нгагена, заболел на бор- ту и пролежал здесь две недели у святого Христофора. Судно мое за это время ушло, и вот я остался в порту. С последнего корабля у меня есть хорошие рекомендации. Я слышал, милорд, что у вас много добрых кораблей, и был бы рад получить работу на одном из них. -- Что ты умеешь делать, Нед? -- Ничего особенного, милорд. -- У тебя, говорят, хороший почерк? -- В юности я учился чертить и писать тушью, но давно не занимался этим. -- Лорн сказал мне, что ты хорошо рисуешь. -- Не угодно ли вам испытать меня, сэр? -- Это мы еще успеем. Мне нужен расторопный секретарь, Нед, и я хочу предложить тебе эту работу. -- Что вы, сэр, разве мне по плечу такое важное дело? Виконту все больше нравился этот юноша. Он потрепал его по плечу: -- Не боги обжигают горшки, Нед. Я надеюсь, что ты быстро войдешь в круг своих новых обязанностей. Нравится тебе у меня? -- Сэр, за всю мою жизнь я еще не бывал в такой комнате. Это похоже на зал в Британском музее. Неужели вы пользуетесь такой массой оружия? По-моему, его хватило бы на всю британскую армию. Виконт засмеялся: -- Ты тоже будешь пользоваться этим оружием. Поди выбери себе нож и пистолет по душе, только всегда пускай их в дело с умом. Оружие -- это, знаешь ли, такая вещь, что делает человека или очень страшным, или очень смешным. Поэтому никогда не махай им попусту!.. Что ж ты стоишь? Выбирай любые. -- Если вы не шутите, милорд, я выбрал бы этот пистолет и вон тот кинжал. -- Гм! Ты сделал недурной выбор! Это добрый испанский клинок, и служил он когда-то... Впрочем, это все равно! Бери их. Ты сильно устал с дороги? -- Нет, сэр. -- Тогда садись за стол и напиши письмо, которое я тебе продиктую. Я взгляну на твой почерк. Эрик, позови ко мне старика Мортона. Молодой человек очинил перо и положил перед собой лист чистой бумаги. Виконт заложил руки за спину и, расхаживая из угла в угол, начал диктовать письмо для Каррачиолы в Капштадт. Оно было кратким, предлагало Каррачиоле молниеносно провести с помощью Джозефа Лорна "операцию на острове", а затем, сдав командование эскпедицией, отправиться в Голубую долину в низовьях Огайо, в ста милях выше поселка Винсенс, предварительно получив от Лорна некоторые дополнительные указания. Молодой человек водил пером очень быстро, и бумага покрывалась идеально ровными строками с четким рисунком букв. -- Я хотел бы обладать твоим уменьем, Нед, -- сказал виконт, глядя через плечо юноши. -- Мне еще не случалось видеть у матроса такой почерк. Давно ли ты бросил ученье? -- Больше пяти лет назад, милорд. Но один художник потом занимался со мной живописью и рисованием, а штурман на корабле поручал мне вести журнал и много других записей. Он был добрый человек и хотел сделать меня своим помощником. -- Когда-то и мне случилось встретить такого доброго штурмана и кое-чему научиться у него. Он был норвежец, и плавали мы с ним... В кабинет вошел Томас Мортон. Его усталое, старчески-обрюзгшее лицо, кислая мина, засаленная косичка парика и неряшливо сидящий камзол с обильными следами пудры свидетельствовали о холостяцком образе жизни старого атерни. Мортон прочитал письмо, написанное Эдуардом Мойнсом, и велел исправить две ошибки. Юноша покраснел. -- Не смущайся, мой мальчик, сам я наделал бы двадцать! Обратите внимание на почерк, Мортон! Виконт подписал бумагу, положил в конверт и запечатал письмо. В кабинете запахло жженым сургучом. Готовое письмо сэр Фредрик сунул в карман. -- Завтра сам вручу его Лорну. Ты останешься здесь, Нед, и будешь жить в угловой левой башне. В замке у нас имеется превосходный художник, мистер Огюст Джернс, с ним ты сможешь заниматься и живописью... Теперь ступай. Мортон, когда вы проводите Неда в башню, поднимитесь ко мне в верхний кабинет. Томас Мортон застал хозяина на том самом диване, где накануне ночевал Джозеф Лорн. -- Не ведите лишних разговоров с этим мальчиком и держите его подальше от старых слуг, пока я не присмотрюсь к нему. Сейчас же пошлите о нем запрос в Лондон, нашему агенту Кленчу, в Темпль. Пусть Кленч наведет подробные справки в Ист-Энде, в доках и в госпитале святого Варфоломея об Арвиде Мойнсе и его сыне Эдуарде. Ответ должен быть с обратной почтой, немедленно. Парень мне, в общем, понравился. Вы знаете, чей кинжал ему достался? Чертенок, прах его побери, выбрал толедский клинок Бернардито. Теперь я хочу послушать, что нового рассказали вам журналисты. Кстати, последняя статья Кемпбелла в "Мониторе" мне не понравилась. Он хвалит нас слишком усердно, от статьи пахнет дешевой рекламой. Предупредите его, что это медвежья услуга. Вот Руби Розиниус в "Адвертайзере" ругает нас так ловко, что статья привлечет нам сотни новых акционеров. "Адвертайзеру" нужно увеличить субсидию; он очень ловкий пройдоха, этот Руби... Что же сообщили вам эти господа о парламентских делах? Какие кандидаты имеют наибольшие шансы? -- Сэр Генри Блентхилл унаследует титул маркиза очень скоро и станет полным владельцем больших поместий, где он наберет столько голосов, сколько ему будет нужно. Едва ли возможно победить его. Затем называют кандидатуру сэра Гарри Хартли, графа Эльсвика, владельца угольных копей. Он считается соперником Блентхилла по количеству подвластных ему избирателей, но, по-видимому, Блентхилл все же сильнее. За последнее время начали упоминать и ваше имя, но... -- Нужно, чтобы оно-то и оказалось впереди! Мы не можем тягаться с Блентхиллом и Эльсвиком ни в деньгах на покупку голосов, ни в количестве избирателей на наших землях, но попытаемся соперничать с ними кое в чем другом! Что вы уже сделали, Мортон, в нужном направлении? -- Все, что вы наказывали, сэр... Собрал все нужные сведения. Между Хартли и Блентхиллом существует неприязнь... -- Это старо. Что вы еще узнали? -- Гарри Хартли граф Эльсвик очень молод. Ему двадцать два года. Титул графа Эльсвика и огромное состояние он унаследовал после смерти отца этой весной... -- Все это я помню из газет. Как называется его поместье? -- Солейсхолм. Это на полсотни миль восточнее Дональд-Корта, имения графа Стенфорда. -- Графа Артура? Брата первого мужа Эллен? -- Да. -- Рассказывайте дальше. Кто его друзья? -- Гарри Хартли очень дружен со своим соседом, графом Стенфордом. -- Вот как? Очень интересно. Ведь соперник Хартли, этот наш соседушко Генри Блентхилл, тоже бывает у Артура Стенфорда? Именно так. Но Блентхилл и Хартли друг друга недолюбливают. Впрочем, может быть, со временем их общий друг граф Артур помирит их между собою. -- Вы дурак, Мортон! Как раз этому-то и нужно помешать. Хартли и Блентхилл должны насмерть возненавидеть один другого. Пусть перегрызутся!.. Ни один из них не должен занять парламентское кресло от нашего графства в нижней палате. Оно пустует для меня, это вам ясно, Мортон? Скажите, есть ли у моего соседа Блентхилла и у Гарри Хартли какие-нибудь неподеленные куски? Есть у них, например, смежные владения? Словом, ищите, Мортон, ищите casus belli [повод для войны (лат.)] между ними, и я озолочу вас... Что известно о привычках, о характере Гарри Хартли? -- Говорят, он страдает приступами сплина, влюбчив... -- Влюбчив? Отлично! -- Очень любит спорт. Прекрасный фехтовальщик; в ранней юности считался даже забиякой. Увлекается парусными гонками, имеет яхту... Впрочем, теперь-то ему будет не до спорта и не до драк! -- Благодарю вас! Вы можете идти, Мортон. Виконт прошел в спальню миледи. Она встретила его в ночной одежде. Модная прическа была уже распущена, золотые волосы падали на плечи. Виконтесса сделала нежнейшее лицо, закрыла глаза и подставила мужу благоуханную щечку для поцелуя. -- Как здоровье Изабеллы? -- осведомился он. -- Ей уже лучше, -- последовал уверенный ответ. Миледи после охоты еще не успела заглянуть в детскую, но в безошибочности своего ответа не сомневалась. -- У тебя какие-нибудь новые вести, Фредди? -- Ничего особенного, Нелль. -- Кто у тебя вчера ночевал, милый? -- Лорн, помощник с "Окрыленного". -- Значит, корабль вернулся? -- Да. Он, вероятно, уже на причалах верфи. Лорна я отправляю в Африку к твоему любимцу -- Каррачиоле... Скажи-ка мне, Нелль, как идут твои дела с Блентхиллом? Задавая этот вопрос, виконт потянулся к свече на столике и зажег сигару. Виконтесса вздохнула. -- Он объяснялся мне уже дважды: вчера во время танцев и сегодня в поле. Мой выстрел по фазану сразил и его. Супруг улыбнулся краем губ. -- Зачем ты навязываешь мне этого медведя, Фредди? -- Скоро ты поймешь сама, как это необходимо. -- Но ты так неласков со мною, милый! Мне кажется, я этого не заслужила. -- Нелль, дорогая, сейчас не до поцелуев. Скоро выборы. Блентхилл стоит поперек моей дороги... Скажи-ка, давно ли писал тебе граф Артур? -- Мой прежний деверь? Я его терпеть не могу... Впрочем, вчера я получила его поздравление. Он приглашает нас и Блентхиллов погостить как-нибудь у него в Дональд-Корте. -- Вот как? Отлично! Ты уже ответила ему? -- Ну что ты! Когда же я могла успеть?.. -- Дорогая, не ленись и сейчас же напиши ему, что я ухож на войну. -- О Фредди, я так боюсь этого! -- Бог милостив, и отправлюсь я еще не завтра... Но Артуру ты напишешь, что приедешь одна или с дочерью, как тебе будет удобнее. И, может быть, сэр Генри проводит тебя до имения графа. Это мы решим позднее. А там... там ты постараешься сблизиться с молодым Хартли. -- Ах, с этим угольным крезом? Его поместье расположено недалеко от Дональд-Корта. -- Да, и он дружен с Артуром. Ты когда-нибудь видела этого длинноногого джентльмена с лошадиными зубами? -- Я видела его в Дональд-Корте, когда он был еще юношей. -- Так вот, моя умница, умоляю тебя, влюби его в себя, как Блентхилла, а если сумеешь, то еще сильнее. -- Ты с ума сошел, Фредди! Да он на пять лет моложе меня! -- Не на пять, а на десять, моя дорогая... Поэтому он и не устоит перед моей золотой русалочкой. Выведай его вкусы... Но, ради бога, выскользни из этой истории, как вьюн. Малейшая неосмотрительность, малейшее пятнышко на тебе -- и все погибло! Нелль, говорю тебе прямо: мне нужно поссорить насмерть Блентхилла и Хартли и убрать их обоих с дороги... Иначе я не попаду в парламент, а ты, моя умница, никогда не станешь настоящей миледи! -- О господи, как все это... сложно, мой Фредди! Узкий светло-серый корпус с приподнятым носом и низкой кормой и голубоватый оттенок оснастки делали яхту "Элли" малозаметной в море на фоне облачного неба. Бультонские моряки привыкли к внезапным появлениям и столь же внезапным исчезновениям этого маленького корабля, который, едва подняв паруса, набирал уже на рейде все двадцать узлов полного хода и скрывался вдали, как морская птица. Внутренняя отделка и все оборудование яхты радовали самый взыскательный глаз и позволяли превращать морское путешествие в настоящий праздник для пассажиров. Девять матросов, стюард, капитан Роберт Трессель и штурман Хью Ольберт могли бы рассказать немало интересного о некоторых рейсах "Элли", но, к сожалению, они были неразговорчивыми людьми! В полдень 11 августа владелец яхты, вручив пакет для Каррачиолы мистеру Джозефу Лорну, прощался с ним на борту корабля. Они стояли у небольшой носовой пушки. -- По мне, на этом морском гиганте многовато бархата и маловато оружия... но, клянусь всеми попутными ветрами, скорлупка у тебя действительно хороша! Дорого дал бы старый Бернардито за эту игрушку, а Джакомо? -- У тебя на уме одни мертвецы, Джузеппе. Пошли их к черту! Нам пока хватит забот с живыми... Спасибо тебе за этого Неда! Я сделаю из него настоящего парня. А тебя прошу -- не застревай на острове. Если придется возиться с черной сволочью, бей ее как попало. -- Скажи, виконт, народ на яхте у тебя обстрелянный? -- Трессель командовал корветом. Ольберт был у меня на шхуне "Удача", отличный моряк. Все горели, тонули, нюхали порох. Груз Каррачиолы от них таить не нужно, они все -- участники последней экспедиции Джеффри Мак-Райля в Африку. -- Тебе, старик, самому пора проветриться. Ты же собирался подраться за добрую старую Англию с американцами? -- Я собираюсь подраться за парламентское кресло с двумя высокородными джентльменами... А для этого мне многое нужно, прежде всего -- успех! Успех решительно во всем и повсюду, чтобы двор, король, парламент