делались целиком вручную, поэтому каждый из них звучал по-своему, слегка отличаясь от остальных, и это помогало Линдсею ориентироваться. В самом мягком камне они выгрызали в сутки по два погонных метра. За два года ободья пережевали больше двадцати тысяч тонн руды. Переработанная руда выстреливалась в пространство. В астероиде возникали пустоты -- десять километров ходов, непроглядно темных и запутанных, словно клубок лески, украшенной бусинками жилых пещер, оранжерей, ветвэр-камер... Линдсея привели туда, где он еще не бывал. Раздался раздражающий скрип отодвигаемой каменной заслонки. Они пролезли мимо дряблой кишки отключенного компрессора. Едва Линдсей ее миновал, кишка шумно втянула в себя воздух. -- Наше потайное место, -- пояснил Паоло. -- Мое и Фазиля. Голос его гулким эхом расколол темноту. Что-то зашипело, брызнув добела раскаленными искрами. Вздрогнув от неожиданности, Линдсей изготовился к бою, но тут же увидел, что Паоло держит в руках белую палочку с язычком пламени на конце. -- Свеча, -- сказал Паодо. -- Свет-ча, -- повторил Линдсей. -- Понятно. -- Мы играем с огнем, -- сказал Паоло. -- Я и Фазиль. Они находились в пещере-мастерской, выдолбленной в одной из рудных жил. Неискушенному глазу Линдсея стены показались гранитными -- серовато-розовый камень, усеянный блестками горного хрусталя. -- Здесь был кварц, -- сказал Паоло. -- Окись кремния. Его ради кислорода весь выбрали, а потом Клео забыла про это место. И мы забрали пещеру себе. Сами расширили. Верно я говорю, Фазиль? -- Все точно, мистер секретарь, -- с горячностью подхватил Фазиль. -- Ручными бурами и расширяющимся пластиком. Видишь излом? Обломки мы прятали в мусор, который запускается в космос. Чтобы никто не догадался. Целыми днями работали. А самый большой обломок оставили. -- Взгляни. -- Паоло коснулся стены. Камень под его рукой сморщился и сполз на пол. В грубо вырубленной пещере размером с чулан висела на тоненькой ниточке продолговатая глыба. Паоло оборвал нитку и медленно и плавно выволок глыбу наружу. Фазиль помог ему погасить инерцию. То была двухтонная скульптура. Голова Паоло. -- Мастерски сработано, -- оценил Линдсей. -- Можно?.. Он провел пальцем по гладко отшлифованной скуле. Глаза -- широко раскрытые, настороженные, с ямками зрачков, длиною примерно в пядь. На огромных губах играла еле заметная улыбка. -- Когда нас сюда послали, -- сказал Паоло, -- мы знали, что не вернемся. Здесь и умрем. А почему? Не потому, что геном плохой. У нас хорошая линия. Мавридесы -- из рода Властителей. -- Он заговорил быстрее, перейдя на напевный говор Совета Колец. Фазиль молча кивал. -- Просто мало шансов выжить. Случайность... Случайность сожгла нас, не дав дожить и до двадцати. Случайностью нельзя управлять. Кто-то из линии должен погибнуть ради жизни остальных. Если не мы с Фазилем, то наши соясельники. -- Я понимаю, -- сказал Линдсей. -- Мы молоды и обошлись им дешево. Нас послали в пасть к врагу -- это выгодно. Но мы с Фазилем живы. Внутри нас нечто такое есть. Мы не увидим и десяти процентов жизни, которой живут все, оставшиеся на родине. Но мы -- вот они. Мы -- существуем. -- Но жить -- лучше, чем умереть, -- заметил Линдсей. -- Ты изменник, -- без малейшего намека на осуждение ответил Паоло. -- Вне генолинии ты бескровен. Ты -- просто... система. -- Есть вещи поважнее, чем жизнь, -- добавил Фазиль. -- Войну можно пережить, если хватит времени, -- сказал Линдсей. -- Это -- не война, -- улыбнулся Паоло. -- Всего лишь эволюция в действии. Думаешь, ты переживешь эволюцию? -- Может статься, -- пожал плечами Линдсей. -- А если прилетят пришельцы? Паоло странно на него посмотрел. -- И ты в это веришь? В пришельцев? -- Все может быть. -- А ты -- ничего... -- Так чем же я могу вам помочь? -- сменил тему Линдсей. -- Нам нужно задействовать пусковое кольцо. Хотим запустить эту голову. Запуск по касательной, на максимуме скорости, с максимумом энергии, перпендикулярно плоскости эклиптики. Кто-нибудь когда-нибудь увидит. Может, через пятьсот миллионов лет, когда от людей и следа не останется, какой-нибудь пришелец подберет мой портрет. Вне плоскости нет мусора, один вакуум, значит, портрет будет в целости. Камень хороший, твердый. Даже став красным гигантом, Солнце едва его согреет. Он уцелеет и до стадии белого карлика -- а может, и до черной дыры, пока наша галактика не взорвется или Космос не пожрет собственный хвост. Мой образ будет вечен. -- Только сначала надо запустить, -- тихо сказал Фазиль. -- Президенту это не понравится, -- сказал Линдсей. -- Еще в первом соглашении, которое мы подписали, содержится запрет на запуски в период переговоров. Может быть, немного погодя... Когда доверие окрепнет. Фазиль с Паоло переглянулись. Линдсей понял, что ситуация вышла из-под контроля. -- Послушайте, -- продолжал он. -- Вы оба талантливы; после блокировки кольца времени у вас хоть отбавляй; вы ведь можете сделать портреты со всех нас. -- Нет! -- крикнул Паоло. -- Это -- только наше! -- Ну а ты, Фазиль? Ты не хочешь такую? -- Мы мертвы, -- ответил Фазиль. -- На эту голову ушло два года. Вторую мы не успели бы. Случайность сожгла нас обоих. Один из нас должен был пожертвовать всем, и мы решили... Покажи ему, Паоло. -- Нельзя, -- отрезал тот. -- Да он и не поймет. -- Пусть знает, Паоло, -- твердо сказал Фазиль, -- почему ты -- главный, а я подчиняюсь. Покажи ему. Паоло извлек из-под пончо маленький акриловый ящичек. Внутри лежали два каменных кубика с белыми точками на гранях. Кости. Линдсей облизнул пересохшие губы. Он видел кости на Совете Колец. Заразная, прилипчивая игра. Азартная. И не только из-за денег -- эти кубики решали вопросы куда более важные. Тайные соглашения. Вопросы первенства. Секс. Борьба внутри генолиний между людьми, отлично знающими, что они полностью равны. Кости решали все -- быстро и окончательно. -- Я могу помочь вам, -- сказал Линдсей. -- Давайте поговорим. -- Мы сейчас должны быть на вахте. Радиомониторинг. Мы уходим, мистер секретарь. -- Я иду с вами. Установив на место каменную заслонку, шейперы нырнули в темноту. Линдсей старался не отставать. Тарелочные антенны шейперов были вкопаны в грунт по всему астероиду. Чашеобразные кратеры являлись готовой основой для замаскированной медной сетки отражателей. Все антенны были подключены к центральному процессору -- сложному комплексу полупроводников, укрытому в прочной акриловой консоли. В гнезда ее вставлялись кассеты самодельной пленки, и дюжина разных головок постоянно вела запись. На другом конце консоли размещался жидкокристаллический экран для видеокопий и от руки надписанная клавиатура. Юноши принялись прочесывать диапазоны постоянных механистских передач. Большинство передач шло в шифрованном виде, представляя собою лишь безликое попискивание кибернетических цифровых кодов. -- Что это там? -- спросил Паоло. -- Фазиль, возьми пеленг! -- Где-то близко... А, это тот маньяк. -- Какой? -- спросил Линдсей. Громадный зеленый таракан в фиолетовую крапинку, треща крыльями, пролетел мимо. -- Тот, что из скафандра не вылезает. Юноши переглянулись. В глазах их Линдсей прочел то, что они вспомнили. Запах... -- Он что-нибудь говорит? -- спросил Линдсей. -- Включите, пожалуйста. -- Да он всегда говорит, -- сказал Паоло. -- Вернее, поет. Включит передачу и бредит... -- Он в новом скафандре, -- с тревогой сказал Линдсей. -- Включите. Раздался голос третьего депутата: -- ...Шершавый, как мамино лицо. Жаль, что с другом Марсом не попрощаюсь. И Карнавала тоже жаль. На несколько километров отошел -- и этот свист. Думал, новый друг зовет. А нет. Просто маленькая дырочка в спине, где я баллоны приклеивал. Баллоны качают здорово, но дырка быстрее. Скоро обе кожи мои остынут. -- Да вызовите же его! -- крикнул Линдсей. -- Я же сказал: он--в режиме передачи. Его рации, наверно, лет двести. Когда он говорит, то не может ничего слышать. -- Не пойду назад, здесь останусь. -- Голос третьего депутата слабел. -- Нет воздуха -- говорить нечем и слушать нечего. Надо выбраться. Молнию вот только... Если повезет, успею раздеться... -- Послышался легкий треск помех. -- Прощай, Солнце. Прощайте, звезды. Спасибо за... Свист убегающего в пространство воздуха заглушил слова, а затем снова затрещали помехи. Линдсей, обдумав происшествие, тихо сказал: -- Паоло! Я был нужен для алиби? -- Что?! Паоло был потрясен. -- Вы повредили его скафандр. А затем постарались не оказаться в радиорубке, когда ему была нужна помощь. Паоло побледнел. -- Клянусь, мы близко не подходили к его скафандру! -- Почему же вас не оказалось на вахте? -- Это Клео меня подставила! -- закричал Паоло. -- Действовать должен был Иан, ему выпали кости! А я должен был остаться чистым! Фазиль сжал его руку: -- Паоло, заткнись. Некоторое время Паоло пытался перебороть его взглядом, затем обратился к Линдсею: -- Это все Клео с Ианом. Завидуют моему везению... Фазиль встряхнул его. Паоло хлестнул брата по лицу. Вскрикнув, тот обхватил Паоло, прижав его руки к туловищу. -- Я был не в себе, -- потрясение сказал Паоло. -- Я соврал. Клео любит нас всех. А это -- просто несчастный случай. Несчастный случай... Линдсей покинул рубку. Миновав ветвэр-камеру и оранжереи, где компрессоры испускали запах свежего сена, он достиг пещеры, освещаемой сквозь газопроницаемую пленку тусклыми красными лампами. Здесь находился вход в комнату Норы, перекрытый ее личной воздуходувкой. Примерившись, во время "выдоха" Линдсей проскользнул мимо пульсирующей кишки и включил свет. Круглые стены комнаты покрывал фиолетовый орнамент. Нора спала. Ноги и руки ее были опутаны проводами. Запястья, локти, колени и щиколотки облегали браслеты. К группам мышц под обнаженной кожей было подведено множество черных электродов. Ноги и руки плавно, в унисон, двигались -- вправо, влево, вперед, назад... К спине, к нервным узлам и окончаниям, прильнул длинный панцирь. Диптренажер. Спинномозговой краб. Вспышка воспоминаний привела Линдсея в бешенство. Толкнувшись ногой в стену, он ракетой понесся к Норе. Глаза ее слепо раскрылись навстречу его яростному крику. Он схватил ее за шею и рванул вперед, вонзив ногти под резиновый обод краба. Часть прибора отошла от спины. Кожа под ним была красной и мокрой от пота. Линдсей оторвал провод от ее левой руки и снова рванул краба. Нора вскрикнула -- крепления, удерживавшие краба на спине, больно врезались в ребра. Краб был сорван. "Брюхо" его щетинилось мириадами полупрозрачных трубочек -- оболочек тонких, как волоски, электродов. Линдсей дернул еще раз. Оболочки проводов, растянувшись, лопнули, обнажив разноцветную изоляцию. Упершись ногой в ее спину, он потянул. Нора забилась, отыскивая на ощупь пряжку. Пояс, который удерживал краба, просвистев в воздухе, расстегнулся. Линдсей держал прибор в руках. Краб, не отработавший до конца программу, шевелился будто живой. Раскрутив прибор за крепления, Линдсей изо всех сил ударил им по стене. Сегменты спины разошлись, пластик затрещал. Линдсей снова хлестнул им по камню. Брызнула бурая смазка, свертываясь в шарики, которые наполнили воздух. Наступив на прибор ногой, Линдсей рванул ремень -- еще и еще -- пока тот не подался. Из трещины в корпусе выглянули потроха -- круглые, словно таблетки, биочипы в переплетении разноцветных оптических волокон. Линдсей еще раз, уже не так яростно, ударил по крабу. Мало-помалу бешенство улетучивалось. Стало холодно. Правая рука Лиидсея непроизвольно дергалась. Нора, прижавшись к стене, пыталась нащупать вешалку. Внезапная остановка нейропрограммы вызвала приступ безудержной дрожи. -- Где другой?! -- рыкнул Линдсей. -- Тот, что для лица? -- Н-не вз-зяла, -- сказала Нора, стуча зубами. Пинком ноги Линдсей отшвырнул краба в угол. -- Нора! Давно ты пользуешься этой штукой? -- Каждую ночь... -- Каждую ночь?! Господи боже... -- Я должна держать форму. Дрожь ее не унималась. Сняв с вешалки пончо, она нырнула головой в ворот. -- Но ведь это такая боль... -- проговорил Линдсей. -- Эта штука жжет как огонь! Нора