Эрих Кестнер. Эмиль и трое близнецов --------------------------------------------------------------------------- Перевод Л. Лунгиной OCR Кудрявцев Г.Г. ББК 84. 4 Ф К 36 Перевод с немецкого Составление Н. Бунина (c) Издательство "Правда", 1985 Составление. Вступительная статья. --------------------------------------------------------------------------- ПРЕДИСЛОВИЕ Ровно через два года после той истории, которая случилась у Эмиля с господином Грундайсом, со мной произошел на Кайзераллее удивительный случай. Собственно говоря, я собирался сесть в трамвай 177, чтобы поехать в Штеглиц. Правда, никаких особых дел у меня там не было, но я люблю гулять в таких районах города, которые не знаю и где меня не знают. Там мне легко вообразить, что я нахожусь где-то на чужбине. А когда я чувствую себя совсем одиноким и потерянным, я быстро еду домой, уютно располагаюсь у себя и пью кофе. Ничего не поделаешь, уж такой я человек. Но мое кругосветное путешествие в Штеглиц в тот день так и не состоялось. Потому что когда подошел трамвай и я уже занес ногу, чтобы опустить ее на ступеньку первого вагона, я вдруг увидел, что с передней площадки сходит странного вида человек в черном котелке. Он опасливо огляделся по сторонам, словно совесть его была нечиста, потом торопливо обогнул вагон, пересек улицу и поднялся на террасу кафе "Жости". Я задумчиво проводил его взглядом. - Вы что, садитесь? - спросил у меня кондуктор. - Как видите, - ответил я. - Тогда поторопитесь, - строго сказал он. Но я не поторопился, а, наоборот, застыл на месте от изумления, не в силах оторвать взгляда от прицепного вагона. Дело в том, что с прицепа слез мальчишка с чемоданом в одной руке и с букетом цветов, завернутым в папиросную бумагу, в другой. Он тоже все оглядывался, потом потащил свой чемодан к газетному киоску на углу, спрятался за ним, поставил чемодан на тротуар, а букет положил на чемодан и посмотрел вокруг. Кондуктор все еще ждал меня. - Все, у меня лопнуло терпение! - крикнул он в конце концов. - Не хотите ехать - не надо, не силком же вас тащить! - Он дернул за шнур, и трамвай 177 поехал без меня в Штеглиц. Господин в котелке сел на террасе за столик и подозвал официанта. Мальчик, притаившись за киоском, наблюдал за ним, не спуская с него взгляда. Я все еще стоял у остановки как истукан. (Кто-нибудь из вас знает, как выглядят истуканы? Я лично понятия не имею.) Ну и ну! Я просто глазам своим не верил. Ведь два года назад господин Грундайс и Эмиль Тышбайн сошли с трамвая на этом самом углу! И теперь все это снова повторяется? Здесь что-то не то. Я потер глаза и снова бросил взгляд на террасу кафе "Жости". Господин в котелке сидел там по-прежнему! А мальчик за газетным киоском устало присел на чемодан; вид у него был очень огорченный. Я подумал: правильней всего будет подойти к мальчику и спросить его, что все это означает. И если он мне еще скажет, что у него украли сто сорок марок, я залезу на ближайшее дерево. Так вот, направился к мальчику, сидящему на чемодане, и сказал ему: - Добрый день. Что у тебя случилось? А он сидел как пень и молчал, словно не слышал моего вопроса, и по-прежнему не спускал глаз с террасы кафе. - Скажи, не украли ли у тебя, случаем, сто сорок марок? - спросил я тогда. Тут он наконец поглядел на меня, утвердительно кивнул и сказал: - Да, украли. Вот тот негодяй, который сидит там, на террасе кафе. Я не только не успел залезть на ближайшее дерево, как собирался, но даже головой покачать не успел, потому что за спиной загудел клаксон. Мы испуганно обернулись, но увидели не машину, а мальчишку, который над нами смеялся. - Что тебе надо? - спросил я. Он снова загудел и заявил: - Меня зовут Густав. У меня в горле пересохло. Просто с ума можно сойти! А может, мне все это снится? А по Траутенауштрассе к нам тем временем бежал какой-то человек и возмущенно махал руками. Он остановился прямо передо мной и заорал: - Чего вы здесь торчите! Суете свой нос в чужие дела! Вы же нам съемки срываете. - Какие такие съемки? - спросил я с любопытством. - Вы что-то туго соображаете! - взорвался разгневанный господин. - Это у меня с рождения, - невозмутимо ответил я. Мальчики рассмеялись. А Густав с клаксоном объяснил мне: - Мы ведь снимаем фильм. - Ну да, - подхватил мальчик с чемоданом. - Фильм про Эмиля. И я играю Эмиля. - Да пройдите же наконец! - взмолился ассистент. - Пленка стоит дорого. - Извините, что помешал, - сказал я и пошел своей дорогой. А ассистент побежал назад к грузовичку, в котором была вмонтирована кинокамера, и оператор снова приступил к съемкам. Я дошел, прогуливаясь, до сквера на площади Никольсбург и сел на скамейку. Я просидел так довольно долго, рассеянно глядя перед собой. Правда, я уже где-то слышал краем уха, что снимают фильм про Эмиля, но потом это совсем выпало у меня из головы. Ну, а если вдруг становишься свидетелем того, как история, происшедшая два года назад, снова точь-в-точь повторяется - и чемодан, и букет цветов, и клаксон, и котелок, - то у тебя, естественно, глаза на лоб полезут от удивления! Немного погодя ко мне подсел высокий худощавый господин. Он был постарше меня, носил пенсне и глядел на меня, посмеиваясь... Наконец он сказал: - С ума можно сойти, верно? Думаешь, что то, что происходит вокруг тебя, - это живая жизнь, а потом оказывается, что это лишь воспроизведение давным-давно случившихся событий. Он сказал еще что-то вроде того, что искусство - это всегда обман. Впрочем, ничего дурного он этим сказать не хотел. Мы с ним поговорили немного на эту тему, а когда оказалось, что мы ее исчерпали, мой собеседник заметил: - На этой сугубо штатской скамье сыщики скоро будут держать военный совет. - Откуда вы знаете? Вы что, тоже из съемочной группы? Он рассмеялся: - Нет, что вы! Я просто жду здесь своего сына. Он хочет быть на съемках. Потому что он был тогда одним из сыщиков. Тут я немного взбодрился, внимательно посмотрел на моего соседа и сказал: - Разрешите, я попробую догадаться, кто вы такой? - Прошу вас, - ответил он весело, его все это явно забавляло. - Вы - советник юстиции Хаберланд, отец Профессора! - Догадались! - воскликнул он. - Но откуда же вы это знаете? Вы что, читали книгу "Эмиль и сыщики"? - Нет, я ее написал. Это сообщение почему-то чрезвычайно обрадовало советника юстиции. И через несколько минут мы уже разговаривали друг с другом, как друзья детства, и даже не заметили, что к скамейке подошел мальчик. Он снял гимназическую фуражку и поклонился. - Ах, вот и ты! - воскликнул советник юстиции Хаберланд. Я узнал Профессора с первого взгляда. Правда, он вырос с тех пор, как я его видел, не очень, но все же вырос. Я протянул ему руку. - Вы - господин Кестнер, - сказал он. - Так точно! - воскликнул я. - Тебе нравится, как они снимают фильм про вашу историю? Профессор поправил очки. - Они стараются, этого я не отрицаю. Но такой фильм должны были бы сочинить и снимать сами ребята. Взрослые во всем этом ничего не смыслят. Советник юстиции засмеялся. - Его все еще зовут Профессор, - сказал он. - Но его уже давно пора бы звать Тайный советник. Ну, а потом Профессор сел на скамейку между нами и рассказал мне о своих друзьях. О Густаве с клаксоном, который