеленый ковер газона, настолько пышный, что тут же становится ясно: ее постоянно поливают. За зеленью травы - ярко-белая полоса песчаного пляжа и зеленовато-синий океан, с пенными брызгами разбивающийся о рифы за пределами лагуны. А на пляже - калейдоскоп зонтиков... Как я узнал позже, это место расположено в Южной Калифорнии. Идеально изолированное место, потрясающий курорт посреди глуши... Развеваемые океанским бризом флажки площадок для гольфа, ровные прямоугольники тенистых курортов, сад, где гости в безупречных вечерних туалетах, лениво переговариваясь, поджидают тележки с напитками и сандвичами. Там такая рыбалка, что тебе и не снилось, в горах - охота, а купаться можно круглый год... - Ах, как там тяжело! - улыбнулась Гарриет. - Нет, - возразил Стоун, - вовсе не тяжело. Первые шесть недель. Или даже шесть месяцев. Там есть все, что нужно мужчине. Отличная еда, выпивка и женщины. Любое желание тут же исполняется. Богат ты или беден - это не важно. Все бесплатно. - Я представляю, - произнес Блэйн, - что там начинаешь вскоре ощущать... - Ну, конечно! Абсолютная бесцельность. Будто кто-то взял и тебя, взрослого мужчину, превратил в маленького мальчика, которому остается только забавляться разными играми. Но все же "Фишхук" поступает с ними щедро и великодушно. Даже презрирая, ненавидя "Фишхук", надо отдать им должное. Лично против нас они ничего не имеют. Ведь мы не совершали преступлений, не нарушали долг - по крайней мере, не все. Они не могут рисковать, оставляя нас работать: они не могут отпустить нас, поскольку, как ты понимаешь, репутация "Фишхука" должна быть безупречной. Нельзя допустить, чтобы их обвинили в том, что они пустили в мир человека, у которого в мозгу появилось какое-то инопланетное качество или который хоть на волос отклоняется от общепринятого человеческого стандарта. Так что они отправляют нас в отпуск - бессрочный отпуск - в заведение для миллионеров. Это гениальное решение. Человек ненавидит этот вечный праздник и все же не может уехать, поскольку здравый смысл ему шепчет, что надо быть круглым дураком, чтобы бросить все это. Здесь безопасно и весело. Здесь не о чем тревожиться. Тебе ни в чем нет отказа. Трудно серьезно думать о побеге - какой может быть побег, если тебя никто не держит. Правда, стоит попробовать, и вдруг узнаешь, что все вокруг патрулируется, стоят сторожевые вышки. Потом выясняется, что контролируется каждая дорога, каждая тропа. Да и попытаться уйти пешком через пустыню равносильно самоубийству. Постепенно замечаешь, что за тобой постоянно ведется наблюдение; агенты "Фишхука", замаскированные под гостей, не спускают с тебя глаз, чтоб не упустить, когда ты решишься на побег или хотя бы только подумаешь об этом. Но настоящие цепи, которые удерживают тебя, - роскошь и беззаботность. От такого трудно отказаться. И в "Фишхуке" это понимают. Поверь мне, Шеп, это самая крепкая тюрьма, когда-либо построенная человеком. Но, как любая тюрьма, она ожесточает и закаляет. Узнав о шпионах и охране, становишься хитрым и изворотливым. Собственно, сами шпионы и охранники придают смысл твоему существованию. Ошибка "Фишхука" в том, что он перестарался: не нужно было вообще никакой системы безопасности. Предоставленный самому себе, любой мог совершать "побег" каждый месяц. И приплетаться восвояси, почувствовав, каково за пределами этого рая. Но когда ты узнаешь о патрулях, винтовках, собаках, ты принимаешь это как вызов и вступаешь в игру, где ставка - собственная жизнь... - Наверняка, - заметил Блэйн, - побегов было немного. Даже попыток. Иначе бы "Фишхук" придумал что-нибудь новое. - Ты прав, - хищно ухмыльнулся Стоун. - Побег мало кому удался. И мало кто пытался бежать. - Только ты и Ламберт Финн. - Ламберт, - сухо ответил Стоун, - все время был мне примером. Его успех вдохновлял меня. Он бежал за несколько лет до моего появления. Кроме