пригладила на бедрах яркую ткань. -- Ты -- один из тех, -- сказала она. -- Из первых. Отбракованных. Перевертышей. -- Ты -- какого выпуска? -- Пятого. Последнего. -- А я был в первом. Иностранный отдел. -- Так ты -- даже не шейпер... -- Я -- из Цепи. -- Считается, что никого из вас уже нет в живых. -- Она сняла с рук и ног браслеты сломанного краба. -- Я должна тебя убить. Ты напал на меня. Ты -- изменник. -- Когда я разбивал эту пакость, я чувствовал подлинную свободу. Линдсей с удивлением погладил больную руку. Да, он вправду утратил самоконтроль. Чувство протеста на какое-то мгновение пересилило разум. Вспышка настоящего, человеческого гнева прорвалась сквозь дипнавыки. Линдсей был потрясен -- зато такой целостности он не чувствовал в себе уже многие годы. -- Вот из-за таких все и рухнуло, -- сказала Нора. -- Вы сломали нам, остальным, жизнь. Мы, дипломаты, должны быть наверху, управлять всем и установить мир. Но программу закрыли. Объявили, что мы ненадежны. Идеологически. -- Они хотят, чтобы все мы умерли, -- сказал Линдсей. -- Затем тебя и отправили сюда. -- Меня не отправляли. Я вызвалась добровольно. -- Она затянула последний шнурок пончо. -- Если мне удастся вернуться, меня встретят как героиню, с почестями. И это -- мой единственный шанс пробиться к власти на Кольцах. -- Почему обязательно -- там? -- Все остальное неинтересно. -- Деп-три погиб, -- сообщил Линдсей. -- Зачем ты убила его? -- По трем причинам. -- Она даже не пыталась притворяться. -- Это было легко выполнить. Вас стало меньше. И третье -- он был сумасшедшим. Хуже любого из вас. Слишком непредсказуемым. Слишком опасным, чтобы оставаться в живых. -- Он был безвреден. -- Глаза Линдсея наполнились слезами. -- В отличие от нас с тобой. -- Будь у тебя мое самообладание, ты бы не плакал. Даже если бы тебе вырывали сердце. -- Оно уже вырвано. Как и твое. -- Абеляр... Он был пиратом. -- А остальные -- нет? -- Думаешь, они о нас будут плакать? -- Нет. Они даже о своих не будут особенно плакать. Но вот отомстить они захотят. Как ты отнесешься к тому, если завтра исчезнет Иан? А месяца через два ты найдешь его кости в отстойнике какого-нибудь ферментатора? Или даже так, если уж у тебя настолько стальные нервы: как насчет тебя самой? Каков тебе покажется вкус власти, когда ты будешь блевать кровью за шлюзом? -- Все в твоих руках, -- сказала она. -- Я сказала правду, как мы и договаривались. Ну а как сдержать в узде вашу компанию -- твое личное дело. -- Я в таком положении быть не желаю. Я думал, что мы достигли хоть какого-то взаимопонимания... Она кивнула на истекающие смазкой обломки краба: -- Ты не спрашивал, позволения, когда напал. Увидел предмет, которого не можешь терпеть, -- и уничтожил. И мы -- точно так же. -- Я хочу поговорить с Клео. -- Это будет нарушением нашего с тобой договора, -- оскорбление сказала она. -- Ты должен все это делать через меня. -- Произошло убийство, Нора. Мне нужно видеть ее. -- Она -- у себя в саду, -- вздохнув, ответила Нора. -- Тебе придется надеть скафандр. -- Мой на "Консенсусе". -- Тогда возьмешь один из Иановых. Идем. Она повела его через освещенную красным пещеру, потом длинной выработанной штольней, в резиденцию Иана Мавридеса. Пошивщик скафандров (он же -- художник-график) бодрствовал и был занят делом. В свое время он не пожелал расставаться с защитным костюмом и носил его постоянно, словно стерильную среду для себя одного. Иан был чем-то наподобие фокусной точки семьи Мавридесов. Именно на нем сосредоточились все семейные обиды и негодование. Паоло, конечно, проболтался, но Линдсей и без этого разобрался в ситуации. Округлые стены пещеры Иана были украшены сложным орнаментом. Неделями расписывал он свою комнату рисунком из Г-образных линий. Чем дальше, тем мельче становились детали, тем тщательнее вписывались они в картину, тем причудливее становилось безумное, завораживающее сочетание цветов. Сложность узора была насквозь пропитана клаустрофобией. Казалось, крохотные линии шевелятся, слабо мерцая... Заслышав шум, Иан резко обернулся. Рука его метнулась к нарукавному карману. -- Это мы, -- сказала Нора. Глаза Иана под прозрачным визором сверкали от ярости. -- А-а, -- перевел он дух. -- Чтоб вам сдохнуть... -- Это ты скажешь кому-нибудь другому, -- отрезал Линдсей. -- И вообще, чего это ты не спишь? -- Ну-ну. Чтобы ты вошел и расстегнул мне костюм! И заразил меня! -- Нам нужен скафандр, Иан, -- сказала Нора. -- Секретарь идет в сад. -- Да ну его в задницу! Скафандры мне еще пачкать... Взял бы да сшил себе, как деп-три. -- О скафандрах ты заботишься здорово, -- сказал Линдсей, размышляя, действительно ли Иан убил третьего депутата. Наверно, они разыгрывали эту привилегию в кости. Он снял скафандр со стойки. -- Если снимешь свой, я могу не надевать этот. Что скажешь? Боишься быть битым? -- Не испытывай судьбу, -- Иан прижал кислородный баллон к ниппелю скафандра, -- калека. Клео жила в самой большей из оранжерей, отведенной под декоративные растения. Здесь все росло медленнее, чем в хозяйственных садах, подсвечиваемых ультрафиолетом и заполненных чистым углекислым газом. Ребристые стены продолговатого помещения напоминали раковины. Флюоресцентные трубки вдоль каждого из ребер ярко светились. Влажная почва, приготовленная из пустой породы, удерживалась частыми пластиковыми сетками. Как и сами шейперы, растения тоже были перестроены для безбактериального существования. Здесь росли в основном цветы -- розы, маргаритки, лютики величиной с кулак. Постелью Клео служило нечто вроде крытой плетеной корзины, выращенной из искривленного бамбука. Она не спала, сидела за пяльцами. Кожа ее была смуглее, нежели у других, -- загорела под оранжерейными лампами. Одета она была в белую, без рукавов, блузу, стянутую над бедрами и мелко гофрированную от пояса. Ноги и руки ее были обнажены. На груди слева красовалась вышитая эмблема, означавшая ранг. -- Привет, дорогая, -- сказала она. -- Клео.-- Нора, подплыв к "корзине", легонько чмокнула ее в щеку. -- Он настоял на... Клео кивнула. -- Надеюсь, ты будешь краток, -- обратилась она к Линдсею. -- Мой сад -- не для дикорастущих. -- Я хочу обсудить убийство третьего депутата. Клео убрала под сетку, стягивающую волосы, выбившийся локон. Пропорции кисти, запястья и предплечья говорили, что она старше остальных, более раннего выпуска. -- Нонсенс, -- заявила она. -- Абсурдное предположение. -- Я знаю, Клео, что его убили вы. Может, даже -- ты, лично. Так что можешь быть со мной откровенна. -- Ваш человек умер от несчастного случая. Доказательств противоположного -- нет. А значит, мы ни в чем не виноваты. -- Я хочу спасти жизни всех нас, Клео. Избавь меня, пожалуйста, от этого скучного вранья. Если Нора говорит мне правду" отчего не сделать то же самое и тебе? -- Предметы ваших частных бесед с нашим дипломатом -- не наше дело, господин секретарь. Семья Мавридесов не примет бездоказательных обвинений. -- Ах вот оно что! -- Голос Линдсея слегка приглушил визор. -- Убийство человека, не принадлежащего к вашему мирку, -- не преступление? И вы желаете, чтобы я присоединился к обману? Чтобы я лгал ради вашего спасения? -- Мы -- твой народ, -- сказала Клео, глядя на него ясными карими глазами. -- Вы убили моего друга. -- Утверждение необоснованно, господин секретарь. -- Бесполезно... -- С этими словами Линдсей нагнулся, ухватил лишенный колючек розовый куст и, вырвав его с корнем, встряхнул. Воздух вокруг наполнился шариками влажного грунта. Клео болезненно сморщилась. -- Гляди! Не понимаешь? -- Я понимаю только то, что ты -- варвар, -- сказала Клео. -- Ты уничтожил прекрасное, чтобы подчеркнуть аргумент, которого я заведомо не могу принять. -- Да уступи же ты наконец! -- взмолился Линдсей. -- Во имя милосердия! -- Это не в моих полномочиях. Линдсей покинул оранжерею и, едва миновав шлюз, вылез из отсыревшего скафандра. -- Я тебя предупреждала, -- сказала Нора. -- Она же самоубийца! Зачем? Почему вы ей подчиняетесь? -- Потому, что она нас любит. ESAIRS XII 23.02.17 -- Хорошо, я объясню тебе про секс, -- сказала Нора. -- Дай руку. Линдсей подал левую. Нора, притянув ее к себе за запястье, глубоко забрала в рот его большой палец. Через несколько секунд она отпустила руку. -- Что ты чувствовал? -- Тепло, -- сказал Линдсей. -- Сырость. И некоторую не слишком приятную интимность. -- Точно так же и секс под супрессантами. В нашей Семье есть любовь, но эротики нет. Мы -- солдаты. -- То есть вы химически кастрированы? -- Предрассудок. Ты никогда такого не ощущал. Но по этой причине предлагаемая тобой оргия даже не подлежит обсуждению. -- Карнавал -- не оргия, -- объяснил Линдсей. -- Это такая церемония. Церемония общности и доверия. Она связывает группу. Это вроде как когда животные сбиваются в кучу. -- Ты слишком многого просишь. -- А ты не понимаешь масштабов проблемы. Они же не тел ваших хотят! Они хотят вас убить. Они вас ненавидят -- за эту самую вашу стерильность! Ты не знаешь, как я их уговаривал, упрашивал, убеждал... Понимаешь, тут применяются галлюциногены. На Карнавале мозг превращается в студень. Рук своих собственных не чувствуешь -- не то что чьих-то там гениталий. Ты беспомощен наравне со всеми, вот в чем суть. Нет никаких игрищ, политики, чинов, обид... Самого себя -- нет. А после Карнавала -- словно бы наступает первый день Творения. Все улыбаются... -- Линдсей, моргнув, отвел взгляд. -- Все без обмана, Нора. Их вовсе не правительство объединяет, а сознание. Карнавал -- это кровь, спинной мозг и пах. -- Этот метод -- не для нас, Абеляр. -- Однако -- если бы вы только могли присоединиться к нам! Один раз, всего на несколько часов! Мы избавились бы от напряженности, по-настоящему поверили бы друг другу! Нора, ведь секс -- не ремесло. Это -- живое, человеческое, едва ли не последнее, что у нас осталось! Да какого хрена! Что вы, в конце концов, потеряете? -- Это может оказаться ловушкой. Вы можете подавить наше сознание наркотиками и убить нас. Риск. -- Пусть риск! Его можно свести к минимуму. -- Он взглянул ей в глаза. -- Я говорю с тобой об этом на основе достигнутого нами доверия. Мы можем попробовать. -- Мне это не нравится, -- сказала Нора. -- Я не люблю секс. Особенно с дикорастущими. -- Речь идет о всей вашей генолинии, -- напомнил Линдсей. Он извлек из-за лацкана упрятанный туда заряженный шприц и насадил на него иглу: -- Я готов. Искоса взглянув на него, она достала свой шприц. -- Тебе может не понравиться, Абеляр. -- А что это? -- Супрессант. С фенилксантином, для поднятия ай-кью. Ты поймешь, что мы чувствуем. -- А у меня -- неполная Карнавальная смесь, -- сказал Линдсей. -- Только половинная доза афродизиаков плюс мышечный релаксант. Сдается мне, ты в этом нуждаешься -- с тех пор, как я сломал твоего краба. Дерганой стала. -- Похоже, ты лучше меня знаешь, что мне нужно. -- А ты -- что мне. -- Линдсей закатал рукав своей блузы. -- Вот так, Нора. Сейчас ты можешь убить меня, а после сослаться на аллергическую реакцию, стресс -- что угодно. -- Он окинул взглядом свои аляповатые татуировки. -- Но лучше не стоит. -- Ты ведешь съемку? -- с подозрением спросила Нора. -- Я не терплю камер у себя в комнате. Он достал из стиренового шкафчика два эластичных жгута и один подал ей. Своим жгутом он туго перетянул бицепс. Она сделала то же. С закатанными рукавами, они терпеливо ждали, пока не набухнут вены. То был самый интимный их миг, и мысли об этом не давали покоя. Она мягко вонзила иглу в сгиб его локтя и нашла вену -- прозрачная жидкость в шприце слегка зарозовела. Он сделал ей то же самое. Глядя друг другу в глаза, они надавили поршни. Через несколько секунд Линдсей выдернул иглу и приложил к месту укола кружок стерильного пластика, а другой такой же налепил на свою руку. Они распустили жгуты. -- Кажется, оба живы, -- сказала она. -- Хорошая примета, -- согласился Линдсей. -- Пока все идет нормально. -- О... -- Она прикрыла глаза. -- Действует. О, Абеляр... -- Что ты чувствуешь? Он стиснул ее плечо. Кости