недавно получил в подарок к клаксону мопед. И о Вторнике. За это время его родители переехали в Далем, но он часто бывает в Берлине, потому что скучает по своим старым товарищам. И о Блеуере, и о братьях Миттенцвай, и о Трауготте, и о Церлетте. Я узнал много новостей. Ну, а Петцольд все такой же противный парень, как два года назад. Он со всеми вечно ругается. - Да, что вы на это скажете? - вдруг перебил сам себя Профессор. - Я ведь стал домовладельцем. Он выпрямился и с гордостью поглядел на меня. - Я в три раза старше тебя, - сказал я, - но все еще не стал домовладельцем. Как же это у тебя так быстро получилось? - Это наследство от его умершей двоюродной бабушки, - объяснил советник юстиции. - Дом стоит на берегу Балтийского моря, - рассказывал мне Профессор, сияя от счастья. - И я приглашу к себе на летние каникулы Эмиля и всех сыщиков. - Он сделал небольшую паузу. - Конечно, если родители разрешат. Советник юстиции искоса кинул взгляд на сына. Смешно было смотреть, как они сквозь очки уставились друг на друга. - Насколько я знаю твоих родителей, - сказал советник юстиции, - они возражать не будут. Дом принадлежит тебе, а я являюсь в данном случае лишь твоим опекуном. - Договорились! - сказал Профессор. - А если я когда-нибудь женюсь и у меня появятся дети, я буду вести себя с ними, как ты со мной. - При условии, что у тебя будут такие же образцовые дети, как у твоего отца, - уточнил советник юстиции Хаберланд. Мальчик придвинулся поближе к отцу и тихо сказал: - Спасибо. На том разговор окончился. Мы встали и втроем пошли по Кайзераллее. На террасе кафе "Жости" стоял артист, играющий роль господина Грундайса. Он снял с головы котелок и вытер вспотевший лоб. Рядом с ним стояли режиссер, оператор и тот самый человек, что накричал на меня у газетного киоска. - Нет, так дело не пойдет! - раздраженно кричал актер. - Вы что, хотите, чтобы у меня был заворот кишок? Я должен съесть одну яичницу из двух яиц. Так и написано в сценарии: из двух яиц. А я съел уже восемь, но вам все мало. - Ничего не попишешь, старик, - сказал режиссер. - Придется снять еще дубль. Актер напялил котелок, с мукой воздел глаза, подозвал кельнера и печально сказал: - Ну что же, валяйте - несите мне еще одну яичницу! Кельнер принял заказ, покачал головой и воскликнул: - Какой дорогой фильм! И ушел на кухню. <> А ТЕПЕРЬ ПРЕДОСТАВИМ СЛОВО КАРТИНКАМ. ИХ ДЕСЯТЬ <> <><><><><><><><> <> Во-первых, <> <> сам Эмиль <> <><><><><><><><> Вот он и снова появился! С тех пор, как мы его видели в последний раз, прошло больше двух лет. За это время он вырос. И у него новый выходной костюм. Тоже синий. И, конечно, уже с длинными брюками! Но если он будет и дальше расти так же быстро, то на следующий год ему придется носить этот костюм с короткими штанишками. А в остальном он мало изменился. Он остался тем же образцовым мальчиком, каким был. И маму свою он любит ничуть не меньше, чем прежде. И часто, когда они бывают вместе, он говорит с нетерпением: "Надеюсь, скоро я смогу зарабатывать много денег. И тогда ты не будешь больше мыть и завивать чужие головы". А мама всегда смеется и отвечает: "Вот и отлично. Тогда я буду мух ловить". <><><><><><><><><><> <> Во-вторых, <> <> старшина Йешке <> <><><><><><><><><><> Подпись правильная. Сержант Йешке из Нойштадта успел за это время стать старшиной. Случай с памятником давно забыт. И иногда даже старшина Йешке после дежурства приходит к Тышбайнам пить кофе. А перед этим он всякий раз покупает у булочника Вирта большой пирог. И фрау Вирт, которая всегда укладывает волосы у парикмахерши фрау Тышбайн, сказала на днях своему мужу, булочнику Вирту: "Ты смекнул, Оскар, к чему дело идет?" И когда булочник отрицательно покачал головой, жена воскликнула: "Что-что, а уж пороха ты не изобретешь!" <><><><><><><><><><><><><><> <> В-третьих, <> <> наследство профессора <> <><><><><><><><><><><><><><> Вот дом, который Профессор получил в наследство от своей двоюродной бабушки. Он находится в Корлсбюттеле, на берегу Балтики. Умершая бабушка была при жизни страстной садовницей. И сад, окружающий старый двухэтажный дом, - настоящее чудо. А пляж совсем рядом. Туда можно побежать прямо в плавках через ольховую рощу. Три минуты в зеленом сумраке - и ты уже в дюнах, а у твоих ног плещется море. А деревянный мол, к которому пристают местные пароходы, уходит к самому горизонту. <><><><><><><><><><><><> <> В-четвертых, <> <> Густав с клаксоном <> <><><><><><><><><><><><> Знаете ли вы историю про человека, который нашел пуговицу, а уже к ней заказал себе костюм? Что-то в этом роде случилось и с Густавом. Сперва у него был только клаксон. А потом он так долго канючил, что в конце концов отец подарил ему к этому клаксону мопед. Конечно, это не мотоцикл, и, чтобы ездить на нем, прав не надо. Но жителям соседних домов вполне хватает того треска, который подымает Густав, когда заводит свой мопед или с ревом заворачивает за угол. Глядя, как он в спортивном костюме лихо вскакивает на мопед, все думают: вон едет немецкий чемпион. Занятия в школе, правда, стали хромать, но Густав не унывает. "Из класса в класс кое-как переползаю, и порядок. Что еще надо?" <><><><><><><><><><><> <> В-пятых, <> <> фройляйн Шапочка <> <><><><><><><><><><><> Когда мальчишке четырнадцать лет, он все еще мальчишка, часто даже сопливый мальчишка. Но едва девчонке стукнет четырнадцать, как она уже чувствует себя барышней. И только не вздумайте над ней посмеяться! Или сказать: "Ты чего так задаешься?" Кто на это решится, тому не поздоровится. Конечно, полной идиоткой Пони-Шапочка за эти два года не стала. Для этого у нее слишком сильное чувство юмора. Но если прежде она была настоящим сорванцом, то теперь она стала подростком. И бабушка не устает ей повторять: "Не торопись так, деточка, не торопись так, деточка! Старой перечницей ты всегда стать успеешь". <><><><><><><><><><><><> <> В-шестых, <> <> паром для поездов <> <><><><><><><><><><><><> Вам довелось хоть раз видеть такую переправу? Вот в Штральзунде, например, есть такие вот удивительные пароходы: они подходят к особому причалу с рельсами, и весь состав, целиком, переезжает на палубу. И пароход этот отчаливает и плывет себе по морю, плывет прямо в Данию, или на остров Рюген, или в Швецию. Там он снова причаливает к берегу, и поезд преспокойно едет дальше как ни в чем не бывало. Здорово, верно? Хорошо ехать в поезде, и на пароходе - тоже. Но как, наверное, прекрасно ехать в поезде на пароходе! <><><><><><><><><><><><> <> В-седьмых <> <> "Три-Байрона-Три!" <> <><><><><><><><><><><><> "Три-Байрона-три!" играют немаловажную роль в нашей истории. Они артисты и выступают в цирке или на эстраде. Один из Байронов - отец, а двое остальных - сыновья. Зовут их Макки и Джекки, и они близнецы, хотя Джекки больше Макки. Папу Байрона это бесит, но Джекки ничего не может поделать: он растет. Другие ребята радуются, что растут. А Джекки Байрон приходит от этого в отчаяние. <><><><><><><><><><><> <> В-восьмых, <> <> старый знакомый <> <><><><><><><><><><><> Перед вами - ученик официанта. Он работает в ресторане приморской гостиницы и станет когда-нибудь настоящим официантом, а может, и