что они заслужили такую участь. Хозяина я боялась. Все время, пока я жила в гостинице, я боялась его. А хозяйка была не лучше. Без всякой причины, только из-за дурного характера, она швыряла в меня поленом. Я могу показать синяки. - Почему же вы оставались там? - спросил Джиб. - Потому что мне не было куда идти. Мне повезло, что встретила вас. - Вы говорите, что Беккет направился на северо-запад, - сказал Корнуэлл, обращаясь к Холу. - Что, если мы доберемся до Епископа Башни и найдем там людей Беккета? Даже если он оттуда уйдет, то предупредит Епископа, и мы встретим дурной прием, если вообще не закуют в железо. - Марк, - сказал Хол, - я думаю, этого не стоит опасаться. В нескольких милях от того места, где повешен хозяин гостиницы, дорога разветвляется. Левое ответвление ведет к Башне, правое в Дикие Земли. Я уверен, что Беккет направился по правому. Я мог бы пойти проверить, но мне казалось, что важнее как можно быстрее уйти отсюда. - Дикие Земли? - спросила Мери. - Он направился в Дикие Земли? Хол кивнул. Она обвела всех взглядом. - А вы тоже идете в Дикие Земли? - А почему вы спрашиваете? - спросил Оливер. - Потому что я сама в детстве пришла из Диких Земель. - Вы? - Я точно не знаю. Я была маленькой и почти ничего не помню. Правда, у меня сохранились кое-какие воспоминания детства. Большой дом на вершине холма. Люди, возможно, мои родители. Странные товарищи по игре. Но было ли это в Диких Землях, я не знаю. Родители - ну, не родители, а та пара, которая подобрала меня и вырастила - рассказывали, что нашли меня, когда я брела по тропе, ведущей из Диких Земель. Они жили рядом с Дикими Землями, эти бездетные старики. Я любила их, как своих родителей. Все сидели молча, глядя на нее. Наконец она снова заговорила. - Они много работали, но у них почти ничего не было. Соседи поблизости отсутствовали - слишком близко от Диких Земель. Но нас это не смущало. Никто нас не беспокоил. Мы выращивали рожь и пшеницу. У нас был домик и огород. В лесу было много дров. Была и корова, но однажды зимой она сдохла, а получить другую было невозможно. Были у нас и свиньи. Отец - я всегда звала его отцом - убивал медведей, оленей и других животных из-за шкур. Шкуры мы обменивали на поросят. Такие хорошенькие поросята. Мы держали их в доме, чтобы их не унесли волки. Я помню, как отец входил в дом, держа под мышкой маленьких поросят. Он нес их много миль. - Но вы не остались с ними, хотя и были счастливы, - сказал Корнуэлл. - Прошлая зима была очень суровая. Выпал глубокий снег и стояли сильные холода, а они были старые и слабые. Они простудились и умерли. Я делала все, что могла. Но вначале умерла она, потом он. Я развела костер, чтобы оттаяла земля, и выкопала могилу, одну на двоих. Боюсь, что могила получилась мелкая - слишком промерзла земля. После этого я не могла там оставаться. Понимаете, почему не могла? Корнуэлл кивнул. - И вы пошли в гостиницу? - Верно. Хозяева обрадовались мне, хотя это и не улучшило их отношений. Я молода и вынослива, и охотно работала. Но все равно они меня били. - Когда мы доберемся до Башни, вы сможете отдохнуть, - сказал Корнуэлл, - и спокойно решить, что делать дальше. Кто-нибудь знает, что такое Башня? - Я немного знаю, - ответил Хол. - Это старый защитный пост против Диких Земель, теперь покинутый. Когда-то был военный пост, но теперь на нем не осталось военных. Там живет только Епископ, хотя никто не знает, зачем он там и что там делает. С ним живут несколько слуг, а в окрестностях Башни есть одна или две фермы. И все. - Вы мне не ответили, - сказала Мери. - Вы идете в Дикие Земли? - Некоторые из нас, - сказал Корнуэлл. - Я иду. И Оливер тоже. Его не удержишь. Я бы удержал, если бы мог. - Я в этом деле с самого начала, - сказал Оливер, - и буду в нем до конца. - Долго ли идти до Башни? - спросил Джиб. - Три дня, - сказал Хол. - Мы будем там через три дня. 15 Епископ Башни был стар. "Не так, как отшельник, - подумал Джиб, - но все же стар". Одежда, когда-то богатая, расшитая золотом, после длительного ношения износилась. Но глядя на него, вы забывали об изношенной одежде. В нем было не только глубокое сочувствие, но и большая внутренняя сила, какое-то беспокойство за всех. Это был епископ-воин, состарившийся в этом мире. Лицо у него было плоское, с выделяющимся носом, с жесткими чертами лица. Его голову покрывали седые волосы, такие редкие, что казалось, ветер, дувший в щели Башни, поднимет и унесет их. Огонь, горевший в очаге, почти не разгонял холода. Комната была обставлена по-нищенски: грубый стол, за которым на шатавшемся стуле сидел Епископ. На холодном каменном полу никаких ковриков. На импровизированной полке несколько десятков книг и свитков, изъеденных мышами. Епископ взял со стола изъеденную и переплетенную в кожу книгу и начал медленно листать ее. Наклонившись, он всматривался в страницы. Наконец он закрыл книгу и отложил ее в сторону. - Вы говорите, что мой брат во Христе отошел с миром? - спросил он у Джиба. - Он знал, что умирает, - ответил Джиб, - но не боялся. Просто он был очень стар и слаб. - Да, стар, - согласился Епископ. - Я его помню с того времени, когда сам еще был мальчишкой. Он уже тогда был взрослый, лет тридцати. Вероятно, уже тогда он шел по стопам господа. Я в его возрасте был военным, капитаном гарнизона этого самого места, которое противостояло ордам Диких Земель. Только много лет спустя, уже состарившись, я стал человеком бога. Так вы говорите, что моего друга любили? - Я не знаю ни одного, кто не любил бы его, - сказал Джиб. - Он был другом для всех: и для болотников, и для жителей Холмов, и для гномов. - А ведь вы не его веры, - сказал Епископ. - Может быть, у вас вообще нет веры? - Это верно, ваша милость, у большинства из вас нет веры. Если я только правильно вас понял, что вы имеете в виду, говоря о вере... Епископ покачал головой. - Это так похоже на него. Он никогда не спрашивал о вере. Думаю, что его это и не интересовало. Возможно, он и ошибался, но ошибался блистательно. И я поражен. Вас так много. Вы принесли мне посланное им. Не в том дело, что я вам не рад. Посетители в таком отдаленном месте - всегда радость. У нас почти нет связи с миром. - Ваша милость, - сказал Корнуэлл, - болотник Джиб единственный из нас, кто должен был принести вам наследие отшельника. Хол из Дуплистого Дерева согласился проводить нас сюда. - А миледи? - Она под нашей защитой, - ответил Корнуэлл. - Но вы ничего не сказали о себе. - У меня и у этого гоблина, - сказал Корнуэлл, - есть дело в Диких Землях. Ну а что касается Енота, то он просто друг Хола. - Меня не интересует Енот, - сказал Епископ, - хотя я не возражаю против его присутствия. Хитрое создание. Хорошее животное. - Он мой друг, ваша милость, - сказал Хол. Епископ не обратил внимания на его слова. Он сказал, обращаясь к Корнуэллу: - Дикие Земли? Мало кто в наши дни осмеливается идти в Дикие Земли. Поверьте мне, там не безопасно. У вас, должно быть, очень веская причина. Он имел в виду Корнуэлла. - Он ищет истину. - Это хорошо. Не погоня за мирскими сокровищами. Искать знания полезно для души, хотя, боюсь, это не поможет вам при опасности. - Ваша милость, - сказал Корнуэлл, - вы смотрели книгу... - Да, - ответил Епископ. - Хорошая книга и очень ценная. Это работа целой жизни. Сотни рецептов и способов лечения от всех болезней. Я уверен, что многие из болезней этих были известны только отшельнику. Теперь пора о них узнать всем. - Есть еще один предмет, - напомнил Корнуэлл. - Да, я совсем забыл. Что-то я стал забывчив. Годы не улучшают память. Он взял топор, закутанный в ткань, и осторожно развернул. Молча осмотрел топор, поворачивая его в руках, потом отложил в сторону. Подняв голову, он обвел всех взглядом, и остановил его на Джибе. - Вы знаете, что это? Отшельник говорил Вам? - Он сказал, что это ручной топор. - Вы знаете, что такое ручной топор? - Нет, ваша милость, не знаю. - А вы? - спросил Епископ у Корнуэлла. - Да, ваша милость. Это древнее оружие. Говорят... - Да, я знаю. Всегда есть такое, о чем говорят, и есть такое, о чем спрашивают. Интересно, откуда он у отшельника и почему он послал его мне? Святой человек не может ценить такие вещи. Топор принадлежит Древним. - Древним? - спросил Корнуэлл. - Да, древним. Вы слышали о них? - Конечно, слышал, - ответил Корнуэлл. - Именно их я и ищу. Поэтому я иду в Дикие Земли. Существуют ли они, или это только миф? - Они существуют. И топор нужно вернуть им. Кто-то, должно быть, украл его. - Я могу взять его, - сказал Корнуэлл, - и проследить, чтобы он вернулся к своим хозяевам. - Нет, - возразил Джиб. - Отшельник вручил его мне. Если его надо вернуть, то именно я должен это сделать. - Вам не нужно идти, - сказал Корнуэлл. - Нужно. Вы позволите идти мне с вами? - Если пойдет Джиб, то пойду и я, - вмешался Хол. - Мы слишком долго были с ним друзьями, чтобы я позволил ему одному идти навстречу опасности. - Похоже, что вы все решили идти навстречу смерти, - сказал Епископ, - за исключением миледи. - Я тоже пойду, - сказала она. - И я, - послышалось от двери. Джиб обернулся. - Снивли! - закричал он. - Что вы здесь делаете? 16 Епископ обычно ел мало: кашу, немного свинины. Он понимал, что таким образом спасет свою душу и подаст пример пастве. Но, едок по натуре, он был рад гостям, которые давали ему возможность попировать и поддержать гостеприимством доброе имя церкви. На столе был молочный поросенок с яблоками во рту, задняя нога оленя, ветчина, седло барашка, пара куропаток и вишневый пирог. И еще торты и сладкие пироги, огромные блюда фруктов и орехов, сливовый пудинг и четыре сорта вина. Наконец, Епископ оторвался от трапезы и вытер рот льняным платком. - Вы уверены, что больше ничего не хотите? - спросил он у гостей. - Мне кажется, что повара... - Ваша милость, - сказал Снивли, - вы закормили нас. Мы не привыкли ни к такой разнообразной пище, ни к такому ее количеству. - Что же, у нас мало посетителей, - сказал Епископ, - и когда они появляются, нам следует принимать их как можно лучше. Он откинулся в кресле и похлопал себя по животу. - Когда-нибудь ненасытный аппетит прикончит меня. Я так и не привык к роли священника, хотя и стараюсь умерщвлять плоть и смирять дух, но голод во мне растет и годы не смягчают его. И хотя я понимаю, что вы делаете глупость, что-то внутри меня кричит, чтобы я тоже шел. Это будет поход воинов и храбрых дел. Хотя сейчас мир, но в течение столетия это место было оплотом Империи против народов Диких Земель. Башня подразрушилась, но когда-то она была мощной крепостью. Вокруг нее, ближе к реке, шла стена, которая сейчас почти исчезла. Камни ее растащили местные жители для своих построек, но когда-то Башню и стену обороняли люди, ограждая Империю от вторжения несчетных орд Диких Земель. - Ваша милость, - мягко сказал Снивли, - хотя вы и говорите о столетиях, ваша история еще коротка. Были времена, когда люди и члены Братства жили как соседи и товарищи. Лишь когда люди начали рубить и уничтожать леса, уничтожать священные деревья и зачарованные поляны, когда они начали строить дороги и города, между нами началась вражда. Вы не можете с чистой совестью говорить о вторжении, потому что именно люди... - Люди имеют право делать с землей, что захотят, - прервал его Епископ. - У них священное право использовать землю наилучшим образом. Безбожные создания, такие, как... - Вовсе не безбожные, - возразил Снивли. - У нас были священные рощи, пока вы не вырубили их, и феи танцевали на полянах, пока вы их не превратили в поля. И теперь даже такие простодушные существа как феи... - Ваша милость, - сказал Корнуэлл, - боюсь, что вы в меньшинстве. Лишь двое из нас могут считать себя истинными христианами, хотя все остальные истинные и благородные друзья. Я рад, что они решили идти со мной в Дикие Земли. - Вы правы, - сказал Епископ, более добродушно, чем можно было ожидать. - Не