и мышцы, подобно воску, таяли у него под рукой. Губы ее приоткрылись, глаза потемнели, дыхание стало неровным. -- Словно плавлюсь... Тут и на Линдсея подействовал его фенилксантин. Он почувствовал себя властелином. -- Да, -- сказал он. -- Зачем тебе вредить мне? Мы ведь с тобой из одной породы. Линдсей распустил шнуровку и снял с нее блузу, потом, вывернув наизнанку, стащил брюки. Она осталась в одних сандалиях. Одежда парила в воздухе, медленно вращаясь. Глаза ее засверкали. Он привлек Нору к себе. -- Помоги вдохнуть, -- слабо шепнула она; релаксант подействовал на легкие. Взявшись за подбородок, Линдсей раскрыл ее рот и прижал губы Норы к своим, нежно вдувая воздух и ощущая грудью, как расширяются ее ребра. Голова Норы безвольно запрокинулась, шейные мышцы сделались мягче воска. Обвив ее ноги своими, он продолжал дышать за нее. Непослушные, вялые руки обхватили его шею. На долю дюйма отведя губы от его рта, она проговорила: -- Попробуй... Он попытался в нее войти. Несмотря на возбуждение, у него ничего не вышло -- афродизиак еще не подействовал. Она была совершенно сухой. -- Больно... -- пожаловалась Нора. -- Я хочу тебя, -- сказал Линдсей. -- Ты -- моя. Моя, а не их. -- Не говори так. -- Язык ее заплетался. -- Это просто эксперимент. -- Для них -- может быть. Но не для нас. -- Фенилксантин придал ему уверенности -- уверенности, не терпящей возражений. -- Все прочие ничего не значат. Скажи только слово -- и я yбью любого из них. Я люблю тебя, Нора. Скажи же, что ты любишь меня. -- Я не могу. -- Она моргнула. -- Ты делаешь мне больно. -- Тогда скажи, что веришь мне. -- Я верю тебе. Вот, есть. Подожди немного, пусть так... -- Она обхватила его ногами и покачала из стороны в сторону бедрами, теснее прижимаясь к нему. -- Значит, вот это как... Секс... -- Раньше у тебя такого не бывало? -- Один раз, в Академии. На спор. Но тогда было не так. -- Тебе хорошо? -- Очень. Давай же, Абеляр... Но теперь в нем проснулось любопытство. -- А тебе тоже прокручивали запись наслаждения? Мне -- один раз. На занятиях по технике допроса... -- И мне. Но там же -- ничего человеческого; слепой, белый экстаз. -- Кожа ее покрылась бисеринками пота. -- Еще, дорогой, еще! -- Нет, подожди. -- Он вздрогнул от неожиданности -- она слишком сильно сжала его запястье. -- Я понял, о чем ты говорила. Глупо все это, верно? Мы ведь и так -- друзья... -- Я хочу тебя, Абеляр! Давай же, дай мне кончить! -- Но мы же уже поняли точки зрения друг друга... И потом, я же грязный! -- Плевала я на твою грязь! Быстрее! Ради бога, быстрее! Подчиняясь, он почти минуту механически работал бедрами. Закусив губу, она застонала в предвосхищении; голова ее запрокинулась. Но для него это утратило всякий смысл. -- Я не могу продолжать, -- сказал он. -- Просто не понимаю, зачем. -- Тогда дай я сама! Ну же! Он попробовал вызвать в памяти что-нибудь возбуждающее, однако привычный водоворот эротических образов казался сейчас абстрактным и отдаленным, словно нечто, присущее совершенно другому виду. Он вспомнил свою экс-супругу. Вот и с ней секс был чем-то подобным. Обязанностью. Актом вежливости... Он не двигался, предоставив биться об него ей самой. Наконец она испустила вопль отчаянного наслаждения. Отстранившись, она вытерла пот с лица и шеи рукавом блузки и застенчиво улыбнулась. Линдсей пожал плечами: -- Я понял твою точку зрения. Действительно, пустая трата времени. Наверное, убедить в этом остальных будет трудно, но если я достучусь-таки до их здравого смысла... Она смерила его голодным взглядом: -- Я ошибалась. Для нас это будет вовсе не страшным. Хотя я чувствую себя эгоисткой -- ведь ты ничего не получил... -- Но мне просто замечательно! -- возразил Линдсей. -- Ты говорил, что любишь меня. -- Это говорил не я, а гормоны... Конечно, я глубоко тебя уважаю, по-товарищески... Извини, что у меня вырвались те слова. Прости меня. Я совсем не то имел в виду, честное слово. -- Не то... -- повторила она, надевая блузу. -- Не обижайся. Тебе нужно было узнать, что это такое. И я тебе очень благодарен. Теперь я совершенно новыми глазами смотрю на мир. Любовь... это понятие не имеет смысла. Может быть, для других, в другие времена... -- Но не для нас?! -- Нет. Я чувствую себя так неудобно... Свести переговоры к сексуальным стереотипам... Ты, без сомнения, нашла это оскорбительным. И неприемлемым. -- Меня тошнит, -- сказала она. ESAIRS XII 24.02.17 -- Ну как? Теперь порядок? -- спросил президент, морща нос-пуговку. -- Не будешь больше про иссушение наших жизненных соков? -- Никак нет, сэр, -- отвечал Линдсей с дрожью. -- Теперь мне лучше. -- Вот и хорошо. Дип-два, развяжи его. Та распустила веревки, которыми Линдсей был распят на стене пещеры. -- Я избавился от этого, -- сказал Линдсей. -- Теперь я все понимаю, но когда супрессанты начали действовать, все стало кристально ясным. -- Тебе, может, и стало кристально ясным, но тут и женатые люди есть. -- Сенатор-один крепко взял за руку дела-первого. -- Извините, -- сказал Линдсей, растирая занемевшие руки. -- Вот на таких штуках они все там сидят. Только Нора теперь бросила. Я и не знал, что так далеко зашло. Они просто не знают жалости. Они не испытывают благопристойного стыда и смущения, сопутствующих сексу. Они меж собой связаны точно и аккуратно, как шестерни. Мы должны совратить их. Линдсей оглядел присутствующих. Сенатор-три с коротко стриженной головой-тыквой; судья-три, преспокойно ковыряющий ногтем в зубах... -- Будет нелегко, -- сказал он. -- Хватит, госсек. -- Президент разгладил одну из красных пластиковых лент открытого рукава. -- Хватит уже рассусоливать. Эти выблядки кончили депа-три. -- Но доказательства -- где доказательства? -- Ты отлично знаешь, что убили они. Мы все знаем. Ты их покрывал, секретарь, и, наверно, правильно делал, но увяз по самые уши. Убивать их -- дело не наше. Если бы мы их хотели убить, не снимали бы с корабля пушку. -- Но это же -- наша победа. Победа для всех. Мы избавились от оружия массового уничтожения. После этого уже нет ничего невозможного! -- Мы должны уничтожить угрозу. Нас для этого наняли. За это нам механисты должны заплатить. Пока ты там болтал до потери пульса, мы провели разведку. Картографировали туннели. Мы достаточно разобрались в машинах, чтобы их сломать. Мы разгромим этот астероид и уйдем к картелям. К роскошной жизни! -- А их оставите на развалинах? Спикер парламента ухмыльнулась: -- У них останется наша пушка. Нам она больше не понадобится. Судья-два погладила ногу Линдсея: -- Все нормально. Опомниться не успеешь, как мы будем в картеле Фемиды развлекаться в каком-нибудь бардаке. В таком-то прикиде -- да мехи все повырубятся от зависти! Она приподняла двумя пальцами плечо своего пластикового платья. Двое сенаторов захихикали. -- И когда?.. -- спросил Линдсей. -- Узнаешь. А пока что болтай поменьше. -- А если кто-нибудь из них захочет бежать с нами? -- спросил Линдсей. -- Возьмешь ее с собой, -- сказал президент. ESAIRS XII 01.03.17 Линдсей плыл сквозь темноту, волоча за собой нагруженный контейнер. Достигнув цели, он постучал по камню: -- Фазиль! Паоло! Каменная заслонка заскрипела. В неверном мерцании свечи он увидел Паоло. Высунувшись в туннель по пояс, юноша склонился к Линдсею. -- Да? Чему обязаны? -- Давайте-ка кое-что обсудим. -- Опять ты со своей оргией? -- Мы подготовили запуск. -- Линдсей небрежно махнул рукой в сторону контейнера. -- Если придем к соглашению, запусков может быть два. -- Он улыбнулся. -- Услуга за услугу. Я организую вам запуск. Взамен вы поддержите мое предложение по поводу Карнавала. Поморщившись, Паоло осторожно почесал мокнущие болячки под подбородком. -- Торговать телом ради искусства... Забудь, секретарь. Остальные ни за что не согласятся. Ты только представь, -- он понизил голос, -- Клео, раздвигающую нога перед этим вашим головорезом капитаном. -- Я же не говорю, что все это будет на самом деле. Я прошу лишь меня поддержать. Вы хотите запустить свою голову, или как? Паоло оглянулся. -- Я -- за, -- послышался голос Фазиля. -- Тогда пусть кто-то из вас идет в пусковую и готовит все к запуску. Другой пойдет со мной и поможет зарядить кольцо. А про нашу договоренность -- ни слова. Цикому. Ясно? -- Значит, ты организуешь нам запуск, а мы тебя поддерживаем перед остальными. Вроде бы -- ты нас обаял и убедил. Так? -- Условия такие. Вы сохраняете мою тайну, а я -- вашу. Ну, кто пойдет в пусковую? -- Я, -- сказал Паоло. Скользнув мимо Линдсея в туннель, он исчез в темноте. Из лаза показался Фазиль. -- Что в коробке? -- Улики, -- объяснил Линдсей. -- Сувениры из прошлых рейдов и тому подобное. Чтобы уж не смущало, если мы здесь осели надолго. Собственно говоря, это была полуправда. На астероиде нечего было смущаться. Иное дело -- картель, где пиратам придется вести себя крайне добропорядочно. Крупнейшие картели, наподобие Фемиды, были довольно щепетильны, и открытое пиратство не поощряли даже в бардачных кварталах -- догтаунах. Пираты загрузили контейнер без его ведома -- и велели запустить. Верная примета, что скоро конец. Фазиль со свечой выплыл в туннель. -- Можно посмотреть? Миновав Линдсея, он положил руку на контейнер. Между пластиковых полос высунулся, поводя усиками в локоть длиной, угольно-черный таракан. Зашипев от отвращения, Фазиль отдернул руку. Линдсей хотел поймать таракана, но промахнулся. -- Гр-рязь, -- тихо пробормотал Фазиль. -- Помоги мне с головой. Линдсей вплыл за ним в мастерскую. Вдвоем они вытолкали массивную скульптуру в коридор. Она едва помещалась в узком туннеле. -- Наверное, надо бы смазать, -- сказал Линдсей. -- Лицо Паоло не отправится в вечность с сопливым носом. Фазиль задул свечу, задвинул заслонку и поплыл вперед, толкая голову перед собой. Линдсей, волоча контейнер, двинулся следом. Маршрут оказался извилистым. То и дело в стороны отходили старые выработки с застоявшимся, спертым воздухом. Загрузочная камера кольца располагалась близ поверхности астероида, примыкая к главному производственному центру. Здесь, по соседству с кольцом, изготовлялись пустышки. Пустышечный цех представлял собою связку ферментационных бурдюков, похожую на гроздь винограда. Бурдюки соединялись гибкими трубами, были заякорены тросами и окружены грубыми стойками с голубыми ультрафиолетовыми лампами. Гроздь висела в воздухе; полупрозрачные бурдюки тихонько журчали. Комплекс не был полностью остановлен -- это означало бы смерть ветвэра, -- но продукции почти не выпускал. Трубы для выдувания были отсоединены от выходов в пусковое кольцо, и вместо тонкой пленки из них текла густая бесцветная пена. В воздухе стояла невыносимая, резкая вонь горячего пластика. Дежурство нес семейный робот. Когда появился Фазиль с головой Паоло, он на мгновение замер. При приближении Линдсея -- шевельнулся, сомкнув передние манипуляторы на мехах с порошком. Единственный громадный глаз его наклонился, наблюдая за Линдсеем, с клацаньем затвора. Робот словно бы весь состоял из сочленений и тяг. Шесть конечностей его были сделаны из легкого пенометалла. Размерами он превосходил Линдсея. Мозг и двигатель были упрятаны внутрь торса, в бочкообразную грудь. Спереди он нес на себе сенсоры и две длинные, суставчатые руки с захватами. Сзади располагалось крестообразное сочленение четырех вращающихся ног -- робот был сконструирован для работы в невесомости. Был у него и хвост, выполнявший функции бура. Робот не отличался изяществом механистских машин, однако казался до жути живым. Наподобие скелета из мультиков или животного, распятого на лабораторном столе для демонстрации мышечных рефлексов. Линдсей вышел из поля зрения робота, и тот снова принялся за работу, резко оттолкнувшись от стены и подсоединив мехи к влажному клапану очередного ферментационного бурдюка. Перебравшись через голову Паоло, Фазиль остановил ее, упираясь в стену. Пусковое кольцо было оборудовано полупрозрачным пластиковым шлюзом. Вынув из ниши в стене плотно свернутый зеленый скафандр, Фазиль встряхнул его. Облачившись