слышали имя виконта Ченсфильда только в сочетании со словом "победа". Его величество король благожелательно отнесся к моей идее колонизировать новый остров. Поэтому надо побыстрее навести там порядок. Если морскому министру взбредет на ум послать какую-нибудь комиссию в мое губернаторство, то она должна застать там цветущие плантации, счастливых колонистов и их благодекствующих черных слуг. Прошу тебя, Джузеппе, вразуми этих невоспитанных негров и научи их хорошим манерам раз и навсегда! После твоих уроков они станут шелковыми. Тогда возвращайся сюда, как на крыльях, а Каррачиолу поскорее отправь в Голубую долину... Скажи-ка, Джузеппе, что это за корабль виднеется там нд рейде? - Это военное транспортное судно <Омега>. Верну- лось на днях из Нового Света и вскоре уйдет назад. Ок- ружено военной тайной так усердно, что даже мальчиш- ки в порту знают его назначение: порт Йорктаун. - Когда оно отваливает? - Это тоже военная тайна. Все говорят: через не- делю. - Ты уже посматриваешь на часы, Джузеппе? - Да, я назначил отвал ровно на полдень... Счаст- ливо оставаться, Джакомо! - А тебе ни пуха ни пера, старик! Когда виконт Ченсфильд уселся в седле, два малень- ких кабестана с железными тормозами уже выбрали оба якоря. Они повисли над миниатюрными красными клю- зами, похожими на огненные ноздри кровного скакуна, и зыбкая вода гавани запенллась под форштевнем. Через четверть часа вымпел с отдыхающим львом, подня- тый над голубыми парусами, уже потерялся в пелене об- лаков. В сопровождении камердинера виконт отправился на верфь, где у причала стоял <Окрыленный>, словно раненый воин перед палаткой полевого лазарета. Виконт приветствовал капитана БЛеквуда, обещал выхлопотать ему награду за доблестный бой с тремя американскими кораблями и ободряюще кивнул пленному французу месье Шарлю Леглуа. - Бутби,- подозвал виконт боцмана,- ну-ка, при- веди ко мне пленного француза. Я побеседую с ним в ка- питанской каюте. - Он. ваша милость, просто жулик, по-моему, этот Шарль Леглуа,- произнес боцман конфиденциально.- Только и умеет, что фехтовать, а моряк вовсе никудыш- ный. Беседа с Леглуа, к удивлению честного боцмана, за- няла у милорда не менее часа. Попрощавшись с француз- ским <охотником за простофилями>, как сам пленный изящно отрекомендовал себя виконту, владелец капера отдал распоряжение Блеквуду предоставить месье Лег- луа полную свободу. Стрелки томпионовского [Томпион -- известный английский часовой мастер] хронометра виконта уже приближались к семи часам, когда владелец покинул борт своего раненого корабля. Отослав камердинера домой, сэр Фредрик верхом направился на Сент-Джекобстрит. Небольшой особняк на Сент-Джекоб-стрит, окруженный кустами запущенного сада, был куплен виконтом для неофициальных встреч в городе. Вудро Крейг беседовал с виконтом, поместившись в кожаном кресле. Виконт Ченсфильд большими шагами мерил комнату из угла в угол. При этом он резко поворачивался на каблуках, словно встречая в углах зала невидимые препятствия. -- Выбрал ты парня, чтобы послать к Бернсу? -- Отрывистый тон вопроса свидетельствовал о том, что виконт не совсем доволен необходимостью личного вмешательства в такие пустяки. -- Есть один на примете, -- очень спокойно отвечал Вудро. -- Он был свидетелем по делу Бернса и хорошо знает капитана. -- А, знаю: Куница Френк... Это пройдоха, но Меджерсона он в свое время все-таки упустил. Ведь ты имеешь в виду Куницу? -- Да, я предлагаю Френка Вилерса. -- Что ж, пожалуй, сойдет. Историю его я помню: карточный шулер, потом полукалека, потом судовой парикмахер и в конце концов твой шпион. Сколько он служит у тебя? -- Давно, много лет. Исполнителен, не болтлив, точен. Случай с Меджерсоном -- его единственный промах. Он потерял его из виду на улице. -- Хорошо. Согласен. Как мы переправим Френка в Америку? -- Вы заметили в порту транспорт "Омега"? Судно ожидает партию немцев-волонтеров из Гессена. Боцман этого транспорта держит для меня одну вакансию на должность судового цирюльника. Френк Вилерс отправится через океан на этом корабле, а с побережья он любыми средствами доберется за полтора-два месяца и до Голубой долины. -- Я напишу письмо Бернсу на чистой тряпке и велю вшить в подкладку матросской куртки. Эту куртку с письмом завтра привезет тебе Нед Мойнс. -- Славный парень, не правда ли? -- Да, он понравился мне... Письмо будет зашито в левом боку, под карманом. Моего имени не называй Френку. Бернс поймет все из письма, а Френк должен знать только тебя, Вудро. -- Ясно, хозяин! Есть еще какие-нибудь поручения? -- Есть одно, очень спешное. Как только ты его уладишь, я перекуплю у Гопкинса "Белого медведя" и отдам его тебе со всем содержимым. Сверх того, получишь пятьсот гиней. -- Что от меня требуется, хозяин? Виконт Ченсфильд зло чертыхнулся и потрогал перевернутый перстень на пальце. -- Нужно ко всем чертям убрать эту адвокатскую крысу Ричарда Томпсона! Но, Вудро, дело должно не только сойти без сучка без задоринки для нас, но еще и навек оскандалить этого Томпсона перед властями. -- Это как... посмертно? -- Ну да. -- Ясно. Сколько времени вы даете мне на это дело? -- Один... ну, два месяца, не больше. Это следовало сделать давно. -- На это дело у меня есть на примете человек. Сейчас он в отъезде, но месяца через два вернется. Это Алекс Кремпфлоу. -- А, тот с усиками? Что ж, в свое время ему отлично удался "апоплексический удар" старого банкира Ленди! -- У вас хорошая память, хозяин. -- Скажи, Вудро, кто из прислуги в доме Томпсона связан с тобой? -- По-прежнему кучер Флетчер. А в конторе -- старый Дженкинс, старший клерк. -- Что ж, прибавим еще Алекса, и подпиленное дерево должно упасть... Но помни, Вудро, я не смогу быть вполне спокоен, пока жив этот адвокатишка, пронюхавший слишком много. -- Не беспокойтесь, хозяин. Но вместе с Алексом у меня всегда работали два помощника, ребята с прошлым; Гримльс и Венсли бежали с каторжного рудника в Новой Каледонии. Придется дать их в помощь Алексу. -- Хорошо. Потом их можно будет тоже отослать к Бернсу. Там нужны такие ребята... Черт возьми, чуть не забыл! Завтра к тебе в таверну явится один француз, месье Шарль Леглуа. Придет он за документами. Вызови этого своего Дженкинса из конторы, и пусть он побыстрее сфабрикует французу такие рекомендации, какие тот закажет. Он должен поступить учителем фехтования в один интересующий меня дом... Прощай, Вудро! Туманным утром 12 августа, когда весь Ченсфильд еще спал мирным сельским сном, владелец его встал с постели, открыл шкаф в своем кабинете и вынул оттуда морскую куртку. Она была грубоватая, не слишком новая, но прочная и нигде не повреждена. В левой стороне этой куртки, под боковым карманом, старый шов был распорот и вновь зашит грубыми крупными стежками. -- Неважная работа! -- процедил виконт. -- И нитки свежи и стежки крупнее остальных... Нет, не мастерица Эллен в этих делах. Плохая получилась бы из нее портниха, черт побери! Виконт велел позвать к себе Эдуарда Мойнса. -- Сверни эту куртку, Нед, -- сказал он вошедшему. -- Поезжай к мистеру Крейгу за своими пожитками, скажи, что ты поступил ко мне на службу, и отдай ему, кстати, вот эту морскую куртку. Верни ее хозяину и поблагодари. Узнай у Крейга, готов ли к отплытию транспорт "Омега". Скажи, чтобы тебе оседлали Чалого. Это будет теперь твоя лошадь. Возвращайся побыстрее, Нед! ...По бультонскому шоссе приближался к городу всадник на чалой лошади. Прохладный осенний ветер развевал его плащ. Всадник гнал коня галопом, склонившись к седельной луке и надвинув шляпу на самые брови. Доехав до рыбачьего предместья, он спешился, привязал лошадь в каком-то дворе, вышел на огороды и пробрался задворками до одного из крайних домиков поселка. Под каменистым обрывом шумело море. Старая рыбацкая сеть была развешана на кольях перед домиком. Молодой человек постучал в боковое оконце. Оно открылось не скоро. Старый рыбак-ирландец выглянул наконец во двор. -- Я хотел бы купить макрели, -- тихонько сказал молодой человек. -- Нынче плохой улов, -- проворчал старик. -- Тогда придется выбрать другую рыбу. При этих словах пришельца дверь отворилась. Молодой человек со свертком вошел в домик. Рыжий детина с огромными руками и угрюмая старуха молча поклонились вошедшему. Старик хозяин вынул две доски из внутренней перегородки, и позади большой кухонной печи открылся ход в крошечную каморку. -- Дайте две яркие свечи, иглу, утюг и ножницы, мистер О'Греди, -- распорядился вошедший. -- Нужно хорошенько осмотреть эту куртку. Неспроста сам господин виконт велит передать ее в собственные руки Вудро Крейгу. Получив свечи, молодой человек внимательно осмотрел куртку и скоро заметил крупный шов в подкладке левого борта, под карманом. Через несколько секунд шов был осторожно вспорот. Из-за подкладкгл молодой человек вытащил белую полотняную тряпицу, сшитую наподобие почтовой "секретки". Изнутри на тряпице оказалась надпись, нанесенная несмываемой краской с помощью тонкой кисточки: "Капитан Бернс. Податель сего послан вам в помощь. Все перечисленные в вашем последнем письме должны _в_о_з_н_е_с_т_и_с_ь_. Прежде всего -- вновь прибывший в Голубую долину _в_н_у_ч_е_к_ и обе четы М. и У. Не мешайте это сделать индейцам. Сообщите исполнение." Слова "вознестись" и "внучек" были дважды подчеркнуты в этой инструкции. -- Быстрее бумагу и перо, О'Греди! -- приказал гость рыбаков. Он в точности скопировал письмо. Затем полотняное послание было приметано к прежнему месту, и жена О'Греди восстановила распоротый шов; это удалось ей много лучше, чем миледи Эллен. Снятую копию молодой человек положил в конверт и написал следующее донесение: Поступил секретарем к виконту. Через несколько дней отсюда должен выйти в Йорктаун транспорт "Омега" с четырьмя сотнями немецких волонтеров из Гессена. По-видимому, этим же транспортом отправится секретный агент Вудро Крейга с поручением виконта к некоему капитану Бернсу. Агент направляется в Голубую долину, что расположена в ста милях выше Винсенса, по Серебряной реке. Копия поручения прилагается. Имя агента установить не смог. Такое же поручение послано в порт Капштадт, капитану шхуны "Удача" Джиованни Каррачиоле. Каким-то колонистам в Голубой долине грозит крайняя опасность. Решайте, как поступить, если нужно их спасти. Джордж Бингль, сын свободы. -- О'Греди, -- сказал молодой человек, -- нынче бурная ночь, но делать нечего -- придется вам обоим немедленно отправляться в Бельфаст к брату Меджерсону. Донесение важное. Оно должно попасть к нему, а потом в Америку раньше, чем агенты Вудро Крейга прибудут по назначению. А мне нужно спешить. Я должен поспеть с курткой к Вудро и быстрее вернуться в Ченсфильд. -- Патрик, -- старик повернулся к своему сыну, -- готовь баркас. Через часок мы выйдем в море. Давай ужинать, старуха! Скажите, мистер Бингль... -- Мистер Мойнс, -- поправил его молодой человек. -- Виноват, мистер Мойнс, нет ли каких-нибудь известий о вашем брате Томасе? Ах, жаль, жаль, какой был мальчуган!.. ...Виконт Ченсфильд выслушал краткий доклад своего молодого секретаря. -- Нед, ты быстро съездил в Бультон, я доволен тобой! Теперь отдыхай и пока ни на шаг из твоей башни, дружок! Можешь заниматься живописью с мистером Джернсом. Я люблю, чтобы мои люди были всегда у меня под рукой! Через несколько дней виконт получил короткое уведомление Вудро Крейга об отплытии транспорта "Омега". В составе его экипажа следовал в Америку цирюльник Френк Вилерс. А спустя еще месяц нарочный вручил виконту пакет, прибывший из Лондона. Вскрыв его, виконт нахмурился и позвал Мортона. -- Черт возьми, -- произнес владелец Ченсфильда в большом недоумении, -- знаете, наш лондонский агент Кленч пишет, что ни в доках Ист-Энда, ни в госпитале святого Варфоломея никогда не значился бывший торговец и докер Арвид Мойнс и ничего не известно о его сыне Эдуарде... В лондонской полиции эти лица тоже неизвестны. Тут что-то нечисто! Возьмите-ка с Крейгом этого чертенка на прицел, Мортон! 