того, задолго до Ламберта был еще один побег. Что стало с тем человеком, до сих пор никому не известно. - Ну хорошо, - сказал Блэйн, - а что будет с тем, кто убежал, кто скрывается от "Фишхука"? Что его ждет? Вот у меня в кармане пара долларов, принадлежащих даже не мне, а Райли, у меня нет ни документов, ни специальности, ни работы. Что будет... - Ты так будто жалеешь, что убежал. - Бывают моменты, что и жалею. Если б начать сначала, то я бы не дал застать себя врасплох. Я бы перевел деньги в какую-нибудь соседскую страну. Подготовил бы новые документы. Зазубрил бы пару учебников, чтобы работать кем-то вроде счетовода и ждать. - Мы не можем ждать! - выкрикнул Стоун. - Вспомни старые религиозные распри, - предложил Блэйн. - Войны между протестантами и католиками, между христианством и исламом. Где они теперь? - Они прекратились благодаря "Фишхуку". - Все всегда прекращается благодаря чему-то. Иначе не было бы надежды. Ситуация и события упорядочиваются, и вчерашние бури становятся чисто академическими вопросами для историков. - Неужели ты будешь ждать, - спросил Стоун, - ждать сотню лет? - Ждать незачем, - сказала Гарриет, - все уже началось. А Шеп подключится. - Я? - Да, ты. - Шеп, выслушай меня, - попросил Стоун. - Я слушаю, - ответил Блэйн, и, чувствуя опасность, в нем колыхнулось что-то чужое, и дрожь прокатилась по телу. - Я создал организацию - можно назвать ее подпольем. У меня есть группа паракинетиков, или штат, или комитет, который разрабатывает первоначальные планы и тактику некоторых экспериментов и исследований. С их помощью мы продемонстрируем, что паранормальные люди могут быть полезными человечеству и без "Фишхука". - Пьер! - воскликнул Блэйн, глядя на Гарриет. Она кивнула. - Так вот что ты имела в виду с самого начала. А тогда, на вечеринке у Шарли, ты мне говорила: "Старый приятель, старый друг..." - Ты считаешь, что я поступила неверно? - Да нет, почему же. - Скажи, ты бы согласился, если б я тебе тогда все рассказала? - Не знаю, Гарриет, честное слово, не знаю. Стоун поднялся из кресла и сделал несколько шагов в сторону Блэйна. Вытянув руки, он положил их на плечи Блэйну. Его пальцы напряглись. - Шеп, - твердо произнес он. - Шеп, это очень серьезно и важно. Нельзя, чтобы вся связь человека со звездами шла только через "Фишхук". Человечество не может быть наполовину приковано к Земле, наполовину свободно. В тусклом комнатном освещении его взгляд не казался жестким. Он казался вдохновенным, а в глазах поблескивали непролитые слезы. Когда он снова заговорил, голос его уже звучал мягко. - Есть звезды, - почти шепотом, будто разговаривая с самим собой, сказал он, - где люди должны побывать. Чтобы увидеть, каких высот способна достичь человеческая раса. Чтобы спасти свои души. Гарриет с деловым видом взяла сумочку, перчатки. - Вы как хотите, а я с голоду умирать не собираюсь. Идете со мной или нет? - Я иду, - объявил Блэйн. И вдруг вспомнил. Она перехватила мысль и рассмеялась: - За наш счет. За это пригласишь нас как-нибудь двоих. - А зачем? - вмешался Стоун. - Он уже в штате и получает жалованье. У него есть работа. Не так ли, Шеп? Блэйн промолчал. - Шеп, ты ведь со мной? Ты мне нужен. Без тебя мне не справиться. Мне не хватало как раз тебя. - Хорошо, я с тобой, - просто ответил Блэйн. - Ну, раз с этим наконец разобрались, - сказала Гарриет, - пошли обедать. - Вы идите, - сказал Стоун, - а я буду стоять на страже. - Но, Годфри... - Мне надо кое о чем поразмыслить. Есть пара вопросов. - Пошли, - Гарриет повернулась к Блэйну. - Пусть сидит и думает. Блэйн последовал за ней несколько озадаченный. ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ - Теперь рассказывай, - потребовала Гарриет. Они сделали заказ, и Гарриет, устроившись поудобнее за столом, приготовилась слушать. - Что произошло в том городке? Что было после? Как ты попал в больницу? - Об этом позже, - отказался Блэйн. - Еще будет время обо всем тебе рассказать. Прежде ответь, что с Годфри? - Ты имеешь в виду, что он остался в номере подумать? - Да. Но не только. Выражение его глаз. Эта навязчивая идея. Как он говорит, что спасение людей - побывать на звездах, словно старый отшельник, которому явилось знамение. - Ты прав, - сказала Гарриет, - все именно так. Блэйн ошеломлено уставился на нее. - Это произошло во время того последнего путешествия, - продолжала Гарриет. - Он там тронулся. Что-то он там увидел, что потрясло его. - Я знаю, - сказал Блэйн. - Иногда в путешествиях встречаешь такое... - Жуткое? - Да, конечно, жуткое. Но это не все. Скорее, непостижимое. Процессы, причинно-следственные связи, совершенно невероятные с позиции человеческой логики и этики. Явления, в которых не видно смысла, которые не укладываются в голове. Рассудок человека оказывается бессильным. И это страшно. Нет точки опоры, ориентира. Ты один, абсолютно один, и вокруг - ничего из знакомого тебе мира. - У Годфри было другое. Нечто, что он понял и постиг. Может, даже слишком хорошо постиг. Это было совершенство. - Совершенство? - Я знаю, фальшивое слово. Выспренное. Надуманное. И все же единственно подходящее. - Совершенство, - повторил Блэйн, как будто бы пробуя слово на вкус. - На той планете не было ни злобы, ни алчности, ни извращенного честолюбия, которое кует злобу и алчность. Совершенная планета для совершенного народа. Социальный рай. - Не вижу... - Задумайся на минуту. Приходилось ли тебе когда-либо видеть предмет, картину, скульптуру, пейзаж, настолько прекрасный и совершенный, что ты испытываешь физическую боль? - приходилось раз или два. - Разумеется. Но картина или скульптура - это предмет вне жизни человека, твоей жизни. Это всего лишь эмоциональное переживание. Практического значения оно не имеет. Ты можешь прожить прекрасно всю остальную жизнь, так и не увидев эту вещь снова, ты только изредка будешь вспоминать ее и, вспоминая, снова чувствовать боль. А теперь представь этику, культуру, образ жизни, который мог бы быть твоим. И это настолько прекрасно, что испытываешь боль, как то гениального полотна, только в тысячу раз сильнее. Вот что увидел Годфри. Вот почему он вернулся "тронутым". Он чувствует себя оборванным мальчишкой из трущоб, из -за ограды увидевшим сказочную страну - настоящую, живую сказку, до которой можно дотянуться, потрогать, но в которую он никогда не попадет. Блэйн глубоко вздохнул и медленно выдохнул: - Вот оно что. Вот чего он хочет. - А ты бы не его месте? - Наверное. Если б я это увидел. - А ты спроси Годфри. Он тебе расскажет. Или лучше не спрашивай. Пускай он сам. - Тебе он рассказал? - Да. - На тебя это произвело впечатление? - Я же здесь, - ответила она. Официантка принесла заказ: огромные сочные бифштексы с картофелем и салатом. На середину стола она поставила кофейник. - Выглядит аппетитно, - сказала Гарриет. - Всегда хочу есть. Помнишь, Шеп, как ты впервые пригласил меня пообедать? Блэйн улыбнулся: - Конечно, помню. Ты тогда тоже была страшно голодна. - И ты купил мне розу. - Кажется. - Ты такой милый, Шеп. - Если я не ошибаюсь, ты журналистка. Как же... - А я и занимаюсь одной историей. - И эта история - "Фишхук". - В какой-то мере, - пробормотала она, принимаясь за бифштекс. Некоторое время они ели почти молча. - Послушай, - прервал молчание Блэйн, - При чем здесь Финн? Годфри считает его опасным. - А что ты знаешь о Финне? - Немного. Из "Фишхука" он исчез до того, как я там появился. Но слухи остались. Когда он вернулся, он начал визжать. Что-то с ним случилось. - Случилось, - подтвердила Гарриет. - И теперь он ходит повсюду со своими проповедями. - Проповедями? - Изгнатель дьявола, экзорсист, потрясающий Библией. Только без Библии. Доказывает, что звезды - зло, что человеку место на Земле. Здесь он в безопасности, а там