и застегнув молнию, он расстегнул клапан шлюза и вошел внутрь. Линдсей толкнул к нему контейнер. Застегнув клапаны шлюза, Фазиль открыл загрузочную камеру. Изогнутая, прямоугольная секция отошла от стены на наружных пружинных петлях. Воздух со свистом рванулся в вакуум пускового кольца. Пленка шлюза прогнулась, словно мыльный пузырь, облепив стояки. Из контейнера вырвались в вакуум и тут же лопнули пять громадных тараканов и целая туча тех, что помельче. Лицо Фазиля за прозрачным забралом скривилось в брезгливой гримасе, он смахнул корчащихся насекомых в сторону. Тонкие крылышки тараканов судорожно трепетали, из лопнувших подбрюший, суставов и щелей панциря сочилась пена. Один таракан прилип к стенке шлюза прямо перед лицом Линдсея. Должно быть, он что-то там, в контейнере, ел. Что-то густое и красное. Из контейнера вырвались облачка пара. Фазиль, отгонявший останки насекомых в туннель кольца, ничего не заметил. Шагнув за порог, он вытащил за собой контейнер и с усилием погрузил в бадью. Поднявшись обратно в шлюз, он смахнул в люк последнего таракана и установил крышку. Крышка люка замкнула контакт, загорелось зеленое табло. На магниты пошел ток, и на зеленом экранчике замелькали цифры обратного отсчета. Фазиль расстегнул молнию шлюза, впуская воздух из туннеля. Пластик издал хлопок, словно парус, поймавший ветер. Фазиля била дрожь. -- Ты видел?! -- глухо крикнул он из-под визора шлема, расстегивая молнию на груди. -- Что там было?! Что они ели?! -- Я не знаю, что туда складывали, -- ответил Линдсей. -- Могли упаковать что угодно. Фазиль осмотрел испачканный рукав скафандра: -- Похоже на кровь. Линдсей склонился ниже: -- Запах другой. -- Это -- улика. -- Фазиль свернул скафандр. Линдсей задумался. Пираты его обманули. Решили сравняться умом с шейперами. И сделать так, чтобы кто-то исчез. -- Знаешь, Фазиль, лучше запустить этот скафандр. -- Ты Иана сегодня видел? -- спросил Фазиль. -- Да как-то было без надобности. Они мерили друг друга взглядами. Линдсей молчал. Фазиль вдруг резко обернулся и посмотрел на светодиодное табло. -- Все, -- сказал он. -- Запусти ты этот скафандр, -- сказал Линдсей. -- А я отчищу шлюз. -- Вместе с головой я скафандр запускать не стану. -- Можно скормить какому-нибудь ферментатору. -- Линдсей махнул рукой в сторону цеха. -- Если ты это сделаешь, я помогу тебе пустить оборудование на полный ход. И можешь снова делать пустышки. -- Вынув из ниши еще один скафандр, Линдсей встряхнул его. -- Сейчас мы запустим голову и избавимся от скафандра. Вначале сделаем эти две вещи, а после поговорим. Идет? Он принялся облачаться в скафандр. Возник довольно опасный момент -- с наполовину натянутыми штанинами, он был сейчас почти беззащитен. Но нападения не последовало, и Линдсей тут же понял, что сумел-таки купить некоторую отсрочку. Вдвоем они втащили голову в шлюз. Фазиль застегнул клапан, а Линдсей открыл люк. На стеклянно-гладкую стену кольца упал луч света; медные направляющие тускло блеснули. Железные брусья бадьи были слегка подернуты инеем -- конденсированной влагой, испарившейся из упакованного в контейнер тела. Шагнув в туннель кольца, Линдсей пихнул голову Паоло в бадью и закрепил. Свет, падавший из проема, заслонила тень. Фазиль закрывал люк. Линдсей, развернувшись, прыгнул. Он успел сунуть в щель правую руку. Крышка перемолола мышцы и кости, в скафандр хлынула кровь. Рыча от натуги, Линдсей протиснул в щель голову и плечи. Левой рукой он поймал ногу Фазиля. Кончики пальцев глубоко вонзились в лодыжку шейпера. Линдсей изо всех сил ударил ногой Фазиля об острый косяк. Кость хрустнула. Фазиль, обмякнув, завалился назад. Не отпуская врага, Линдсей влетел в шлюз и ногой ударил Фазиля в промежность. Тот согнулся пополам; тогда Линдсей перехватил его ногу и согнул, подставив под сгиб колена предплечье. Навалившись на шейпера, он рванул его ногу вверх, выламывая бедренную кость из сустава. Фазиль в агонии бестолково размахивал руками, ища точку опоры. Рука его зацепила крышку люка. Люк захлопнулся, замкнув контакт. Загорелось зеленое табло. Линдсей продолжал выкручивать ногу противника. Два шарика его собственной крови попали ему под визор. Он чихнул, на миг зажмурив глаза, -- и тут же Фазиль достал ногой его шею. Линдсей разжал захват, и шейпер напал. В панике с отчаянной силой Фазиль сдавил ему грудь. Воздух со свистом ушел из легких; сквозь черную пелену, застилающую глаза, Линдсей услышал четыре оглушительных удара своего сердца. Он взбрыкнул ногами--и подошва уперлась в стояк, поддерживающий пленку шлюза. Сцепившись, они кружились в воздухе. Ударив локтем, Линдсей попал Фазилю в висок. Хватка ослабла. Тогда, забросив руку за голову шейпера, он взял его шею в замок. Фазиль снова стиснул объятья. Ребра прогнулись, уступая нечеловеческой силе перестроенных мускулов. Сквозь запятнанный кровью визор он взглянул Фазилю в глаза. Лицевые мышцы мгновенно отреагировали, смяв лицо в ужасной гримасе. Глаза шейпера побелели. Отшатнувшись, он попытался вырваться -- и Линдсей сломал ему шею. Он задыхался. Баллонов на этих скафандрах не было, долго ими не пользовались. Нужно выбираться на воздух. Он повернулся к выходу. У шлюза стояла Клео. Глаза ее потемнели от страха и возбуждения. Пальцы Клео сомкнулись на язычке молнии. Не отрываясь, Линдсей смотрел на нее, моргая от липнущих к ресницам кровяных шариков. Клео выдернула из лацкана блузы свое излюбленное оружие. Иголку с ниткой. Оттолкнувшись ногой от тела Фазиля, Линдсей метну лея к выходу. В несколько ловких движений Клео зашила молнию. Линдсей яростно рванул застежку со своей стороны, но тончайшее розовое волокно не уступало в прочности стальной проволоке. Он замотал головой: -- Не надо!!! Его окружал вакуум. Путь был отрезан. Слова, всегда его выручавшие, не могли одолеть этой преграды. Клео ждала его смерти. На табло над головой мелькали цифры. Свет померк -- запуск вне плоскости эклиптики требовал много энергии. Левой рукой он толкнул крышку люка. Пальцы ощутили едва уловимую вибрацию. В ярости он пнул крышку -- раз, другой, третий -- и она подалась. Он нажал на нее изо всех сил. Крышка отошла -- на ширину пальца. Сработало аварийное отключение. Свет погас. Крышка отвалилась легко. Темнота вокруг была полной. Линдсей не знал, когда бадья должна остановиться. Если она все еще движется по кольцу, делая клик в секунду, то руку или же ногу отхватит почище лазера. Ждать он не мог. Воздух внутри скафандра сделался совсем спертым от углекислоты и запаха крови. Решившись, он сунул голову в люк... ...и остался жив. Теперь перед ним возникла новая задача. Бадья остановилась где-то в кольце, закупорив туннель. Наткнувшись на нее по пути наружу, придется поворачивать и тратить лишний воздух... Куда же идти -- налево или направо? Налево. Тяжело дыша, он сложил руки на груди и прыгнул вдоль туннеля. Еще раз, еще... Триста метров -- половина окружности кольца. Столько и нужно пройти. А если жерло уже затянуто камуфляжной пленкой? Если он уже миновал его, проглядев в темноте? Звезды! Линдсей отчаянно рванулся вперед, лишь в последний момент вспомнив, что нужно ухватиться за кромку жерла. Притяжение астероида было настолько слабым, что подобный прыжок вывел бы его, Линдсея, на гелиоцентрическую орбиту... Он снова оказался на поверхности астероида, среди угольно-черных и грязно-белых выжженных ям. Перепрыгнув продолговатый кратер, он едва не промахнулся и не свалился вниз. Пемза под пальцами раскрошилась, осколки медленно поплыли над поверхностью. Почти задыхаясь, он добрел до второго шлюза. Пятнистая маскировочная пленка закрывала вход в самую первую шахту, пробуренную здесь Мавридесами. Сорвав пленку, он крутанул запор люка. Правая рука продолжала кровоточить. Похоже, опять сломана. Крышка отскочила. Скользнув в шлюз, он захлопнул ее за собой. Оставалась еще одна. Каждый вдох нес в легкие все меньше кислорода. Капли крови превратились в густую, мелкую взвесь. Вот отошла и вторая крышка. Выплыв из шлюза, он почувствовал в темноте какое-то стремительное движение. Скафандр затрещал. Холодный стальной клинок кольнул горло. Линдсея схватили за ноги, а затем кто-то выкрутил ему правую руку, и он закричал от боли. -- Говори! -- Господин президент, -- выдохнул он. -- Господин президент! Нож исчез. Линдсей услышал звонкое, оглушительное гудение пилы и увидел сноп искр. В их свете он разглядел лица президента, спикера парламента, верховного судьи и третьего сенатора. Искры погасли. Спикер отвела диск электропилы от обрезка трубы. Президент сорвал с Линдсея шлем. -- Рука! -- завопил Линдсей. Верховный судья отпустил руку, а сенатор-три -- ноги. Линдсей глубоко вдохнул -- легкие истосковались по воздуху. -- Ох уж мне эти треклятые упреждающие удары, -- сказал президент. -- Ненавижу. -- Меня пытались убить, -- объяснил Линдсей. -- Вы уничтожили оборудование? Можем лететь? -- Нас что-то выдало, -- буркнул президент. -- Мы были с Паоло в пусковой. Выясняли, как вывести эту хрень из строя. Тут появились Нора с Агнессой... А ведь они должны были спать. И вдруг -- темнотища... -- Затемнение, -- сказала спикер. -- Я закричал: "Бей!", только вот темень... У них вышло преимущество -- их было меньше. Меньше шансов задеть своего. Я -- сразу к машинам. Поковырял там ножом в проводке. Потом второй сенатор как заорет -- порезали его, мясо в стороны... -- Мне в лицо попало что-то мокрое, -- сказал Верховный судья. В его старческом голосе звучало тяжеловесное, зловещее удовлетворение. -- Воздух был полон крови. -- Они были вооружены, -- продолжал президент. -- Вот что я поймал в свалке. Ну-ка, секретарь, оцени. В темноте президент вложил что-то в левую ладонь Линдсея. Плоский, твердый каменный диск размером с раскрытую кисть, обмотанный витым шнурком. Камень был вымазан в чем-то липком. -- За пазухой прятали, не иначе. Хочешь -- крути, хочешь -- бей, хочешь -- души. Волоконца тоненькие, враз глотку перехватит. Я, когда поймал эту штуку, палец порезал до кости. -- А где остальные наши? -- спросил Линдсей. -- По плану мы разделились. Двое депов убирали после Иана, они сейчас на борту, готовят "Консенсус" к отлету. -- Зачем было убивать Иана? -- Что значит "убивать"? -- сказала спикер. -- Где доказательства? Он сам испарился! -- Кто наносит рану ГДФ, получает в ответ то же! -- сказал президент. -- Мы-то полагали улететь еще утром и подумали: "Пусть считают, что он убежал с нами!" Здорово, верно? -- Он довольно хрюкнул. -- Куда-то потерялись двое сенаторов. Здесь -- точка рандеву; должны подойти. -- Судьи второй и третий пошли прихватить малость этого хитрого ветвэра. Хорошая добыча. Мы поразмыслили и решили, что нужно занять выход. Теперь можем добраться до "Консенсуса" прямо так, без скафандров. Обойдется только кровью из носа, да животы поболят. Подумаешь, полминуты в вакууме. Издали донеслось слабое постукивание. Раньше, за звуками голосов, ничего слышно не было. Стук был отчетливым и ритмичным; пластик глуховато стучал о камень. -- Вот же мать твою, -- сказал президент. -- Я схожу, -- предложил Верховный судья. -- Да ерунда, -- возразила сенатор-три. -- Это воздуходувка. Послышался лязг ее инструментального пояса. -- Я ушел, -- сказал Верховный судья. Старый механист проплыл мимо Линдсея -- тот ощутил легкое движение воздуха. Секунд пятнадцать прошли в безмолвии мрака. -- Нужно посветить, -- шепнула спикер. -- Сейчас я пилой... Постукиванье прекратилось. -- Нашел! -- крикнул Верховный судья. -- Это -- кусок... Послышался громкий тошнотворный хруст. Речь его оборвалась. -- Судья! -- крикнул Линдсей. Все ринулись по коридору, слепо натыкаясь на стены и друг на друга. Добравшись до нужного места, спикер включила пилу. Посыпались искры. Источником шума оказалась простая полоска твердого пластика, приклеенная к зеву туннеля-ответвления. К полоске тянулась длинная нить. Там, в глубине хода, и засел убийца. Паоло. Услышав голос старого механиста, он выстрелил на звук из своего оружия. Из рогатки. Увесистый