15. ПО ДОРОГЕ, ВЕДУЩЕЙ ВВЕРХ Эдуард Мойнс стоял перед мольбертом. Мастерская мистера Огюста Джернса, художника и скульптора, служившего в Ченсфильде шестой год, помещалась под чердаком бокового крыла замка. Она была завалена гипсовыми фигурами, холстами, подрамниками, банками красок. Правый угол комнаты был освобожден от этого художественного реквизита, задрапирован бархатом и шелком; угол красиво освещался рассеянным светом из двух слегка затененных окон. Уже третий месяц леди Эллен Райленд позировала здесь мистеру Джернсу, писавшему поясной портрет виконтессы. Во время одного из этих сеансов новый секретарь виконту испросил у мастера и самой миледи разрешение тоже поставить мольберт и поработать над портретом. Мистер Огюст Джернс с неохотой позволил ученику взяться за кисть: он пока строго ограничивал Неда занятиями одним рисунком, совершенствуя и пополняя его знания перспективы и анатомии. Сам он писал обычный, весьма тщательный "парадный" портрет миледи Эллен в темной гамме тонов. Картина была перегружена элементами драпировки, костюма и обстановки и представляла собою аккуратную, но весьма банальную академическую работу. Нед Мойнс изобразил миледи в ее обычном домашнем платье, на фоне светлого осеннего пейзажа, скорее угадываемого, нежели зримого. Основным в картине были глаза, губы и руки виконтессы. Они так отчетливо выражали властолюбие, коварство и жестокость, что виконт целых полчаса молча просидел перед мольбертом юного художника. На полотне стояла перед сэром Фредриком обнаженная душа его жены. Это было почти обвинением, брошенным в лицо. Портрет этот не был закончен Недом. Виконт, опасаясь, что при доработке может исчезнуть поразительное сходство с оригиналом, приказал покрыть холст лаком, вставить в раму и повесить в своем верхнем кабинете так, чтобы картина была хорошо видна из-за письменного стола. При свечах портрет еще более оживал. Казалось, что беспокойное пламя отражается в глубине холодных зрачков миледи. Ей самой портрет не понравился, но удивительный талант и мастерство юного художника признали все. Незадолго перед своим отбытием на фрегат "Виндзор" виконт пригласил мистера Джернса в свой кабинет. Кивком он указал художнику на портрет миледи. -- Скажите, где, по-вашему, учился наш новый живописец, -- спросил сэр Фредрик у старика, -- и сколько времени он мог провести в обучении? -- Он говорит, что учился в общей сложности менее четырех лет. Манера его письма итальянская. Свои приемы он попросту перенял у какого-то хорошего портретиста. Ему не хватает правильной академической школы, но можно сказать с уверенностью, что будущее у него большое. Поверьте мне! -- Мистер Джернс, по некоторым причинам я полагаю необходимым держать этого юношу в течение нескольких месяцев моего отсутствия под вашим неотступным наблюдением, но... пусть это не бросается в глаза самому ученику. Я не желаю, чтобы он делал картины на сторону... Занимайтесь с ним побольше. Эта обязанность, надеюсь, не обременит вас? -- Нисколько. Он с таким рвением предается работе!.. Его трудно оторвать от мольберта и этюдника! Почтенный мастер не подозревал, что он -- не единственный "попечителы" Эдуарда Мойнса. Два лица, прибывшие в тот же день с запиской от Вудро Крейга, отрекомендовались виконту как мистер Джоус и мистер Слип и получили вместе с назначением на должность наружных сторожей поместья некоторые дополнительные инструкции владельца. ...Нед стоял в мастерской у мольберта. Он набрасывал углем обнаженный торс натурщика, довольно простоватого на вид парня, Бена Гаукерса, в обязанности которого входила доставка свежего мяса, молока и птицы в замок. После консультации с мистером Джоусом и мистером Слипом виконт сам направил этого Гаукерса в распоряжение обоих художников, давно просивших позволения избрать себе натурщика из числа слуг. Мистер Огюст Джернс вгляделся в рисунок на мольберте. -- Вы хорошо видите игру света и осязаемо передали упругость плечевых мышц. Но посмотрите, Нед, мышцы на бумаге бескостны. Я не чувствую опоры этих мускулов, а между тем смотрите, как выразительны у натуры его крепкие, чисто саксонские кости плеча. Отложите рисунок, нам придется вернуться к скелету. Вот анатомический альбом. Это единственная книга, которую Рембрандт читал, кроме библии! Возьмите уголь, нанесите на коже этого молодца очертания его костей и постройте на бумаге его скелет в этой свободной сидячей позе. А солнечный блик на плече уберите и никогда не прибегайте во время уроков к дешевым эффектам, способным радовать только неучей и профанов. Пока ученик разрисовывал углем ребра и плечевые суставы натурщика, следившего с опаской за черными линиями на своих боках и груди, старый мастер, сдвинув очки на лоб, держал анатомический альбом перед молодым художником. За этими занятиями застали обоих мастеров господа Томпсон-младший и Паттерсон, явившиеся без приглашения в мастерскую. Увидев разрисованные кости натурщика, Паттерсон ахнул от неожиданности. Нед закрыл от джентльменов голого крестьянина экраном и вопросительно посмотрел на своего наставника. Тот узнал обоих гостей и весьма недовольно осведомился о цели их визита. -- У нас с мистером Томпсоном есть дела к виконту, но, оказывается, он уже отправился на борт "Виндзора". Пока лошади немного отдохнут, позвольте взглянуть на ваши последние работы... У вас новый помощник, мистер Джернс? -- Да, это новый служащий замка и мой молодой ученик. Позвольте вам представить мистера Эдуарда Мойнса, господа. -- Очень рад. Паттерсон, директор "Бультонс-банка"... О, какой великолепный рисунок! Да вы большой мастер, господин Мойнс! А этот солнечный блик на плече просто бесподобен! Мистер Джернс сердито переглянулся с Недом, и тот не смог сдержать улыбку. -- Ричард, господин Джернс сердится, а этот молодой человек улыбается моим комплиментам. Вероятно, я ошибся в оценке рисунка. Что ж, я действительно отнюдь не знаток искусства... Пока Паттерсон рассматривал рисунок на мольберте, Ричард Томпсон внимательно приглядывался к молодому художнику. Лицо Эдуарда Мойнса отдаленно напоминало ему одного юного подзащитного... Тот был таким же голубоглазым пареньком... Кто же это был, в каком процессе?.. -- Мистер Паттерсон, -- в раздумье проговорил Ричард, -- мне кажется... в лице мистера Мойнса есть что-то знакомое! Знаете, пожалуй, он похож на того мальчика, который служил у вас чертежником, а потом угодил под суд за соучастие в поджоге верфи. Я защищал его на суде, и бедный мальчишка был оправдан... Как его звали?.. Вы не припоминаете, Паттерсон? -- Его звали Бингль, будь он проклят. Джордж Бингль... Да, пожалуй, у мистера Мойнса есть отдаленное сходство с тем бездельником... Прошу прощения, мистер Мойке! Нед Мойнс молча поклонился. Потом, склонившись над мольбертом и не глядя на джентльмена, он спросил безразличным тоном: -- Какая же судьба постигла этого мальчика? -- Не знаю, мистер Мойнс, но этим очень интересовался тот старик, у которого мальчик жил и обучался черчению. Я забыл его имя, -- сказал адвокат. Паттерсон глубоко вздохнул. -- Это был мой старший чертежник, Вильям Барлет, прекрасный знаток кораблестроения. Он и сейчас работает в конторе верфи. Славный старик... Как он горевал об этом негодном Бингле! Ведь мальчишка был старику вроде родного сына. Но я слышать не могу имена всех этих негодяев, погубивших мою верфь! С вашей помощью, мистер Ричард, Джорджа Бингля потом выпустили. Говорят, какой-то рыбак явился за ним, и он исчез. К черту их! Сжег бы их всех на адском огне вместе с проклятым Фернандо Диасом! Вы испортили мне настроение, мистер Томпсон. Мы сейчас же поедем домой. -- Пожалуй, и мы поработали достаточно, Нед. Иди домой, Бен Гаукерс, -- сказал старый мастер натурщику, успевшему одеться за спасительным экраном. Натурщик бочком выбрался из-за экрана и улизнул весьма проворно. Оба джентльмена стали откланиваться. Ричард еще раз подошел к мольберту и вполголоса спросил молодого художника: -- Мистер Мойнс, я очень хотел бы заказать вам один... женский портрет. Вы согласились бы написать прелестную девушку... лучшую в Бультоне? -- Если мистер Джернс разрешит, то с большим удовольствием. -- Нет, мистер Томпсон, этого я не могу позволить Неду. Господин виконт запретил ему выполнять чьи-либо заказы. -- Что ж, очень жаль! До свиданья, господа. Сквозь окно мастерской, мутное от зимнего дождя, Нед Мойнс видел, как Паттерсон и Томпсон усаживались в экипаж. Но он не видел, как один из двух новых замковых сторожей, коротко переговорив с Беном Гаукерсом, побежац следом за коляской и догнал ее у выезда на шоссе. Вкрадчиво вежливым тоном, исключающим всякую возможность отказа, человек попросил разрешения доехать до порта. На улице Портового Маяка он, к удовольствию кучера, соскочил с козел и торопливо направился к таверне "Чрево кита". -- Это вы, Слип? -- вгляделся в него хозяин таверны. -- Что-нибудь новенькое из Ченсфильда? -- Паттерсон и Томпсон беседовали с Эдуардом Мойнсом. Бен Гаукерс был при этом. Парень не дурак. Он сделал важные наблюдения. Адвокат Ричард Томпсон тоже нашел скодство между Мойнсом и мальчишкой-чертежником с верфи, Джорджем Бинглем. Подозрение как будто подтверждается. Гаукерс заметил, как Мойнс вздрогнул и отвернулся. Значит, старуха Полли, соседка покойной матери Бингля, дала нам в руки, сама того не подозревая, правильную нить. Миссис Барлет, жена старика чертежника, проболталась ей... -- Знаю, Слип, знаю! -- прервал его Вудро Крейг. -- Все это... оч-чень занятно! Два тяжелых фрегата, "Виндзор" и "Уэлльс", подняли якоря в Бультонском порту, вышли в ИрландСкое море и, обогнув берега Корнуэльса, легли курсом на Портсмут. Стопушечный двухдечный "Виндзор" шел первым. На его капитанском мостике стоял виконт Ченсфильд в ботфортах и мундире офицера королевского флота Британии. "Уэлльс" следовал в кильватере "Виндзора". Оба судна виконт построил, оснастил и снарядил в подарок его величеству от лица компаньонов "Северобританской компании". Виконт Ченсфильд вел свои корабли на соединение с главными силами королевского флота... Склонившись над столом, старший чертежник мистер Вильям Барлет рассматривал большой рисунок пятимачтового корабля. -- "Король Георг III", -- бормотал он. -- Похож на "Окрыленного", но уже не то... Сработан не так, как старые наши корабли с верфей мистера Паттерсона! Едва ли на морях появится в ближайшие десять лет соперник "Окрыленного". Еще два-три месяца, и он опять будет как новенький. В хороших руках он еще наделает чудес. Покамест -- свыше десятка потопленных кораблей и ни одного непоправимого повреждения. Хороший счет! Мистер Гарвей, бывший корабельный мастер, ныне управляющий верфью, вошел в бюро. -- Старина! Мистер Паттерсон приглашает вас в Ченсфильд. Какое-то срочное дело. Коляска уже прислана за вами. Отложите-ка чертежи и одевайтесь потеплее. Двуколка с каким-то седоком ожидала у ворот. Когда мистер Барлет уселся, его сосед тряхнул вожжами, и легкий экипаж быстро понесся по оледенелой мостовой. На шоссе сосед Барлета сдержал лошадь и пустил ее шагом. -- Мистер Барлет, позвольте представиться: Слип, помощник шерифа. Должен подчиниться прискорбной необходимости известить вас, что вы арестованы. Старик вытаращил глаза от неожиданности и почувствовал неприятный холодок в спине... Всего несколько месяцев назад под его кровом провел два дня некий милый юноша, который в прошлом был весьма близок его старому сердцу... Юноша предупредил, что скрывает от полиции свое настоящее имя... Уж не попался ли мальчик с какой-нибудь проделкой? Однако старик почел за благо нахмурить брови и заговорить возмущенным тоном: -- Зачем вы ввели меня в заблуждение? Мне кажется, что можно было предупредить меня в конторе! За шестьдесят лет это случается со мною впервые. -- Если уж так суждено, то когда-нибудь это случается впервые, -- успокоил его мистер Слип. Весь дальнейший путь прошел в молчании. У ворот Ченсфильда экипаж был встречен привратником и мистером Джоусом, новым "замковым сторожем". -- Пройдите сюда, мистер Барлет, -- приказал Слип, указывая на винтовую лестницу, ведущую в левую башенку замка. -- Здесь вас ожидает приятная встреча со старым знакомым. Барлета ввели в небольшую круглую комнату со сводчатым потолком. Четыре узких стрельчатых окна были наглухо завешаны шторами. Несколько рисунков украшали оштукатуренные стены. На столе