следует за этим веселым столом спорить друг с другом. Есть другие дела, которые мы должны обсудить. Я понял, сэр ученый, что вы ищете древних из интеллектуального любопытства. Вероятно, это идет от ваших ученых знаний? - Да, и они были трудными, - сказал Оливер. - Я много ночей смотрел, как он сидел за столом в библиотеке, брал книги, которые не снимались с полок столетиями и вобрали в себя горы пыли, читал при слабом свете огарков, потому что из-за бедности вынужден был пользоваться огарками. Зимой он дрожал в библиотеке от холода, потому что университет - древнее здание, во все щели которого проникает ветер. - Прошу вас, расскажите, что вы обнаружили, - сказал Епископ. - Не очень много, - ответил Корнуэлл. - Предложение здесь, предложение там. Но достаточно, чтобы убедить меня, что древние - это не миф. Есть книга, очень тонкая и совершенно неудовлетворительная, которая излагает сведения о языке древних. Я могу немного говорить на этом языке, никаких подробностей, оттенков и полутонов. Но я не верю, что такая работа была проделана без всякого основания. Конечно, человек, написавший эту книгу, считал, что у древних был язык. - Но почему он так думал? Он не рассказал, как изучил этот язык? - Нет. Я иду, основываясь на одной вере. - Если подумать, это не самая плохая из причин, - сказал Епископ. - Для меня она хороша, - сказал Корнуэлл. - Для других, может, и нет. - Для меня она тоже хороша, - сказал Оливер. - Для меня это лишь повод. Я не хочу провести всю жизнь гоблином со стропил. - Я понимаю вас, Оливер, - сказал Корнуэлл. - В университете есть нечто такое, что проникает в кровь. Это место не от мира сего, оно развивает фантазию. Во многих отношениях оно не вполне разумно. Поиски знаний становятся целью, уже не связанной с реальностью. Но я беспокоюсь о Джибе и Холе. Я мог бы сам отнести топор древним. - Вы так думаете, потому что плохо знаете отшельника, - сказал Джиб. - Он так много сделал для нас, а мы для него так мало. Когда мы смотрели на утес, где находилась его пещера, и знали, что он там, мир казался правильным. Не могу сказать, почему так было, но это было. Я укрыл его одеялом, когда жизнь его покинула. Я построил каменную стену, чтобы защитить его тело от волков. И еще одно я должен для него сделать. Никто другой, понимаете, только я. Он дал мне топор в руки, и я понесу его. Епископ зашевелился. - Я вижу, вас не остановить. Все вы собираетесь разбить свои головы, и вам еще повезет, если вы это сделаете сразу, без страданий. Но я не понимаю, почему этот ребенок, Мери, так настаивает... - Ваша милость, - сказала Мери, - вы не знаете, потому что я не говорила вам... Когда я была маленькой, я пришла по тропе, и двое стариков подобрали меня и вырастили. Я всегда старалась вспомнить, откуда я пришла. Дело в том, что тропа эта вела из Диких Земель... - Вы не должны думать, что пришли из Диких Земель, - сказал Епископ в раздражении, - это бессмысленно. - Иногда мне кажется что я что-то вспоминаю: старый дом на вершине холма, странные товарищи по играм, которых я никак не могу узнать. Не знаю, кто они были. - Вам и не нужно знать, - сказал Епископ. - Мне кажется, Епископ, нужно, - возразила Мери. - Ведь если я не найду их, то никогда не узнаю. - Пусть идет, - сказал Снивли. - Не нужно опекать ее. Она идет в хорошей компании и имеет все права идти. Может быть, больше прав, чем у любого из нас. - А вы, Снивли, - сказал Хол, стараясь говорить как можно мягче, - вы-то лучше проживете дома. Снивли фыркнул. - Я не могу спать по ночам, думая о своем участии в этом деле, о том, как судьба безошибочно направила мою руку. Я выковал меч для этого ученого, и это было предопределено заранее, иначе почему было только одно гнездо чистой руды? Единственное, и не более того? Эта руда оказалась здесь не без цели. Я думаю, что целью этой был меч. - Если это и так, - заметил Корнуэлл, - то он попал явно не в те руки. Мне не следовало брать этот меч. Я не воин. Хол сказал: - Ночью в конюшне вы прекрасно управились с ним. - О чем это вы? - спросил Епископ. - Какая конюшня? У вас была стычка в конюшне? - Мы не рассказали вам, - ответил Корнуэлл. - Похоже, что у нас сильный враг - человек по имени Беккет. Вы, наверно, слышали о нем? Епископ скорчил гримасу. - Слышал, что если бы вы заранее захотели выбрать себе лучшего друга, то никого не нашли бы хуже Беккета. Я, правда, никогда его не встречал, но репутация у него известна. Это безжалостное чудовище. Если вы столкнулись с ним, то, можно считать, что это даже хорошо, что вы уходите в Дикие Земли. - Но он тоже идет туда, - сказал Джиб. Епископ выпрямился. - Вы не говорили мне об этом? Почему? - Наверное потому, что он из инквизиции, - ответил Корнуэлл. - И поэтому вы решили, что он высоко ценится всеми в Святой Матери Церкви? - Мы так подумали, - согласился Марк. - Церковь велика, - сказал Епископ, - и в ней есть место для самых разных людей. Место для таких святых, как оплакиваемый нами отшельник и, к сожалению, место для разных мошенников и негодяев. Мы слишком велики, чтобы управлять собой как следует. Есть в церкви люди, без которых ей было бы гораздо легче, а среди них главный - это Беккет. Он использует плащ инквизиции для своих кровавых дел. Вы говорите, что он тоже направляется в Дикие Земли? - Мы так думаем, - заметил Хол. - Много лет здесь царит мир, - сказал Епископ. - Много лет назад военный гарнизон был удален из этого места. В нем отпала необходимость. Десятилетиями здесь не было никаких неприятностей. Но сейчас - не знаю. Следует опасаться самого худшего. Достаточно искры, чтобы вспыхнуло все пограничье. И этот Беккет может оказаться этой самой искрой. Со всей убедительностью говорю вам, что сейчас не время идти в Дикие Земли. - Тем не менее, мы пойдем, - сказал Джиб. - Вы все пустоголовые, и не стоит мне тратить время на убеждения. Несколько лет назад я и сам бы участвовал в вашем глупом походе. Но хотя возраст и занятие запрещают мне это, я все же помогу вам. Вам не следует пешком идти навстречу смерти. Поэтому я дам вам лошадей и все необходимые. 17 Снивли и Оливер были недовольны. Им пришлось ехать вдвоем на одной лошади. - Посмотрите на меня, - сказал Хол. - Я тоже делю свою лошадь с Енотом. - Енот - домашнее животное, - пробормотал Оливер. - Вовсе нет, - возразил Хол. - Он мой друг. Мы живем в одном дереве. - Его нужно будет только поднять, чтобы он не промок при переходе через речку, - сказал Снивли. - Он не будет ехать с вами все время. Ему это не понравится. - Лошадь столько же его, сколько моя, - сказал Хол. - Не думаю, чтобы лошадь разделяла это мнение, - сказал Джиб. - Она кажется пугливой. Никогда раньше на ней не ездил енот. Они пересекли реку вброд. Это был старый, исторический брод, некогда служивший охраной Башни. Когда они обернулись на другом берегу, Башня и примыкавшая к ней стена показались жалкими строениями. Кое-где на вершине стены росли растения и деревья, а массивное основание Башни было покрыто ползучими растениями. Крошечные фигурки, неузнаваемые на расстоянии, стояли у стены, поднимая руки в знак прощания. - Еще есть время вернуться, - сказал Корнуэлл Мери. - Это не место для вас. Нас ждут трудные дни. Она упрямо покачала головой. - И кем я буду? Снова служанкой? Не хочу! Корнуэлл развернул лошадь и двинулся по едва заметной тропе, огибавшей низкий холм. За рекой характер местности изменился. К югу от реки крутые склоны холмов заросли густым лесом, но здесь леса поредели и холмы стали ниже. Рощи и здесь занимали много акров. Но все время попадались открытые пространства и, глядя на восток, Корнуэлл видел голые холмы. "Хорошо бы иметь карту, - подумал он. - Любую карту, даже плохую, чтобы знать, где мы находимся". Он говорил об этом Епископу, но насколько тот знал, такой карты никогда и не было. Солдаты, охранявшие крепость, о составлении карт и не помышляли. Они даже ни разу не переправлялись через реку. Жители же Диких Земель проникали на эту землю, но очень редко. Единственными людьми, побывавшими в Диких Землях, были, по-видимому, одинокие путешественники вроде Тейлора, чью книгу читал Корнуэлл в университете. Но очень сомнительно, что все описанное этим путешественником - правда. Корнуэлл наморщил лоб, думая об этом. Он понял, что нет ничего, что говорило бы, что Тейлор более правдив, чем все остальные. Этот человек лишь слышал о древних, а для этого даже не нужно было путешествовать по Диким Землям. Древний ручной топор - более веское доказательство существования древних, чем слова Тейлора. "Странно, - подумал Корнуэлл, - что Епископ сразу определил, что топор принадлежит древним". Следовало бы поподробней расспросить об этом Епископа, но времени было мало, а поговорить надо было о многом. Стоял прекрасный осенний день. Они выступили поздно, и солнце уже поднялось высоко. Облаков не было и погода была теплая. Когда они поднимались на холм, перед ними открылась панорама на долину. - Там что-то на вершине, - сказала Мери. - Следит за нами. Корнуэлл осмотрел горизонт. - Я ничего не вижу. - Я видела лишь мгновение, и не само что-то, а движение. И все. Я видела что-то движущееся. - За нами наблюдают, - сказал Снивли, когда вместе с Оливером подъехал к голове колонны. - И этого следовало ожидать. Теперь не будет ни одного мгновения, когда за нами не будут наблюдать. Они будут знать о нас все. - Кто это - они? - спросил Корнуэлл. Снивли пожал плечами. - Откуда мне знать? Нас множество живет в Диких Землях: гоблины, гномы, баньши, и может даже домовые и феи. И еще другие. Множество других, более или менее опасных. - Мы их не заденем, - сказал Корнуэлл. - Мы не поднимем на них оружие. - Но, однако, мы вторглись на эти земли. - Даже вы? - спросила Мери. - Даже мы, - подтвердил Снивли, - даже Оливер и я. Мы тоже чужаки, изменники, дезертиры, потому что наши предки покинули родину и стали жить в пограничье, рядом со своими врагами. - Посмотрим, - сказал Корнуэлл. Лошади, двигаясь по тропе, наконец доставили путешественников на вершину холма. Но впереди раскинулось не плато, как можно было ожидать, а цепь других хребтов, каждый последующий выше предыдущего. Они уходили к горизонту, как правильные застывшие волны. Тропа опускалась вниз по голому склону, поросшему выгоревшей травой. У подножия холма густой лес закрывал промежуток между хребтами. Не было видно ни одного живого существа, даже птицы. Странное чувство одиночества охватило путников. Но в то же время Корнуэлл спиной ощущал на себе чей-то взгляд. Медленно и неохотно шли лошади по тропе, которая огибала огромный дуб, одиноко возвышавшийся в траве. Это было хотя и толстое, но высокое дерево, с огромным стволом и огромными, далеко раскинувшимися ветками. Самые низкие ветки находились не более чем в двадцати футах от земли. Корнуэлл увидел что-то, глубоко вонзившееся в ствол. Предмет этот примерно на два фута выступал из ствола. Он был несколько футов в диаметре, изогнутый, цвета слоновой кости. Сзади Снивли затаил дыхание. - Что это? - спросила Мери. - Рог единорога, - ответил Снивли. - Таких осталось мало, и я никогда не слышал, чтобы единороги оставляли свои рога в дереве. - Это знак, - торжественно сказал Оливер. Корнуэлл подъехал поближе и схватил рог. Он потянул его, но тот не поддался. Корнуэлл потянул снова, но с тем же результатом. Похоже было, что с тем же успехом он мог бы попытаться вытащить и ветвь дерева. - Надо срубить его, - сказал он. - Позвольте мне попробовать, - предложила Мери. Она взялась за рог и легко, от первого же рывка, он вышел. Длиной он оказался в три фута, с заостренным концом, совершенно целый и невредимый. Все с благоговением смотрели на него. - Я никогда ничего такого не видела, - сказала Мери. - В старых сказках пограничья говорится, конечно, о таких вещах, но... - Это хороший знак, - сказал Снивли, - и это хорошее начало. 