старшим официантом, или далее метрдотелем, а пока он помогает накрывать на стол и носить тарелки. И представьте - дел у него невпроворот: целый день крутится как белка в колесе. И все же иногда ему удается урвать часок-другой, быстро сбегать на пляж и доплыть до песчаной косы. Или сесть верхом на огромный надутый зеленый тюб - рекламу зубной пасты. И тут может случиться, что он встретит старых знакомых из Берлина и вспомнит события, происшедшие два года назад. <><><><><><><><><><> <> В-девятых, <> <> капитан Шмаух <> <><><><><><><><><><> То, что перед вами старый морской волк, видно за версту. Он капитан торгового судна, которое плавает по Балтийскому морю. Иногда оно возит древесину. Иногда - уголь. Иногда - шведскую сталь. А иногда - ром. Слишком много рома. А от морского ветра, говорят, очень-очень хочется пить. В Корлсбюттеле у капитана Шмауха есть домик, а в гавани там стоит отличная парусная яхта: она тоже принадлежит капитану. Да, чуть не забыл: мальчишка, который учится на официанта, - его племянник. На свете вообще куда больше родственников, чем думаешь. В Балтийском море, недалеко от берега, есть крошечный островок. Как-то давно один рыбак шутки ради отвез на этот остров пальму в кадке и высадил ее в песок. И представьте себе, в северном песке растет теперь африканская пальма, хотя вид у нее довольно жалкий. Просто курам на смех, но, к счастью, кур на островке нет - он необитаем. Во-первых, потому что он весь песчаный, а во-вторых, потому что слишком маленький, чтобы на нем жить. Если бы на нем кто-нибудь упал во сне с кровати, то угодил бы прямо в море. <> А ТЕПЕРЬ ПОРА НАЧИНАТЬ НАШУ ИСТОРИЮ <> Глава первая СТАРШИНА ЙЕШКЕ ОБРАЩАЕТСЯ С ПРОСЬБОЙ В тот день старшина Йешке был после обеда свободен и явился к Тышбайнам с огромным яблочным пирогом. Мама Эмиля сварила кофе. И вот теперь они сидели втроем за круглым столом в столовой и налегали на пирог. Большое блюдо пустело медленно, но верно. Эмиль уже наелся до отвала. А господин Йешке тем временем рассказывал, что бургомистр Нойштадта решил заменить старую конку настоящим электрическим трамваем. Теперь все дело упиралось только в деньги. - А почему бы уж сразу не построить метро? - насмешливо спросил Эмиль. - Без нашей конки Нойштадт потеряет половину интереса. Трамваи ведь есть везде. Но мама успокоила Эмиля: - Если это вопрос денег, то можно не волноваться: конка будет ездить по Нойштадту до скончания века. Утешившись, Эмиль взял с блюда последний кусок яблочного пирога и, исполненный сознанием своего долга, принялся его уплетать. Старшина вежливо спросил, можно ли ему закурить. - Конечно, господин Йешке! - воскликнула фрау Тышбайн. Гость вынул из кожаного портсигара огромную черную сигару, прикурил и пустил густое голубое облако дыма. Тут фрау Тышбайн встала, составила чашки и тарелочки, унесла всю посуду на кухню и сказала, вернувшись, что ей надо выйти купить шампунь, потому что через час придет фрау Хомбург мыть голову. Эмиль вскочил, чтобы сбегать в лавку вместо мамы, но она его остановила: - Нет, мальчик, я пойду сама. Эмиль с изумлением посмотрел на мать. Господин Йешке кинул взгляд на фрау Тышбайн, поперхнулся дымом и закашлялся. Откашлявшись, он сказал: - Эмиль, мне надо с тобой поговорить. Так сказать, как мужчина с мужчиной. Внизу хлопнула входная дверь - фрау Тышбайн ушла. - Ну что ж, давайте говорите, - сказал наконец Эмиль. - Но я что-то не понимаю, почему это моя мама вдруг сорвалась и убежала. Ведь покупать - это моя обязанность. Старшина положил сигару на край пепельницы, перекинул ногу на ногу и провел рукой по мундиру, как бы стряхивая пепел, хотя никакого пепла на нем не было. - Твоя мама ушла, наверно, для того, чтобы мы могли спокойно поговорить, - сказал Йешке и растерянно уставился в потолок. Эмиль тоже поднял глаза. Но ничего интересного там не обнаружил. Старшина снова взял в руку сигару и спросил без обиняков: - Скажи-ка, парень, я тебе очень несимпатичен? Эмиль чуть не упал со стула. - Почему вы так думаете? Что за странный вопрос, господин Йешке? - Он помолчал, потом добавил: - Раньше я, правда, вас здорово боялся. Старшина рассмеялся: - Из-за той истории с памятником, да? Мальчик кивнул. - Мы тоже делали такие глупости, когда были школьниками. Эмиль ахнул: - Вы тоже? Лично вы? - Да, я собственной персоной, - ответил полицейский. - В таком случае вы мне очень симпатичны, - заявил Эмиль. Господин Йешке этому явно обрадовался. - Я должен тебя спросить об одной очень важной вещи, - сказал он. - С твоей мамой я уже говорил об этом. В то воскресенье. Но она сказала, что все зависит от тебя. Если ты будешь против, ничего не выйдет. - Что, что? - переспросил Эмиль. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая, а потом признался: - Вы на меня не обижайтесь, только я ни слова не понял из того, что вы сказали. Старшина внимательно рассматривал свою сигару. Она успела потухнуть, и он тщетно пытался ее снова раскурить. Наконец он сказал: - Трудно говорить об этих вещах с таким большим парнем. Ты помнишь своего отца? - Почти нет. Мне было пять лет, когда он умер. Старшина кивнул. Потом разом выпалил: - Я хотел бы жениться на твоей матери. - Он довольно долго кашлял, а когда немного успокоился, добавил: - Меня обещали перевести работать в участок. А потом я стану инспектором. Экзамен я выдержу, это точно. Я, правда, не ходил в реальное училище, но все же я не дурак. А инспектор неплохо зарабатывает. И ты сможешь даже получить высшее образование, если у тебя будет охота. Эмиль стряхнул крошки с цветной скатерти. Старшина добавил: - Если ты будешь против, она за меня не выйдет. Мальчик встал и подошел к окну. Некоторое время он глядел на улицу. Потом обернулся и тихо сказал: - Мне надо как-то свыкнуться с этой мыслью, господин Йешке. - Понятно, - ответил тот. Эмиль снова стал смотреть в окно. "Собственно, я представлял себе нашу жизнь иначе, - думал он, провожая глазами грузовик. - Я сам хотел начать зарабатывать деньги. Много денег. Чтобы ей не надо было больше работать. И хотел жить с ней всю жизнь, никогда не разлучаться. Только вдвоем. И больше никого. А тут нежданно-негаданно приходит этот старшина и хочет стать ее мужем!" Эмиль вдруг увидел мать: она появилась из-за угла и быстро перешла улицу. Эмиль спрятался за занавеску. "Мне надо немедленно принять решение. И думать я должен прежде всего не о себе. Это было бы подло с моей стороны. Она всегда думала только обо мне. Он ей нравится. Я обязан скрыть, что мне грустно. Мне просто необходимо быть веселым, не то я испорчу ей всю радость..." Эмиль набрал воздуха, обернулся и громко проговорил: - Я согласен, господин Йешке. Старшина встал, подошел к нему и пожал ему руку. И тут как раз открылась дверь. Мать вошла в комнату и пытливо поглядела на своего мальчика. У него в голове еще раз пронеслось с быстротой молнии: "Быть веселым!" И Эмиль взял Йешке под руку, засмеялся и сказал маме: - Ну, что ты на это скажешь! Господин старшина только что попросил у меня твою руку! Когда пришла фрау Хомбург, чтобы вымыть голову, счастливый жених удалился. Вечером он снова появился и принес цветы. И полфунта дорогой колбасы. И бутылку сладкого вина. - Чтобы