валялся альбом карандашных набросков. -- Попросите-ка сюда из мастерской мистера Мойнса, -- приказал Слип своему помощнику Джоусу. Эдуард Мойнс увидел испуганное лицо Барлета, уже перешагнув порог. -- Пожмите друг другу руки, мистер Барлет и мистер Бингль, -- нежным и зловещим голосом пропел агент. -- Старые друзья встречаются вновь, не так ли, Джордж Бингль? Теперь потрудитесь объяснить, зачем вам понадобилось втереться в дом милорда под вымышленным именем. Молодой человек бросил быстрый взгляд на Барлета и, не проявив смущения, отвечал беззаботно: -- О моем сходстве с каким-то Бинглем мне еще неделю назад сказал мистер Томпсон. Это сходство ввело в заблуждение и вас, господа. Имя и личность Джорджа Бингля мне неизвестны. Джоус, младший по чину из двух агентов, повернулся к Барлету: -- Подтверждаете ли вы, что стоящий перед вами молодой человек есть не кто иной, как ваш бывший ученик, некогда посаженный в тюрьму, за соучастие в поджоге бультонской верфи? -- Во-первых, мой ученик оказался непричастным к поджогу и был вскоре освобожден. Во-вторых, я, правда, тоже замечаю некоторое сходство между этим юношей и Джорджем Бинглем, но полагаю, что оно чисто случайное. -- Вот как? Следовательно, когда вы приютили у себя именно этого молодого человека, вы не узнали в нем вашего ученика? -- Н-нет, не узнал и, повторяю, убежден в случайности этого сходства. -- Скажите, Барлет, а узнали бы вы мать Джорджа и Томаса Бингля? -- Разумеется, я узнал бы женщину, приходившую ко мне каждую неделю за сыном. Уж не собираетесь ли вы откопать ее из могилы? -- Нет, откапывать ее могилу надобности нет. Но, может быть, вы скажете нам, кто изображен в этом рисунке? С этими словами мистер Джоус раскрыл альбом Эдуарда Мойнса. Лицо покойной тетушки Бингль как живое глядело со страницы. При виде рисунка Барлет понял, что сопротивляться бесполезно. Потупился и Эдуард Мойнс. Игра была проиграна... -- Видите, мистер Барлет, как напрасны попытки обмануть закон. Итак, вы подтверждаете, что приютили Джорджа Бингля после его выхода из госпиталя святого Христофора? Старик угрюмо молчал. -- Вы напрасно еще увеличиваете свою вину запирательством, -- произнес Слип наставительно, -- ибо ваша супруга, несмотря на полученное запрещение, недавно рассказала бывшей соседке Бинглей, тетушке Полли, что у вас в доме появлялся Джордж... А тетушка Полли поделилась новостью... с супругой мистера Джоуса... -- Оставьте старика в покое! -- резко сказал молодой человек. -- Охотно удовлетворил бы ваше желание, весьма охотно, но имею некоторые основания полагать, что бультонский судья пожелает осведомиться, с какой целью почтенный мистер Вильям Барлет принял участие в обмане милорда. Вам обоим придется погостить здесь до возвращения виконта Ченсфильда из плавания, ибо мы не намерены начинать следствие без его ведома... Джордж Бингль, именем закона я арестую вас! Лорд Артур Стенфорд проснулся в сумерках. Он вы- глянул из-под полога постели, увидел сереющий за окон- ными шторами рассвет и вспомнил, что сегодня ему пред- стоит трудный день. Из Ченсфильда должна приехать ку- зина Эллен. Это ее первый визит в Дональд-Корт после вторичного замужества. О новом ее супруге ходят разно- речивые слухи, но лица, извлекающие удовольствие из пе- редачи сплетен о виконте, делают это все более приглу- шенным тоном: портить отношения с владельцем Ченс- фильда становится небезопасным! Это имя приобрело из- вестность в очень высоких сферах. Впрочем, кузина Эллен пишет, что приедет без мужа, так как сэр Фредрик на днях отбыл в морской поход... заключается в том, что проводить ку- зину Эллен вызвался не кто иной,каксэр Генри Блент- хилл, и теперь в доме неизбежна встреча двух враждую- щих джентльменов, ибо под кровом Дональд-Корта уже вторую неделю гостит сэр Гарри Хартли, молодой граф Эльсвик. Сэр Генри Блентхилл - старый товарищ лорда Арту- ра, друг его юности, а ныне - добрый сосед виконта Ченсфильда и, как поговаривают, слишком близкий прия- тель его жены. Гарри Хартли лет на двадцать моложе лорда Артура; в его обществе лорд Артур и сам чувствует себя моложе и беззаботнее. Он уже почти согласился с предложением своего молодого гостя совершить неболь- шое путешествие на яхте в Норвегию, как вдруг письмо кузины Эллен спутало все карты. Уехать до ее прибытия было бы ужасающе невежливым.. - Гарри проснулся? - спросил лорд Артур у камер- динера, помогавшего ему одеваться. - Граф уже в столовой. До завтрака осталось шесть минут, милорд. Жена лорда Артура, леди Агнес, приветливая и вели- чественная дама, строго соблюдала почти воинский поря- док семейных трапез. Дом жил по часам и гонгу. <Точ- ность - это вежливость королей>,- любила повторять леди Агнес. Воткнув перед зеркалом золотую булавку в свой пышный галстук, лорд Артур взглянул на угловые стенные часы, стоявшие в красном высоком ящике, и то- чно, с первым ударом гонга, спустился в столовую. Его пятнадцатилетний сын Роберт оживленно обсуж- дал с молодым Гарри Эльсвиком наилучший способ за- щиты против нового испанского приема нападения с лож- ным выпадом. Уроки фехтования Роберт брал теперь у отставного французского капитана, недавно предложившего лорду Артуру свои услуги в качестве гувернера и ментора его сыновей. Рекомендации месье Шарля Леглау оказались превосходными, и французский экс-капитан остался в Дональд-Корте. По лицу мужа леди Агнес заметила, что он несколько встревожен. После завтрака, когда из фехтовального зала стал доноситься стук рапир и азартные возгласы Роберта, лорд Артур сообщил жене о письме кузины Эллен, полученном лишь накануне вечером с гонцом из Уольвсвуда. -- Я никогда не любила Эллен Грэхэм, -- призналась леди Агнес, -- хотя, собственно, мне решительно не в чем упрекнуть ее. Но твои опасения кажутся мне совершенно напрасными. Я очень рада приезду Генри, и уверяю тебя, у нас в доме он помирится с графом. Гарри, по-моему, уже начинает скучать в Дональд-Корте. Я даже благодарна кузине, что ее прибытие помешает вашей сумасбродной поездке в Норвегию. -- И все-таки я очень прошу тебя, Агнес, не выпускать Гарри из своего поля зрения. Чем ничтожнее поводы для вражды, тем непримиримее противники. Соперничество у них буквально во всем. Генри Блентхилл выдумал недавно, что угодья по Кельсексу принадлежат графу Эльсвику незаконно и что все права на них имеет двоюродный дядя Генри. А поскольку Генри -- единственный наследник этого дяди, то он собирается отсудить их с помощью своего адвоката Мортона. Узнав об этих смехотворных претензиях, Гарри Эльсвик заявил, что затравит собаками первую же судейскую крысу, которая сунет нос на его земли. Не забудь, что они соперники и на политическом поприще: оба выставили свои кандидатуры на единственное парламентское место от нашего округа... -- Артур, -- сказала леди Стенфорд, -- я готова выполнить твое желание и наблюдать за Гарри и за Генри, как Аргус [в древнегреческой мифологии многоглазый великан, неусыпный сторож, убитый Гермесом], но через несколько дней вы втроем будете хохотать над твоими нынешними опасениями. Две недели я вижу Гарри за столом и до сих пор не слышала от него серьезного слова. Даже трудно представить себе, что Гарри, этот мальчик, находящий удовольствие в обществе нашего Роберта, готовится к политической деятельности в близком будущем. -- У Генри Блентхилла больше купленных голосов и больше шансов занять депутатское кресло; разумеется, у него и более зрелый ум. Но если в Гарри Эльсвике проснулся дух соперничества, то он поставит на карту все, даже свои угольные копи, чтобы опередить противника. Опасность таится именно в его ребяческой запальчивости... Впрочем, я первый буду радоваться, если ты окажешься права и в результате нечаянной встречи джентльменов погаснет их нелепая вражда. В распахнутые ворота замка графов Стенфорд на рысях влетел экипаж, сопровождаемый всадниками. Каретные рессоры, гнутые наподобие скрипичного ключа, упруго раскачивали продолговатый кузов. Грохот колес отозвался гулким эхом на огромном, плохо мощенном дворе Дональд-Корта. Лакей соскочил с запяток, помещавшихся между высокими задними колесами, забежал вперед и помог кучеру остановить у крыльца три пары серых рысаков, одинаковых до неправдоподобия. Дворецкий поспешил навстречу гостям, но один из всадников, высокий джентльмен в плаще, уже успел соскочить с коня и распахнуть выпуклую дверцу; форейтор проворно подставил подножку; леди Эллен, опираясь на руку высокого джентльмена, ступила на крыльцо. Подоспевшим лакеям осталось только извлечь из недр кареты два объемистых чемодана, три картонки разных размеров, визжавшего бультерьера величиною с кулак, ворох пледов и шалей, а также полнотелую камеристку Бетси. В вестибюле высокий джентльмен помог миледи снять шубу -- величественное, пушистое и почти невесомое творение из русских соболей, гагачьего пуха и нежнейшего атласа. Свой куний палантин на светло-розовом шелку виконтесса уронила с плеч, даже не взглянув, чьи услужливые руки подхватят его на лету. Общество в Дональд-Корте, только что закончившее традиционный "пятичасовой чай", предавалось легкой болтовне в гостиной, когда дворецкий объявил о прибытии виконтессы Ченсфильд и маркиза Генри Блентхилла. Гарри Хартли, граф Эльсвик, насупился и не покинул своего кресла за карточным столиком, которое он занимал против леди Агнес. Хозяин дома и месье Леглуа встали навстречу гостям. Дворецкий распахнул двери. Сэр Генри Блентхилл задержался на пороге, пропуская миледи вперед. В пуховом дорожном костюме, маленькой горностаевой шапочке на золотых волосах, порозовевшая от легкого морозца и чуть взволнованная предстоящей встречей, виконтесса была просто ослепительна. Гарри Эльсвик уставился на нее изумленными очами и, медленно распрямляя свои длинные ноги, поднялся с места. Генри Блентхилл следовал за дамой с воинственным выражением лица. Месье Леглуа расцвел и расшаркался. Лорд Артур, пряча тайное беспокойство под приветливой улыбкой, пожимал руку сэру Генри. Затем он представил кузине Эллен своего друга, графа Эльсвика, и, наконец, оба враждующих джентльмена надменно раскланялись короткими кивками. -- Вы пожаловали к нам, кузина, как живая архангельская зима или сама царица Екатерина, -- улыбнулся лорд Артур. -- За сколько часов вы пролетели девяносто миль? -- Мой лучший друг, супруга сэра Генри, долго удерживала меня от этой поездки. Это она настояла, чтобы сэр Генри непременно проводил меня по зимним дорогам до Дональд-Корта. Говорят, что сейчас путешествовать не совсем спокойно. -- Увы, это правда, -- подтвердил хозяин замка. -- В последнее время крестьяне-арендаторы превратились в грабителей на больших дорогах. Земля нужна под пастбища для овец, цены на шерсть стоят очень высоко. А эти мужики воображают, что мы обязаны век сдавать им в аренду наши угодья и не можем уж распоряжаться по-своему в своих собственных поместьях... С ними нужна твердость, кузен! Супруг мой добился от нашего мирового судьи приговора -- повесить трех браконьеров, схваченных в нашем лесу... Но путешествие сюда было чудесным! -- щебетала виконтесса. -- Муж послал со мною двух конных егерей, а сэр Генри взял еще грума. Леди Агнес заметила меховые сапожки виконтессы, украшенные своеобразным узором. -- Какая прелесть эта русская зимняя обувь! -- воскликнула хозяйка дома. -- Мне очень хотелось бы иметь такие северные сапожки, зимой у нас в Дональд-Корте так холодно... Это, вероятно, тоже архангельская покупка. -- Да, конечно. Джеффри Мак-Райль, наш агент, часто присылает нам русские меха. Агнес, у меня с собою целый чемодан маленьких русских пустяков для вас и для кузена. Общество разошлось и вскоре вновь собралось в столовой. Пока гости рассаживались, леди Агнес успела шепнуть мужу: -- Кузина и виконт сделали нам почти царские подарки. Знаешь, эти "маленькие пустяки"... я просто потрясена. Ты никогда не дарил мне таких дивных соболей, мой друг. Он сказочно богатеет, этот наш новый родственник! А кузина никогда еще не была такой красавицей... Ты видишь ее бриллианты? Они во сне не приснились бы ей, будь она до сих пор женой нашего бедного Джорджи... Несмотря на старания хозяев создать непринужденную