каменный кубик -- шестигранная кость -- наполовину вошел в пробитый череп пирата. В короткой вспышке искр Линдсей увидел голову старика, покрытую кровавой массой -- поверхностное натяжение удерживало ее на коже вокруг раны. -- Можно уходить, -- сказал Линдсей. -- Своих бросать нельзя, -- отвечал президент. -- И тому, кто это сделал, тоже нельзя так спустить. Их всего-то пятеро и осталось. -- Четверо, -- поправил Линдсей. -- Я убил Фазиля. А если сумею договориться с Норой, трое. -- Некогда договариваться. Ты у нас раненый -- оставайся, охраняй шлюз. Придут наши -- скажешь, что мы пошли кончать тех четверых. -- Если Нора сдастся, -- с трудом выговорил Линдсей, -- надеюсь, что вы, господин президент... -- Миловать -- его профессия. -- Президент кивнул на тело Верховного судьи. -- Оружие у тебя есть? -- Нет. -- Держи. -- Он подал Линдсею протез убитого. -- Если кто из них сунется -- убьешь дедовым кулаком. Линдсей стиснул в ладони ребрящийся тягами протез. Пираты канули в темноту -- постукивая, шурша одеждой, шелестя о камень мозолистыми ладонями. Линдсей поплыл назад, к шлюзу, отталкиваясь от стен коленями и плечами. Мысли его были заняты Норой. Самым ужасным было то, что старуха никак не умирала... Пройди все быстро и аккуратно, как обещала Клео, Нора вынесла бы это, вместе со всем остальным. Но там, во мраке, когда она захлестнула шнуром шею пиратки и затянула удавку, ни быстроты, ни аккуратности не получилось. Старуха -- пираты называли ее судьей-два -- оказалась на удивление жилистой. Шейные хрящи ее под обманчиво мягкой кожей были тверже стальной проволоки. Два раза Hope казалось, что враг наконец-то мертв, но старуха, надсадно всхрипывая во тьме, вновь возвращалась к жизни. Запястья Норы сильно кровоточили, изодранные грязными, ломаными ногтями. Тело воняло потом. Нора чувствовала и свой собственный запах. Подмышки ее были сплошной массой болезненной сыпи. Она недвижно парила в угольно-черной темноте пусковой, упираясь босыми ступнями в плечи мертвой старухи, и в руках сжимала концы шнура. Когда на них во внезапной темноте напали пираты, она выглядела не лучшим образом. Кого-то ей удалось зацепить каменным кистенем, но почти тут же оружие выскользнуло из руки и затерялось в свалке. Яростно дравшаяся Агнесса была ранена ручной пилой спикера. А вот Паоло бился как бог... От дверей послышался голос Клео. Она пробормотала пароль, и через несколько секунд в помещении загорелся свет. -- Я же говорил, что получится, -- сказал Паоло. Клео держала свечу на отлете -- натрии запала на кончике все еще продолжал искрить. Воскоподобный пластик оплывал каплями по мере сгорания фитиля. -- Я взяла весь твой запас, -- сказала Клео. -- Ты у нас талант, милый. Паоло гордо кивнул: -- Моя удача перешибла случай. И я убил двоих! -- Ты сделал свечи, -- сказала Агнесса. -- А я говорила, что ничего у тебя не выйдет... -- Во взгляде ее ясно читалось преклонение перед Паоло. -- Ты -- главный. Приказывай. В свете свечи Нора увидела лицо мертвой. Сняв с нее удавку, она обвязала шнур вокруг пояса. Она снова чувствовала размягчающую слабость. На глаза навернулись слезы. Ужас и жалость к убитой охватили ее. Это все -- те препараты, что дал Абеляр... Глупо было соглашаться на тот, первый, укол. Инъекция афродизиака была капитуляцией. Не просто перед врагом, но -- перед крохами сомнений и соблазнов, прячущихся в глубинах сознания. Всю ее жизнь чем ярче сияла уверенность в себе, тем чернее становились эти глубоко спрятанные, но неотступные тени. Сама по себе она могла бы выстоять. Но печальный пример других дипломатов... Тех, изменников... Академия никогда и нигде не упоминала о них официально, оставив тему скрытому миру слухов и сплетен, непрестанно кипевших во всех шейперских колониях. Слухи множились и росли, неизбежно искажаясь, подобно всему запретному. Как казалось Hope, она совершила преступление. Сексуальное, идеологическое и профессиональное. О том, что произошло, она не отваживалась рассказать даже Клео. Семья ничего не знала о диптренинге, о жгучем пламени в каждой мышце, о целенаправленном штурме лица и мозга, превратившем ее тело в нечто совершенно чужеродное еще до того, как ей исполнилось шестнадцать. Будь то любой другой, а не подобный ей дипломат, она дралась бы и умерла с непоколебимой решимостью, достойной самой Клео. Но, столкнувшись с ним лицом к лицу, поняв его... Абеляр был не столь талантлив, как она, зато обладал твердостью и быстрой реакцией. Она могла бы стать такой же. Иных альтернатив ей до сих пор не встречалось. -- Я обеспечил нам свет, -- хвастливо сказал Паоло, закручивая кистень восьмеркой и ловя шнур рукой. -- Я выиграл! Перекрыл Иана и Фазиля и убил двоих! -- Шнуры рукава взвились в воздух -- он ударил себя в грудь. -- И я говорю: засада, засада и только засада! Кистень его свистнул в воздухе; он дал шнуру намотаться на руку и выхватил из-за пояса рогатку. -- Они не должны уйти, -- сказала Клео. Лицо ее в обрамлении бахромчатой золотистой сетки для волос дышало спокойствием и теплотой. -- Если они уйдут, то вернутся и приведут других. Милые мои, мы можем жить здесь и дальше. Они -- тупицы. И они раскололи свои силы. Мы потеряли двоих, а они -- семерых. -- Отсвет боли мелькнул на ее лице. -- Дипломат был из них самый бойкий, но он наверняка погиб в пусковом кольце. Остальных мы изловим, как изловили судей. -- А где депутаты? -- сказала Агнесса. Пила спикера задела ее левую ногу выше колена; она была смертельно бледна, однако полна боевого духа. -- Этот генетический сорняк нужно выполоть. Он опасен. -- Что с ветвэром? -- спросила Нора. -- Если не наладим подачу энергии, он перестоится. -- Тогда они узнают, что мы на энергостанции! -- заявил Паоло. -- Один из нас пойдет запускать реактор, а остальные сядут в засаду. Удар -- отход! Удар -- отход! -- Сначала спрячем тела. Упершись ногами в стену у двери, Клео принялась выбирать линь. Из туннеля выплыл третий судья. Морщинистая шея его была почти перерезана тонкой гарротой Клео. На поясе судьи висели шприцы с краденым ветвэром. Его, вместе с судьей-два, застали на месте преступления. Паоло снял маскировку с потайной ниши. Там уже помещались тела первого и второго сенаторов, убитых им и Агнессой. Брезгливо морщась, они втолкнули туда и третий труп. -- Найдут, -- сказала Агнесса, громко чихнув. -- Унюхают. -- Ничего, примут за собственную вонь, -- сказал Паоло, устанавливая фальшивую стену на место. -- Теперь -- к токамаку, -- скомандовала Клео. -- Я понесу свечи. Агнесса идет первой. -- Хорошо. Агнесса, сорвав блузу и тяжелую сетку для волос, связала их обрывком шнура. Развеваясь в невесомости, в полумраке ее конструкция вполне могла сойти за человека. Она скользнула в узкий коридор, неся перед собой обманку на вытянутой руке. Остальные последовали за ней. Нора шла замыкающей. У каждого перекрестка они замирали, прислушиваясь и принюхиваясь. Затем Агнесса выставляла вперед тряпичное чучело, после чего быстро заглядывала за угол, в ответвления. Клео держала наготове свечу. Приближаясь к энергостанции токамака, Агнесса опять чихнула. В тот же миг и Нора почуяла запах -- незнакомое, отталкивающее зловоние. -- Что это? -- шепнула она шедшей впереди Клео. -- Огонь, наверное. Дым. -- Клео помрачнела. -- Шейпер сообразительна. Думаю, это она добралась до токамака. -- Смотрите! -- громко шепнула Агнесса. Из левого ответвления ползла, клубясь в неверном свете свечи, тонкая струйка серого дыма. Агнесса сунула в нее руку, и струйка рассеялась, рассыпалась на едва заметные облачка. Зайдясь в приступе кашля, Агнесса прислонилась к стене. Обнаженная грудь ее тяжело вздымалась. Клео задула свечу. На стенах туннеля мерцали слабые отсветы далекого пламени. -- Огонь, -- проговорила Клео. В первый раз в голосе старшей звучал страх. -- Я пойду первой. -- Нет! Прижавшись к ее уху губами, Агнесса что-то быстро ей зашептала. Женщины обнялись, и Агнесса, оставив чучело и прижимаясь к стене, скользнула вперед. Двигаясь за остальными, Нора нащупала на камне пятно остывшего пота. Идя вслед за Агнессой, она все время поглядывала назад, прикрывая тыл. Где же Абеляр, ведь он наверняка жив, думала она. Если бы только он -- поразительно находчивый, с животной жаждой жизни в серых глазах -- был сейчас здесь... Резкий щелчок -- и в ту же секунду раздался крик. Кричала Агнесса. В воздухе пронзительно запахло кислотой. Последовали вопли боли и ненависти. Щелкнула рогатка Паоло. Спина и плечи Норы напряглись так, что мышцы скрутило судорогой, и она, согнувшись, оглушенная собственным воплем, бросилась на пол туннеля. Перебежчица-шейпер, извернувшись в кроваво-красных отблесках пожара, хлестнула Агнессу по лицу соплом своего оружия -- мехов. Воздух был густо насыщен шариками -- каплями кислоты, набранной ею из бурдюка с ветвэром. От обнаженной груди Агнессы валил пар. В стороне от нее Клео схватилась со вторым депутатом, рука которой была сломана камнем Паоло. Тот как раз доставал из поясной сумки следующий камень. Сорвав с пояса шнур, Нора ринулась к деп-один. Та, заметив ее приближение, подколенным сгибом сжала горло Агнессы, переломив позвонки, и подалась вперед, выставив перед собой руки. Нора послала груз на конце шнура ей в лицо. Та поймала шнур, ухмыльнулась, обнажив правые зубы, и ткнула двумя пальцами в глаза Норы. Нора уклонилась, ногти врага лишь раскровянили ей щеки. Ударила ногой, промахнулась, ударила другой -- и ощутила пронзительную боль. Тренированные, опытные пальцы пиратки вонзились в коленный сустав. Противница обладала ловкой, мощной шейперской силой. Перехватив шнур, Нора хлестнула камнем по ее щеке. Деп-один ухмыльнулась. Нора почувствовала, как хрустнула ее коленная чашечка. И тут лицо ее залила кровь -- камень из рогатки Паоло раздробил противнице челюсть. Челюсть пиратки безвольно отвисла, сочась мерцающей в отсветах пламени кровью. Отчаяние обреченности придало первому депутату сил. Ударив пяткой в солнечное сплетение Норы, она оттолкнулась от нее и ринулась к Паоло. Но тот был начеку: кистень, словно бы внезапно материализовавшись в его руке, ударил как томагавк, снес противнице- ухо и глубоко вонзился в ключицу. На секунду она обмякла, и Паоло бросил ее на стену. Голова депутата хрустнула о камень. Паоло тотчас же насел на противницу, перехлестнув ей горло шнуром кистеня. В воздухе за его спиной Клео билась со вторым депутатом. Пиратка судорожно месила воздух сломанной рукой и ногами -- Клео безжалостно сжимала пальцы на ее горле. Нора, задохнувшаяся от удара, никак не могла разогнуться. Ее грудную клетку сжимала судорога. Каким-то образом ей все же удалось протолкнуть в легкие глоток дымного воздуха. Со свистом и хрипом выдохнув, она задышала. Грудь словно бы залили расплавленным свинцом. Агнесса умирала у нее на глазах, залитая кислотой кожа дымилась. Паоло покончил с шейпером. Клер все еще душила свою противницу, давно уж неживую. Каменным кистенем Паоло раздробил трупу затылок, и Клео отпустила мертвую женщину, отдернув онемевшие руки. Потерев ладонь о ладонь, словно бы растирая крем, она тяжело перевела дух. -- Потушите огонь. Паоло осторожно придвинулся к пылающей клейкой массе из сена и пластиков. Сбросив плотную блузу, испещренную проеденными кислотой дырами, он набросил ее на огонь, словно ловил сетью зверя, и принялся мстительно притаптывать. Стало темно. Клео плюнула на натриевый запал свечи, и тот взорвался снопиком искр. -- Худо дело. Я ранена? Нора, ты как? Нора осмотрела и ощупала ногу. Коленная чашечка свободно ходила под кожей. Боли не было, лишь шоковое онемение. -- Колено. -- Нора закашлялась. -- Она убила Агнесс... -- Их теперь всего трое, -- сказала Клео. -- Спикер, ее муж и сенатор-три. Мы практически победили. Дорогие мои, любимые... Она обняла Паоло. Тот застыл от неожиданности, но, тут же обмякнув, положил голову ей на плечо. -- Я запущу энергоустановку. Нора подошла к щитку на стене и защелкала рубильниками, готовя станцию к работе. -- Мы с Паоло перекроем входы. Будем