18 Перед наступлением темноты они остановились в начале ущелья, разделявшего холмы. У подножия холма бил небольшой ключ, дававший начало ручью, бежавшему по ущелью. Джиб нарубил для костра сучьев с упавшей сосны. Погода продолжала оставаться прекрасной. Травы для лошадей было достаточно, а густой лес, окружавший выбранную ими поляну, защищал от ветра. Хол сказал: - Они вокруг нас. Следят. - Откуда вы знаете? - спросила Мери. - Я знаю. И Енот тоже знает. Посмотрите на него. Кажется, что его ничего не тревожит, но на самом деле он их и слышит, и чувствует. - Не нужно обращать на них внимания, - сказал Снивли. - Ведите себя так, как будто ничего нет. К ним нужно привыкнуть. Они следят все время за нами. Но бояться нечего. Это всего лишь эльфы, тролли, домовые. Ничего опасного, ничего злобного. Корнуэлл пошевелил угли в костре и поставил на них кастрюлю с кашей. - А что будет, когда появится кто-то большой и злобный? - спросил он. Снивли пожал плечами. Он сидел напротив Корнуэлла. - Не знаю. Но кое-что сейчас в нашу пользу. Во-первых, рог единорога, который вытащила из дуба Мери. Это мощное средство, и рассказ о том, что он находится у нас, уже распространился в окрестностях. А через день-два все Дикие Земли будут знать о нем. Во-вторых, это ваш волшебный меч. - Я рад, что вы упомянули об этом, - заметил Корнуэлл. - Я все собираюсь спросить вас, почему вы дали его Джибу? Конечно, он рассказал мне о ваших намерениях. Но тут вы ошиблись, мастер гном. Следовало бы сначала проверить мои способности. Если бы вы их знали, то вряд ли сделали бы мне такой подарок. Ведь хоть весь мир обыщи, не найдешь худшего воина, чем я. Конечно у меня, как и у большинства мужчин, был меч. Старый, тупой меч, семейное наследие, но очень никчемный даже в сентиментальном плане. В течение многих лет я не обнажал его. - Однако, - улыбаясь, заметил Снивли, - мне говорили, что вы прекрасно проявили себя во время битвы в конюшне. Корнуэлл с возмущением фыркнул. - Лошадь лягнула меня в живот, и на том все кончилось. Джиб с его топором и Хол с луком - вот кто истинные герои схватки. - Но мне говорили, что вы убили вашего противника. - Случайность. Могу уверить вас, что это была случайность. Этот дурак сам налетел на лезвие. - Неважно, как это получилось. Важно, что вы справились. - Справился, но с трудом и без всякой славы. - Мне иногда кажется, - сказал Снивли, - что большая часть славы великих деяний связана с оглядкой назад. Простое убийство со временем может превратиться в рыцарский поступок. К костру подошел Енот и положил голову на колени Корнуэлла. Он прижался и усы его зашевелились. - Подожди немного, - сказал ему Корнуэлл. - Будет и тебе доля. - Я часто думаю, - сказал Снивли, - а много ли он понимает. Умное животное. Хол все время с ним разговаривает и клянется, что тот отвечает. - Не сомневаюсь, что так оно и есть, - сказал Корнуэлл. - Они связаны друг с другом как братья, - сказал Снивли. - Однажды ночью собаки погнались за Енотом, который тогда еще был щенком. Хол спас его и взял к себе. С тех пор они все время вместе. И теперь ни одна собака не захочет с ним связываться. Мери сказала: - Собаки, должно быть, теперь хорошо его знают. Хол говорит, что Самогонщик почти каждую ночь охотится на енотов. Но его собаки никогда не тронут Енота. Даже если во время охоты натыкаются на его след, то в азарте идут некоторое время по его следу, но затем сворачивают. - О, эти собаки достаточно умны, - сказал Джиб. - Умнее их только сам старина Енот. - Они по-прежнему здесь, - сказал Джиб. - Видно их движение в темноте. - Они с нами с того самого времени, как мы перешли реку, - сказал Снивли. - Мы их, конечно, не видим. Но они все время следят за нами. Кто-то потянул Мери за рукав. Повернув голову, она увидела маленькое существо со сморщенным лицом. - Один из них здесь, - сказала она. - Он вышел на открытое место. Не делайте резких движений, чтобы не испугать его. Маленькое существо сказало: - Я Бромли, тролль. Ты меня помнишь? - Не уверена, - сказала она с сомнением. - Ты один из тех, с кем я играла? - Ты была маленькой девочкой, - сказал Бромли, - не больше нас. Там был домовой Скрипичные Пальцы, а иногда Соломенная фея или эльф. Ты никогда не считала нас другими, чем сама. Ты была слишком мала, чтобы думать иначе. Мы делали пироги из грязи в ручье, и хотя я и Скрипичные Пальцы считали пироги из грязи пустым занятием, нам было весело с тобой. Если ты хотела стряпать пироги, мы шли и стряпали их. - Теперь я вспомнила, - сказала Мери. - Ты жил под мостом, и я всегда считала это очень странным местом жительства. - Теперь ты уже знаешь, - с некоторым высокомерием сказал Бромли, - что настоящие тролли всегда живут под мостами. Никакое другое место для них не пригодно. - Да, конечно, я знаю об этом. - Мы часто ходили дразнить людоеда-великана: бросали камни, комья грязи, обломки дерева и другие предметы в его берлогу, а потом побыстрее убегали, чтобы он нас не поймал. Сейчас я думаю, что людоед вряд ли нас замечал. Мы были робкими и боялись даже тени. Корнуэлл хотел заговорить, но Мери покачала головой. - Зачем остальные следят за нами? - спросила она. - Почему они не показываются? Мы посидели бы вокруг костра и поговорили, могли бы даже потанцевать. У нас есть еда. Можно сварить больше каши, так что хватит на всех. - Они не придут, - сказал Бромли, - даже за кашей. Они были против моего прихода к вам, хотели задержать меня, но я пришел. Я знаю тебя очень давно. Ты была в пограничье. - Меня увели туда. - Я искал тебя и не мог понять, почему ты ушла. Если не считать пирогов из грязи - это скучное и противное занятие - мы отлично проводили время. - А где сейчас Скрипичные Пальцы? - Не знаю, он ушел. Домовые все бродяги. Всегда бродят. А мы, тролли, остаемся на месте: находим мост, селимся под ним и живем. Неожиданно послышалось гудение. Позже, вспоминая, все согласились, что оно не было таким уж неожиданным. Оно раздавалось некоторое время, пока тролль разговаривал с Мери, звучало, как писк насекомого, но теперь оно стало громче, перешло в вой, висящий в воздухе: дикая, ужасная музыка, частично похожая на бормотание сумасшедшего. Мери, испуганная, вскочила. Корнуэлл тоже и его быстрое движение перевернуло кастрюлю с кашей. Лошади в ужасе заржали. Снивли попытался крикнуть, но издал какой-то писк. - Темный Трубач? - пропищал он, и потом повторил еще несколько раз. - Темный Трубач, Темный Трубач... Что-то круглое покатилось по склону к лагерю. Оно катилось подпрыгивая и издавая глухой звук, когда касалось земли. Подкатившись к освещенному кругу, оно остановилось и осталось лежать, оскалив рот, как в усмешке. Это была отрубленная человеческая голова. 19 На следующий день, в полдень, они нашли место, где была отрублена голова. Сама голова осталась погребенной после торопливой молитвы у подножия большого гранитного камня у прежнего лагеря. Над ней поставили грубый крест. Оливер возражал против установки креста. - Они не трогают нас, - говорил он. - Зачем же оскорблять их? Ваши глупые скрещенные палки для них - проклятье! Но Корнуэлл не уступил. - А как насчет швыряния в нас человеческими головами? - сказал он. - Это значит, нас не трогают? Крест - это не оскорбление. Голова принадлежит человеку и, по всей вероятности, христианину. Мы просто обязаны прочитать над ней последнюю молитву и поставить крест. И мы сделаем это. - Вы думаете, что это один из людей Беккета? - спросил Джиб. - Возможно, - ответил Корнуэлл. - От самой гостиницы у нас нет сведений о Беккете. Мы не знаем, пересек ли он границу. Но если здесь есть люди, то это вполне могут быть люди Беккета. Этот вполне мог отстать от остальных, заблудиться и встретиться с кем-то, кто не любит людей. - Вы упрощаете, - заметил Снивли, - в Диких Землях нет никого, кто бы любил людей. - Но если не считать этой головы, против нас не было предпринято ничего, - заметил Корнуэлл. - Дайте им время, - заметил Снивли. - Вы также должны принять во внимание, - сказал Оливер, - что среди нас вы единственный человек. Возможно, и нас они не очень любят, но все же... - А Мери? - Мери жила здесь ребенком. К тому же, у нее рог, который какой-то пустоголовый единорог оставил в дереве. - Мы же не армия вторжения, - сказал Джиб. - Мы иммигранты, если хотите. Им нет причин бояться нас. - Но нам нужно считаться не с их страхами, - сказал Снивли, - а скорее с их ненавистью к нам. Эта ненависть, существующая уже не одно столетие, глубоко вошла в них. Корнуэлл спал мало. Как только он засыпал, его преследовал кошмар. Он снова видел голову, а, вернее, дикую, искаженную карикатуру на нее, вселяющую ужас. Он просыпался в холодном поту. Подавив страх, вызванный кошмаром, он снова вспоминал голову, но не во сне, а наяву, как она лежала у костра. Искры поджигали ей волосы и бороду, глаза были открыты и, казалось, смотрели на них. Они были похожи скорее на камни, чем на глаза. Рот и лицо были искажены, как будто кто-то взял голову в сильные руки и сжал. Оскаленные зубы сверкали, отражая пламя костра, а из угла рта тянулась нить высохшей слюны. Наконец, к утру он погрузился в сон, настолько истощенный, что даже видение головы не могло разбудить его. Когда он проснулся, завтрак уже был готов. Корнуэлл поел, стараясь, правда, не совсем успешно, не смотреть в ту сторону, где стоял крест. Разговаривали мало, торопливо оседлали лошадей и тронулись в путь. Они двигались по тропе, которая не расширялась и не превращалась в дорогу. Местность становилась все более дикой и неровной, пересеченной глубокими ущельями. Тропа то опускалась вниз, то поднималась на вершины, чтобы снова углубиться в ущелье. Страшновато было даже разговаривать, так как, казалось, звуки могли разбудить кого-нибудь, притаившегося в тишине. Не было ни жилища, ни следа чего-либо живого. По общему согласию, без обсуждений, путники решили днем не останавливаться. Вскоре после полудня Хол догнал Корнуэлла, ехавшего впереди. - Взгляните туда, - сказал он. Он указал на узкую полоску неба, видимую между кронами больших деревьев, росших по обе стороны тропы. Корнуэлл посмотрел. - Я ничего не вижу. Только одну или две точки. Это, наверно, птицы. - Я давно слежу за ними, - сказал Хол. - Их становиться все больше. Это канюки. Там что-то мертвое. - Корова, вероятно. - Здесь нет ферм, и, следовательно, нет коров. - Тогда олень или лось. - Не просто олень или лось. Канюков много, значит, много и падали. Корнуэлл натянул поводья. - К чему вы клоните? - Голова, - сказал Хол, - она ведь откуда-то взялась. Тропа впереди опускается в очередное ущелье. Там прекрасное место для засады. Если нас захватят здесь, ни одному не уйти. - Но мы уверены, что Беккет здесь не проходил. Ведь он не показывался у Башни, и мы ни разу не встретили никаких следов его отряда: ни отпечатков копыт лошадей, ни остатков костра, ни человеческих следов. Если бы здесь была засада... - Не знаю, - сказал Хол. - Но там канюки, и их много. Подъехали Оливер и Снивли. - Что происходит? - спросил Оливер. - Что-нибудь случилось? - Канюки, - сказал Хол. - Я не вижу никаких канюков. - Точки в небе. - Неважно, - сказал Корнуэлл. - Они здесь - ну и что? Там просто что-то мертвое. Прошлым вечером, перед тем, как кто-то швырнул в нас голову, слышалось гудение... - Темный Трубач, - сказал Снивли, - я же говорил... - Теперь я вспомнил. Но с тех пор так много всего произошло. Кто такой Темный Трубач? - Никто не знает этого, - ответил Снивли. - Никто никогда его не видел. Его слышат не часто, иногда он молчит годами. Он - предвестник бедствий, и играет всегда перед тем, как происходит что-то ужасное. - Не говорите загадками. Что именно? Голова - это и есть ужасное? - спросил Хол. - Не голова, - возразил Снивли. - Что-то гораздо худшее. - Ужасное для кого? - спросил Корнуэлл. - Не знаю, - ответил Снивли. - И никто не знает. - Что-то в этом гудении мне знакомо, - сказал Оливер. - Я думаю об этом все