атмосферу за столом, а может быть, именно в силу этих стараний, обед прошел натянуто и вяло. Месье Леглуа весьма неудачно пытался оживить застольную беседу остроумием, которое лорд Артур оценил как "юмор казармы". После изречения, что на свете стоит жить лишь ради хорошенькой женщины, кровной лошади и доброго поединка, месье Леглуа поймал негодующий взгляд хозяйки, спохватился и увял. За кофе граф Гарри Эльсвик нечаянно опрокинул рюмку греческой мальвазии. Лакей переменил рюмку и ловко прикрыл салфеткой расплывшееся на скатерти багровое пятно, похожее на рану. Смуглый человек, в черном плаще, соскочил, потрясая небольшим саквояжем, с подножки дилижанса перед гостиницей "Белый медведь". Он обогнул здание бультонского собора и, насвистывая французскую песенку, устремился по направлению к порту. На улице Портового Маяка человек взлетел по грязной лестнице на второй этаж неуютного дома, населенного разношерстным народом. В полутемном коридоре он столкнулся с хозяйкой квартиры, у которой снимал две комнаты с окнами на улицу. -- А, мистер Алекс Кремпфлоу, наконец-то мы вас дождались домой! По тону хозяйки можно было заключить, что она благоволит к этому жильцу. Почтенная женщина проследовала за приезжим в его покой и немедленно принялась смахивать тряпочкой пыль, осевшую на всех предметах за время отсутствия мистера Кремпфлоу. -- Непременно запрещу верхним жильцам устраивать эти дикие пляски и топать ногами. Видите, штукатурка осыпалась на все ваши вещи, мистер Кремпфлоу... За последние два месяца вас чуть не каждый день спрашивал какой-то мистер Гримльс. -- Да, я немного запоздал с возвращением. Ведь живешь один раз, мэм, а я вернулся из Парижа... Как поживают ваши жильцы? Что нового? -- Все по-прежнему, мистер Кремпфлоу. Только мистер Френк Вилерс уже два месяца как отправился в далекое путешествие. Хороший он жилец, вроде вас. Мистер Вилерс нанялся на транспорт "Омега" и отправился воевать в Америку... -- Хорошо, спасибо за новости, мэм. Пошлите-ка мне вашего мальчика, надо растопить камин... Сбегай в таверну "Чрево кита", -- сказал жилец юному служителю хозяйки, -- и закажи для меня у мистера Крейга рому и корицы для грога. Пусть он пришлет мне все это со своим рассыльным. Когда все заказанное мистером Кремпфлоу появилось на столе, он потребовал у хозяйки сахару и горячей воды. Приготовлением напитка он занялся сам. При появлении хозяйки с горячей водой он небрежно скомкал счет из таверны и бросил его в камин. Хозяйка отправилась за обедом для жильца. -- Вудро редко покидает свою стойку, -- пробормотал мистер Кремпфлоу. -- Сегодня, в шесть вечера, он зовет в уютный домик. Венсли и Гримльс тоже будут там. Что ж, это теплые ребята. Видно, у старика есть для меня что-нибудь настоящее. Без хорошей работы и жить-то на свете скучновато! Отпустив последнего клиента, Ричард Томпсон велел своему старшему клерку Дженкинсу повесить над входом в контору белую дощечку с надписью "Закрыто" и запереть двери. Был ноябрьский субботний вечер, и адвокат имел все шансы провести его остаток не без удовольствия. -- Три -- всегда было моим счастливым числом, -- говорил он, обращаясь к мраморному Меркурию на медной подставке. -- Дай-ка я сам на прощанье сотру с тебя пыль, летучий посланец богов и покровитель торговли! Сегодня, мой дорогой божок, я хотел бы обладать твоими крылатыми сандалиями! Сердце подсказывает, что нынче -- большой день моей жизни. Мой дорогой покойный отец от души одобрил бы третий выбор своего Ричарда. А она... О, ее глаза так ясно говорят, что она ждет только моего решительного слова! Сегодня оно будет произнесено! В этот вечер семейство мистера Томаса Неттера, начальника бультонской таможни, тоже находилось в нетерпеливом ожидании. Все взоры были устремлены на старшую дочь, мисс Люси, девицу двадцати четырех лет, любительницу грустных стихов, рыбной ловли и остро приправленных уксусом соусов. Нетерпение в домике таможенного чиновника было понятным, ибо мистер Томпсон многозначительно просил разрешения приехать в субботу для важной беседы с Люси и ее отцом. Даже без крылатых сандалий римского бога адвокат понесся домой с предельной скоростью и в пути награждал угрюмого Флетчера шутливыми толчками в спину. Тот, почуяв возможность некой дополнительной мзды на лишний стаканчик, погонял рыжую кобылку изо всех сил. С большим неудовольствием мистер Томпсон увидел дома чужой черный плащ на вешалке. В маленькой гостиной сидел незнакомец в модном парижском камзоле, парике с очень короткой косицей и черных чулках. Нагловатое лицо клиента сразу не понравилось Ричарду. Он решительно заявил, что до понедельника никого принять не может, и, сопровождаемый дряхлым Френсисом, проследовал в кабинет. -- Сэр, этот человек ожидает уже целый час и говорит, что вы непременно его примете, если узнаете, какое у него к вам дело. Говорит, что он из Эдинбурга. Адвокат взглянул на часы. Его ожидали к девяти, сейчас была половина восьмого. Туалет, приличествующий высокоторжественному случаю, был заранее приготовлен Френсисом и разложен на диване. -- Проси, -- буркнул он, и незнакомец вошел в кабинет. -- С кем имею честь? -- Меня зовут Филипп. Я человек эсквайра мистера Неттера, владельца поместья "Тихий приют" в Тренчберри. Извольте получить письмецо. В Тренчберри находилось имение, принадлежавшее престарелому бездетному дяде Люси. -- Так вы не из Эдинбурга? -- Никак нет. Родом я из Эдинбурга, а служу в Тренчберри. Письмецо будет от одной особы... При этих словах лакей неприятно осклабился. Ричард схватил надушенный розовый конверт, запечатанный облаткой в виде летящего голубка. Оторвав простроченный кантик, аккуратно склеенный по трем сторонам, адвокат прочел следующие строки: "Милый мистер Ричард, эту записку вручит вам Филипп, человек моего дядюшки. Он приехал за нами из Тренчберри, потому что бедный дядюшка умирает. Мы с папой и мамой должны немедленно туда отправиться. Если бы вы, милый друг, пожелали скорее утешить нас в этом большом горе и присутствовать при вскрытии завещания, то приезжайте в Тренчберри. Мы выехали в наемной карете в седьмом часу вечера; может быть, вы догнали бы нас в легком экипаже. Если бы вы решили ехать (папа тоже был бы очень обязан вам за помощь при разборе бумаг), то возьмите с собою Филиппа. Ваша Люси". Мистер Томпсон с сожалением посмотрел на разложенный парадный костюм. Пожалуй, ехать приличнее в повседневном платье... Мистер Томпсон, отвернувшись, быстро поцеловал подпись мисс Люси и спрятал письмо на груди. -- Позовите Флетчера! -- крикнул он слуге. -- Мама у себя? -- Миссис на заседании благотворительного комитета. Она приказывала послать за ней лошадь к девяти. -- Флетчер, заложите в шарабан обеих лошадей. Мы едем в Тренчберри. Скажите Долли, чтобы она привезла матушку в наемной карете, и передайте ей о моем срочном вызове за город. Вряд ли я вернусь раньше понедельника. Вы без лошадей, Филипп? -- Прибыл сюда почтовым дилижансом. Если позволите, помещусь в вашем экипаже. -- Хорошо, можете ехать со мной. В каком состоянии вы оставили больного? Ох, уже без памяти! Вся левая половина отнялась. Верно, уже преставился, царство ему небесное. Добрый был господин! -- Правда, что на дорогах у вас шалят? -- Истинная правда! Сколько, прости, господи, развелось этих мужиков-убийц по дорогам! Грабят, убивают господ! Имения поджигают! -- Вы умеете обращаться с оружием, Филипп? -- Так точно, обучены. Из пистолета даже случалось стрелять... Мистер Томпсон извлек из пыльного ящика под столом пару старых заржавленных пистолетов, а из-за спинки дивана -- шпагу с литым медным эфесом. Еще покойный мистер Уильям надевал ее к парадному мундиру в дни своей молодости. Клинок был слегка погнут, и оружие едва ли внушало бы уважение уличному воришке. Натянув на ноги теплые конькобежные ботинки, подбитые мехом, адвокат завернулся в зимний плащ, натянул на голову капюшон и предложил лакею из Тренчберри садиться в экипаж. Выходя из кабинета, тот бросил в корзинку под столом адвоката несколько смятых клочков бумаги. Кухарка с крыльца посмотрела вслед удаляющемуся экипажу и затем убрала со стола нетронутый обеденный прибор. Очертания кустов и деревьев расплывались в сизо-серой мгле зимнего вечера. Выпал первый снежок; колеса превратили его на дороге в грязную жижу, но в канавах и под кустами пятна снега белели на темной, подмерзшей земле. Небо очистилось от облаков, и небесный охотник Орион с алмазным мечом у трехзвездного пояса стоял прямо над вершинами леса. Полночь близилась, когда у брода через лесной ручей остановились два путника. Все расстояние от окраины Бультона до этого брода путники проделали пешком и не заходили по дороге ни в один трактир. Оба были одеты в куртки и шапки простых земледельцев, держали в руках тяжелые дубинки, но разговаривали между собою языком горожан. -- Это здесь, Венсли, -- сказал старший, осматриваясь по сторонам. -- На целую милю кругом -- сплошной лес. Алекс приглядел хорошее местечко. -- Далеко ли отсюда до берега Кельсекса? -- спросил его товарищ. -- Темновато сейчас разбираться в незнакомом лесу. Надо было прийти засветло. -- Алекс мне все растолковал. Ручей впадает в Кельсекс, должно быть, вон за теми кустами... Пойду взгляну... Старший перескочил через канаву и скрылся в кустарнике. Спутник его не спеша прохаживался у брода, прислонив свою дубинку к дереву. Среди голых ветвей чернели вороньи гнезда и слабо просвечивал отблеск северных созвездий. Гримльс долго не возвращался. -- Темновато, черт побери! -- пробормотал Венсли. -- Не разберешь ни масти лошадей, ни цвета шарабана. Как бы не ошибиться... Он приподнял наушник суконной шапки, опущенный с боков и сзади до самых плеч, и прислушался. Неподалеку похрустывали в кустах сучки под ногами Гримльса. Каждый шорох отчетливо разносился в сухом, морозном воздухе, рождая дальние отзвуки. -- Рыжая кобылка и чалый мерин, желтый шарабан с поднятым верхом. Кучер и двое седоков. Алекс должен сидеть справа. Когда лошади войдут в ручей, он крикнет: "Сэр, лошади боятся воды!.." Нападать, как только запряжка минует брод и начнет брать подъем... Эге, цокают копыта! Тихим свистом Венсли подозвал Гримльса. Тот перешагнул через кучу слежавшегося снега в канаве. -- Середина реки свободна от льда. Течение довольно быстрое. У берегов -- тонкая кромка, человека едва ли выдержит... Чего ты свистел? -- Едут... Слышишь? Венсли и Гримльс скользнули за ближайшие к броду деревья. Оба приготовили дубинки и ощупали рукоятки ножей под куртками. Из-за поворота дороги показался экипаж. Напрягая зрение, Гримльс различил, что левая лошадь темнее правой. Перед спуском к броду упряжка чуть сбавила свою быструю рысь. -- Сэр, лошади боятся воды! -- раздался резкий голос правого седока, но кучер стегнул по конским спинам и прикрикнул: "И-эх, верблюды!" Раздался плеск воды и скрежет железных шин по каменистому дну ручейка, из-под копыт полетели комья смерзшейся глины: упряжка вынесла экипаж уже на подъем. Гримльс бросился вперед и замахнулся дубинкой на лошадей. Кони рванулись вправо, экипаж стал посреди дороги, кучер свалился с козел. -- Эй, проклятый лендлорд, давай деньги! -- завопил Венсли, появляясь сзади, из-за деревьев. Внезапно правый седок вскочил с места и выхватил из кармана железную гирьку. Он с силой размахнулся и... обрушил удар на своего спутника. Тот мешком упал на подножку. Подоспевший Венсли ударил его дубиной. Гримльс и Венсли оттащили труп в кусты. Алекс Кремпфлоу тряс за воротник оторопелого кучера. Тот лежал у переднего колеса, ушибленный и оробевший. Лошади, запутавшиеся в постромках, дернули, Кремпфлоу отскочил с проклятием. Сквернословя и рыча, он ухватил вожжи. -- Да помогите же мне, дьяволово семя, -- прохрипел он своим достойным компаньонам, -- не то и Флетчеру придет конец! Эти проклятые твари не хотят стоять на месте! Флетчер, будь проклята моя кровь, да отползи хоть в сторону от колес! Кучер с кряхтеньем отполз в канаву и встал на четвереньки. Лицо его было перекошено от страха. -- Не трусь, Флетчер! Ползи на четвереньках в лес, сделай небольшой крюк, потом снова выходи на дорогу и ступай не спеша в Тренчберри. Не забудь, что и как