чокнуться, - сказал он. Они поужинали, а потом чокнулись. И Эмиль произнес торжественную речь, а господин Йешке долго смеялся. Фрау Тышбайн сидела на диване, гладила руку Эмиля, и вид у нее был довольный. - Мой дорогой мальчик, - сказал господин Йешке, - я благодарю тебя за то, что ты нам желаешь счастья. Я невероятно рад всему, что случилось, и у меня есть к тебе только еще одна просьба. Я не хочу, чтобы ты звал меня "отец". Это казалось бы мне странным. Конечно, я буду тебе как бы отцом. Это само собой разумеется. Но называть меня так не надо. Втайне Эмиль был очень рад этим словам. Но он сказал: - Слушаюсь, господин старшина! Но как мне к вам обращаться? "Добрый день, господин Йешке" - это постепенно станет звучать комично, вы не находите? Жених встал. - Прежде всего мы выпьем с тобой на брудершафт. Я, правда, и так говорю тебе "ты". Но теперь и ты должен мне говорить "ты". И они выпили на брудершафт. - А на случай, если у тебя появится потребность как-то меня называть, - сказал Йешке, - мне хочется тебе напомнить, что меня зовут Генрих. Ясно? - Слушаюсь, Генрих! - воскликнул Эмиль. А когда его мама засмеялась, он был на седьмом небе от счастья. Наконец Генрих Йешке ушел домой, а мама и сын легли спать. Как всегда, они сказали друг другу "спокойной ночи" и поцеловались. Потом каждый лег в свою постель. И хотя они делали вид, что спят, оба еще долго не могли сомкнуть глаз. Эмиль думал: "Она ничего не заметила. Она думает, мне не грустно. Теперь она может спокойно выйти замуж за господина Йешке и быть счастливой, как я ей того желаю. Он и в самом деле неплохой дядька". А мама Эмиля думала: "Ах, как я рада, что мой мальчик ничего не заметил! Он не должен знать, что больше всего я хотела бы остаться с ним вдвоем, только вдвоем! Но мне нельзя думать о себе. Мне надо думать о моем мальчике. О его будущем. Кто знает, долго ли мне еще удастся зарабатывать нам на жизнь. А господин Йешке и в самом деле хороший человек". Глава вторая ПИСЬМО ИЗ БЕРЛИНА И ПИСЬМО В БЕРЛИН Когда Эмиль на следующий день пришел из школы, мама дала ему письмо и сказала: - Тебе письмо из Берлина. - От Пони-Шапочки? - Нет. Почерк незнакомый. - А что там написано? - Эмиль! - с изумлением воскликнула фрау Тышбайн. - Неужели ты думаешь, что я вскрываю твои письма? Он рассмеялся. - Ну, мама, с каких это пор у нас друг от друга секреты? Он отнес свой портфель в соседнюю комнату. И мысленно сам себе ответил: "Со вчера. С прихода господина Йешке". Вернувшись, сел на диван, распечатал письмо и прочел: Мой дорогой Эмиль! Мы, что-то давно ничего друг о друге не слышали, верно? Но все же я надеюсь, что ты живешь хорошо. Мне тоже не на что жаловаться. Правда, у меня несколько недель назад умерла двоюродная бабушка. Но я ее почти не знал. Поэтому особенно и не грустил. Но именно это событие и заставило меня сегодня тебе написать. Дело в том, что бабушка оставила мне в наследство свой дом. Он расположен на самом берегу Балтийского моря, в Корлсбюттеле. Может, слыхал? Это курорт. Вокруг дома - довольно большой и красивый сад. Ты уже догадался, в чем дело? Нет? Так слушай! Летние каникулы уже не за горами, как принято говорить, и вот мне как домовладельцу пришла в голову блестящая мысль: я хочу пригласить тебя и всех сыщиков провести лето на берегу моря, в моем собственном доме. Мои папа с мамой разрешили и будут даже очень рады: В самом деле - очень. Правда, они тоже будут там жить. Но нам это не помешает. Ты ведь знаешь по тому случаю, что с моими стариками ладить легко. Кроме того, дом двухэтажный. Чего можно еще желать? Густав уже согласился. И родители ему позволили. И знаешь, приедет не только он, но и - держись, а то со стула свалишься - твоя кузина Пони Хаймбольд, по прозвищу Шапочка! И твоя бабушка, которая нам всем так понравилась. Все они приедут, если ты согласишься. Может, еще и малыш Вторник. Если его маму не пошлют лечиться в Наухайм. У нее что-то с сердцем. Видишь, какой представляется случай? С ума сойти! Сам себя толкни в бок и поскорей скажи "да". Надеюсь, старик, твоя мать не будет против, раз бабушка и Пони тоже туда едут. Ну, что ты про все это думаешь? Мы встретим тебя в Берлине, чтобы ты снова не сошел не там, где надо. А потом все вместе отправимся к морю. В мой дом! Да, пока не забыл: денег тебе, конечно, брать никаких не надо. С нами поедет тетя Клотильда. Она будет на всех готовить. Между прочим, очень вкусно. А то, что ей придется варить несколько лишних тарелок супа, не имеет никакого значения. Так говорит моя мама. Ну, а деньги на дорогу тебе вышлет мой отец; он велел мне написать тебе об этом. Потому что бабушка оставила в наследство не только дом, но и деньги. Правда, деньги она завещала моему отцу, а не мне. Значит, тебе остается только согласиться. Я так рад, что снова тебя увижу! И прости, что я пишу про деньги. Ты мне как-то сказал, что о деньгах не говорят, когда они есть. Я эти твои слова не забыл. Но в данном случае я все же вынужден о них говорить, потому что иначе ты, возможно, не сможешь приехать. И тогда каникулы станут для меня неинтересными. И плевать я хотел на это море! Понятно? Дорогой Эмиль! Я с огромным нетерпением жду твоего ответа. Привет тебе от моих и от меня. Твой друг Теодор Хаберланд, он же Профессор. Да! Несколько месяцев тому назад здесь у нас, в Берлине, снимали фильм про Эмиля и сыщиков. Я был на съемках. Очень странно, когда историю из жизни превращают вдруг в кино. Вроде похоже, но все получается совсем по-другому. Мой отец тоже так считает. Картина эта скоро выйдет. Я жду ее с нетерпением. Ты тоже, да? Еще раз привет тебе, и отвечай поскорее. Твой Профессор. Да, чтобы не забыть: пароль "Эмиль". Прочтя письмо до конца, Эмиль дал его маме, а сам отправился в свою комнату. Там он сел за стол, раскрыл тетрадь по геометрии и сделал вид, что решает задачу. Но на самом деле он уставился в одну точку и думал. И думал он примерно вот что: "Конечно, поехать к морю - это здорово. Но дома тоже хорошо... А вдруг я буду мешать теперь старшине Йешке? Хоть капельку. В конце концов он со вчерашнего дня мамин жених. И ей он нравится. Как сын я должен с этим считаться!" А фрау Тышбайн обрадовалась письму Профессора. "Какие замечательные каникулы будут у мальчика! Правда, я буду по нему ужасно скучать. Но это лучше от него скрыть", - подумала она и пошла к Эмилю. - Мамочка, - сказал Эмиль, - как ты считаешь: мне согласиться? - Ну конечно, согласись, - ответила мать. - Такое хорошее письмо! Только ты должен мне обещать, что не будешь заплывать далеко. А то у меня не будет ни минуты покоя. Он торжественно обещал далеко не плавать. - Я только не хочу, чтобы советник юстиции высылал тебе деньги на дорогу. Мы возьмем на билет из сберкассы. Ладно? - И она потрепала за волосы сына, склонившегося над тетрадкой по геометрии. - А ты все за уроками? Лучшее погуляй до обеда. - Хорошо, - сказал Эмиль. - Может, надо что-нибудь купить? Мама шутливо подтолкнула его к двери: - Иди гуляй, говорят! Когда обед будет готов, я тебя позову. Эмиль пошел во двор, сел на лестницу, ведущую в прачечную, и стал задумчиво выдергивать травинки из щелей в кривых ступеньках. Вдруг он вскочил, выбежал из