время и не могу вспомнить. Это так ужасно, что я испугался. Но сегодня я вспомнил, частично, одну или две фразы. Это часть древней песни. Я отыскал ее ноты в одном древнем свитке в Вайлусинге. Там была эта фраза. В свитке говорилось, что она дошла до нас от очень далеких столетий. Возможно, это самая древняя песня на Земле. Не знаю, откуда человек, написавший этот древний свиток, мог знать... Корнуэлл хмыкнул и двинул лошадь вперед. Хол последовал за ним. Тропа неожиданно пошла вниз, как бы уходя под землю, и по обе стороны от нее появились крутые стены. По склонам текли ручейки, кое-где за камни цеплялись мхи, из трещин росли кедры, настолько изогнутые, что казалось, они вот-вот упадут. Отрезанное от солнца, ущелье, по мере того как они в него углублялись, становилось все темнее. Меж стен ущелья подул ветер и принес запах. И от этого запаха, тошнотворного и сладковатого, у путников пересохло горло. - Я был прав, - сказал Хол. - Там внизу смерть. Перед ними был поворот. А за поворотом ущелье кончалось. Впереди располагался амфитеатр - кольцо, окруженное крутыми утесами. Взрыв крыльев - и стая больших птиц оторвалась от пиршества и взмыла в воздух. Несколько отвратительных птиц, слишком объевшихся для того чтобы взлететь, неуклюже отпрыгнули в сторону. Запах стал резким, как удар кулака в лицо. - Боже! - воскликнул Корнуэлл. Он боролся с тошнотой, вызванной видом того, что лежало на каменистом берегу ручья, протекавшего посреди амфитеатра. Из общей массы мяса и костей выступали отдельные детали - лошади с застывшими ногами, люди. Среди травы скалились черепа, торчали грудные клетки, мягкие животы, как наиболее доступные для еды, были разорваны, виднелись ягодицы. На ветках колючих кустарников развевались клочья одежды. Копье с острием, вонзившееся в землю, торчало наклонившись, как пьяный восклицательный знак. Тусклое солнце отражалось во всех мечах и щитах. Среди растерзанных лошадиных и человеческих тел лежали и другие, покрытые черной шерстью, скалившие огромные клыки, с короткими хвостами с кисточками, с большими тяжелыми плечами, тонкой талией, огромными лапами, вооруженными изогнутыми когтями. - Вот где проходил Беккет, - сказал Джиб. На противоположном конце амфитеатра виднелась уже не тропа, а дорога, которая вела в новое ущелье. Корнуэлл приподнялся на стременах и оглянулся. Все сидели на лошадях неподвижно, с восковыми от ужаса лицами. - Мы ничего не сможем тут сделать, - сказал Джиб. - Уедем лучше отсюда поскорее. - Христианское слово, - сказал Корнуэлл, - чтобы дать им мир и... - Нет слов, которые помогли бы, - ответил Джиб хрипло. - И нет для них мира. Корнуэлл кивнул, соглашаясь, и пустил лошадь рысью в направлении дороги. По обе стороны от них били крыльями птицы, которым помешали пировать. Промелькнул хвост вспугнутой ими лисицы. Выбравшись на дорогу, они оставили бойню за собой. На дороге тел уже не было. А позади них черные птицы начали возвращаться к прерванному пиршеству. 20 Человек находился на вершине хребта, находившегося за амфитеатром, где они наткнулись на последствия битвы. Было совершенно очевидно, что он ждал их. Он удобно сидел у подножия большого дуба, упираясь в ствол, и с интересом смотрел, как они приближаются к нему по дороге. Рядом с деревом стояло странное сооружение, раскрашенное красной и белой красками, оно стояло на двух колесах, как будто с трудом удерживалось на них в равновесии. Эти колеса были какие-то необычные - не из дерева, а из железа, черного цвета, и обод их был не плоский, каким он должен быть, а какой-то закругленный. Спиц в колесе было не слишком много, и были они не из дерева, а из тонких полосок металла. Любой человек в здравом уме сразу же понял, что такие тонкие спицы ни на что не годятся. Когда они приблизились, человек встал и отряхнул с брюк листья и грязь. Брюки на нем были белыми, плотно облегающими. Кроме них, на нем была красная рубашка, а поверх нее была одета белая куртка. Ботинки у него были очень аккуратного изготовления. - Значит, вы пришли, - сказал человек. - Я был уверен, что вы сумеете это сделать. Корнуэлл кивнул, указывая назад. - Вы имеете в виду вот это? - Точно, - сказал человек. - Вся страна в возбуждении. Это случилось два дня назад. Вы могли попасть головой в петлю. - Мы ничего не знали, - сказал Корнуэлл. - Мы идем от Башни, а те люди внизу шли другой дорогой. - Что ж, вы прошли благополучно, а это главное. Я вас ждал. - Вы знали, что мы идем? - Я слышал о вас вчера. Пестрая компания, как мне сказали, И действительно, они были правы. - Они? - О, мои разнообразные друзья, пробирающиеся сквозь чащу, бегущие среди травы. Глаза и уши. Мало что происходит без их внимания. Я знаю и о роге, и о голове, подброшенной к лагерному костру. Я с нетерпением ожидал вас. - Вы знаете, кто мы? - Только ваши имена. Прошу прощения, но я не представился. Меня зовут Александр Джоунз. Я приготовил для вас... - Простите, мистер Джоунз, - перебила его Мери, - мне это не нравится. Мы вполне можем сами... - Мисс Мери, если я обидел вас, я прошу прощения. Я только хотел предложить вам свое гостеприимство. Убежище от надвигающейся ночи, тепло, горячая пища, место для сна. - Что касается меня, - заметил Оливер, - то все это будет принято с радостью. И еще хорошо бы кружку пива или стакан вина. Запах все еще стоит у меня в горле. Надо чем-нибудь смыть его. - Пиво, конечно, - сказал Джоунз. - Целый бочонок ждет вашего прихода. Вы согласны, сэр Марк? - Да, согласен. Я не вижу здесь ничего плохого. Но не зовите меня "сэр", я всего лишь ученый. - В таком случае держите покрепче своих лошадей, - сказал Джоунз. - Эта моя кобылка - очень шумное животное. Он подошел к сооружению на двух колесах, перебросил через него одну ногу, и сев на то, что называется седло, взялся за два выступа впереди. - Минутку, - сказал Джиб. - Вы нам не сказали бы об одном обстоятельстве. Как вам удается оставаться в живых? Ведь вы человек - не так ли? - Хочется так думать, - ответил Джоунз. - А ответ на ваш вопрос прост. Здесь меня считают колдуном. Хотя на самом деле это не так. Он, держась на одной ноге, пнул что-то другой. Двухколесное сооружение с гневным ревом ожило, выпустив облако дыма. Лошади в испуге попятились. Оливер, сидевший за Снивли, упал с лошади, но тут же на четвереньках отбежал в сторону, чтобы уйти из-под копыт лошади. Рев двухколесного чудовища перешел в ровное гудение. - Простите, - крикнул Джоунз Оливеру, - но я вас предупреждал. - Это дракон, - сказал Снивли, - двухколесный дракон, хотя я до этого и понятия не имел, что бывают драконы на колесах. Но кто же, кроме дракона, может испускать такой рев и изрыгать пламя и дым. Он протянул руку и помог Оливеру взобраться на лошадь. Джоунз верхом на драконе покатил вниз по дороге. - Все же, я думаю, следует двигаться за ним, - сказал Хол. - Горячая еда. Мне бы хотелось горячей еды. - Мне это не нравится, - пожаловался Снивли. - Совсем не нравится. Не люблю драконов, даже прирученных. Дракон двигался быстро, и им пришлось подгонять лошадей, чтобы не отставать. Дорога стала гораздо лучше. Она пролегала по плато, мимо березовых и сосновых рощ, где лишь изредка попадались дубы. Потом дорога пошла вниз, но не резко, а постепенно. Они очутились в прелестной долине, где находились три палатки, ярко раскрашенные, с развевающимися вымпелами. Дракон остановился возле самой большой палатки, и Джоунз спешился. Рядом с палаткой находился стол, сколоченный из досок, была яма для костра с решеткой для приготовления пищи и большой пивной бочонок. Вокруг огня, горевшего в яме, толпились оборванные домовые, тролли, гоблины. При виде лошадей с путешественниками некоторые из них бросили работу и разбежались. - Посидим, поболтаем, - сказал Джоунз. - У нас найдется, о чем поговорить. С полдюжины троллей наполнили кружки пивом и поставили на стол. - Прекрасно, - сказал Джоунз. - Можно выпить перед едой. Еда, как обычно, никогда не готова вовремя. Мои маленькие друзья работают неохотно, неорганизованно. Садитесь и поговорим. Оливер схватил кружку, погрузил в нее мордочку и с удовольствием начал пить. Напившись, он вытер пену с усов. - Хорошее пиво. Гораздо лучше, чем в тавернах Вайлусинга. - Снивли называет вашего коня драконом, - сказал Хол Джоунзу. - Но хотя он изрыгает огонь и дым, убедительно ревет, я знаю, что это не дракон. Я никогда не видел драконов, но слышал о них, и ни одно описание драконов не похоже на эту штуку, на которой вы ездите. У нее нет ни головы, ни крыльев, а у драконов должно быть все это, да и хвост. - Вы правы, - обрадованно сказал Джоунз. - Это не дракон, хотя многие думают так же, как и Снивли. Это вообще не живое существо, а машина. Она называется "моторный велосипед". - Моторный велосипед, - повторил Джиб. - Я ничего подобного никогда не слышал. - Конечно, не слышали, - сказал Джоунз. - Он единственный в этом мире. - Вы говорите, что это машина, - сказал Корнуэлл. - У нас есть, конечно, машины, но все они не похожи на вашу. Военные машины, осадные машины, бросающие камни, стрелы и горючие материалы в осаждаемый город. - Или мельничное колесо, - сказал Джиб. - Это тоже машина. - Но мельничное колесо движется силой воды, - сказала Мери, - а военные машины натяжением веревок. А как работает ваша машина? - Я не могу вам объяснить, - сказал Джоунз. - Я бы рассказал, но для вас это не имеет смысла. - Значит, вы не знаете, как она действует? - Точно, не знаю. - Тогда это магия. - Могу заверить вас, что это не магия. В моем мире не существует магии. Чтобы ее отыскать, нужно явиться в ваш мир. - Не может быть, - сказала Мери. - Магия должна быть. Она часть жизни. - В моем мире магия уничтожена, - сказал Джоунз. - Люди, конечно, вспоминают о магии, но как о чем-то исчезнувшем. Когда-то она была, но потом исчезла. Я же явился сюда, чтобы отыскать утраченную магию. Я изучаю ее. - Странно, - сказал Корнуэлл. - Все это очень странно. В вас, должно быть, есть какая-то магия, хотя вы ее и отрицаете. Ведь этот маленький народ охотно работает на вас, смотрит за огнем, готовит еду, приносит вино, заботится о лошадях. А за нами они следили, но не помогали. Только прятались и следили. - Дайте им время, - сказал Джоунз. - Так же вначале было и со мной. Они прятались и следили за мной, а я занимался своими делами, не обращал на них внимания. Через некоторое время они стали приходить и разговаривать со мной. Из моего поведения и слов они решили, что я колдун и могу быть им полезен. - У вас преимущество перед нами, - сказал Корнуэлл. - В нас нет колдовства. - Я слышал другое, - сказал Джоунз. - Эти малыши мне все рассказали. Среди вас есть тот, кто смог выдернуть рог единорога из дуба, и есть другой, с магическим мечом, и третий, у которого особый камень. - Откуда они узнали? - спросил Джиб. - О камне? Камень укутан, и я несу его тайно. Мы о нем не говорили. - О, они все отлично знают, - сказал Джоунз. - И не спрашивайте меня, откуда, так как я этого все равно не знаю. Просто скажите, если они в чем-то ошибались. Этот камень изготовлен давным-давно древними и вы хотите вернуть его им. Корнуэлл порывисто повернулся к Джоунзу и наклонился к нему: - Что вы знаете о древних? Где их можно найти? - Только то, что мне рассказывали. Сначала нужно идти к Ведьминому дому, потом через Сожженную Равнину, обогнуть замок Зверя Хаоса и дойти до Туманных гор. Там, если повезет, вы сможете найти древних. Мне говорили, что они постепенно вымирают и их осталось совсем немного, да и те скрываются в труднопроходимых местах. Впрочем, если столкнуться с ними неожиданно, то придется спасать свою жизнь. - Ведьмин Дом? - с беспокойством спросила Мери. - Вы говорили о Ведьмином Доме? Это старый-старый дом, который как будто вот-вот развалится? Он стоит на небольшом холме над ручьем? И через ручей переброшен старый каменный мост? Старый двухэтажный дом со множеством труб и галерей вдоль