их ждать, -- сказала Клео. -- Нора, ты ступай в радиорубку. Вызови Совет, доложи обо всем. Мы придем позже. Оставив Норе свечу, она ушла. Пристроив свечу над пультом управления, Нора ввела агрегаты в первый этап. В камере взвихрилось магнитное поле; сквозь поляризованное светозащитное стекло заструилось голубое сияние. Токамак беспокойно замерцал, выходя на температуру синтеза. Искусственное солнце разгоралось все ярче. Поле стабилизировалось. И тут же вспыхнули лампы. Нора осторожно сняла свечу и загасила ее о стену. Паоло осторожно почесывался -- его голые руки были обожжены кислотой. -- Нора, -- сказал он. -- Я -- тот один процент, которому суждено выжить! -- Я знаю, Паоло. -- Но я тебя не забуду. Никого из вас не забуду. Я любил тебя, Нора, и очень хотел бы когда-нибудь снова тебе это сказать. -- Высокая честь -- жить в твоей памяти, Паоло. -- Прощай, Нора. -- Если у меня есть хоть какое-то везение, -- сказала Нора, -- пусть оно останется тебе. Он улыбнулся, поигрывая рогаткой. Нора скользнула в туннель и понеслась вперед, стараясь не тревожить бальную ногу. Волны боли струились по всему телу, заставляя мышцы непроизвольно дергаться. Лишившись краба, она больше не могла совладать с судорогами. Пираты побывали уже и здесь. В рубке царил разгром. Исполосованные пилой передатчики превратились в груду обломков, выдранная с мясом консоль плавала в воздухе. Из жидкокристаллического экрана сочилась жидкость. Выдернув из сетки на голове иголку с ниткой, Нора наскоро сметала разорванный пластик. Приемники, правда, работали, принимая сигналы с наружных антенн, но дешифровальные программы были уничтожены. Передачи с Совета Колец превратились в абракадабру. Нора настроилась на частоту пропагандистских передач. Распоротый экран еще кое-как работал, хотя вокруг стежков изображение расплывалось в мутные кляксы. Вот он -- тот, внешний мир... Ничего особенного -- слова, изображения, линии на экране... Нора осторожно провела пальцами по охваченному болью колену. Она никак не могла поверить тому, что говорили люди с экрана, тому, что демонстрировал кадр... Небольшой экран словно бы, воспользовавшись темнотой, как-то ферментировал, преобразил внутри себя мир, с помощью собственного ветвэра превратив все его яды в вино. Ошеломленные лица шейперских политиков светились от торжества. Она отрешенно смотрела на экран. Публичные заявления глубоко потрясенных механистских лидеров: сломленные люди, перепуганные женщины, разом вырванные из привычного окружения и распорядка... Броня механистских планов и предположений была сорвана, словно корка коросты, обнажив плоть человеческой сущности... Они судорожно барахтались в тщетных потугах овладеть ситуацией, и каждый следующий опровергал предыдущего. Некоторые обладали жесткими, словно бы наведенными с помощью хирургии улыбками; другие, со взорами, затуманенными благоговением, бурно жестикулировали, являя миру по-детски ясные лица... А следом -- дуайены шейперского военно-академического комплекса. Гладколицые из службы безопасности, восторженные, торжествующие, оставившие на радостях привычную свою подозрительность... Интеллигенты, ослепленные блеском новых перспектив, строящие самые смелые предположения и позабывшие от восторга про объективность... А вот и он. Даже не один, целая дюжина. Они были огромны. Одни лишь ноги их достигали высоты человеческого роста. Груды мускулов, костей и сухожилий, обтянутых слегка поблескивающей, изборожденной морщинами кожей. Чешуя! Бурая, чешуйчатая шкура. Одеты они были в юбки из нанизанных на проволоку блестящих бус. Могучая грудь обнажена, посредине выступает килевая кость. Руки по сравнению с массивными, древоподобными ногами и длинными, мощными хвостами выглядели длинными и тонкими; пальцы на руках были проворные, с утолщениями на концах, причем суставы больших пальцев выглядели как-то необычно. Громадные, в туловище человека величиною, головы с пещероподобными, полными плоских острых клыков пастями... Ушей видно не было, а черные глазные яблоки (с кулак каждое) прятались под шершавыми веками и жемчужно-серыми мигательными мембранами. Складчатые, переливчатые "пелеринки" прикрывали затылок. С ними пытались беседовать вооруженные видеокамерами люди. Шейперы. Пришельцев они, по-видимому, очень боялись: спины согнуты, держатся кучкой, ног поднять не могут... Гравитация, сообразила Нора. Пришельцы живут в сильном притяжении. Надо же, настоящие!.. Держались пришельцы с расслабленной, уверенной грацией. У некоторых были в руках планшетки с листами бумаги, другие говорили. Языки у них были узкими, наподобие птичьих, и длинными -- примерно в локоть длиною. В этой сцене они явно были на первых ролях, благодаря одному лишь размеру. Не было в них ни официоза, ни наигрыша, но даже напыщенный дикторский текст не мог затушевать важности этой встречи. Пришельцы, казалось, не испытывали ни страха, ни удивления. Чудесного, мистического в их образе не было ничего -- одна деловитость. Деловитость налогового инспектора. В рубку ворвался Паоло. Глаза дикие, длинные волосы слиплись от крови... -- Скорее! Они мне на пятки наступают! -- Он обвел взглядом рубку. -- Дай мне пульт. -- Все кончилось, Паоло! -- Нет еще! Схватив парящий в воздухе пульт, он рванулся к дверям. За ним потянулись обрывки проводов. Прихлопнув пультом входное отверстие -- так, чтобы сбоку оставалась лишь небольшая амбразура, -- Паоло снял с пояса тюбик эпоксидной смолы и приклеил железо к камню. Вытащив рогатку, он выстрелил вдоль коридора. Издали долетел вопль. Приникнув к амбразуре, Паоло разразился визгливым хохотом. -- Телевидение, Паоло! Новости с Совета! Осаде конец! -- Осаде? -- переспросил Паоло, оглядываясь на нее. -- А нам-то до этого какой хер? -- Ни осады, ни войны нет и никогда не было, -- объяснила она. -- Такова новая генеральная линия. Имели место всего лишь мелкие разногласия. Узкие места. -- Паоло, не слушая, следил за туннелем, готовясь к следующему выстрелу. -- Мы -- никогда не были солдатами. Никто и не думал никого убивать. Люди -- очень миролюбивая раса, Паоло. Все мы -- просто хорошие партнеры по торговле... Пришельцы явились, Паоло. Пришельцы! -- Господи Иисусе, -- застонал Паоло, -- мне осталось убить всего двоих, и бабу эту я уже зацепил! Вначале помоги их убить, а потом можешь вещать что угодно! Он придавил плечом пульт, чтобы смола лучше схватилась. Подплыв и нависнув над ним, Нора закричала в темноту сквозь одно из отверстий пульта: -- Господин президент! Я -- дипломат! Предлагаю переговоры! После недолгой паузы последовал ответ: -- Сука сбрендившая! Иди сюда, мы тебя угробим! -- Все кончено, господин президент! Осада снята! В Системе мир, понимаете? Пришельцы явились к нам, господин президент! Пришельцы! Уже несколько дней, как явились! -- Ну, еще бы! -- расхохотался президент. -- Конечно. Выходи, детка. Только сначала пусть выйдет этот недоделок с рогаткой. Раздался короткий взвизг электропилы. Оттолкнув ее, Паоло с рыком выстрелил в коридор. Раздалось с полдюжины щелчков -- камень отскакивал от стены к стене. Президент торжествующе зареготал. -- Мы съедим вас, -- серьезно сообщил он. -- Со всеми вонючими потрохами. -- И дальше, чуть ли не шепотом: -- Госсек, пусть выйдут, Нора снова приникла к пульту рядом с Паоло: -- Абеляр! Абеляр, это правда, клянусь всем, что между нами есть! Абеляр, ты ведь умный, сделай так, чтобы все остались живы! Я хочу жить... Паоло с размаху запечатал ей рот ладонью и сильно толкнул, но она вцепилась намертво в пульт, уже прочно прихваченный смолой к камню, и выглянула в коридор. Из темноты появился смутный белый силуэт. Скафандр... И не мавридесовский. Бронированный тяжелый скафандр с "Консенсуса". Здесь рогатка Паоло была бесполезна. -- Вот так, -- пробормотал он. -- Значит, критическая точка... Отпустив Нору, он извлек из-за пазухи свечу и сплюснутый пузырь с какой-то жидкостью. Обернув пузырь вокруг свечи, он стянул его шнурком с рукава и оценивающе взвесил примитивную бомбу на ладони. -- Гореть им всем... Тогда Нора захлестнула вокруг его шеи шнур и, упершись здоровым коленом в спину Паоло, яростно рванула концы удавки. Захрипев, точно прорванная труба, Паоло толкнулся ногой от косяка и вцепился в шнур. Он был силен, да вдобавок еще -- везуч. Нора потянула сильнее. Абеляр жив! Это придавало ей сил. Еще рывок, еще... Но Паоло держался. Кулаки его, сомкнутые на сером тоненьком пояске, сжались настолько сильно, что из-под врезавшихся в ладони ногтей мелкими, яркими бисеринками сочилась кровь. В коридоре раздались крики. Крики -- и пронзительный визг пилы. И окостенение, сковывавшее раньше лишь плечи, сковало и руки. Теперь силе Паоло противостояла железная, мертвая хватка. Во внезапной тишине Нора не уловила его дыхания. Рубчатый поясок глубоко впился Паоло в горло; даже после смерти он продолжал борьбу... Она позволила концам шнурка выскользнуть из сведенных судорогой пальцев. Паоло медленно вращался в воздухе; лицо его почернело, руки были притянуты к горлу. Казалось, он задушил сам себя. В амбразуре показалась перчатка скафандра, грубая, вся в крови. Раздалось заглушенное шлемом бормотание -- Линдсей пытался что-то сказать. Она бросилась к нему. Он, прижавшись шлемом к железу пульта, кричал во всю глотку: -- Мертвые! Они мертвые! -- Сними шлем! -- крикнула она. Он шевельнул правым плечом: -- Рука!.. Просунув руку в амбразуру, она помогла ему снять шлем. Шлем отскочил с характерным хлопком воздуха, и она почуяла знакомый запах его тела. Из ноздрей и левого уха тянулись полузасохшие кровяные дорожки. Он подвергся декомпрессии... Нора нежно провела ладонью по его щеке: -- Мы живы. Мы живы... -- Они хотели тебя убить, -- отвечал он. -- Этого я не мог допустить. -- И я тоже. -- Она оглянулась на труп Паоло. -- Это было... вроде самоубийства. Мне кажется, что я сама мертвая. -- Нет. Ты принадлежишь мне, а я -- тебе. Повтори мне то же самое, Нора. -- Да. Это так. Закрыв глаза, она прижалась лицом к амбразуре. Он поцеловал ее. Солеными, окровавленными губами. Когда Клео покончила со своей работой, она вышла в скафандре на поверхность, поднялась на борт "Консенсуса" и все, что смогла, обмазала клейким контактным ядом. Однако Линдсей опередил ее. Чтобы добраться до тяжелого бронированного скафандра" ему пришлось прыгать через открытое пространство, подвергая себя декомпрессии. Он застиг Клео в рубке управления. В тоненьком пластиковом скафандре ей не на что было надеяться,-- он разорвал пластик, и она приняла смерть от собственного яда... Разрушению подверглось все. Пострадал даже семейный робот. Депутаты, проходя пустышечный цех, слегка свихнули ему мозги, и по соседству с пусковым кольцом разрушение, будучи поставлено на автоматизированную основу, пошло полным ходом. Тонну за тонной, робот наваливал руду на переполненные, полопавшиеся ветвэр-резервуары. Потоки жидкого пластика хлынули в туннель пускового кольца, и без того заблокированного застрявшей на полпути бадьей. Но как раз это тревожило Линдсея с Норой меньше всего. Главную опасность представляла собой инфекция. Микробы, привезенные с Дзайбацу, мигом разорили деликатные биосистемы астероида. Через месяц с небольшим после всеобщего избиения сад Клео превратился в нечто кошмарное. Изнеженные цветы шейперских оранжерей плесневели и рассыпались в прах от одного лишь прикосновения обычного, нестерилизованного человека. Растительность приобретала более чем причудливый вид: гниль свивала стебли в замысловатые штопоры. Линдсей навещал оранжереи ежедневно, и само присутствие его ускоряло распад. В воздухе витали привычные ароматы Дзайбацу, знакомая вонь жгла легкие. Все это он таскал за собой. С какой скоростью ни беги, все равно потянется за тобой прошлое. От прошлого не сбежишь. Они с Норой никогда от него не освободятся. Главное даже не в инфекции и не в беспомощно болтающейся руке. И не в россыпи болячек, обезобразившей кожу Норы и наполнявшей ее глаза каменным стоицизмом. Главное уходило корнями в далекое