ворот, помчался вниз по улице, свернул в переулок, потом в другой, выскочил на площадь Верхнего рынка и только тут остановился и огляделся, как бы ища чего-то. Он обвел взглядом палатки торговцев овощами и фруктами, батареи глиняных горшков перед лотками садоводов и прилавки мясников. Среди пестрой и оживленной рыночной толпы медленно, заложив руки за спину, с сознанием собственного достоинства расхаживал старшина Йешке. Он следил за порядком. Потом старшина остановился перед лотком мелочной торговки. Она стала ему что-то объяснять, энергично жестикулируя. Он вынул из кармана мундира блокнот, записал несколько слов и степенно двинулся дальше по неровному булыжнику рыночной площади. Мальчик пошел навстречу Йешке. - Хэлло! - крикнул ему старшина. - Уж не меня ли ты ищешь? - Да, господин Йешке, то есть, я хотел сказать... да, Генрих, - запнулся Эмиль. - Мне надо у тебя спросить одну вещь. Дело вот в чем: один мой берлинский друг получил в наследство дом на берегу моря. И он пригласил меня на летние каникулы. И еще бабушку и Пони-Шапочку тоже. Господин Йешке похлопал Эмиля по плечу: - Поздравляю. Это великолепно! - Верно? Старшина с любовью посмотрел на своего будущего пасынка. - Разреши мне дать тебе деньги на билет? Эмиль энергично покачал головой: - Не надо. У меня есть. - Жаль, что не хочешь. Я бы с радостью дал на дорогу. - Нет, Генрих. Я пришел к тебе совсем из-за другого. - Из-за чего же? - Из-за мамы, понимаешь? Если бы ты вчера не... Я хочу сказать, если бы не это, я никогда не оставил бы ее одну. И вообще я поеду только, если ты мне твердо обещаешь, что будешь каждый день приходить к ней хотя бы на час. Иначе она... Я ведь ее очень хорошо знаю... Мне бы не хотелось, чтобы она чувствовала себя одинокой. - Эмиль помолчал. - Жизнь, оказывается, не такая легкая штука. Ты должен дать мне честное слово, что будешь о ней заботиться. Иначе я не уеду. - Я тебе это обещаю. Могу дать тебе честное слово, могу не давать. Как скажешь, мой мальчик. - В таком случае все в порядке, - заявил Эмиль. - Значит, мы договорились: каждый день. Так? Я, правда, буду писать очень часто. Но письмо - это не то. С ней всегда должен быть кто-то, кого она любит. Я не допущу, чтобы она была печальна! - Я буду приходить ежедневно, - обещал господин Йешке. - И буду сидеть не меньше часа. А когда смогу - и дольше. - Спасибо, - сказал Эмиль, повернулся и побежал домой. Во дворе он снова сел на ступеньки и снова стал выдергивать травинки из щелей с таким видом, словно и с места не двигался. Не прошло и пяти минут, как фрау Тышбайн выглянула в кухонное окно. - Эй, молодой человек, - крикнула она. - Обед на столе! Он с улыбкой посмотрел наверх: - Иду, мамочка! Кухонное окно захлопнулось. Тогда он медленно поднялся и пошел домой. После обеда он попросил у мамы почтовую бумагу, сел за стол и написал Теодору Хаберланду, проживающему в Берлине, в районе Вилмерсдорфа, следующее письмо: Мой дорогой Профессор! Огромное тебе спасибо за твое письмо, которое доставило мне большую радость. То, что ты стал домовладельцем, - это просто фантастика! А к тому же еще и дом твой на берегу моря. Поздравляю! Я в тех местах никогда не бывал. Но по географии мы недавно проходили Мекленбургское плато и восточное побережье. Поэтому я могу все себе представить. И дюны, и большие пароходы, и кирпичные церкви, и гавани, и плетеные кресла с навесами на пляже, ну, и все прочее. Я думаю, это очень хорошо! А самое хорошее, что ты пригласил меня, в гости. Я с благодарностью принимаю твое приглашение, огромное спасибо тебе и твоим родителям. Я очень буду рад увидеть тебя, Густава и малыша Вторника. Потому что всех, кто мне тогда так помог, я очень люблю. А то, что ты пригласил Пони и бабушку, - это просто колоссально! Если в доме не хватит места, мы поставим в саду палатку и будем там жить, как бедуины в пустыне. А простыни мы сможем использовать как бурнусы. И каждый будет по часу ходить в дозоре, чтобы остальные могли спокойно спать. Но все это мы еще успеем обсудить. Бабушке и Пони я тоже сегодня еще напишу письмо. А что вы хотите встретить меня на вокзале, очень мило с вашей стороны. Но теперь уж у меня деньги не украдут, можете не сомневаться: я их спрячу в ботинке! Скажи своему отцу, что я благодарю его за предложение выслать мне деньги на дорогу. Но не надо. Ведь у меня еще с тех пор лежат семьсот марок. А на триста я купил, как мы договорились, маме электросушилку и шубу. И, знаешь, эта шуба выглядит еще совсем как новая. Мама очень бережно носит вещи. А еще моя мама просит узнать у твоей мамы, надо ли мне взять с собой постельное белье. И сколько полотенец? И еще вот что: поедете ли вы тоже в бесплацкартном вагоне? А то мы окажемся не вместе. Ведь плацкартные места стоят куда дороже, хотя быстрее от этого все равно не доедешь. Когда мы будем жить в твоем доме, ты мне подробно расскажешь про съемки фильма о сыщиках. Надеюсь, что скоро мы его увидим на экране. Может, даже все вместе! Сердечный привет от мамы и от меня тебе и твоим родителям, и еще раз огромное спасибо! Я так рад! Пароль "Эмиль". Всегда твой Эмиль Тышбайн. Глава третья ЭМИЛЬ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ Тяжелые дни и часы, если их ждешь, приближаются с быстротой урагана, налетают как черные тучи, которые ветер гонит по небу. А хорошие дни подойти не спешат. Словно год - это лабиринт, в котором они заблудились и пути к нам найти не могут. И все же в одно прекрасное утро начинаются летние каникулы. Просыпаешься рано, как обычно, и уже готов вскочить с постели, но тут вдруг вспоминаешь: каникулы! И не надо идти в школу! Лениво поворачиваешься к стенке и снова закрываешь глаза. Каникулы! Это звучит, как две порции мороженого со взбитыми сливками. А тут еще летние каникулы! Ты отрываешь голову от подушки, глядишь в окно и видишь: солнце сияет, небо голубое. Ореховое дерево перед домом не шелохнется; оно будто стало на цыпочки, чтобы заглянуть к тебе. На душе у тебя весело и легко, и, если бы не лень, ты на радостях подпрыгнул бы до потолка. И вдруг ты вскакиваешь как ужаленный. Ведь ты же уезжаешь! И чемодан еще не уложен! Босиком - не искать же тапочки! - вылетаешь в коридор и кричишь: - Ма-а, который час? И вот Эмиль уже идет по перрону. Мать держит его за руку. Старшина Йешке, специально ради этого случая отпросившийся с дежурства, несет его чемодан и пакет с бутербродами. Из деликатности он отстает на несколько шагов. - Пиши мне через день! - сказала фрау Тышбайн. - Не заплывать далеко ты мне уже обещал... Но все же я буду волноваться. Столько мальчишек вместе! Разве предугадаешь, что может случиться! - Все будет в порядке! -сказал Эмиль. - Ты же знаешь, если я что-нибудь обещаю, то всегда держу слово. Но вот за тебя я буду беспокоиться. Как ты проведешь это время без меня? - Мне ведь надо работать. А если выйдет свободная минутка, пойду погулять. По воскресеньям мы с Йешке будем уезжать за город. Конечно, если только он будет не на дежурстве. А если он будет занят, я буду чинить белье. Несколько пододеяльников уже совсем порвались. Или напишу тебе длинное-предлинное письмо. Идет? - Пиши почаще, прошу тебя, - сказал Эмиль и сдавил мамину