ты должен объяснить помощнику шерифа. -- Очень вы меня помяли, ребята, -- с усилием проговорил кучер, выбираясь из канавы. -- Места живого не осталось... -- Ступай, ступай, побыстрее убирайся отсюда! Нам еще придется немного поработать. -- А как же лошади? -- робко спросил Флетчер. -- Лошадей мы выпряжем без тебя и верхом вернемся в Бультон. Не теряй времени, Флетчер, и ты до гроба будешь иметь свое виски утром, в полдень и перед сном! На следующее утро после прибытия в Дональд-Корт леди Эллен весьма рано поднялась и незамедлительно занялась таинствами туалета. Сидя за зеркалом, она внимательно прислушивалась к утренним звукам в доме. Как только из фехтовальной залы стали доноситься частые негромкие удары, миледи шепотом подозвала камеристку. -- Поди узнай, где Блентхилл, -- приказала она своей неизменной наперснице. Бетси исчезла, вернулась и заверила даму, что сэр Генри еще не выходил из своей комнаты. Свежая, как утренний ветерок, одетая подкупающе просто и убранная столь искусно, будто сама природа, без прикосновения человеческих рук, сотворила ее прическу, леди Эллен спустилась вниз. Посреди фехтовального зала граф Гарри Эльсвик и месье Леглуа молча бились на эспадронах. Роберт Стенфорд считал "поражающие" удары. Сетки защищали лица спортсменов, кожаные перчатки предохраняли их руки от ранений. -- Я не помешала, господа? Какое горе, что господь создал меня женщиной! Больше всего на свете я люблю спорт, охоту, гонки на воде -- и все это для меня полузапретные плоды! Дайте мне рапиру, месье Леглуа, я хочу испытать, сколько секунд я продержусь против первого клинка Оксфорда. Граф, извольте защищаться! К своему изумлению, граф Эльсвик оказался перед незаурядной фехтовальщицей. Первые выпады прекрасной амазонки он отвел шутя, но когда кончик ее рапиры трижды тронул его плечо и грудь, он сбросил решетчатую маску и стал обороняться тщательнее. В пылу сражения граф не заметил, что с его клинка соскочил защитный наконечник. -- Милорд, -- подсказал Леглуа шутливо, -- у вас, по-видимому, серьезный противник. Попробуйте испанский прием. Увлекшийся граф последовал совету ментора, обманул противницу ложным выпадом и сделал молниеносный короткий укол при вывернутой кисти. Миледи слабо вскрикнула и уронила рапиру. Чуть выше ее левой подмышки показалась алая капелька крови. Виконтесса испугалась, побледнела, и встревоженный Гарри Эльсвик подхватил ее за талию. -- Как это случилось? -- воскликнул Роберт. -- Боже, ваша рапира не имеет наконечника, Гарри! Миледи, вы ранены? В эту минуту в дверях показался сэр Генри Блентхилл. -- Это просто царапина, -- произнесла виконтесса; губы у нее побелели и дрожали. -- Зато я теперь на всю жизнь сохраню след моей встречи с лучшей шпагой Оксфорда! Благодарю вас, граф! Продолжая опираться на руку противника и не взглянув на сэра Генри, виконтесса вышла из зала. Сэр Генри, кипя от негодования, остался на пороге, а граф Эльсвик проводил даму до самых дверей ее комнаты. Здесь, уже приоткрыв дверь, она томно посмотрела ему в глаза и прошептала: -- Обещайте мне вести себя благоразумно, если бы тот, бешеный, вздумал разыгрывать роль моего защитника. Во всем виновата я одна, и никто, кроме моего супруга, не имеет права... Тут у виконтессы закружилась голова, она пошатнулась и на мгновение обвила рукой плечи кавалера. В следующий миг раненая амазонка исчезла за дверью. На своем белом жабо Гарри заметил влажный отпечаток алого пятнышка... Ошеломленный, с пьянящим чувством головокружения, он шел по коридору, ничего не видя перед собой; у лестницы он лицом к лицу столкнулся с Генри Блентхиллом. -- Угодно вам условиться о нашей встрече? -- спросил сэр Генри надменным тоном. -- В любую минуту готов к вашим услугам, -- бросил граф небрежно, показывая всем своим видом, что встреченный джентльмен являет собою самое незначительное и пустое препятствие на пути. -- Молокосос! -- Прошипев это слово и задыхаясь от ярости, сэр Генри схватил графа за плечо, повернул к себе лицом и легонько задел его по носу парой лайковых перчаток, которую держал в руке. На языке джентльменов это была полновесная и оглушительная пощечина. Граф взревел и, как раненый вепрь, бросился на обидчика. Вынырнувший, словно из-под земли, месье Леглуа развел разгоряченных противников. Уже через час секундант графа Эльсвика месье Шарль Леглуа и секундант маркиза Блентхилла юный Роберт Стенфорд уединились на нейтральной почве библиотечного зала и под величайшим секретом выработали условия поединка, предусмотрев все меры, чтобы не затронуть репутации дома и оставить в тени имя благородной леди. Местом встречи была выбрана роща около Шрусбери. По просьбе обоих противников, секунданты их -- юный Роберт и месье Леглуа -- поклялись дворянской честью, что имя леди Эллен при любом исходе поединка никогда и ни при каких обстоятельствах не будет упомянуто. Тем временем леди Эллен с немалым беспокойством примеряла очень открытый вечерний туалет. К своему огорчению, она убедилась, что треугольная ранка приходится выше выреза платья. Это совершенно испортило настроение виконтессы, и мысленно она от всей души прокляла неловкого графа. Наконец, с ударом гонга, она спустилась к завтраку, оставив камеристку с нахлестанными щеками, в слезах и одиночестве. -- Вы сегодня бледны, дорогая, -- встретила ее леди Агнес. Графиня, подобно всем дамам, перешагнувшим критический возраст, извлекала из такого рода участливых наблюдений над более молодыми особами истинно христианскую радость. -- Хорошо ли вы спали после дороги? -- Меня мучили кошмары. Мне снились страшные мужики с дубинками и пролитая кровь. Это последствия наших вчерашних разговоров о мятежниках. Я так впечатлительна! Лорд Артур развернул газету, доставленную утренней почтой из Бультона. Номер был датирован предшествующим понедельником. -- Боже мой, -- воскликнул хозяин дома, пробежав заголовки, -- какое несчастье! Близ Бультона погиб от руки этих негодяев... Вы видели вещий сон, кузина! Нет, дальше теперь невозможно! Я прерву отпуск, чтобы быстрее провести в парламенте билль о проклятых мужланах! -- Кто погиб, Артур? -- в один голос спросили обе леди. -- Ричард Томпсон, наш славный молодой адвокат... Леди Эллен вздрогнула... "О, Фредди, ты поистине страшный противник... Пал еще один твой недоброжелатель... А теперь, если удастся перессорить этих..." -- Прочтите вслух, Артур, -- попросила виконтесса тихо. -- Или нет, дайте мне газету, и... господа, простите меня... Я поднимусь к себе. Это... так ужасно... Общество закончило завтрак в молчании. Все знали, что миледи была некогда помолвлена с погибшим юристом, и все молчаливо склонились перед скорбью женского сердца. После завтрака лорд Артур занялся в своем кабинете разбором лондонских газет. В них писалось о прибытии из Бультона в Портсмут двух новых фрегатов -- "Виндзора" и "Уэлльса". Они как раз поспели к смотру военно-морских сил и были удостоены личным посещением его королевского величества. Король Георг III наградил высоким орденом виконта Ченсфильда и одного из участников блестящего подвига купера "Окрыленный", капитана Блеквуда. Виконт Ченсфильд удостоился чести сопровождать его величество из Портсмута в Лондон, принял участие в заседании лордов адмиралтейства и имел продолжительную аудиенцию у короля, после чего был возведен в ранг контр-адмирала и вышел в море с эскадрой из пяти кораблей, подняв свой вымпел на фрегате "Виндзор". -- Виконт делает быструю карьеру, -- заметил лорд Артур, откладывая газеты. -- Если бы кандидатуры двух его соперников не имели решающего перевеса над его собственной, он мог бы со временем стать моим соседом в палате. Леди Эллен забыла и о происшествии в фехтовальном зале, и даже о собственной ране, так поразила ее газетная заметка. Она подозвала Бетси, велела ей вытереть слезы, запереть дверь и прочитать всю заметку вслух. Бетси, часто усыплявшая свою госпожу чтением романов, развернула "Бультонс Адвертайзер" и прочла: РАЗБОЙНИЧЬЕ НАПАДЕНИЕ НА КОРОЛЕВСКОГО АДВОКАТА. МИСТЕР РИЧАРД ТОМПСОН ПАЛ ЖЕРТВОЙ ДОРОЖНЫХ ГРАБИТЕЛЕЙ Вчера, на рассвете воскресного дня, купец из поселка Тренчберри, ехавший в Бультон, заметил на эдинбургском шоссе поврежденный шарабан. Заиндевелая трава и снежок, выпавший накануне, сохранили следы двух тел, которых волоком тащили сквозь кусты к обрывистому берегу Кельсекса. Пока купец осматривал место ночного происшествия, из Тренчберри прибыли помощник шерифа и констебль, ибо утром к ним явился кучер адвоката Томпсона, Арнольд Флетчер, и заявил, что неизвестные крестьяне-грабители ночью совершили нападение на экипаж и убили пассажиров. Сам Флетчер, сильно избитый грабителями, лишь случайно остался в живых и с трудом доплелся до Тренчберри. Флетчер объяснил, что цель поездки мистера Томпсона осталась ему неизвестной. Накануне вечером к адвокату явился один его знакомый из Эдинбурга, по имени филипп Прейс, и вручил мистеру Томпсону письмо, чрезвычайно взволновавшее адвоката, после чего они вместе отправились в Эдинбург, заявив, однако, членам семьи мистера Томпсона, что следуют в Тренчберри. На глазах у Флетчера оба седока были убиты ударами дубин, а тела сброшены в реку. К вечеру того же дня энергичными усилиями полиции один из трупов, зацепившийся за корягу, был обнаружен под береговым льдом. В утопленнике был опознан мистер Томпсон. Тело его спутника из Эдинбурга пока не обнаружено, ибо сильное течение снесло его, очевидно, ниже, но черный плащ со следами крови, а также шляпа с надписью "Филипп Прейс" извлечены из воды. Лошади, загнанные и обессиленные, обнаружены в полумиле от Бультона. Очевидно, грабители добрались на похищенных лошадях до города. Преступление совершено, по свидетельству Флетчера, пятью или шестью разбойниками, что подтверждается и данными полиции. В последний час поступили новые сведения, делающие это происшествие еще более загадочным. Установлено, что мистер Томпсон намеревался покинуть Англию. В распоряжении редакции имеются весьма интересные дополнительные материалы, не подлежащие опубликованию до окончания следствия. "Монитор", выходящий по вторникам, успел напечатать очень краткую хронику о похоронах адвоката. Бросалось в глаза отсутствие на похоронах городского мэра и судьи, а также других должностных лиц и почетных старожилов Бультона. Весь тон заметки был на редкость сухим. Виконтесса отослала Бетси и бросила газеты. При мысли о страшном конце Ричарда ее передернуло: "Ночь в лесу... Дубиной по голове... Ледяная вода... Брр!" Дверь приоткрылась. Генри Блентхилл стоял на пороге. Виконтесса нежно улыбнулась и протянула ему навстречу руки и губы, как маленькая девочка. Тот прикрыл дверь, заслонил ее своими плечами и сказал ледяным тоном: -- Эллен, я пришел проститься. Обстоятельства требуют моего отъезда. -- Вы покидаете меня, мой друг? -- Тон виконтессы изменился. -- Ну что ж, я отправлюсь в Ченсфильд одна. Надеюсь, что даже с раненым плечом и трусливой челядью я окажусь счастливее при встрече с разбойниками, чем атерни Томпсон. Прощайте, сэр! Двумя часами позже Генри Блентхилл распрощался с хозяевами дома. Родители Роберта позволили юноше проводить маркиза до Шрусбери. Утром следующего дня ворота замка Дональд-Корт закрылись и за графом Гарри Эльсвиком. Месье Леглуа тоже просил у лорда Артура разрешения сопровождать графа до Шрусбери, откуда он должен был вернуться вместе с Робертом. Бультонский главный судья и городской мэр мистер Хью Бетлер только что выслушали отчет полицейского агента Слипа. Судья сидел в своем рабочем кресле, облаченный в черный костюм с позументами. Его судейский парик красовался на деревянной подставке, а мантия висела на дверце шкафа, еще не убранная после заседания. -- Ричард Томпсон уже давно был нам подозрителен, -- сердито проворчал судья. -- Неблагоприятные сведения о нем накапливались у нас годами. Покажите мне записку, извлеченную из его корзинки под столом. Слип положил на стол перед судьей лист бумаги с наклеенными обрывками записки. Аккуратные руки полицейских чиновников разгладили и подклеили порванное письмо. Теперь можно было без труда прочесть следующее: "Мистер Т., податель этой записки, которого вы, вероятно, припомните