его поджидает зло. И что ворота исчадью зла открыли парапсихи. - И его проповеди слушают? - Слушают, - подтвердила Гарриет. - Люди в восторге от них. Они в них купаются. Ведь для них-то звезды недосягаемы. Поэтому анафема звездам им по вкусу. - В таком случае, анафема и парапсихам. Ведь это они - призраки и оборотни... - И гоблины. И колдуны. И злые духи. И все прочее. - Он просто шарлатан. Гарриет покачала головой: - Он не шарлатан. Он так же искренен, как Годфри. Он верит в зло. Потому что он видел Зло. - А Годфри видел Совершенство. - Именно. Ни больше ни меньше. Финн убежден, что человеку в космосе делать нечего, равно как Стоун убежден, что спасение человечества - звезды. - И оба борются против "Фишхука". - Годфри хочет положить конец монополии, но сохранить основу. Финн идет дальше. "Фишхук" для него - не главное. Его цель паракинетика, ее он собирается уничтожить. - Финн считает Стоуна врагом? - Он стоит у него на пути. А поделать Финн ничего не может. Годфри старается не подставлять себя. Однако Финн знает его планы и считает его основной фигурой, способной объединить паракинетиков. Естественно, при первой возможности он попытается то него избавиться. - Похоже, тебя это не слишком страшит. - Годфри не боится. Для него Финн лишь еще одна проблема, еще одно препятствие. Они вышли из ресторана и двинулись вниз по асфальтированной дорожке, тянувшейся вдоль фасадов номеров. В свете умирающего дня долина переливалась черными и пурпурными бликами, отражаясь в мрачной бронзе реки. Последние солнечные лучи освещали верх обрыва на противоположном берегу; серебристой молнией по синеве в небе все еще носился ястреб. Они дошли до своего блока, Блэйн толкнул дверь, пропуская Гарриет вперед, затем вошел сам. Не успел он пересечь порог, как столкнулся с Гарриет. Гарриет коротко вскрикнула, и он почувствовал, как она напряглась, прижавшись к нему. Он поглядел через ее плечо. Вытянувшись, лицом вниз на полу лежал Годфри Стоун. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Уже наклонясь над ним, Блэйн знал, что Стоун мертв. Он как будто сжался, стал меньше, утратив наполнявшую раньше большое тело жизни. А теперь он превратился просто в обернутое мятыми тряпками тело и в его неподвижности было что-то страшное. Гарриет закрыла наружную дверь. И в клацанье задвижки Блэйну послышалось рыдание. Наклонившись ниже, Блэйн заметил под головой Стоуна лужицу крови. Нажав рычаг, Гарриет опустила жалюзи на окнах. - Может, зажжем свет? - предложил Блэйн. - Погоди, Шеп, сейчас. Щелкнул выключатель, с потолка брызнул свет, и они увидели, что у Стоуна размозжен череп. Щупать пульс не имело смысла - после такого удара по голове выжить невозможно. Покачиваясь на корточках, Блэйн пораженно думал, какой надо обладать свирепостью и, возможно, отчаянием, чтобы нанести подобный удар. Он поглядел на Гарриет и покачал головой, удивляясь ее хладнокровию, затем вспомнил, что в репортерской практике насильственная смерть не такая уж редкость. - Это Финн, - произнесла она тихим ровным голосом, настолько ровным, что почувствовалось, с каким трудом она сдерживается. - Не сам Финн, конечно. Кто-то из его подручных. Или доброволец. Один из его фанатиков-последователей. Многие готовы выполнить любое его приказание. Она подошла и присела рядом с трупом напротив Блэйна. Рот ее был сжат в прямую, суровую линию. Лицо натянуто и жестоко. И только маленький потек там, где сбежала единственная слеза. - Что будем делать? - спросил Блэйн. - Наверно, надо вызвать полицию. Она сделала предостерегающий жест. - Только не полицию. Мы не должны оказаться замешанными. Финн и его банда только этого и ждут. Держу пари, в полицию уже сообщили. - Думаешь, убийца? - А почему нет? Звонок, неизвестный голос сообщает, что в "Равнинах", в номере 10, убит человек. Затем быстро вешает трубку. - Чтобы подставить нас? - Чтобы подставить