сада? - Очень точное описание. Как будто вы его уже видели. - Я его видела, - сказала Мери. - В этом доме я жила ребенком. Под мостом жил тролль Бромли. И еще там был домовой Скрипичные Пальцы... - Бромли приходил к вам вчера вечером, - сказал Джоунз. - Да, он приходил повидаться со мной. Остальные притаились, а он пришел. Он меня помнит. Если бы не бросили эту ужасную голову... - Я беспокоился, что произойдет, когда вы достигните поля боя, - сказал Джоунз. - Я трусил. Мне бы следовало выйти вам навстречу, но я боялся вызвать нежелательные последствия. Сначала я все же вышел вам навстречу, но потом вернулся... - Но нам ничего не повредило, - сказал Корнуэлл. - Это, конечно, было ужасно, но не так уж опасно. Ведь поблизости были лишь тролли, гоблины и другой народец. - Они мои друзья, - сказал Джоунз. - Я рад, что вы верили в их доброжелательность. Возможно, эта вера и помогла вам. Я не хочу вас пугать, но должен сказать, что тут есть и другие. - Какие другие? - резко спросил Снивли. - Церберы, - ответил Джоунз. - Стая кровожадных церберов. Они следуют за вами с того момента, как вы пересекли реку. - Церберы? - спросил Корнуэлл. - Там были тела на поле битвы, с хвостами и клыками. - Да, вы правы, это они. - Я знал о них, - спокойно сказал Снивли. - Они часть нашей традиции. Но я их никогда не видел и не встречал тех, кто видел. - Он объяснил Корнуэллу: - Они палачи, профессиональные убийцы. Они наказывают... - Но пока они позволили нам пройти, - заметил Корнуэлл. - И позволят идти дальше, - сказал Джоунз. - Они не настроены против вас. Но сделайте хоть один неверный шаг, и они набросятся на вас. - А как они к вам относятся? - спросил Корнуэлл. - Они и за вами следят? - Может быть, вначале, и следили, а может и сейчас еще следят. Но видите ли, у меня сложилась репутация колдуна, и, кроме того, они, должно быть, считают меня безумцем. - И это вас защищает? - Надеюсь. Я ничего не делаю, чтобы разуверить их. - Кто-то идет по дороге, - сказал Снивли. Все повернулись к дороге. - Это Сплетник, - сказал Джоунз. - Чертов паразит. Он чувствует еду за семь миль, а выпивку вдвое дальше. Сплетник ковылял по дороге, высокий, в грязном балахоне, концы которого волочились по дорожной пыли. На плече у него сидел ворон. С другого плеча у него свешивался на веревке какой-то продолговатый предмет в овечьей шкуре. В левой руке он держал длинный посох, при каждом шаге энергично ударяя им по дороге. За ним, прихрамывая, бежала маленькая собачка. Собачка была белая, за исключением черных пятен около глаз, похожих на очки. Сплетник подошел к столу и остановился перед Корнуэллом, который повернулся к нему лицом. Теперь, когда Сплетник был рядом, стало видно, что его одежда изношена и изорвана, со множеством дыр, сквозь которые виднелось голое тело. Некоторые дыры били залатаны тканью разных цветов, но солнце и грязь привели к тому, что их цвет стал неотличим от цвета балахона. Ворон линял, на его хвосте торчали перья и вся птица выглядела как поеденная молью. Собачка тут же уселась и принялась ловить блох. Если Сплетник и был человеком, то все же не совсем похожим. Уши у него были большие и заостренные, глаза странно скошены, нос приплюснут, а зубы похожи на клыки. Всклокоченные волосы походили на крысиное гнездо. Ногти на его руке, державшей посох, были длинными, неровными и грязными. Он сказал, обращаясь к Корнуэллу: - Вы Корнуэлл, ученый из Вайлусинга? - Да. - Вы предводитель этого отряда пилигримов? - Не предводитель. Мы все равны. - Тем не менее, у меня для вас есть слово мудрости. Или, вернее, дружеское предупреждение. Не ходите дальше Ведьминого Дома. До этого места пилигримам ходить разрешается. - Беккету не позволили дойти и туда. - Беккет не был пилигримом. - А вы уверены, что мы пилигримы? - А дело не во мне, сэр ученый. Это они так думают. Я лишь передаю их слова. - А кто это - они? - Прекрасный сэр, неужели вы так невежественны? Если вы это не знаете, то в вашем отряде есть такие, которые знают. - Вы говорите об Оливере или обо мне, - тут же вмешался Снивли. Советую вам выбирать слова. Я, как гном, и Оливер, как гоблин, мы здесь дома и можем идти куда захотим. - Вы уверены, что имеет на это право? - сказал Сплетник. - Вы предали Братство. - Но вы не ответили мне, - сказал Корнуэлл. - Кто такие "они", о которых вы говорили? - Вы слышали о церберах? - Я о них знаю. - А о Звере Хаоса? И о Том, Кто Размышляет В Горах? - И о них слышал. Это старые басни путешественников. Я встречал лишь беглое упоминание о них. - Тогда вы должны молиться, чтобы ваше знакомство с ними не стало более тесным. Корнуэлл взглянул на Джоунза. Тот кивнул. - Он мне говорил то же самое. Но, как вы уже догадались, я трус. Я не пошел за Ведьмин Дом. - И спросил у Сплетника: - Как насчет пива? - С удовольствием. И кусочек мяса. Я проделал долгий путь, и меня мучит голод и жажда. 21 Полная луна встала над горизонтом, гася звезды и заливая поляну светом. Неярко горели костры, а на траве между лагерем и дорогой танцевали маленькие существа под резкие звуки скрипки. После еды Сплетник развернул свой сверток и достал оттуда скрипку и смычок. Теперь он стоял, зажав под подбородком скрипку, держал левой рукой лады, а правой работал смычком. Поеденная молью ворона по-прежнему умудрялась сидеть у него на плече, подпрыгивая, чтобы удержать равновесие, и издавая при этом протестующие крики. Под столом спала маленькая хромая собачка, объевшаяся мясом, которое ей бросали пирующие. Ее лапы вздрагивали, как будто она гонялась во сне за кроликом. - Их так много, - сказала Мери. - Когда мы появились, их не было так много. Джоунз захихикал. - Тут все мои и большинство ваших. - И наши тут? Они вышли из укрытий? - Да. Их привлекла еда и пиво. Ведь не станут же они прятаться, когда остальные едят. - Тогда среди них должен быть и Бромли. Почему же он не подходит ко мне? - Ему и так весело, - сказал Корнуэлл. Среди танцующих показался Енот. Подойдя, он потерся о ноги Хола. Хол посадил его на колени. Енот обернул хвост вокруг лап и носа. - Он слишком много съел, - констатировал Джиб. - Он всегда так, - сказал Хол. Скрипка пела и визжала. Рука Сплетника бешено работала, а ворон протестующе кричал. - Я не совсем вас понял, - сказал Корнуэлл Джоунзу. - Вы сказали, что не бывали за Ведьминым Домом. Почему? И что вы здесь делаете? Джоунз заулыбался. - Странно, что вы у меня это спрашиваете. У нас много общего. Видите ли, сэр ученый, я тоже студент, как и вы. - Но почему вы не учитесь? - Я учусь. Здесь достаточно материала для обучения и изучения. Даже более, чем достаточно. Когда изучаешь что-нибудь, нужно все тщательно исследовать перед тем как делать следующий шаг. Придет время, и я пойду за Ведьмин Дом. - Изучаете, вы говорите? - Да, заметки, записи, картины. У меня груды записей, километры лент... - Ленты, картины. Вы имеете в виду картины? - Нет, - ответил Джоунз. - Я использую фотоаппарат. - Вы говорите загадками, - сказал Корнуэлл. - Я такого слова не знаю. - Не хотите ли взглянуть? Не нужно беспокоить остальных. Он встал и пошел к палатке. Корнуэлл последовал за ним. У входа в палатку Джоунз остановил его. - Вы человек без предрассудков? - спросил он. - Как ученый, вы должны им быть, но... - Я шесть лет занимался в Вайлусинге, - ответил Корнуэлл. - Я стараюсь ко всему относиться без предрассудков, иначе трудно узнать что-либо новое. - Хорошо. Какая у вас тут дата? - Октябрь, - сказал Корнуэлл. - Год господа нашего 1975-й. Но какое точное число не знаю, так как потерял счет дням. - Прекрасно, - сказал Джоунз. - Я только хотел удостовериться; к вашему сведению, сегодня семнадцатое. - Причем тут дата? - Может и не причем, а может понадобиться. У вас первого я смог узнать об этом. Здесь, в Диких Землях, никто не следит за календарем. Он поднял входной клапан палатки и поманил за собой Корнуэлла. Внутри палатка оказалась больше, чем можно было представить снаружи. Она была уставлена множеством приборов. В углу стояла походная койка, рядом с ней стол и стул. В центре стола находился подсвечник с толстой свечей, пламя которой дрожало от сквозняка. В углу лежала груда книг в кожаных переплетах. Рядом с книгами были открытые ящики. На столе, кроме подсвечника, не оставляя места для письма, находился какой-то странный предмет. На столе, как заметил Корнуэлл, не было ни пера, ни чернильницы, ни песочницы, и это показалось ему странным. В противоположном углу стоял большой металлический шкаф, а рядом с ним у восточной стены часть помещения была отгорожена плотной черной тканью. - Здесь я готовлю свой фильм, - пояснил Джоунз. - Не понимаю, - напряженно сказал Корнуэлл. - Взгляните. Джоунз подошел к столу и взял из одного ящика пригоршню квадратных листов. - Вот это фотографии, о которых я говорил. Не рисунки - фотографии. Давайте берите и смотрите. Корнуэлл склонился над столом, не дотрагиваясь до так называемых фотографий. На него смотрели цветные рисунки, изображавшие домовых, гоблинов, троллей, фей, танцующих на поляне, воплощенный ужас - церберов, двухэтажный дом на холме с каменным мостом через ручей. Корнуэлл осторожно поднял рисунок дома и поднес его ближе к глазам. - Ведьмин Дом, - пояснил Джоунз. - Но это ведь рисунки, - заявил Корнуэлл. - Миниатюры. При дворе многие художники делают их для книг и других целей. Но они заключают их в рамку с изображением цветов, птиц, насекомых, что, по-моему, делает их привлекательными. Они работают долгие часы. - Посмотрите внимательней. Вы видите следы кисти? - Это ничего не доказывает, - упрямо ответил Корнуэлл. - На миниатюрах тоже не видны следы кисти. Художники работают так тщательно, что никаких следов не видно. И все же какая-то разница здесь есть. - Вы чертовски правы, какая-то разница есть. Я использую эту машину. Джоунз положил руку на странный черный предмет на столе. - Я также использую и другие предметы, чтобы получить фото. Я нацеливаю машину, смотрю в это окошко, щелкаю и получаю снимок точно таким же, каким видит аппарат. А он видит лучше, чем глаз. - Магия, - сказал Корнуэлл. - Опять! Говорю вам, что здесь не больше магии, чем в моем велосипеде. Это наука, технология, способ делать вещи. - Наука - это философия, - сказал Корнуэлл, - и не больше. Приведение вселенной в порядок, попытка найти во всем смысл. При помощи философии вы не можете делать все это. Тут должна быть магия. - А где ваше отсутствие предрассудков? Корнуэлл выронил фото и гневно выпрямился. - Вы привели меня сюда, чтобы издеваться? Вы разыгрываете меня своей магией, уверяя, что это не магия. Почему вы хотите представить меня глупым и ничтожным? - Вовсе нет, - сказал Джоунз. - Уверяю вас, вовсе нет. Я ищу вашего понимания. Впервые появившись здесь, я пытался объяснить кое-что этому маленькому народцу, даже Сплетнику, несмотря на его невежество и репутацию. Я говорил, что в этом нет магии и, я не колдун, но они меня не поняли. Потом я нашел, что слыть колдуном даже выгодно и больше не пытался им объяснить. Но по причине, которой сам не могу понять, мне нужен кто-нибудь, кто бы меня выслушал. Я думаю, что вы, как ученый, меня поймете. Ну что ж, по крайней мере я сделал честную попытку объяснить. - Кто же вы такой? - спросил Корнуэлл. - Если вы не колдун, то кто же вы? - Я такой же человек, как и вы, но живу в другом мире. - Вы уже говорили об этом мире, о вашем мире. Но ведь мир только один, который есть у вас и у меня. Впрочем, может быть, вы говорите о Небесном Царстве? Это другой мир. Но мне трудно поверить, что вы оттуда. - О, дьявол, - сказал Джоунз. - Все бесполезно! Я должен был это понять. Вы упрямы и тупоголовы, как и все остальные. - Тогда объясните. Вы сказали, кем вы не являетесь. Теперь скажите, кто вы есть? - Слушайте. Когда-то, как вы сами говорили, существовал лишь один мир. Не знаю, как давно это было - десять тысяч или сто тысяч лет назад. Это невозможно теперь