прошлое, в годы учебы, перековеркавшей их обоих. Именно это прошлое свело их вместе. Линдсей знал твердо, что ничего лучше этого в жизни с ним не бывало. Вид шейперского робота за работой натолкнул его на мысли о смерти. Робот непрестанно и неустанно набивал руду в кишки пустышечного ветвэра. Оба они умрут от удушья, а машинная гиперактивность, эта жуткая пародия на жизнь, будет длиться бесконечно. Он мог, конечно, выключить робота, но почему-то жалел его -- так трогателен был робот в слепом своем упорстве. И тот факт, что кольцо заливали тонны пластика, означал победу пиратов. Бесполезную победу, которую Линдсей не решался отнять у мертвых... Чем больше портился воздух, тем дальше они отступали, герметизируя за собой туннели. И наконец -- добрались до последнего хозяйственного сада, бережно расходуя напоенный ароматами сена воздух, любя друг друга и пытаясь залечить раны. В обществе Норы он снова принял жизнь шейпера -- утонченную, со всей присущей ей многоплановостью мышления и болезненным блеском. А острые грани Норы в его обществе постепенно сгладились, расплелись тугие узлы невыносимейшей напряженности, исчезли болезненные вывихи и заскоки. Они приглушили реактор, в туннелях сделалось холоднее, и это сдерживало распространение заразы. По ночам, закутавшись в большое, с хороший ковер, покрывало, которое Нора время от времени принималась украшать вышивкой, они тесно прижимались друг к другу. Она не собиралась сдаваться. Она была средоточием какой-то неестественной, непреоборимой энергии, которой Линдсей мог лишь позавидовать. Множество дней потратила она на ремонт радиорубки, прекрасно понимая, что пользы от этого не будет ровным счетом никакой. Служба безопасности Совета Колец прекратила свои передачи -- военные аванпосты стали ненужной помехой. Механисты эвакуировали их и со всей дипломатической вежливостью доставляли персонал на Совет Колец. Какая война? Нет и не было никакой войны. Никто ни с кем не дрался. Картели рассчитывались сполна с отозванными каперами и спешно обращали их к мирному образу жизни... С ними было бы то же самое, сумей они докричаться. Но все передатчики уничтожены -- запчастей к ним не было, да и технических навыков обоим недоставало. Линдсей примирился со смертью. За ними никто не прилетит, все сочтут аванпост погибшим. Когда-нибудь, конечно, проверят, но -- не в ближайшие годы. Как-то ночью, утомленный любовью, Линдсей лежал без сна, играя с протезом мертвого пирата. Было в нем что-то притягательное -- и одновременно он радовался, что, умерев молодым, хотя бы не докатится до подобного. Собственная его правая рука почти полностью потеряла чувствительность. Нервы начали разрушаться еще со времен инцидента с пушкой. Боевые ранения лишь ускорили этот процесс. -- Проклятые пушки, -- сказал он вслух. -- Ведь кто-то же найдет когда-нибудь это место! Разобрать бы их да сломать, чтобы знали: мы тоже были достойными людьми. Надо бы... Но дотрагиваться противно. -- Ну и что? Они все равно не действуют. -- Не действуют, потому что заблокированы. -- То был один из его прошлых триумфов. -- Но можно же разблокировать! Это -- зло, милая. Их нужно сломать. -- Ну, если тебе так... -- Нора привстала, открыв глаза. -- А что, если выстрелить? -- Нет, -- немедля ответил Линдсей. -- Взорвать "Консенсус" пучком частиц! Тогда кто-нибудь заметит. -- Что заметит? Что мы -- уголовники? -- Раньше это были бы просто мертвые пираты. Все в порядке вещей. Но сейчас разразится такой скандал! За нами обязательно прилетят. Чтобы такое не повторилось. -- Ты согласна рискнуть мирным фасадом, который пока что демонстрируют людям пришельцы? Только ради того, чтобы нас, может статься, спасли? Представляешь, что с нами сделают, когда прилетят? -- Что они могут сделать? Убить? Мы и так почти уже мертвые. А я хочу жить. -- Уголовницей? Всеми презираемой? -- Как раз в этом для меня ничего нового нет, -- горько улыбнулась Нора. -- Нет, любимая. Всему есть предел. Она погладила его по спине: -- Я понимаю. Две ночи спустя он проснулся в страхе: астероид тряхнуло. Норы рядом не было. Вначале он решил, что это метеорит -- штука редкая, но ужасная. Он прислушался, не шипит ли где уходящий в трещину воздух, но в туннелях все еще отдавалось эхо. Увидев Нору, он сразу обо всем догадался. -- Ты все-таки выстрелила. Ее трясло. -- Перед тем как стрелять, я сняла "Консенсус" с якоря. Вышла на поверхность. Там что-то жуткое. Пластик течет из жерла кольца в пространство. -- И слушать не желаю. -- Но я должна была это сделать. Ради нас. Прости меня, милый. Клянусь, я никогда больше не обману тебя. Некоторое время он хмуро молчал. -- Думаешь, прилетят? -- Не исключено. Я только дала нам шанс... -- Нора была расстроена. -- Тонны пластика. Вылезают, как паста из тюбика. Вроде гигантского червя. -- Случайность, -- сказал Линдсей. -- Запомни, нужно будет сказать, что все вышло случайно. Она виновато взглянула на него: -- Теперь я разрушу пушку. Он печально улыбнулся и потянулся к ней: -- Что сделано, то сделано. Будем ждать. ESAIRS XII 17.07:17 Сквозь сон до слуха Линдсея донеслись мерные глухие удары. Нора, как обычно, проснулась первой и тут же стряхнула с себя остатки сна. -- Что-то шумит, Абеляр. Линдсей просыпался мучительно, веки никак не хотели разлепляться. -- Что там? Утечка? Она выпуталась из простыней, оттолкнулась босой ногой от его бедра и зажгла свет. -- Вставай, милый. Что бы там ни было, это надо встретить достойно. Нет, не так предпочел бы Линдсей встретить смерть. Но вместе с Норой... Он облачился в шнурованные штаны и пончо. -- Тяги нет, -- сказал он, трудясь над сложным шейперским узлом. -- Это не декомпрессия. -- Значит, спасатели! Механисты! Они устремились к шлюзу. Один из спасателей -- наверное, самый смелый -- сумел протиснуться в шлюз и пробраться в загрузочную камеру. Он неловко балансировал на носках громадных, похожих на птичьи лапы башмаков скафандра. Линдсей в изумлении взирал на него из туннеля, сощурившись и козырьком ладони прикрыв глаза. У пришельца имелся мощный фонарь, водруженный на "переносицу" вытянутого шлема. Луч света, вырывавшийся из фонаря, был ярок, словно сварочный электрод, -- жесткий, зеленовато-голубой, переходящий в ультрафиолет. Коричневый с серым скафандр, собранный складками на сочленениях пришельца, был усеян разъемами. Луч фонаря выхватил их из темноты, и Линдсей, сощурившись, отвернулся. -- Вы можете называть меня "лейтенант", -- сказал пришелец на бейсик-инглиш, вежливо сориентировав свое тело по вертикали. Линдсей положил руку Hope на предплечье. -- Я -- Абеляр, -- представился он. -- А это -- Нора. -- Как поживаете? Я желаю обсудить это имущество. Пришелец достал из бокового кармана что-то вроде пачки бумаги. По-птичьи быстрым движением он встряхнул пачку, и та развернулась в телеэкран. Он поставил экран у стены. Приглядевшись, Линдсей не обнаружил линий развертки -- картинка состояла из миллионов крохотных цветных шестиугольников. А изображала эта картинка их собственный астероид. Из жерла пускового кольца в пространство тянулась толстая струя застывшего вспененного пластика, почти полукилометровой длины. Верхушку ее увенчивало нечто круглое. Потрясенный Линдсей догадался, что это. Каменная голова Паоло была аккуратно обрамлена венцом из разошедшейся лепестками пусковой бадьи. Композиция накрепко приклеилась к вырвавшемуся из пустышечного цеха пластику, а затем была выдавлена в пространство. -- Понимаю, -- сказал Линдсей. -- Автор этой работы -- вы? -- Да. -- Линдсей указал на экран. -- Обратите внимание на тонкий оттеняющий эффект завершающего ожога. -- Мы обратили внимание на взрыв, -- сказал пришелец. -- Очень необычная изобразительная техника. -- Мы и сами-то необычны. Я бы сказал -- уникальны! -- Я согласен, -- вежливо сказал лейтенант. -- Редко увидишь работу такого масштаба. Согласны ли вы вести переговоры о продаже? Линдсей улыбнулся: -- Что ж, давайте поговорим. Сообщающиеся анархии Часть вторая Глава пятая Мало-помалу мир вступал в новую эпоху. Пришельцы милостиво приняли навязанный им человечеством таинственный ореол полубогов. Систему обуяло предчувствие счастливого Тысячелетия. В моду вошла разрядка. Впервые начали поговаривать о Схизматрице -- постчеловеческой Солнечной системе, разнообразной, однако единой, в которой воцарится терпимость и каждый получит свою долю. Мощь пришельцев -- они называли себя Инвесторами -- казалось, была беспредельна. Они принадлежали к расе столь древней, что напрочь забыли о тех временах, когда еще не летали к звездам. Могучие корабли пришельцев бороздили обширное экономическое пространство, торгуя с девятнадцатью другими разумными расами. Было ясно, что их технология достигла такого могущества, что при желании они могли бы запросто разнести этот мирок не одну сотню раз. Так что человечеству оставалось лишь радоваться, что пришельцы выглядели такими безмятежными и приветливыми. Спокойствие и любезность их в данных обстоятельствах немало радовали человечество. Товары, которыми они торговали, почти всегда были безопасны, часто представляли собой немалый -- но чисто академический -- интерес для искусства либо науки, хотя практической пользы от них было на удивление мало. Богатства человечества рекой текли пришельцам в казну. К звездам на кораблях Инвесторов отправлялись лишь крохотные посольства, которым никогда ничего существенного добиться не удавалось, и они так и оставались крохотными -- кораблевладельцы заламывали за проезд суммы поистине астрономические. Инвесторы же оборачивали богатства, выкачанные из человеческой экономики, и постепенно откупали человеческие предприятия. Одна-единственная техноновинка из их обширного арсенала могла превратить индустрию, пребывающую при последнем издыхании, в отрасль, акции которой ракетой взмывали в небо. Различные группировки ожесточенно грызлись промеж собой за пришельческую благосклонность; миры же, не желавшие сотрудничать с Инвесторами, очень скоро поняли, как легко и бесповоротно могут быть обойдены остальными. При Замирении Инвесторов пышным цветом расцвела торговля. Откровенная война стала считаться вульгарной; на смену ей пришла благопристойная скрытность наглого промышленного шпионажа. Грядущий Золотой Век казался все ближе и ближе -- вот-вот, только руку протянуть. А годы текли, текли... Государство Совета Голдрейх-Тримейн 03.04.37 Публика Линдсею понравилась. Пространство вокруг переполняли люди; разноцветные куртки с пеной кружев, ноги в узорных чулках, обутые в изящные ножные перчатки с пятью пальцами, запахи парфюмерии шейперов... Небрежно прислонившись к стене, обитой расшитым бархатом, Линдсей просунул руку в швартовочную петлю. Одет он был по самой наипоследней моде: парчовая куртка цвета "морской волны", зеленые атласные панталоны, чулки в желтую, булавочной толщины, полоску и элегантные ножные перчатки для невесомости. На фоне жилета поблескивала золотая цепочка видеомонокля. Его длинные, чуть тронутые сединой волосы были заплетены в косу, перевитую желтым шнурком. Среди шейперов Линдсеи считался гораздо старше своих пятидесяти одного года -- его полагали генетическим типом из начала шейперской истории. Таких в Голдрейх-Тримейне, одном из старейших шейперских городов-государств в кольцах Сатурна, хватало. Из театрального зала в холл выплыл механист, облаченный в цельнокроеный костюм изысканного оттенка красного дерева. Заметив Линдсея, он оттолкнулся ногой от двери и поплыл к нему. Дружелюбно выставив перед собой, руку, Линдсеи помог ему погасить инерцию. Протез правой руки под рукавом тихонько прожужжал, и смолк. -- Добрый вечер, мистер Бейер. Небрежно-элегантный механист кивнул, продевая руку в петлю: -- Добрый вечер, доктор Мавридес. Всегда рад видеть вас. Бейер служил в посольстве Цереры унтер-секретарем по культурным связям. Это бесцветное звание являлось всего лишь прикрытием для его работы на разведслужбу мехов. -- Не часто увидишь вас в это время суток, мистер Бейер. -- А я слинял со службы, -- с