руку. - А если что случится, ты тут же пошлешь мне телеграмму. И я сразу приеду. - Да что может случиться? - спросила фрау Тышбайн. - Этого нельзя знать заранее. Но если я тебе понадоблюсь, я немедленно приеду. Поезда не будет - я пешком дойду. Я ведь уже не маленький. Ты этого не забывай. Я не хочу, чтобы ты от меня скрывала свои заботы... Фрау Тышбайн с испугом посмотрела на Эмиля: - Да что я от тебя скрываю? Оба молчали и не сводили взгляда с блестящих рельсов. - Да я это так, вообще, - сказал наконец мальчик. - Сегодня вечером, как только доедем до места, я напишу тебе открытку. Но ты ее получишь, наверное, не раньше послезавтра. Кто знает, часто ли там, на побережье, вынимают почту из ящиков. - А я тебе напишу, как только вернусь домой, - сказала мама. - Чтобы ты поскорее получил от меня весточку. Чтобы тебе не было одиноко. Но вот показался берлинский поезд. Как только он остановился, старшина Йешке кинулся в купе, занял место у окна, бережно положил чемодан Эмиля на полку и подождал, пока, мальчик не войдет в вагон. - Огромное спасибо, - сказал Эмиль. - Ты очень добр ко мне. Йешке мотнул головой: - Не о чем говорить, мой мальчик. Потом он вытащил из кармана кошелек, вынул две пятимарковые бумажки и сунул их Эмилю в руку. - Вот тебе немного денег на карманные расходы. Пригодятся. Желаю тебе хорошо провести время. Погода будет теплая. Так писали в газетах. Ну, а насчет того, что я тебе обещал на Верхнем рынке, так ты не беспокойся: свое обещание я, конечно, выполню. Я ежедневно буду навещать твою маму. Хотя бы на часок. Эмиль аккуратно спрятал деньги. Потом он пожал старшине руку. - Большое спасибо, Генрих. - Не за что, мой мальчик. Йешке попытался продвинуть чемодан еще глубже. - А то, чего доброго, еще упадет тебе на голову при первом толчке. Ну, а теперь я пошел. Он вылез из вагона и стал рядом с фрау Тышбайн. Она подошла к окну, у которого стоял Эмиль, и велела еще раз передать привет бабушке, Пони и всем остальным. - Не купайся слишком долго! И не перегревайся. А то получишь солнечный удар. - Если получишь удар, сразу давай сдачи, - пошутил Йешке и от смущения сам засмеялся. - Не забудь съесть бутерброды! - сказала мама. Дежурный по станции подал сигнал. Поезд вздрогнул. - Не разлюби меня, - сказал Эмиль, но так тихо, что мать не расслышала. Потом он был этому рад. Поезд медленно тронулся. - Смотри не размалевывай памятники! - со смехом крикнул старшина Йешке. Потом они могли уже только помахать друг другу. На этот раз путешествие обошлось без снов и краж. Эмиль взял с собой учебник по географии - 1-я часть, Германия - и еще раз прочел все, что там написано о Любекской бухте, Мекленбургском прибрежном плато, острове Рюген и обо всем побережье. Словно готовился к экзамену. Основательность и добросовестность стали его привычкой. (Бывают и худшие привычки.) Когда он дважды прочел все по учебнику, он захлопнул книгу и стал глядеть в окно, любуясь мирным пейзажем, который пробегал у него перед глазами. И пока он смотрел на поля с высокими хлебами, все прочитанное вертелось у него в голове, как жернова мельницы: меловые скалы острова Рюген, мекленбургское скотоводство, кирпичная готика, городок, где родился какой-то фельдмаршал, - все это смешалось воедино, как в калейдоскопе, когда его крутят. Чтобы успокоиться, Эмиль съел бутерброды. Все, до единого. Бумагу он выбросил в окошко. Она зашуршала, но в конце концов упала на тыквенную грядку возле домика путевого обходчика. Перед закрытым шлагбаумом ждала телега, рядом с возницей сидел мальчик и махал поезду. Эмиль помахал ему в ответ. Люди садились. Люди выходили. Время от времени появлялся контролер и чиркал толстым карандашом на оборотной стороне билета. Так что дорогой все время что-то происходило. И куда, куда быстрее, чем тогда, два года назад, приближался поезд к столице немецкого государства. Так всегда бывает. Небольшая ли это прогулка или путешествие по железной дороге - во второй раз путь всегда кажется гораздо короче, чем в первый. (Кстати, это верно и для тех расстояний, которые не измерить на метры и сантиметры.) Бабушка Эмиля и Пони вбежали в зал ожидания вокзала Фридрихштрассе. - Не несись как угорелая, - сказала бабушка. - Я старая женщина, а не экспресс. - Поезд прибудет через минуту, - нетерпеливо ответила Пони. - Мы могли бы быть поточнее. Бабушка энергично покачала головой в знак протеста, и шляпка ее при этом еще больше съехала набок. - Нельзя быть точнее точного, - заявила она. - Прийти на полчаса раньше так же не точно, как на полчаса позже. Пони хотела было поспорить. Но тут их увидел Профессор, подбежал к ним, снял кепку и сказал: - Добрый день, уважаемые дамы! Он взял у Пони оба чемодана и пошел вперед, прокладывая дорогу в толпе. - Добрый день, домовладелец, - ответила бабушка. Он засмеялся и повел своих гостей к родителям. Советник юстиции поздоровался с бабушкой и Пони и познакомил их со своей женой фрау Хаберланд. Мать Профессора, красивая, изящная дама, была одного роста со своим сыном и рядом со своим долговязым мужем выглядела девочкой. Пони сделала несметное количество реверансов и передала все те приветы и слова благодарности, которые ее родители велели ей передать родителям Профессора. А бабушка сказала, что еще никогда не видела моря и ужасно рада этой поездке. Потом все замолчали и стали ждать Эмиля. Поезд замедлил ход и наконец совсем остановился. Пассажиры выходили из вагонов. - Наверно, он опять сошел на вокзале "Зоопарк", - волновалась Пони. Но как раз в этот момент он вылез из вагона, стащил с площадки чемодан, огляделся, увидел всю компанию, улыбнулся и побежал к ним. Поставив чемодан, он поцеловал бабушку, протянул руку родителям Профессора и сказал Пони: - Бог ты мой, как ты выросла! Последним он поздоровался с Профессором. Мальчики держались натянуто. Но так всегда бывает между мальчишками, если они долго не виделись. (Впрочем, это проходит через десять минут.) - Густав выехал сегодня утром на своей мотоциклетке, - объяснил Профессор. - А-а, - сказал Эмиль. - Он передает тебе привет. - Большое спасибо. - А Вторник еще вчера вечером уехал. - Здорово, - сказал Эмиль. - Конечно, - сказал Профессор. Наступило тягостное молчание. Положение спас советник юстиции. Он трижды постучал своей тростью о перрон. - Внимание! Сейчас мы все поедем на другой вокзал. Мы возьмем два такси - в одно сядут все взрослые, в другое - все дети. - А я? - спросила Пони-Шапочка. Все рассмеялись. Конечно, кроме Пони. Она слегка обиделась и сказала: - Я уже не маленькая. Но еще не большая. Так кто же я? - Дурочка, - сказала бабушка. - В наказание поедешь с большими. Чтобы поняла, что ты еще маленькая. Так Пони-Шапочка поплатилась за свой язык. Они пообедали в ресторане на вокзале. А потом заблаговременно сели в поезд, отправляющийся к морю. Поэтому они нашли, несмотря на каникулярное время, свободное купе и заняли его целиком. Весь поезд был до отказа набит детьми, ведрами, фляжками, мячами, лопатками, апельсиновыми корками, сложенными шезлонгами, пакетиками из-под вишен, воздушными шарами, смехом и плачем, и он бодро мчался по сосновым лесам. Это был веселый поезд, - шум вырывался из открытых окон, не