установить. И вот что-то случилось, не знаю, что именно. Мы, наверно, никогда и не узнаем, как это произошло и почему, но, наверно, какой-то человек совершил поступок. Поступок этот совершил только один человек. Он что-то сделал, или выговорил, или подумал. Не знаю, что именно он сделал, но с того момента стало существовать два мира, не один, а два. В самом начале различие было ничтожным, миры еще не разошлись, они проникали друг в друга. Можно было подумать, что это по-прежнему один мир. Но различий становилось все больше, и стало очевидно, что мира два, а не один. Миры все больше расходились, так как были несовместимы. Люди, жившие в них, пошли по разным дорогам. Вот как один мир раскололся надвое. Не спрашивайте меня как это случилось, какие физические и метафизические законы ответственны за этот раскол. Я об этом не знаю, да и никто, наверно, не знает. В моем мире только горстка людей знает, что это вообще произошло. Остальные люди не знают, а если бы узнали, то все равно бы не поверили. - Магия, - упрямо сказал Корнуэлл. - Вот как это случилось. - Черт возьми! Вы опять! Как дойдешь до чего-нибудь непонятного, так опять выскакивает это слово. Вы ведь образованный человек. Вы учились много лет... - Шесть нищих, голодных лет. - Тогда вы должны знать, что магия... - Я знаю о магии больше, сэр. Я изучал магию. В Вайлусинге приходится изучать магию. Это обязательный предмет. - Но церковь... - Церковь не спорит с магией. Только с неправильным использованием магии... - Нам с вами бесполезно разговаривать, - сказал Джоунз. - Я говорю вам о технологии, а вы отвечаете, что это магия. Велосипед - дракон, фотоаппарат - злой глаз, ну, Джоунз, почему ты такой упрямый? - Я не знаю, о чем вы говорите, - сказал Корнуэлл. - Конечно, не знаете. - Вы говорите, что мир разделился, что был один мир, но потом он раскололся и их стало два. Джоунз кивнул. - Да, так должно быть. Другим способом этого не объяснить. Вот ваш мир. В нем нет технологии, нет машин. О, я знаю о ваших машинах - об осадных механизмах, о водяных мельницах. Это, конечно, машины, но у моего мира другие машины. За последние 500 лет, а может и за тысячу, вы совершенно не продвинулись вперед в смысле технологии. Вы даже не знаете этого слова. Конечно, были события, например подъем христианства. Но главное - не имею представления, как это могло произойти - у вас не было Возрождения, не было Реформации, не было промышленной революции... - Вы используете термины, которые я не понимаю. - Простите, я увлекся. События, о которых я упоминаю, у вас не произошли. Не было ни единого поворотного пункта в истории, и еще кое-чего. Вы здесь сохранили магию и героев древнего фольклора. Здесь они живут, а в моем мире их нет, и они просто герои старых легенд. В моем мире утратили магию и всех этих малышей, и наш мир стал беднее. Корнуэлл сел на постель рядом с Джоунзом. - Вы хотите понять, как раскололся мир, - сказал он. - Я ни на минуту не допускаю, что вы говорите правду, хотя должен признать, что ваши машины меня поразили. - Не будем о них говорить, - сказал Джоунз. - Сейчас мы просто два человека, отличающихся по подходу к некоторым фактам и философским проблемам. Конечно, я бы приветствовал выяснение причины раскола наших миров, но я явился сюда не за этим. И я сомневаюсь, что эту причину можно было выяснить, так как, вероятно, она давно исчезла. - Она может еще существовать, - сказал Корнуэлл. - Какая-то вероятность есть, пусть безумная... - О чем вы говорите? - Вы сказали, что мы два честных человека, отличающихся друг от друга. Но ведь мы оба ученые. - Вероятно. И что же? - В моем мире ученые состоят членами особой гильдии, традиционного братства. Джоунз покачал головой. - За некоторым исключением, я согласен, что примерное существует и в моем мире. Ученые обычно честны друг с другом. - Тогда, возможно, я открою вам тайну, не свою... - Мы из различных культур, - сказал Джоунз. - Наши взгляды могут различаться. Мне было бы неприятно, если бы вы открыли мне тайну, которую мне не следует знать. Я не хотел бы затруднять вас ни сейчас, ни позже. - Но ведь мы оба ученые, у нас общая этика. - Ладно, - согласился Джоунз. - О чем же вы хотите мне рассказать? - Где-то в дальних Диких Землях есть университет. Я слышал о нем и считал, что это легенда. Но оказывается, что он действительно существует. Есть древние летописи. Внезапно снаружи прекратилась музыка и наступила полная тишина. Джоунз замер, а Корнуэлл сделал шаг к выходу и остановился, прислушиваясь. Послышался новый звук - далекий, но отчетливый крик, отчаянный и безнадежный. - О, боже! - прошептал Джоунз. - Еще не все кончено. Они не позволили ему уйти. Корнуэлл выскочил из палатки, Джоунз за ним. Танцующие отступили от дороги и столпились у стола. Они все смотрели на дорогу. Никто не разговаривал, и все, казалось, затаили дыхание. Костры по-прежнему поднимали к небу столбы дыма. По дороге, спотыкаясь, шел обнаженный человек. Он шел и кричал. Его бессмысленный и жуткий крик поднимался и падал, но не прекращался. Откинув голову, он кричал прямо в небо. За ним и по обе стороны от него двигались церберы, зловеще черные во тьме ночи. Некоторые из них шли на четвереньках, другие, выпрямившись, на задних лапах, наклонившись вперед и размахивая передними лапами. Их короткие мясистые хвосты двигались в возбуждении, а ужасные клыки белели в черноте рта. Оливер выбрался из толпы и подошел к Корнуэллу. - Это Беккет, - сказал он. - Они его поймали. Человек и свора церберов приближались. Крик человека не смолкал, но теперь стали слышны и другие звуки: басистый аккомпанемент ужасного крика - ворчание церберов. Корнуэлл прошел вперед и встал впереди толпы, рядом с Джибом и Холом. Он попытался заговорить, но не смог. Холодная дрожь охватила его: он не мог унять стук зубов. Оливер оказался рядом с ним. - Это Беккет, - повторил он. - Я узнал его. Я его часто видел. Подойдя к лагерю, Беккет неожиданно перестал кричать и, пошатнувшись, повернулся лицом к толпе. Он протянул вперед свои руки. - Убейте меня! - завопил он. - Ради любви девы Марии, убейте меня. Если среди вас есть человек, пусть он, ради любви Господней, убьет меня. Хол поднял лук и потянулся за стрелой. Снивли перехватил лук и потянул его вниз. - Вы сошли с ума! - закричал он. - Только попробуйте - и они набросятся на нас. Вы не успеете пустить стрелу, как они вцепятся вам в горло. Корнуэлл, вытаскивая меч, пошел вперед. Джоунз преградил ему дорогу. - Прочь с дороги! - проревел Корнуэлл. Джоунз ничего не ответил. Его правая рука поднялась снизу вверх, и кулак ударил Корнуэлла в подбородок. От этого удара Корнуэлл упал, как подрубленное дерево. На дороге церберы набросились на Беккета. Они не уронили его, оставили стоять, но рвали клыками его тело и отскакивали. Половина его лица исчезла, кровь струилась по щеке, зубы показались из-под нее, язык двигался в агонии, крик застрял в горле. Снова сверкнули клыки и внутренности человека вывалились наружу. Рефлекторно Беккет наклонился вперед, сжимая руками разорвавшийся живот. Острые клыки оторвали ему половину ягодицы, и он выпрямился, размахивая руками и дико крича. Потом он упал и задергался в пыли с воем и стонами. Церберы отошли и сели кружком, рассматривая свою жертву с благожелательным интересом. Постепенно стоны стихли. Беккет медленно поднялся на колени, а потом встал. Он снова казался целым. Лицо и ягодицы не разорваны, внутренности на месте. Церберы лениво встали. Один из них подтолкнул Беккета носом, и тот пошел дальше по дороге, возобновив свой бесконечный крик. Корнуэлл сел, тряся головой и держась за меч. Из тумана перед ним показалось лицо Джоунза. - Вы ударили меня кулаком. Честный способ борьбы? - Держите руки подальше от своей железной палки, - сказал Джоунз. - Или я опять вас ударю. Мой друг, ведь я спас вас, вернее, спас вашу драгоценную жизнь. 22 Корнуэлл постучал, и ведьма открыла дверь. - Ага, - сказала она Мери, - вот ты и вернулась. Я всегда знала, что ты вернешься. С того дня, как я рассталась с тобой, я знала, что ты придешь обратно ко мне. Тогда я поставила тебя на дорогу, ведущую в Пограничье, хлопнула по маленькой попке и велела тебе идти. Ты пошла не оглядываясь, но я знала, что ты вернешься, когда подрастешь. В тебе всегда было что-то странное. Ты не подходила для мира людей, и ты не обманула надежды старой бабки... - Мне было тогда три года, может меньше, - сказала Мери, - но вы не моя бабушка и никогда ей не были. Я никогда не видела вас. - Ты была слишком мала, чтобы помнить. Я бы оставила тебя у себя, но времена наступили опасные и неустойчивые, и мне казалось, что тебе лучше уйти с зачарованной земли. Хотя это и разбило мое сердце, потому что я тебя любила, моя девочка. - Это все ложь, - сказала Мери Корнуэллу. - Я ее не помню, она не моя бабушка. - Но это я поставила тебя на дорогу, ведущую в Пограничье, - сказала ведьма. - Я взяла тебя за маленькую ручку и побрела, согнувшись, так как меня тогда мучил артрит. Ты шла рядом со мной и щебетала. - Я не могла щебетать, - возразила Мери, - я никогда не была болтуньей. Дом оказался точно таким, каким описала его Мери. Старый, полуразрушенный дом на холме, а под холмом ручей, со смехом бегущий по равнине, с каменным мостом над сверкающей водой. Группа берез росла у одного из углов дома, а ниже по холму была живая изгородь, которая ничего не ограждала. За ней виднелась груда булыжников, а дальше, у ручья, был болотистый бассейн. Остальные члены отряда стояли у каменного моста и ждали, глядя на дом, где перед открытой дверью стояли Мери и Корнуэлл. - Ты всегда была извращенным ребенком, - говорила ведьма, - и всегда устраивала нехорошие шутки. Впрочем, это не было свойством твоего характера. Так ведут себя многие дети. Ты невыносимо дразнила бедного людоеда, бросая камни в его нору, так что бедняга едва мог спать. Ты наверно удивишься, узнав, что он вспоминает о тебе лучше, чем ты этого заслуживаешь. Услышав о том, что ты идешь сюда, он сказал, что надеется тебя увидеть. Хотя, будучи людоедом с большим чувством собственного достоинства, он не может сам выйти к тебе. По крайней мере, сразу. Так что, если ты хочешь увидеться с ним, то тебе придется подождать. - Я помню людоеда, - сказала Мери, - и как мы бросали камни в его нору. Не думаю, что я когда-либо видела его. Я часто вспоминала о нем и гадала, был ли он на самом деле. Мне говорили, что он существует, но я сама его никогда не видела. - Конечно, людоед есть, и очень милый. Но я совсем забылась. Я так рада увидеть тебя, дорогая, что боюсь оказаться невежливой. Вы стоите здесь, а мне давно бы следовало пригласить вас к чаю. И я еще ни слова приветствия не сказала рыцарю, который сопровождает тебя. Я не знаю, кто вы такой, - сказала она Корнуэллу, - но рассказывают чудеса о вас и вашей компании. И о тебе тоже, - добавила она, обращаясь к Мери, - я вижу, рог единорога больше не с тобой. Не говори, что потеряла его. - Нет, не потеряла, - сказала Мери. - Просто его надоело нести. Я его оставила с теми, кто ждет у моста. - Ну, хорошо, - сказала ведьма, - я погляжу на него попозже. Услышав о нем, я очень рассчитывала, что увижу его. Ты ведь покажешь мне его? - Конечно, покажу. Старая карга захихикала. - Я никогда не видела рог единорога, и, хотя это кажется странным, самого единорога тоже. Даже в этой земле единорог очень редок. Но идемте пить чай, но только втроем, так будет уютней. А тем, у моста, я вышлю корзину печенья, моя дорогая. Ты всегда любила это печенье с семечками... Она шире открыла дверь и сделала жест рукой, приглашая их войти. В прихожей было темно. Мери остановилась. - Тут что-то не так. Я помню другое. Дом был яркий, полный смеха и света. - Это воображение, - резко сказала ведьма. - У тебя всегда было сильное воображение. Ты выдумывала игры и играла с этим глупым троллем, который жил под мостом, и со