по 73-му году, устно сообщит вам подробности нашего провала. Джордж Бингль в Ченсфильде разоблачен. Эдинбургская группа под угрозой. Дорог каждый час. Постарайтесь прибыть немедленно, но держите ваш отъезд в секрете. Если не можете прибыть лично, пришлите инструкции с мистером Филиппом Прейсом. В случае провала перебирайтесь в Ирландию, а оттуда -- во Францию. В Нанте найдете приют. Ваши эдинбуржцы." -- Записка проливает свет на многое, -- сказал судья. -- Она свидетельствует о темных связях с шотландскими заговорщиками и их ирландскими и французскими помощниками. Нити ограбления Мак-Райля ведут к Томпсону. Обыск в его квартире показал обилие запрещенных, преступных книг. Найдены письма из Америки от какого-то эсквайра Мюррея. Имеются письма и от моряка-дезертира Эдуарда Уэнта... Заговорщики направили в дом к виконту этого Бингля, которого где-то скрывали до сих пор. Следовательно, и пожар верфи, и мятеж луддитов, и шотландский заговор -- это все звенья одной тайной цепи. Заговорщики, с Томпсоном во главе, злоумышляли против всего Северного графства и его виднейшего деятеля -- виконта Ченсфильда. -- Но убийство Томпсона?.. -- Это божий суд над злоумышленником! Направляясь тайно в Эдинбург, чтобы, как свидетельствует эта записка, оттуда бежать за границу, Томпсон оказался одной из ночных жертв банды мятежных крестьян. Пособник негодяев сам пострадал от преступных рук. Так бывает нередко!.. Узнайте, Слип, что там за шум за стеной. Помощник шерифа вышел, но через несколько минут не просто вернулся, а влетел в комнату. -- Милорд, -- еле вымолвил он, -- ужасная весть! Из Шрусбери получено известие... -- Замолчите, Слип! -- сердито прервал его судья. -- Шрусбери -- это уже не наш округ, а у нас пока достаточно собственных ужасных вестей. Вредно так волноваться из-за чужих забот!.. Ну, что же там такое сообщают из Шрусбери? Выслушав помощника шерифа, судья и сам переменился в лице. Бормоча проклятия, он на ходу накинул теплый плащ и выбежал из мэрии к своей карете. На небольшой полянке в нескольких милях от Шрусбери происходили последние приготовления к дуэли. Условия были решительными. Привязанные кони четырех джентльменов жадно грызли голые прутья кустов у подножия холма, с вершины которого открывался прекрасный вид. Утро было холодное; морозный иней густо покрывал порыжелую траву, примятую ногами соперников. Сэр Генри Блинтхилл вложил в свой первый натиск всю силу накопившейся ненависти. Ему было сорок лет, дважды он бился в сражениях и в молодости уже стоял под пистолетом известных дуэлянтов. Шпага его с тяжелой рукоятью засверкала, как молния, и граф Эльсвик, проживший на свете почти вдвое меньше своего опытного противника, стал отступать. Клинок маркиза уже коснулся его груди, и кровь окрасила кружево сорочки. Дуэльные правила разрешали противникам разойтись, но Гарри Эльсвик упрямо мотнул головой и, парируя яростные удары, задел шпагой плечо своего врага. Злоба сэра Генри еще больше возросла. Он становился нерасчетливым. -- Испанский выпад! -- услышал он голос чужого секунданта и, отражая ложный выпад, чуть поскользнулся на мху. В ту же секунду граф Эльсвик, покачнувшись на своих длинных ногах, подался всем корпусом вперед, и острие его шпаги пронзило горло противника. Пятнадцатилетний Роберт Стенфорд не выдержал страшного зрелища. У мальчика подкосились ноги, и, как подрубленное деревце, Роберт в глубоком обмороке грохнулся наземь. Неожиданно для графа Эльсвика, еще не успевшего отдышаться, к нему бочком приблизился... его собственный секундант! Гарри Эльсвик в недоумении отступил, заметив обнаженную шпагу в руках француза. -- Защищайтесь, граф, -- прошипел месье Леглуа, -- кровь дворянина Блентхилла требует мщения! -- Вы с ума сошли, господин Леглуа! Позаботьтесь о вашем воспитаннике. Бедный мальчик лежит без сознания, и нужно привести его в чувство... Да стойте же, черт побери!.. Ах, вы все-таки нападаете? Тогда держитесь, месье, и, видит бог, я не хотел вашей смерти! Француз, памятуя некоторые инструкции, счел момент для их исполнения самым удачным: единственный свидетель -- в обмороке, Эльсвик обессилен предшествующим боем и едва ли способен к серьезному сопротивлению!.. Вновь скрещенные шпаги зазвенели, высекая искры, новый бой закипел. Но французу пришлось убедиться, что он недооценил своего усталого противника: не прошло и двух минут, как граф Эльсвик ранил своего бывшего секунданта. Рана была не смертельной, но кровь хлынула обильно. Не разгадав тайных намерений француза и приписывая его неожиданное нападение простой горячности, Гарри... пожалел противника и отвел руку! Именно этого движения и ждал месье Шарль Леглуа... Его шпага блеснула и предательски вонзилась в грудь Гарри Эльсвика. Убитый рухнул, но и француз тоже ослабел от потери крови; он сделал несколько шагов в сторону и без чувств свалился на курчавый мох. Солнце уже клонилось к закату, когда старуха крестьянка, воровавшая хворост в казенном лесу, услышала жалобное конское ржание и заметила четырех породистых лошадей, привязанных у подножия холма. Она подошла ближе, глянула на лужайку и замерла от неожиданности. Два мертвеца со шпагами в окоченевших ладонях лежали на мху, и снежинки тихо ложились на окровавленное кружево шелковых сорочек. На костюмах и шляпах, брошенных среди кустов, виднелись позументы, пышные перья и украшения. Рядом с окровавленными трупами лежал без чувств красивый юноша, а чуть поодаль, упав ничком в сухой мох, тихо стонал еще один мужчина, раненный в правый бок. Когда старуха наклонилась над ним, он пришел в себя и прошептал: -- Пришли сюда, матушка, лекаря и оповести здешне го графа и епископа. Часом позже на воинской повозке в замок Шрусберы были доставлены трупы двух благородных дворян Англии и раненый француз, месье Шарль Леглуа. Сюда же привели бледного, потрясенного юношу, который едва держался на ногах. Одновременно по трем дорогам, ведущим из Шрусбери, во весь опор помчались конные гонцы. Нерадостную весть везли они в замки Солейсхольма, Дональд-Корта и Уольвсвуда! Месье Леглуа поправился очень скоро. Благодетельная медицина восстановила силы экс-капитана для того, чтобы переместить его с больничной койки на скамью подсудимых. Суд происходил в Шрусбери. В зале присутствовало всего несколько дворян из ближайшей округи. Среди них был и девяностолетний маркиз, сэр Джон Блентхилл, оплакивавший сына Генри, чьи останки заняли в фамильном склепе место, приготовленное стариком для себя. Показания о подробностях рокового поединка давали обвиняемый, француз Леглуа, и свидетель, трактирщик из Шрусбери. Оказалось, что близ Шрусбери лошадь Генри Блентхилла вывихнула ногу, и это маленькое обстоятельство задержало его и Роберта в придорожном трактире. На следующее утро в этот трактир прибыл граф Эльсвик с месье Леглуа. Эта случайная встреча двух давно враждующих джентльменов оказалась роковой. Если в гостях у сэра Артура они еще сдерживали себя, то здесь уж ничто не могло их обуздать. Трактирщик слышал, как джентльмены заспорили о правах на какие-то угодья по Кельсексу, и граф Эльсвик нанес сэру Блентхиллу тяжелое оскорбление. Явившиеся в трактирную залу юный Роберт Стенфорд и месье Леглуа застали обоих дворян уже в жестокой схватке. Противников развели, причем Роберт и месье Леглуа пытались помирить врагов, решительно отказав обоим в просьбе принять на себя роль секундантов. Заподозрив, что ссора может окончиться поединком и без секундантов, месье Леглуа на следующее утро пытался проследить за обоими джентльменами, отправившимися на лошадях к холму в роще. Он тоже оседлал коня и спешился у холма, где противники уже обнажили шпаги друг против друга. Когда месье Леглуа призвал джентльменов к благоразумию, рассерженный граф Эльсвик ударил его шпагой, после чего бедный месье упал замертво и уж не видел, как джентльмены нанесли друг другу смертельные ранения, от которых оба и скончались. Следом за месье Леглуа на поиски джентльменов отправился и Роберт Стенфорд. Увидев место кровавого побоища, юноша от потрясения лишился чувств и был подобран шерифом в бессознательном состоянии. Суд даже не счел нужным привлекать его к следствию по этому делу, что, очевидно, было достигнуто не без влияния самого графа Артура. За сокрытие от властей приготовлений к дуэли суд приговорил экс-капитана к заключению в тюрьму на два месяца с последующей высылкой из Англии. После объявления приговора месье Леглуа послал прощальный кивок лорду Артуру и был уведен из залы. Небольшой кортеж дворянских карет и кровных верховых коней в тот же час покинул Шрусбери и рассеялся по его трем дорогам. Гремя цепями, отдал якоря на бультонском рейде адмиральский фрегат "Виндзор", победоносно вернувшийся из четырехмесячного боевого похода. В этом походе эскадра контр-адмирала Райленда разгромила у берегов Канады девять кораблей восставших колонистов и их союзников -- французов. Та же эскадра, состоявшая всего из пяти боевых судов, на обратном пути захватила два французских судна с грузами для армии генерала Вашингтона. Контр-адмирал Ченсфильд вернулся в Портсмут, не потеряв ни одного корабля, захватив и утопив одиннадцать неприятельских судов общим водоизмещением в тридцать тысяч тонн. Сам контр-адмирал был ранен в левую ногу и отправился для доклада в Лондон на носилках. Его величество наградил героя орденом Бани, возвел виконта в ранг адмирала флота и выразил свое удовлетворение по поводу исхода выборов по Северному графству. Из-за бессмысленной гибели двух кандидатов депутатское кресло в палате от этого графства занял достойнейший дворянин -- виконт Ченсфильд. Король повелел новому командиру "Виндзора" вести фрегат в Бультон, чтобы доставить туда раненого адмирала и новоявленного депутата. На рассвете 30 марта жители Бультона, осведомленные заранее о прибытии знаменитого земляка, услышали орудийный салют "Виндзора" в сто один залп. На пирсе, украшенном флагами, выстроился для встречи адмиральского катера почетный караул. Огромная толпа запрудила набережную. Адмирал виконт Ченсфильд, прихрамывая, ступил на пирс и проследовал вдоль фронта почетного караула к большой карете, украшенной гербом с изображением отдыхающего льва и надписью "Et pacem bellum finit" ["Мир венчает войну" (лат.)]. Мэр города, комендант гарнизона и все высшие должностные лица почтительно эскортировали славного бультонца. Супруга виконта, взволнованная и счастливая, ждала его в глубине кареты, и, едва лишь дверца захлопнулась, две нежные руки обняли шею мужа, облеченную в расшитый воротник адмиральского мундира. После первых поцелуев муж и жена глянули в глаза друг друга. -- Знаешь, я ведь тоже была ранена в этой войне, -- шепнула она с гордостью. -- Я был уверен в тебе, моя золотая русалка, -- ответствовал супруг. По случаю победного возвращения хозяина весь Ченсфильд пировал. Великолепная иллюминация затмила свет луны и звезд. В замковых залах гремела музыка, развевались перья, шелестели шелка, блистал бархат и атлас, усыпанный драгоценностями. На нижних террасах пировали даже крестьяне-арендаторы и челядь. К ночи, когда на милю вокруг Ченсфильда нельзя было встретить ни одного человека с прямой походкой, виконт поднялся в свой верхний кабинет. Вудро Крейг, ожидавший здесь хозяина больше двух часов, привскочил на своих культяпках. -- Сиди и пей, Вудро, -- сказал адмирал. -- Ты привел тех троих? -- Они внизу, в комнате за буфетом. Среди народа им лучше не показываться. Виконт приказал камердинеру привести трех человек из потайной комнаты. Гримльс и Венсли вошли робко. Они в смущении стали у порога, переминаясь с ноги на ногу. Алекс Кремпфлоу, в кружевах, лентах и пряжках, шагнул вперед и нагловато ухмыльнулся. Он был навеселе. -- Ну, молодцы, -- заговорил виконт, не обращая внимания на покушения Кремпфлоу поздороваться за руку, -- я доволен вами. Одна змея издохла под вашими каблуками. У вас золотые руки, мистер Кремпфлоу (при этих словах "золотые руки" прекратили свои покушения и спрятались за спину). Вы станете компаньоном мистера Крейга. У вас будет квартира в "Белом медведе", экипаж и респектабельная жена по вашему выбору. Вы, Гримльс и Венсли, возьмите эти