того, кто был с Годфри. Они могут не знать, кто мы такие. А тот врач не мог... - Не знаю. Наверно, мог. - Слушай, Шеп, по тому, произошло, я уверена: Финн в Бельмонте. Так называется городок, где мы тебя нашли. - Буду знать. - Что-то происходит, - сказала она. - Что-то важное. И не где-нибудь, а здесь. Здесь и Райли. и его грузовик, и... - ЧТо надо делать? - Нельзя допускать, чтобы полиция обнаружила Годфри. - Мы можем вытащить его через заднюю дверь и отнести в машину. - Не исключено, что за нами следят. Тогда нам не выкрутиться. Она в отчаянии всплеснула руками. -Если у Финна теперь будут развязаны руки, он сможет добиться всего, что задумал. Мы не можем дать вывести себя из игры. Мы обязаны остановить его. - Мы? - Ты и я. Теперь тебе тянуть лямку Годфри. Тебе решать. - Но я... Его глаза вдруг яростно вспыхнули: - Ты был его другом. Он тебе все рассказал. Ты обещал быть с ним. - Конечно, я обещал. Но я начинаю с нуля. Я ничего не знаю. - Останови Финна, - сказала она. - Выясни, что он затеял, и помешай ему. Найди сковывающий маневр... - Ох, это твое военное мышление. Сковывающие маневры и линии отступления. Пышная дама в генеральном мундире, огромных сапогах и с гроздьями медалей на высокой груди. - Прекрати! - Журналистка! Трезво мыслящая! - Замолчи, Шеп, - сказала Гарриет. - Как я могу сейчас трезво мыслить? Я верила в Годфри Стоуна. Верила в его дело. - Мне кажется, я тоже верб. Но все так необычно, так быстро... - Может, нам лучше всего убежать, скрыться. - Нет! Подожди. Если мы убежим, мы выбываем из игры, как если бы нас поймали. - Но у нас нет выхода, Шеп. - А вдруг есть, - задумчиво произнес он. - Здесь есть поблизости городок с названием Гамильтон? - Есть, пару миль отсюда. Вниз по реке. Блэйн вскочил на ноги и огляделся вокруг. Телефон стоял на ночном столике между кроватями. - Кому?.. - Другу. Человеку, который нам может помочь. Говоришь, мили две отсюда? - Если Гамильтон, то да. Ты не ошибаешься? - Не ошибаюсь. Блэйн подошел к аппарату, снял трубку и вызвал коммутатор. - Я могу заказать Гамильтон? - Номер в Гамильтоне, пожалуйста. - 276. - Сейчас соединяю. Блэйн повернулся к Гарриет. - На улице темнеет? - Когда я закрывала ставни, уже темнело. Он слышал в трубке гудки вызова. - Темнота - это хорошо. Днем они бы не смогли... - Не пойму, что ты задумал, - недоумевающе сказала Гарриет. - Алло, - произнес голос в трубке. - Попросите, пожалуйста, Аниту. - Одну минутку, - ответил голос. - Анита, тебя. Какой-то мужчина. Это невозможно, ошеломленно подумал Блэйн. Так просто не может быть. Наверное, мне показалось. - Алло, - сказала Анита Эндрюс. - Кто это? - Блэйн, Шепард Блэйн. Я ехал с человеком, у которого было ружье с серебряными зарядами. - Да, я помню тебя. Значит, все верно. Мне показалось. Телепатия возможна по телефону! - Ты сказала, что я могу обратиться за помощью. - Да, я сказала это. - Помощь мне нужна сейчас. Тело на полу; полицейская машина с включенной сиреной и красной мигалкой; спидометр и часы на длинных ногах, несущие по беговой дорожке; вывеска "Равнина", цифры на двери номера. Клянусь, Анита, я не пытаюсь скрыть преступление. Поверь мне. Сейчас я не могу все тебе объяснить. Так надо. Полиция не должна его здесь найти. - Мы заберем его. - Вы доверяете мне? - Доверяем. В ту ночь ты помог нам. - Тогда спешите. - Сейчас. Я только соберу еще несколько человек. - Спасибо, Анита. Но она уже повесила трубку. Некоторое время он продолжал стоять, уставившись на зажатую в руке трубку, затем опустил ее на рычаг. - Я уловила кое-что, - сказала Гарриет. - Невозможно. - Конечно, нет, - подтвердил Блэйн. - Телепатическая связь по проводу. Попробуй расскажи кому-нибудь! Он поглядел на распростертое на полу тело. - Так вот что он имел в виду, говоря о "возможностях, которые "Фишхуку" и не снилось". Гарриет промолчала. - Хотел бы я знать, что они еще уме