удовольствием сказал Бейер. В Голдрейх-Тримейне жизнь не затихала круглые сутки. Период от полуночи до восьми утра здесь был самым разгульным, да и полиции в это время было поменьше. Тут и механист мог смешаться с толпой, не привлекая к себе косых взглядов. -- Вам понравилась пьеса, сэр? -- Триумф! Не хуже, чем у Рюмина, можно сказать. Странно, раньше я об этом авторе -- Фернанде Феттерлинге -- ничего не слыхал. -- Он местный, из молодых -- и из самых талантливых. -- О-о, один из ваших протеже... Ну, по поводу разрядки я его чувства разделяю. Знаете, в конце этой недели в нашем посольстве намечается небольшой прием; я был бы рад пригласить и мистера Феттерлинга. Хочу лично выразить свое восхищение. Линдсей уклончиво улыбнулся: -- Я всегда рад видеть вас у себя. Нора часто о вас вспоминает. -- Польщен. Доктор-полковник Мавридес -- очаровательнейшая хозяйка. Бейер пытался не выказывать разочарования, однако чувствовалось, что ему явно хочется поскорей отделаться от Линдсея и наладить контакт с кем-нибудь из столпов местного общества. Линдсей его за это не осуждал -- чего уж, работа такая. Линдсей и сам имел звание доктор-капитана Службы безопасности и занимал должность эксперта по социологии Инвесторов. Даже в эти дни, в дни Замирения Инвесторов, чин в Службе безопасности был обязателен для работников военно-научного комплекса шейперов. Что ж, с волками жить -- значит, и выть соответственно. В ипостаси театрального администратора Линдсеи никогда -- даже намеком -- не упоминал своего чина. Однако ж Бейер был о нем прекрасно осведомлен, и только дипломатическая вежливость позволяла им держаться на дружеской ноге. Ярко-голубые глаза Бейера обшарили толпу, которая заполонила фойе, и лицо его вдруг сделалось каменным. Линдсей проследил направление взгляда. Причиной заминки Бейера оказалась некая личность: на губе -- микрофон-клипса, в ушах -- клипсы-наушники, и явная нехватка элегантности в костюме. Охранник, причем не из шейперов: волосы, гладко зализанные назад, поблескивают антисептической смазкой, а лицо не по-шейперски перекошено. Линдсей вставил в правый глаз видеомонокль и начал съемку. Заметив это, Бейер кисловато улыбнулся: -- Здесь их четверо. Ваша постановка привлекла внимание весьма видного человека. -- Похожи на обитателей Цепи, -- сказал Линдсей. -- Официальный визит, -- пояснил Бейер. -- Но здесь он -- инкогнито. Глава государства, Республики Моря Ясности, Филип Хури Константин. Линдсей отвернулся: -- Не имею чести знать этого джентльмена. -- Он -- не из сторонников разрядки. Я знаю его лишь с чужих слов и представить вас не могу. Держась к толпе спиной, Линдсей поплыл вдоль стены. -- Я должен быть в кабинете. Не откажетесь покурить в моем обществе? -- То есть втягивать дым в легкие? Не имею привычки. -- В таком случае прошу прощения... Линдсей удалился. -- Ведь двадцать лет прошло... Нора Мавридес сидела за консолью: мундир Службы безопасности, черный плащ небрежно накинут на плечи поверх янтарного цвета блузки. -- Что это он вдруг? -- проговорил Линдсей. -- Мало ему Республики? Нора начала рассуждать вслух: -- Причина его визита сюда, наверное, в милитантах. Они хотят, чтобы он поддержал их здесь, в столице. Во-первых, он имеет вес, во-вторых, не сторонник разрядки. -- Правдоподобно. Если дела обстоят противоположным образом; Если милитанты полагают Константина ручным, лояльным к ним генералом-дикорастущим и понятия не имеют о его амбициях. И о его возможностях. На самом-то деле как раз он ими манипулирует. -- Он тебя видел? -- Не думаю. Сомневаюсь, что он вообще меня сможет узнать. -- Линдсей медленно погрузил ложку в коробку с йогуртом. -- Возраст сильно изменил мою внешность. -- У меня сердце не на месте после просмотра того, что ты снял. Абеляр, столько лет все у нас было замечательно... Если он поймет, кто ты такой... Он же нас уничтожит. -- Не факт. -- Сморщившись, Линдсей заставил себя проглотить йогурт, приготовленный специально для нешейперов, чей кишечник и желудок прошли антисептическую обработку, и ужасно горчивший от ферментов. -- Ну разоблачит меня Константин -- а дальше? У нас останутся пришельцы. Инвесторам плевать и на мои гены, и на мое образование... Они нас прикроют. -- Он же -- убийца! На него нужно напасть первым. -- Не нам, дорогая моя, обсуждать такую возможность. -- Механическая рука Линдсея взяла картонку, тонкие стенки слегка вогнулись. -- Я всегда старался избегать с ним столкновения. По возможности. Я нарвался совершенно случайно. Это -- как кости бросить. -- Не говори так! Неужели мы ничего не можем сделать? Линдсей побарабанил железными пальцами по столу. Вот и рука -- тоже часть маскировки. Когда-то этот древний протез принадлежал Верховному судье; древность вещи как бы намекала посторонним на преклонные годы ее носителя... На стене кабинета Норы медленно проворачивался Сатурн -- телезапись вращения была сделана со спутника. Золотистую дымку, окутывавшую поверхность, бороздили ярко-оранжевые токи ветров. -- Может, в конце концов, уехать отсюда? -- предложил Линдсей. -- Не сошелся же свет клином на Голдрейх-Тримейне. Ущелье Кирквуда -- тоже, между прочим, неплохо. Или Кластер Кассини. -- И пусть все, чего мы здесь достигли, пойдет прахом? Линдсей рассеянно взглянул на экран. -- Мне хватит того, что со мной -- ты. -- Абеляр, я не могу без этого места. Без должности профессора-полковника. И потом -- как же дети? И -- наша лига? Они ведь полностью зависят от нас... -- Ты права. Наш дом -- здесь. -- Именно. И не делай из мухи слона. Он скоро уедет в свою Республику. Не будь Голдрейх-Тримейн столицей, Константин вообще бы сюда не сунулся. В соседней комнате раздался взрыв детского смеха. Нора убавила звук. -- С Филипом мне не ужиться, -- задумчиво сказал Линдсей. -- Слишком многое мы друг о друге знаем. -- Не будь таким фаталистом, милый. Я не собираюсь сидеть сложа руки, когда какой-то дикорастущий выскочка является и начинает угрожать моему мужу. Поднявшись из-за консоли, она подошла к нему. Центробежное тяготение в половину земного одернуло подол ее юбки. Усадив жену на колени, Линдсей взъерошил пальцами своей "природной" руки ее волосы: -- Забудем про него, Нора. Иначе опять дойдет до смертоубийства. Она поцеловала его: -- Раньше ты был один. А теперь многое изменилось. За нами -- Полночная лига. За нами -- Мавридесы, Инвесторы и мой чин в "Безопасности". Мы уверены в себе, и жизнь принадлежит нам! Государство Совета Голдрейх-Тримейн 13.04.37 Филип Константин наблюдал отправление своего корабля в видеомонокль. Монокль ему нравился -- стильная штучка. Ему было до боли обидно, что приходится жить в стороне от таких замечательных новшеств. Мода, что ни говори, мощный фактор воздействия. Особенно -- на шейперов. За кормой его "Фрэндшип Серен" комплекс Голдрейх-Тримейна неспешно вращался против часовой стрелки. Константин внимательно изучал вид города, транслируемый на его монокль с камеры, установленной на корпусе корабля. Этот орбитальный город был прямо-таки наглядным пособием по истории шейперов. "Ядром" служил темный, из толстой брони цилиндр -- прибежище первопоселенцев, отчаянных пионеров, прибывших добывать минералы в кольцах Сатурна, несмотря на высокую радиацию и тяжелейшие электромагнитные бури. Цилиндрическое ядро Голдрейх-Тримейна было темным, словно упрямый желудь, выживший и разросшийся в совершенно фантастическое растение. Ныне "желудь" опоясывали кольцом металлические сферы, по поверхности его плавно скользили установленные на рельсах радарные установки, вокруг него на белых керамических стеблях вращались два громадных взаимно уравновешивающихся трубчатых "пригорода". Внутренний комплекс окружала россыпь жилых комплексов, лишенных тяготения. За пузырями пригородов вставали стены нематериальной Бутыли. "Фрэндшип Серен" достиг прохода в Бутыли. В монокле сверкнули разноцветные струи помех, и Голдрейх-Тримейн исчез. Видимым осталось только отсутствие Голдрейх-Тримейна: лепешка черного тумана на фоне белых ледяных глыб Кольца. Черный туман и был собственно Бутылью: магнитное токамак-поле восьми километров в длину, защищавшее город-государство шейперов "паутиной" на термоядерной энергии. На таком громадном расстоянии от Солнца от энергии светила толку было немного. Шейперы обзавелись собственными солнцами, яркими ядрами, для каждого государства Совета -- своим. Для Голдрейх-Тримейна, Дермотт-Голд-Мюррея, Фазы Тельца, Ущелья Кирквуда, Синхрониса, Кластера Кассини, Кластера Энке, Союза старателей, Арсенала... Константин знал на память их все. Включились двигатели, еле заметное ускорение чуть встряхнуло корабль. Метеостанция Голдрейх-Тримейна дала разрешение на вылет, значит, страшных молний, проскакивающих иногда между элементами Кольца, не ожидается. Радиационный фон невысок. А путешествие на новых, шейперских, двигателях займет каких-то несколько недель. В каюту вошел Зенер и сел рядом. -- Вот и все... -- сказал он. -- Что, Карл, уже ностальгия? -- Константин поднял взгляд на высоченного драматурга. -- По Голдрейх-Тримейну -- да. А по тамошнему народу... Это другой вопрос. -- В один прекрасный день ты вернешься сюда триумфатором. -- Очень любезно со стороны вашего превосходительства. Зенер поскреб подбородок, и Константин отметил, что стандартные бактерии Республики уже пометили его шею. -- Давай без чинов, -- сказал Константин. -- В Совете Колец так принято, но в Республике это отдает аристократизмом. А такая идеология у нас не поощряется. -- Понимаю, доктор Константин. И буду поосторожнее. Гладко выбритое лицо Зенера дышало безликой шейперской красотой. Костюм его был чрезмерно изыскан, в тускловатых коричневых и бежевых тонах. Константин спрятал монокль в карман расшитого бронзовой нитью бархатного жилета. На спине под льняным вышитым пиджаком выступил пот; кожа спины шелушилась там, где омолаживающий вирус пожирал старые клетки. Уже два десятка лет бродила эта инфекция по его организму -- первая награда за лояльность к шейперам. В местах, где поработал вирус, оливково-смуглая кожа становилась гладкой, как у младенца. Зенер осмотрел стены каюты. Толстый слой изоляции был украшен пуантилистскими гобеленами, изображавшими виды Республики. Буйные фруктовые сады под небом в белоснежных облаках, солнце, с церковной торжественностью озирающее с высоты золото пшеничных полей, сверхлегкий летательный аппарат, несущийся вдаль над каменными особняками, крытыми красной черепицей... -- А как же выглядит эта ваша Республика на самом деле? -- Глухая дыра, -- ответствовал Константин. -- Осколок прошлого. До нашей революции она здорово загнила. Не только в социальном смысле, физически -- тоже. Столь огромная экосистема требует тотального генетического контроля. Но основатели о будущем не задумывались. На их век хватило -- и ладно. -- Константин сложил кончики пальцев. -- И мы унаследовали этот бардак. Цепь миров высылала своих прожектеров и мечтателей. Например, генетиков-теоретиков, сформировавших Совет Колец... Цепь слишком уж привередничала и к настоящему моменту профукала всю свою силу. Превратилась в полуколонии... -- Доктор, вы думаете, мы, шейперы, победим? -- Да. -- Константин улыбнулся Зенеру, а улыбался он исключительно редко. -- Потому что мы понимаем, за что идет борьба. За жизнь. Нет, я не хочу сказать, что мехи будут разом уничтожены. Они могут доживать свое еще века и века. Но все равно вымрут. Превратятся в киберов, перестанут быть живыми людьми из плоти и крови. А это -- тупик, ведь пропадает сила воли. Ни императивов, ни воображения -- одни программы. Драматург кивнул: -- Логично. Не то что лозунги, которые вы, должно быть, слышали на днях в Голдрейх-Тримейне. Единство в разнообразии... Все группы составляют одну огромную Схизматрицу... Род людской заново объединяется перед лицом пришельцев... Константин заерзал в кресле, пытаясь тайком почесать зудящую спину. -- Да, я слышал подобные упражнения в риторике. Со сцены. Тот продюсер, о котором вы говорили... -- Мавридес? --