чеки и отдыхайте месяц. Затем вы отправитесь в Америку, в распоряжение капитана Бернса. Если к тому времени Каррачиола успеет прибыть туда из Капштадта, Бернс получит хорошее подкрепление. Там, в Голубой долине, у вас не будет недостатка в работе... по специальности. Мерч, проводите джентльменов за ограду... А ты, старик, -- обратился виконт к владельцу "Чрева кита", -- получишь свои пятьсот фунтов и гостиницу "Белый медведь". Завтра ты будешь распоряжаться ею, как полный хозяин. Теперь остается выручить этого молодчика Леглуа. Я хочу перевести его из Шрусбери в Бультон и посадить в камеру Бингля; может, в минуту откровенности тот проболтается. Начинка Бингля еще неясна. Вы с Джузеппе крепко в нем обманулись! -- Да, Бингля мы не распознали. Его младший брат путался с Фернандо. Уж не к Меджерсону ли тянется нитка? -- Ты правильно поступил, Вудро, что затуманил полиции мозги. Пусть эти господа воображают, будто Бингль -- агент Томпсона и мифических шотландских заговорщиков. На этих днях суд приговорит Бингля лет на десять тюрьмы. За это время мы успеем прощупать, что он знает от Фернандо, и придумаем, как с ним поступить. Удавить его никогда не поздно, а может быть, парень еще пригодится. Позаботься, Вудро, о Флетчере. Пусть он побыстрее спивается до белой горячки. А клерк Дженкинс -- полезный человек. Почерк он подделывает мастерски... Звук трубы за воротами замка раздался властно и требовательно. Виконт прервал беседу с Крейгом и приказал узнать, кто прибыл. -- Королевский нарочный из Лондона, -- доложил камердинер заикаясь. Виконт спустился в нижние залы. Весть о прибытии королевского посланца мгновенно облетела весь дом. Музыка на хорах смолкла, пары разошлись и смешались с группами зрителей у стен. Офицер королевской гвардии, сопровождаемый двумя гвардейцами, вошел в зал. Он окинул все общество внимательным взглядом и, узнав хозяина по адмиральскому мундиру, быстро направился к нему, держа в руках пакет с пятью огромными печатями из голубого сургуча. Виконт принял пакет и пожал руку посланца. Веселье не возобновлялось, пока адмирал, удалившийся в кабинет, читал королевский рескрипт. Через несколько минут мажордом, вызванный в кабинет, вернулся в зал и шепнул несколько слов капельмейстеру. Лицо мажордома сияло. Гости радостно заволновались, ожидая добрых вестей. Мажордом вышел на середину двухсветного зала, постучал об пол своим жезлом и провозгласил громко и торжественно: -- Волею его королевского величества хозяину нашего дома, избранному депутатом британского парламента, адмиралу флота Фредрику Райленду, виконту Ченсфильду, даруется титул эрла [эрл -- графский титул в Англии, восходит к эпохе норманнского завоевания] Бультонского и звание пэра Англии. К личному гербу лорда Ченсфильда отныне присоединяется герб Бультона. Его королевскому величеству было угодно возвестить эту радость лорду Ченсфильду личным письмом, дабы он успел принять участие в ближайшем заседании верхней палаты! Дальняя дверь зала распахнулась, и лорд Ченсфильд, новый пэр Англии и эрл Бультонский, вошел в зал своей прихрамывающей походкой. Оглушительный оркестровый туш грянул ему навстречу, приветствия и рукоплескания раздавались со всех сторон, и в залах ченсфильдского дома возобновился веселый пир. После полуночи, разгоряченный вином, удачей и высшими почестями, лорд Ченсфильд прошел в свой верхний кабинет. Наружная стеклянная дверь вела из кабинета на маленький, полускрытый балкон. В парке уже гасли плошки и фонарики иллюминации. Мартовское небо синело сквозь черные прутья лип и хвойные лапы. Луч света из-за портьеры падал на снежок, слегка опушивший ветви парка. Леопард Грелли расстегнул мундир и жадно вдыхал влажный воздух. Снежинки, огромные и мохнатые, возникали в узком световом луче. За рекою и дальней рощей темнела гряда холмов. Там начинались земли соседнего поместья -- Уольвсвуд... И высоко над грядою холмов, прямо перед взором Джакомо Грелли, стоял в небе огромный торс небесного охотника -- Ориона, с алмазным мечом у трехзвездного пояса. 16. УРОКИ МИСТЕРА О'ХИРИ Укрыв лицо капюшоном плаща, Бернардито пробирался сквозь лесную чащу. Дождь сек листву и пенил коричневую воду ручьев. Старый корсар видел, как спина бежавшей впереди собаки, намокая, быстро темнела и превращалась из рыжевато-серой почти в черную. Все тропы на острове он знал так, что мог бы ходить по самым опасным местам с завязанными глазами. С легкостью юноши он перепрыгивал ручьи и ступал по скользким камням. Удобные сапожки из сыромятной кожи, какие шьют себе испанские пастухи в горах, защищали ноги Бернардито от шипов и колючек. Извилистая горная тропа вывела его к бухте, окруженной со всех сторон лесной чащей. Из-за кустов он бегло осмотрел бухту, совершенно пустынную, покрытую мелкой сердитой волной. Стон корабельного колокола, низкий и протяжный, снова пронесся над островом: за каменными мысами, образующими вход в бухту, терпело бедствие неведомое судно. Бернардито пустился бегом по левому берегу бухты. Уже совсем рассвело, но пелена дождя скрывала даль. Карнеро первым начал карабкаться по крутому склону мыса; охотник свистом отозвал собаку и взял ее на сворку. Шерсть у Карнеро вздыбилась -- собака чуяла близость чужих, незнакомых людей. Островитянин добрался до вершины мыса и осторожно выглянул из-за камней. Ливневые струи наискось перечеркивали горизонт. В море, среди вспененных валов, раскачивались корабельные мачты. У старого капитана от волнения захватило дух. Ветер трепал пеньковые снасти на голых реях, похожих на почернелые кресты... Два корабля бились со штормом в водах пустынного острова. Бернардито на глаз определил, что обе шхуны -- сравнительно недавней постройки, но оставили за собой не одну тысячу миль. Оба корабля высоко сидели в воде, полустертая красная черта ватерлинии то и дело мелькала над волнами; значит, трюмы кораблей были пусты или же содержали легкий груз. Корсар извлек из карманов складную трубу и разобрал надпись над форштевнем ближайшей шхуны: "Доротея". "Порт Бультон". Расстояние до этой шхуны не превышало двух кабельтовых; второе судно, несколько большего водоизмещения, смутно виднелось сквозь ливень правее и дальше. Оба судна вцепились якорями в морское дно и перекликались друг с другом звуком корабельных колоколов и сигнальных труб. На мостике и на палубе ближайшей шхуны капитан различил людей в плащах и зюйд-вестках. -- "Доротея", "Бультон", -- пробормотал Бернардито. -- Похоже, что это корабль Грелли. Бультон -- это его резиденция, а Доротея -- имя его возлюбленной... Не рычи, Карнеро, и не скаль зубов: на Леопарда нужно нападать молча, мгновенно и брать его сразу мертвой хваткой!.. Видать, его капитаны знают о проливе в бухту. А вот здешних ветров они, должно быть, не знают, иначе держались бы подальше от скал. Якорные цепи не выдержат, не будь я одноглазым Бернардито! Ага, Карнеро, они пробуют спустить шлюпку, чтобы разведать пролив... Вряд ли это им удастся! Носовая шлюпка, спущенная с перекошенных шлюпбалок, вошла в воду кормой и мгновенно перевернулась. Волна швырнула ее о борт, и, потеряв все банки, шлюпка ушла под воду. Осенний шторм усиливался. Якорные цепи с металлическим скрежетом терлись о клюзы. Когда высокий вал поднял шхуну на гребень, одна из трех цепей лопнула, и шхуну развернуло бортом к берегу. Капитан яростно потрясал кульками на мостике. Кучка вахтенных матросов перебежала к носовому кабестану. Среди команды Бернардито разглядел человек шесть полуголых негров и какого-то бородатого матроса с нагим торсом почти шоколадного цвела. Женщина, закутанная в белый бурнус, похожий на одежду арабов, стояла на шканцак. Под нарастающим напором ветра и волн шхуна, удерживаемая на месте двумя кормовыми якорями, продолжала разворачиваться. В тот момент, когда матросы подготовили к погружению запасной якорь, две оставшиеся цепи лопнули одна за другой. Следующий вал подкинул шхуну на воздух и погнал ее на скалы. Штурвальный выпустил колесо, и шхуна, потеряв управление, с размаха наскочила на самый отдаленный от берега риф, почти скрытый под водой. Обе мачты рухнули вперед, едва не раздавив команду у кабестана. Чернобородый матрос перемахнул через борт, а следом за ним бросились в воду и матросы-негры. Бурная вода кипела у скал; ветер доносил брызги до самой вершины мыса. Борясь с волной, чернобородый плыл на боку, расчетливо держа направление не прямо к берегу, а чуть наискось, к горловине пролива Женщина в белом, стоявшая на шканцах, видимо, заметила среди волн голову пловца. Он махнул ей рукой... Все последующее свершилось почти мгновенно. Капитан, длинноногий, худой человек, мигом слетел с мостика и, вцепившись в перила фальшборта, выхватил пистолет. Из дула вылетел дымок, звук выстрела отнесло ветром. Капитан целился в чернобородого пловца. Женщина с быстротой дикой кошки бросилась на стрелка, ударила его по голове доской, отколовшейся от фальшборта, и спрыгнула в воду. Ее бурнус остался висеть на перилах; Бернардито успел разглядеть короткую белую тунику женщины, мелькнувшую в воздухе. Чернобородый был уже около женщины. Ветер, гнавший воду в пролив, помогал беглецам. Капитан и его помощник открыли стрельбу, но большая волна подняла разбитую шхуну с рифа и потащила прямо на скалы берега. Негры, выбравшие для бегства другое направление, удалялись вдоль берега, и корпус судна скрыл их из поля зрения Бернардито. Теперь все его внимание сосредоточилось на гибнущем корабле. Нос шхуны задрался и ударился о гряду камней перед мысом. Следующий огромный вал накрыл собою судно целиком. Затем вынырнули поваленные мачты, увитые снастями. Новый удар волны с огромной силой перекинул разбитый корабль через гряду на каменистый берег. Шхуна завалилась на борт, обнажив днище, пена клочьями свисала с темного корпуса, словно с боков загнанного оленя. Набегающие волны довершали разрушение корпуса. Вдалеке на миг мелькнули головы шести плывущих негров, потом уступ мыса скрыл их окончательно. Белых пловцов, мужчину и женщину, Бернардито тоже потерял; они, по-видимому, уже достигли пролива. Из-под взломанной палубы корабля показались десятки черных кудрявых голов. Люди выбирались из трюмов, заливаемых водой. Капитан избивал кого-то рукояткою пистолета. Рыжебородый человек, балансируя на обломках палубы, размахивал хлыстом. Десятка три белых матросов, успевших оправиться от перенесенного страха смерти, выгоняли негров на узенькую полоску прибрежных камней... По-видимому, разбитая шхуна принадлежала работорговцам. Старый корсар, удерживая собаку за ошейник, бегом пустился к берегу пролива. Выглянув из-за скалы, он увидел близко перед собою бугристые, сердитые волны. Они врывались в пролив, переполняли горловину, вздымались до середины береговых утесов и заливали расселины, оставляя пену на ветвях кустарника. Пловцы достигли уже середины пролива; здесь течение стихало, волна была меньше, но женщина уже ослабевала. Чернобородый поддерживал ей голову над водой. -- Карнеро, принеси! -- крикнул Бернардито и отпустил ошейник. Остроухий бросился в воду, а сам корсар, положив на камень штуцер, плащ и куртку, вышел из-за скалы и стал показывать чернобородому пловцу направление к ближайшей удобной площадке. Женщина ухватилась рукой за ошейник, и Карнеро уже плыл обратно, увлекая ее за собою. Чернобородый пловец все более отставал от сильного животного. Рука пловца была окровавлена; он тяжело дышал и, ныряя, долго не показывался из воды. Бернардито вошел по пояс в воду, подхватил полубесчувственную женщину, вынес ее на берег и уложил на своем плаще. Собака, отряхиваясь, взвизгивала и порывалась назад, ко второму пловцу, но не шла в воду: справа, со стороны отмели, среди мелкой волны, показалась длинная голова крокодила. Приближался он довольно медленно, очевидно, полагая, что добыча не может ускользнуть. Пловец исчез под водой. Бернардито взял в зубы нож и нырнул. Тогда следом за хозяином кинулся в волны и Карнеро. В зеленоватой подводной мгле Бернардито заметил расплывчатое коричнево-белое пятно. Он схватил человека за волосы и с силой вытащил на поверхность. Вместе с Карнеро они преодолели последний десяток ярдов до берега и подт