нарушая царящей вокруг тишины. Сосны слегка раскачивались от мягкого ветерка и шептали друг другу: "Начались летние каникулы". "Жаль", - ворчал старый бук. Глава четвертая ВИЛЛА "МОРСКАЯ" Корлсбюттель - малоизвестный курорт. Десять лет назад там даже не было железной дороги. Чтобы попасть в Корлсбюттель, надо было сойти на полустанке. И хорошо еще, если там стояла старомодная, запряженная черным мекленбургским жеребцом коляска, на которой отдыхающие могли добраться до Корлсбюттеля. Коляска тряслась по разъезженной песчаной дороге, а слева и справа тянулись леса и поляны, поросшие кустами можжевельника. Словно зеленые гномы, стояли кусты между столетними дубами и буками. Кругом ни души, лишь иногда промелькнет косуля да поднимутся в небо голубые дымки от костров на лесных лужайках, которые жгут угольщики. Все как в сказках братьев Гримм. За последние десять лет многое изменилось. До Корлсбюттеля едешь теперь без пересадки, выходишь из вагона, даешь свой чемодан носильщику, и через три минуты ты в гостинице, а через десять - в море. А прежде надо было преодолеть немалые трудности, чтобы добраться до моря. Не надо недооценивать значение трудностей, стоящих на пути к цели. В трудностях есть свой смысл. ...Каникулярный поезд встречала половина жителей Корлсбюттеля. Вся вокзальная площадь была заставлена всевозможными тележками, тачками, повозками. Ждали много гостей и еще больше багажа. Клотильда Зеленвеленбиндер, старая кухарка Хаберландов, стояла, прислонившись к турникету. Увидев советника юстиции, она замахала обеими руками. Он был на голову выше толпы, хлынувшей из поезда. - Я здесь! - кричала она. - Господин советник! Господин советник! - Не кричите так ужасно, Клотильда, - сказал он, пожимая ей руку. - Давно не виделись? Она рассмеялась. - Всего лишь два дня. - Все в порядке? - Еще бы! Добрый день, фрау Хаберланд. Как вы поживаете? Счастье, что я поехала вперед. В таком доме полно работы. Здравствуй, Тео! Ты что-то очень бледный, мой мальчик. Уж не болен ли ты? А это, верно, твой друг Эмиль? Я угадала? Здравствуй, Эмиль. Я много о тебе слышала. Постели я постелила. На ужин будут бифштексы с овощами. Мясо здесь дешевле, чем в Берлине. Ах, а это, конечно, Пони-Шапочка, кузина Эмиля. Сразу видно. Поразительное сходство. Ты привезла свой велосипед? Неужели нет? Бабушка Эмиля заткнула себе уши. - Остановитесь хоть на минуту! - взмолилась она. - Прошу вас, хоть на минуту. Вы меня совсем заговорили... Я - бабушка Эмиля. Добрый день, дорогая. - Нет, это сходство просто поразительно! - воскликнула Клотильда. Потом она поклонилась и представилась: - Клотильда Зеленвеленбиндер. - Бедняжка! Какое длинное имя. Сходите к врачу, может, он вам пропишет другое, а может, предложит операцию. - Вы мне это всерьез советуете? - спросила Клотильда. - Да нет, - успокоила ее бабушка. - Не всерьез, я почти никогда не говорю всерьез - обычно игра не стоит свеч. Потом чемоданы и сумки погрузили на тележку, и носильщик покатил ее по Блюхерштрассе, а Эмиль и Профессор подталкивали сзади. Взрослые и Пони-Шапочка двинулись следом. Вдруг кто-то громко просигналил, и из боковой улицы на большой скорости выскочила мотоциклетка и тут же затормозила. Носильщик остановился и выругался, да так громко, что в соседних домах задребезжали стекла. - Чего раскричался? - огрызнулся мотоциклист. - Я не из пугливых! Эмиль и Профессор выглянули из-за горы чемоданов, заорали в восторге: "Густав" - и кинулись навстречу старому другу. От неожиданности Густав положил свою мотоциклетку прямо на мостовую, снял защитные очки и сказал: - Только этого не хватало! Я мог бы раздавить своих лучших друзей! А мы собирались встретить вас на вокзале. - Человек бессилен перед судьбой, - послышалось из канавы, идущей вдоль улицы. Густав в испуге посмотрел на мотоциклетку. - Ой, а где же Вторник? Он только что сидел за мной, на багажнике! Они поглядели в канаву и увидели Вторника. С ним ничего не случилось - просто он упал, когда Густав так резко затормозил. - Каникулы хорошо начались! - сказал Вторник и расхохотался. И потом он вскочил на ноги и крикнул: - Пароль "Эмиль"! - Пароль "Эмиль", - подхватили все четверо, продолжая путь уже вместе. Взрослые шли далеко позади. Они вообще ничего не заметили. - Вот он, дом Тео, - сказала Клотильда и показала рукой куда-то вперед. Это был прекрасный старинный дом, окруженный заросшим садом с яркими клумбами. "Вилла "Морская" - стояло на дощечке. - Слева, как видите, большая застекленная терраса с раздвигающимися окнами, - продолжала Клотильда. - Над ней - балкон. Для солнечных ванн. Прилегающую к нему комнату я приготовила для господина советника и его супруги. Вам это по вкусу, фрау Хаберланд? - Мне по вкусу все, что вы делаете, - приветливо сказала мать Профессора. Клотильда покраснела от удовольствия. - В соседней комнате будут жить бабушка Эмиля и Пони-Шапочка. А мальчиков мы поместим на первом этаже. В комнате рядом с террасой. В соседней комнате тоже есть диванчик. На случай гостей можно будет еще и раскладушку поставить. Есть будем на террасе. В хорошую погоду можно, конечно, и в саду, хотя на воздухе все стынет быстрее. Правда, если супницу накрыть крышкой... - Вдруг она оглянулась. - А куда делись мальчики? Они ведь должны были прийти раньше нас. - Они легли спать, - сказала бабушка. - А если вы будете говорить еще некоторое время, они успеют выспаться и снова встанут. Клотильда с сомнением посмотрела на бабушку: - С вами никогда не поймешь, что всерьез, а что в шутку. - Вопрос тренировки, - объяснила Пони-Шапочка. - Мой отец говорит, что бабушка всегда всех разыгрывает. Пони открыла калитку сада и побежала к дому. Взрослые медленно двинулись за ней, объяснив носильщику, куда отнести вещи. Основная часть сада была расположена за домом. Там сейчас носились мальчишки, выискивая место для мотоциклетки Густава. Профессор сидел на скамейке, болтал ногами и рассуждал вслух: - Собственно говоря, есть две возможности. Либо мы поставим мотоциклетку в теплицу, к помидорам, либо в сарай, где инструменты. - В теплице слишком жарко, - заявил Вторник. Эмиль подумал и сказал: - А в сарае, наверное, лежат ножи и всякие там пилы, стамески. Они могут легко продырявить шины. Густав побежал к сараю, заглянул в дверь и пожал плечами: - Там все битком набито - и самокат не поставишь, не то что мою тяжелую машину! Профессор засмеялся: - И ты это называешь тяжелой машиной? Густав обиделся: - Без прав на другой не поедешь. Но мне и этой хватает. И если бы я там, на повороте, так классно не затормозил бы, от вас бы и мокрого места не осталось. - Мы отключим отопление в теплице, - предложил Вторник. Профессор покачал головой: - Тогда помидоры будут зеленые. - Думаешь, им, помидорам, не все равно, зеленые они или красные. Помидоры - это все мура! - воскликнул Густав. Тут появилась Пони. Эмиль подозвал ее и спросил: - Может, ты придумаешь, куда поставить мотоциклетку? Она огляделась по сторонам, потом показала в глубь сада: - А это что за штука? - Это так называемый павильон. - А на что он? - спросила девочка. - Понятия не имею, - ответил Профессор. И они все побежали к павильону; Густав толкал свою мотоциклетку. Павильон