Скрипичными Пальцами. Она захихикала, вспоминая. - Ты могла вовлечь их во что угодно. Они ненавидели те пироги из глины, но делали их для тебя. Они страшно боялись людоеда, но когда ты бросала камни в его нору, они шли и тоже бросали. Ты говоришь, что я ведьма, моя дорогая, с моей горбатой спиной, с моим артритом и с длинным изогнутым носом, но ты сама ведьма, и еще получше меня. - Потише, - сказал Корнуэлл, берясь за меч. - Миледи не ведьма. Старая карга протянула свою костлявую руку и легко положила ее ему на ладонь. - Я ей сказала комплимент, благородный сэр. Нельзя больше похвалить женщину, чем сказать ей, что она ведьма. Корнуэлл отбросил ее руку. - Следите за своим языком. Ведьма улыбнулась, показав обломки зубов, и повела их по темному, сырому коридору, в маленькую комнату, устланную старым ковром. У одной стены был камин. Через широкое окно лился солнечный свет, подчеркивая убогость обстановки. На узкой полке у окна - разбитые тарелки. В центре комнаты находился резной стол, покрытый скатертью, а на ней - серебряный чайный сервиз. Ведьма указала им на стулья, а сама села перед дымящимся чайником. Потянувшись за чайником, она сказала: - Теперь мы можем поговорить о старых временах, о том, что изменилось в мире, и что вы здесь делаете. - Я хочу поговорить о своих родителях, - сказала Мери. - Я о них ничего не знаю. Мне нужно знать, кто они, что они здесь делали и что с ними случилось. - Это были хорошие люди, - сказала ведьма, - но очень странные, не похожие на других. Они не смотрели сверху вниз на жителей Диких Земель. В них не было зла, а было глубокое понимание. Они разговаривали со всеми встречными. И вопросы, которые они задавали - о, какие они задавали вопросы! Я часто задавала себе вопрос: что они тут делают? Они ни чем не занимались. Говорили, что у них отпуск. Противно думать, что такие умные люди могут проводить свой отпуск здесь. И если у них был отпуск, то очень долгий. Они были здесь почти год, ничего не делали, просто ходили вокруг и были добры со всеми встречными. Я помню день, когда они пришли ко мне. Они шли вдвоем, дорогая, а между ними - ты. Они держали тебя за руки, как будто ты нуждалась в помощи, хотя она тебе никогда не требовалась. Подумать только! Люди спокойно идут по дороге в Диких Землях и ведут с собой ребенка, как будто вышли на прогулку. Помню, как они подошли к этому дому и постучали в дверь. Они спросили, не смогут ли они пожить тут, и я, конечно, сказала, что это можно. Я так добра, что никому не могу отказать. - Я думаю, что вы лжете, - сказала Мери колдунье. - Я не верю, что это ваш дом. Мои родители не могли быть вашими гостями. - Не будем спорить, - сказал Корнуэлл. - Правда или нет, пойдем дальше. Что с ними случилось? - Они ушли к Сожженной равнине. Я не знаю, зачем они туда пошли. Конечно, они были приятными людьми, но мне ничего об этом не сказали. Они оставили со мной этого ребенка, а сами ушли к Сожженной равнине. С тех пор никто о них не слышал. - И тогда вы отвели Мери в Пограничье? - Ходили разные толки. Я боялась оставлять ее здесь. - Какие толки? - Не помню. - Видите, - сказала Мери, - она лжет. - Конечно, лжет, - сказал Корнуэлл, - но мы не знаем, насколько. - Как печально, - сказала ведьма, - что они сидят за моим столом, пьют мой чай и не верят моим словам. Она закрыла лицо руками. - Они оставили после себя какие-либо бумаги? - спросила Мери. - Письма или еще что-нибудь? - Как странно, что ты спросила об этом, - сказала ведьма. - Об этом меня спрашивал другой человек. Его зовут Джоунз. Я сказала, что ничего не знаю. Я не подглядывала за ними. Я ему сказала, что, может быть, что-нибудь осталось на втором этаже. Я стара и не могу подниматься по ступенькам. О, я знаю, вы думаете, что ведьма может взять метлу и лететь куда угодно. Но вы, люди, не понимаете, есть определенные правила... - Джоунз поднимался наверх? - Конечно. Он сказал, что ничего не нашел. Но глаза у него бегали. Я помню, как спросила его... Дверь дома распахнулась, и что-то влетело в прихожую. Ворвавшись в их комнату, Джиб с трудом затормозил. - Марк, - сказала он. - Снова неприятности. Опять появился Беккет. Корнуэлл вскочил. - Беккет? Вот как? А церберы? - Он бежал от них. - Невозможно, - сказал Корнуэлл. - Как от них убежать? Где он? - Он у моста. Прибежал к нам голый, но Бромли принес ему полотенце. Дверь снова хлопнула. Тяжело вбежал Снивли. - Это ловушка! - закричал он. - Мы не можем его оставить здесь. Церберы позволили ему убежать специально. Теперь они скажут, что мы ему предоставили убежище, и набросятся на нас. - А, эти маленькие жалкие песики, - сказала ведьма. - Где моя метла? Ни один цербер не подойдет ко мне. Дам им разок как следует... - Мы не можем его вернуть им, - сказал Корнуэлл. - После того, что мы вчера видели, он имеет право просить у нас защиты. В конце концов, он христианин, хотя и весьма плохой. Корнуэлл быстро вышел наружу, а за ним последовали остальные. Снаружи по склону холма к дому поднималась пестрая процессия. Посреди, обвязанный по талии полотенцем, шел Беккет, а за ним, обернув тетиву лука вокруг его шеи, шел Хол. Еще дальше, во главе толпы троллей, домовых, гномов и фей, шел Оливер. Хол указал пальцем через плечо. - Мы не одни, - сказал он Корнуэллу, не отводя взгляда от Беккета. Корнуэлл посмотрел в указанном направлении. На вершине соседнего холма за ручьем сидела стая церберов, ничего не делая. Они кротко сидели и ждали, что произойдет. С этого же холма, направляясь к мосту, спускался весьма неуклюжий гигант, примерно двадцати футов ростом, но с очень маленькой головой. Корнуэлл понял, что его голова не больше человеческой, а может, даже и меньше. Огромное тело гиганта не было мускулистым, это было мягкое, дряблое тело безо всякой силы. Двигался он медленно, и его большие ступни гулко ударялись о землю. Длинные вялые руки свисали, но не раскачивались, как у человека при ходьбе, а просто свисали и дергались при каждом шаге. Корнуэлл пошел ему навстречу. - Оставайтесь с Беккетом, - сказал он Холу. - Я с ним справлюсь. Гигант остановился у моста. Он широко расставил ноги, и голос его загремел так гулко, что все могли его услышать. - Я посланник церберов, - ревел он, - и я говорю с теми, у кого нет права находиться здесь. Я принес вам последнее предупреждение. Поворачивайте назад, возвращайтесь туда, откуда пришли. Но сначала выдайте того, который бежал. Он замолчал и стал ждать ответа. Корнуэлл услышал сзади шум и поспешил обернуться. Беккет вырвался от Хола и бежал к груде булыжников. Лук по-прежнему висел у него на шее. Хол гнался за ним. Неожиданно Беккет куда-то провалился. Он исчез, как-будто земля поглотила его. Ведьма, ковылявшая сзади, испустила громкий крик. - Вот сейчас начнется! - закричала она. - Он провалился прямо в нору к людоеду. - Отвечайте! - взревел гигант. - Дайте же ответ! Корнуэлл повернулся к нему лицом. - Мы простые пилигримы, - сказал он. - И не хотим ни с кем ссориться. Мы лишь ищем древних. Вестник загоготал. - Древние, если вы их найдете, разрежут вас на куски, - ревел он. - Вы сошли с ума, если их ищите. Никто не пройдет через Сожженную равнину, это запретное место, дальше вы не пойдете. Отдавайте пленника и поворачивайте назад. Если вы это сделаете, то мы вас не тронем и вы благополучно доберетесь до Пограничья. Даем вам обещание. - Мы не повернем, - ответил Корнуэлл. - Не для того мы прошли так много, чтобы поджать хвост и бежать назад. И мы не отдадим пленника. Он уже ответил перед вами, и теперь должен ответить нам. - Да будет так, - заревел гигант. - И да падет ваша кровь на ваши руки, а не на наши. - Кровь совершенно не нужна, - закричал Корнуэлл. - Ни на чьих руках. Пропустите нас. Найдя древних, мы вернемся в свои земли. - А пленник? Ему бежать еще много миль. И еще долго он должен кричать. Конец агонии - это не для него. Он осквернил нашу священную землю своим отрядом, и отныне, сэр ученый, это означает войну против чужаков. Но к вам мы пока мягки и добры. Будьте рады и этому, и отдайте нам нашу игрушку. - Мы его отдадим, но только если вы его убьете, можно ужасно, но быстро. - Зачем? Вы ведь не хотите лишить нас забавы? - Если вы не убьете его быстро, тогда лишим. - Поступите так, - загремел гигант, - и вы займете его место. - Посмотрим, - сказал Корнуэлл. - Значит, вы отказываетесь вернуть его? - Отказываюсь. Гигант повернулся и неуклюже пошел назад. Церберы не шевельнулись. Сзади снова началось смятение и Корнуэлл обернулся. Тролли, гоблины и другие маленькие существа разбегались во всех направлениях. Из-под земли за булыжниками поднимался живой ужас. Ведьма кричала, колотя метлой по земле: - Я вам говорила, что сейчас начнется. Он провалился в нору к людоеду, а с людоедом шутки плохи. Было видно, как людоед, что-то таща, пятился из норы. Подбежав ближе, Корнуэлл увидел, что он тащит. Это был Беккет, яростно вопящий, цеплявшийся за землю и упирающийся изо всех сил. Людоед сильно дернул Беккета, и тот выскочил из норы, как пробка из бутылки. Лук Хола каким-то образом все еще держался на шее. Людоед презрительно отбросил его в сторону. - Есть у вас уважение к чему-нибудь? - закричал он, обращаясь не только к Беккету, но и ко всем присутствующим. - Разве жилище не священно? И что тут происходит? Зачем вы тут все стоите? - Сэр Людоед, - сказал Корнуэлл. - Мы чрезвычайно сожалеем, но мы не думали вас беспокоить. Людоед оказался приземистым животным, похожим на жабу. Глаза у него были как блюдца, а рот ужасал острыми зубами. Тело его было сплошь покрыто грязью, которая отпадала кусочками, когда он двигался. - Такого никогда не случалось, - сказал людоед, - все местные жители знают меня. Только чужак мог поступить так, как этот. Хотя, была когда-то девочка, которая швыряла в мою нору землю, камни и другие предметы. До сих пор не понимаю, какое удовольствие она находила в этом. Его глаза-блюдца остановились на Мери. - Если я не ошибаюсь, - сказал он, - вот она и есть, эта девочка. Немного подросла, правда, но это она. Ведьма подняла метлу. - Назад! - закричала она. - И не вздумай класть на нее свои грязные лапы. Она была живым ребенком и не хотела тебе вреда. Она играла и веселилась, ведь в нашей земле так мало веселья. Мери сказала: - Мне очень жаль. Я не понимала, что беспокою вас. Видите ли, мы делали вид, что боимся, бросая камни и палки - очень небольшие, как я помню - и тут же поворачивались и убегали. - И ты, и этот домовой Скрипичные Пальцы, и сумасшедший тролль Бромли - впрочем, и этот домовой и все тролли сумасшедшие - вы думали, что я не знаю о вас, а я знал и хихикал над вами. Вероятно, вам трудно представить себе, как я могу хихикать. - Не знаю, - сказала Мери. - Если бы я знала тогда об этом, то пришла бы к вам и представилась. - Ну что ж, - сказал людоед, усаживаясь на землю. - Теперь ты знаешь, давай приходи. Он хлопнул по земле рядом с собой. - Иди сюда и садись. Ведьма радостно взвизгнула. - Иди, - сказала она Мери, - я принесу чайник и мы будем пить чай. Она повернулась и заторопилась домой. Корнуэлл увидел, что Хол и Джиб крепко держат Беккета, который пассивно лежал на земле. - Что с ним делать? - спросил Хол. - Он заслуживает того, чтобы отрубить ему голову, - сказал Корнуэлл. - Правда, мы можем возвратить его церберам, но это кажется мне отвратительным. - Умоляю о милосердии, - взвыл Беккет. - Как один христианин другого, прошу о милости. Вы не должны отдавать христианина на растерзание языческой орде. - Вы зверь, - ответил Корнуэлл, - и очень плохой христианин. Я предпочел бы десять язычников подобному христианину, как вы. У меня нет сочувствия к человеку, который пытался меня убить. - Но я никогда не старался вас убить, - воскликнул Беккет, пытаясь сесть. - Я вас никогда не видел. Ради любви, ради господа нашего, мессир... - Меня зовут Марк Корнуэлл, и вы наняли людей, чтобы убить меня. Оливер, сидевший за Корнуэллом, крикнул: - Вы пытались убить его из-за рукописи, найденной в библиотеке Вайлусинга. И меня бы вы убили, если бы смогли. Вам донес монах Освальд. Его на следующее утро нашли в переулке с перерезанным горлом. - Но это было так давно, - выл Беккет. - Я раскаиваюсь... - Раскаяние ничего вам не даст, - сказал Корнуэлл. - Выбирайте: церберы или меч. Такой негодяй не имеет права на жизнь. - Дозвольте мне, - сказал Джиб, - нехорошо пачкать меч кровью этого подлеца. Один удар моего топора... Костлявая рука вцепилась в Корнуэлла. - Прекратите говорить об убийстве, - завизжала ведьма, - я заявляю свои права на него. Жаль терять такой образчик мужчины. Он мне нужен. Много холодных ночей прошло с тех пор, как мужчина в последний раз согревал мою постель. Она нагнулась, рассматривая Беккета, затем протянула руку и подняла его голову за подбородок. При виде ее глаза у Беккета остекленели. - Стоит ли беспокоиться? - сказал ведьме Оливер. - Он убежит, как только будет возможность, и еще эти церберы... - Ха! - возмущенно сказала ведьма. - Эти щенки знают, что со мной лучше не связываться. Я им покажу свою метлу, а что касается бегства, то я наложу на него заклятие, и он не убежит. Я его хорошо использую. Я покажу ему такую любовь, какой он и не видывал. - Мне кажется, - сказал Корнуэлл Беккету, - теперь у вас три возможности: церберы, меч или... - Что за ерунда! - завопила ведьма. - Нет у него выхода. Вы слышали - я его забираю. Стоя перед Беккетом, она начала руками делать жесты, и из ее рта полилась тарабарщина. При этом она приплясывала и пристукивала пятками. - А теперь освободите его. Корнуэлл на всякий случай попятился. Хол и Джиб освободили Беккета, и тот, повернувшись, встал на четвереньки и стал ласкаться к ведьме. - Как пес, - изумленно сказал Корнуэлл. - Посмотрите, какой он милый, - обрадовано сказала ведьма, - и он меня любит. Она потрепала его по голове. Беккет в экстазе заизвивался. - Идем, мой дорогой, - сказала ведьма. Она повернулась и пошла к дому, а Беккет, по-прежнему на четвереньках, побежал за ней. После этого все занялись чаепитием. Ведьма, которой помогли множество добровольцев, принесла чай и печенье. Все это поставили на столе рядом с норой людоеда. Корнуэлл осмотрелся, но ни неуклюжего гиганта, ни церберов, не было видно. Совершенно неожиданно место приобрело счастливый и безмятежный вид. Мягкое осеннее солнце клонилось к горизонту, снизу доносилось бормотание ручья. - Где лошади? - спросил Корнуэлл. - Они ниже по ручью, - ответил Хол, - на маленьком лугу по колено в траве и наслаждаются ею. За ними присматривает Снивли. Прискакал на трех лапах Енот, сжимая в четвертой печенье. Хол подобрал его, и Енот, удобно устроившись у него на коленях, начал жевать печенье. - Я думаю, все кончилось, - сказал Корнуэлл. - Присоединимся к остальным. - Интересно, как будут действовать церберы, когда поймут, что до Беккета им не добраться? - сказал Джиб. Людоед сунул в рот печенье и искоса взглянул на Корнуэлла. - А кто эта "тряпка", что тебя сопровождает? - спросил он у Мери. - Он не "тряпка", - ответила девушка, - и если вы не прекратите говорить гадости, то на себе испытаете его силу. Она сказала Корнуэллу: - Он вовсе неплохой, просто так привык. - Ну что ты стоишь? - проворчал людоед. - Садись рядом и бери чай. Я бы предложил и печенье, но его уже нет. Никогда не видел таких прожорливых гостей: набросились на печенье так, как будто умирают с голоду. - После вчерашнего пира, - сказала Мери, - они не могут умирать с голоду. - Они прожорливы, - заявил людоед. - Такова их природа. Несмотря на хорошие лица, они всего лишь утробы, прикрепленные к большим кишкам. Корнуэлл сел рядом с людоедом, и одна из фей налила ему чай. Чашка была полна наполовину: чаю тоже осталось мало. - Людоед хочет рассказать мне о родителях, - сказала Мери. - Он как будто хорошо их знал. - Особенно твоего отца, - сказал людоед. - У нас с ним оказалось очень много общих интересов. Мы часто по вечерам сидели здесь, где сидим сейчас втроем, и разговаривали. Он был разумным и проницательным человеком, и разговаривать с ним было приятно. Он был ученым и джентльменом, уважал нашу землю и ее жителей и не боялся их, а это не часто встретишь у людей. Хотя леди я видел меньше, мне она тоже очень нравилась. А их девчонку я любил, как свою дочь. Я лежал в норе, когда она в нее бросала камни и грязь, и представлял себе, как она дрожит в диком ужасе, трясся от хохота. - Трудно представить вас трясущимся от хохота, - сказал Корнуэлл. - Мой дорогой сэр, это лишь потому, что вы меня не знаете. У меня есть качества, которые не сразу обнаруживаются. - Я со вчерашнего дня думаю: может, мои родители пришли из того же мира, что и мистер Джоунз? - сказала Мери. - Может быть, - ответил людоед. - В них было что-то общее с этим вашим Джоунзом. Но это выражалось не в словах и поступках, а в том, как они смотрели на мир, в какой-то их самоуверенности, которая временами перерастала в высокомерие. Они не явились с теми магическими машинами, которых так много у Джоунза, напротив, они пришли как скромные пилигримы, с мешками за спиной. Я как раз сидел на солнышке, когда вы втроем спустились по склону холма и перешли мост. Это было прекрасное зрелище, лучше которого мои старые глаза ничего не видели. У них было с собой очень мало вещей, только самое необходимое. - И они вам нравились? - спросила Мери. - Очень. Печален был тот день, когда они ушли на запад к Сожженной равнине. Они собирались взять тебя с собой, но я отговорил их. Я знал, что их самих бесполезно отговаривать идти. Я уже говорил, что в них не было страха: они верили, что если идут с миром, то им позволят пройти. У них была детская вера в доброту. Я думаю, что единственная причина, по которой они оставили тебя, была в том, что они ни на минуту не сомневалась в своем возвращении. Они успокаивали себя тем, что думали, что избавят тебя от трудностей пути. Не от опасности, как они считали, так как им ничего не грозит, а от трудностей. - Значит, они ушли на запад, - сказал Корнуэлл. - Что они там искали? - Не знаю, - ответил людоед. - Они ничего не говорили мне об этом. Когда-то мне казалось, что я знаю, но теперь я не уверен. Они что-то искали. У меня сложилось впечатление, что они хорошо знали, что ищут. - Вы думаете, что теперь они мертвы? - спросила Мери. - Вовсе нет. Я сижу здесь у входа в свою нору, год за годом, и смотрю на холм. Честно говоря, я не жду их, но если бы они вернулись, я бы не удивился. В них было, несмотря на свою внешнюю мягкость, что-то несгибаемое. Они казались бессмертными, как будто смерть существовала не для них. Я знаю, что все это звучит странно, и я, несомненно, ошибаюсь, но временами испытываешь чувства, которые сильнее логики. Я смотрел, как они уходили, до тех пор, пока они не скрылись из виду. Теперь я увижу, как уходите вы. Ведь вы собираетесь идти за ними? Мери тоже пойдет с вами, и ее, кажется, не остановить. - Я хотел бы ее оставить, - сказал Корнуэлл. - Это невозможно, - сказала Мери, - пока у меня есть надежда найти их. - Что я могу на это сказать? - констатировал Корнуэлл. - Ничего не скажешь, - ответил людоед. - Надеюсь, что вы лучше владеете мечем, чем кажется на первый взгляд. Вы, честно говоря, не похожи на бойца. От вас пахнет книгами и чернилами. - Вы правы, - сказал Корнуэлл. - Но я иду в хорошей компании. У меня добрые товарищи, а меч у меня сделан из волшебного металла. Я бы только хотел побольше потренироваться с мечом. - Я думаю, - сказал людоед, - что с присоединением еще одного спутника ваша компания станет сильнее. - Вы имеете в виду Джоунза? Людоед кивнул. - Он объявляет себя трусом, но в его трусости великое достоинство. Храбрость - это болезнь, часто смертельная. От нее нередко умирают. Джоунз этого не допустит. Он не предпримет действий, которые сочтет рискованными. Я думаю, что у него есть, кроме всего прочего, еще и могущественное оружие, хотя и не знаю, какое именно. У него есть магия, но не такая как у нас, более слабая, и в тоже время более сильная. Его хорошо иметь рядом. - Не знаю, - нерешительно сказал Корнуэлл. - Что-то в нем меня беспокоит. - Власть его магии, - сказал людоед. - Не власть, а ее необычность. - Может быть вы и правы. А, впрочем, все равно мне нужно с ним переговорить. - Возможно, он этого хочет, - сказала Мери. - Хочет идти глубже в Дикие Земли, но боится идти один. - А как вы? - спросил Корнуэлл у людоеда. - Вы не хотите присоединиться к нам? - Нет, - ответил людоед. - Я давно покончил с такими глупостями. Спать в норе и смотреть на окружающий мир - вот и все, что мне нужно. - Но вы расскажете, чего нам ожидать? - Только слухи, - сказал людоед, - а слухов у нас достаточно. Их вам перескажет любой, и вы будете дураками, если поверите. Он пристально взглянул на Корнуэлла. - Я думаю, что вы не дурак. 23 Лагерь Джоунза казался покинутым. Три палатки стояли по-прежнему, но около них никого не было видно. Виден был грубый столик, следы костров, на которых готовили пищу. Тут и там были разбросаны кости и пивные кружки, а на козлах лежали две пивные бочки. Бродячий ветер чуть шевелил листвой и поднимал пыль на дороге, ведущей к полю битвы. Мери вздрогнула. - Как здесь одиноко. Есть ли тут кто-нибудь? Лошади, на которых они приехали, нетерпеливо переступали ногами - им хотелось вернуться на пастбище с густой травой. Они трясли головами, позвякивая уздечками. - Джоунз! - позвал Корнуэлл. Он хотел крикнуть, но какое-то чувство заставило произнести это имя негромко. - Посмотрим, - сказал он. И он направился к самой большой палатке. Мери последовала за ним. Палатка была пуста. На месте были и военная койка, и стол, и стул. Противоположный угол по-прежнему был завешен темной тканью, и рядом стоял большой металлический шкаф. То, что Джоунз называл своим фотоаппаратом, исчезло. Точно так же исчез и ящик, в котором он держал свои маленькие цветные миниатюры. Исчезло и множество других удивительных предметов. - Он ушел, - сказал Корнуэлл. - Он оставил этот мир и вернулся в свой. Корнуэлл сел на койку, сжимая руки. - Он так много мог сказать нам. Он начал говорить об удивительных вещах прошлым вечером, перед тем, как появились церберы. Он осмотрел палатку и впервые ощутил в ней какую-то чуждость, иномирность - не самой палатки и не предметов в ней, потому что в них различия были не так велики, но какое-то загадочное чувство, какую-то странность, запах происхождения в другом мире и в другом месте. Впервые с начала путешествия он ощутил страх и одиночество. Он посмотрел на стоявшую рядом Мери, и в этот волшебный момент ее лицо стало для него всем миром - ее лицо и глаза, глядевшие на него. - Мери, - сказал он. Корнуэлл, едва сознавая, что говорит, протянул руки, и она очутилась в его объятиях. Ее руки обвились вокруг него, и он прижал ее к себе, ощутив мягкие податливые линии ее тела. В ее тепле, в ее запахе было успокоение и в то же время экзальтация. Она шептала ему на ухо: "Марк, Марк", как будто одновременно и молила его о чем-то и молилась ему. Напрягая руки, он положил ее на койку, и сам лег рядом. Она подняла голову и стала целовать его. Он просунул руку под ее платье и ощутил ее обнаженное тело, полноту грудей, упругость живота, нежный пушок волос. Мир загремел вокруг них, и Марк закрыл глаза. Он, казалось, очутился в мире, где были лишь Мери и он. Никого, кроме них. И все, кроме них, не имело значение. Зашуршал клапан палатки, и напряженный голос проговорил: - Марк, где ты? Он вынырнул из тесного мира, где были лишь только он и Мери, мигая, он сел и свирепо взглянул на фигуру у входа. - Простите, - сказал Хол. - Мне, право, очень жаль, что помешал вашему развлечению. Корнуэлл вскочил на ноги. - Черт бы вас побрал! - закричал он. - Это не развлечение. Он сделал шаг вперед, но Мери схватила его за руку. - Марк, все хорошо, - сказала она. - Все в порядке.