оказался застекленным маленьким домиком, в котором стояли лакированный столик и зеленая лейка. - Отлично! -воскликнул Профессор. - Вот вам и гараж. Лучше не придумаешь! - Что бы вы без меня делали, - заметила Пони-Шапочка и открыла дверь. Ключ торчал в замочной скважине. Густав втащил мотоциклетку в павильон, запер дверь, вынул ключ и сунул себе в карман. Мальчики уже шли назад к дому. Они проголодались. Пони хотела их догнать, но Густав остановил ее: - А что ты скажешь про мою машину? Тебе нравится? Она еще раз подошла к павильону и сквозь стеклянную стену стала разглядывать мотоциклетку. - Ну, что ты скажешь? - повторил свой вопрос Густав. - Видала и лучше, - заявила она и величественно, словно королева, двинулась к дому. Густав растерянно поглядел ей вслед. Потом кивнул своей мотоциклетке, обиженно проводил взглядом Пони и сказал самому себе: - Это все мура! После ужина они посидели еще некоторое время на террасе, любуясь садом, пестревшим цветами. - Вкусно? - не выдержав, спросила Клотильда. Само собой разумеется, все сошлись на том, что еда была великолепной. А когда бабушка заявила, что со дня своей серебряной свадьбы не ела такого бифштекса, Клотильда засияла от счастья. Пока Пони убирала со стола, Эмиль написал маме открытку. Тогда и Густав решил написать домой, что благополучно прибыл и что передает всем привет. Они отдали открытку Вторнику, который уже торопился, чувствуя, что его заждались родители. Он обещал забежать по дороге на почту. - Смотри не забудь их бросить в ящик! - сказал Эмиль. Уже со всеми простившись, Вторник крикнул: - Приходите пораньше на пляж! - и убежал. Советник юстиции подошел к двери террасы и посмотрел на небо. - Солнце, правда, уже село, но все же перед сном надо поздороваться с морем, - сказал он. Все пошли к ольховой роще. Там уже сгущались сумерки. Сразу за рощей начинались дюны, а оттуда было видно море. - Кто еще ни разу не видел моря - шаг вперед! - скомандовал советник юстиции. Вперед вышли Эмиль, Пони и бабушка. - Идите первыми, а мы за вами, - распорядился он. Бабушка взяла своих внуков под руку и стала подниматься на дюну. Справа от них находилась гостиница, а перед ними простирался пляж. Куда ни глянешь - плетеные кресла, вымпелы и песочные крепости. А там, где обрывался пляж, начиналось море! И оно нигде не кончалось. Оно лежало у их ног и тускло мерцало за полоской песка, словно жидкое серебро. А далеко-далеко, у самого горизонта, в сумерки уходил корабль. На его мачте поблескивали огни. На небе, еще розовом от заката, взошел месяц. По нежным пастельным облакам уже скользили первые лучи далеких маяков. Где-то загудел пароход. Бабушка и дети застыли в немом восхищении. Они не могли произнести ни слова, и им даже казалось, что они никогда уже не обретут дар речи. Заскрипел песок. К ним тихонько подошли Хаберланды и Густав. Густав стал рядом с Эмилем. - Потрясающе, а? Эмиль только кивнул в ответ. Они стояли молча, не отрывая глаз от моря. И тут бабушка тихо сказала: - Теперь я хоть понимаю, что не зря дожила до своих лет. Глава пятая ВСТРЕЧА У МОРЯ Когда на следующее утро Клотильда постучала в дверь комнаты, где спали мальчики, она услышала сдавленный смех. - Вы что, уже проснулись? - опросила она и приложила ухо к двери. - Еще как проснулись! - крикнул Профессор и рассмеялся. - Идите завтракать! Все уже в саду. Ребята гуськом выбежали через дверь террасы в сад. За домом на газоне был накрыт большой круглый стол. За ним сидели родители Профессора, Пони-Шапочка и бабушка. Советник юстиции читал газету. Но все остальные с изумлением уставились на появившуюся троицу. Фрау Хаберланд тихонько тронула мужа за плечо. Советник рассеянно спросил: - Что случилось? Он поднял глаза от газеты и тоже застыл от удивления. Профессор и Густав были в трусиках, а Эмиль - в красных плавках. Но не это привлекло всеобщее внимание. Профессор напялил себе на голову панаму отца, а в руках держал его толстую трость. Эмиль накинул на плечи летнее пальто Пони, а на голове у него была ее соломенная шляпа, украшенная красными лакированными вишенками. Кроме того, он все пытался удержать на носу раскрытый пестрый зонтик. Но все лее смешнее всех выглядел Густав. Он напялил себе на голову бабушкин капор и завязал его под подбородком черной шелковой лентой. Завязал так туго, что едва мог открыть рот. Кроме того, он нацепил мотоциклетные очки, а в руке держал сумочку Пони и кокетливо ею помахивал. В другой руке у него был чемодан. Мальчики с невозмутимым видом сели на свои места. Профессор звякнул ложечкой о чашку, и тогда все хором завопили: - Добрый вечер! - Бедняги, у них, верно, солнечный удар, - сказал советник. - И это на второй день каникул. Вот беда! И он снова углубился в газету. - Надо позвать врача, - сказала Пони. - Я вам не прощу, если вы запачкаете мою сумочку, - добавила она уже другим тоном. Густав повернулся и крикнул: - Официант! Почему нас не обслуживают? Что это за кафе! - И он поспешно развязал ленту капора, потому что чуть не задохнулся. - В следующий раз я закажу себе капор у другой модистки, - ворчал он. - Этот все время сваливается! Клотильда принесла из дому горячий кофе. - Мы попались! Опять эта Клотильда! Везде эта Клотильда! Клотильда окружает нас! Пони поглядела на бабушку и спросила: - Что это с мальчишками? Что-нибудь серьезное? - Да нет, весьма распространенная болезнь, - сказала бабушка. - Она называется "переходный возраст". Советник кивнул. - Я знаю эту болезнь очень хорошо. Сам ею когда-то болел. ...После завтрака появился Вторник, чтобы вместе с ребятами идти купаться. Советник юстиции с женой остались дома, а все остальные, в том числе и бабушка, отправились на пляж. Ребята решили ходить босиком. Говорят, это полезно. На вершине дюны они снова остановились. Но теперь море выглядело совсем иначе, чем вчера вечером. Оно было зеленовато-синим и сверкало на солнце, а когда налетал ветерок, так отливало золотом, что слепило глаза. Бабушка надела темные очки, которые ей дала Клотильда. Весь пляж, куда ни глянь, кишмя кишел людьми. И все те же плетеные кресла-корзинки, вымпелы и песочные крепости. Время от времени на песок набегали волны. Пони первая пошла по дорожке к пляжу. Эмиль и бабушка поспешили за ней. Эмиль обернулся и увидел, что ребята стоят на прежнем месте и, казалось, не думают двигаться дальше. - Ну, чего же вы не идете? - крикнул Эмиль. Они осторожно сделали несколько шагов по тропинке, но тут же снова остановились. Густав прыгал на одной ножке и ругался. Бабушка рассмеялась: - Твои берлинцы не привыкли ходить босиком - им больно наступать на гравий. Эмиль подбежал к ним. Густав пробурчал, скорчив гримасу: - И это считается полезным? А Профессор сказал: - Благодарю покорно. У меня ноги не железные. - Нет уж, дудки, я больше не пойду босиком, - поклялся Вторник и попытался сделать еще шаг. Он переступал с ноги на ногу, как петух. - Ну, вы как хотите, а я сбегаю домой за тапочками, - заявил Профессор. Так он и сделал. Густав и Вторник побежали вместе с ним. Эмиль вернулся к бабушке. Она сидела на скамейке и глядела на море. У причала как раз стоял маленький белый пароходик. Эмиль поискал глазами Пони. Она уже ушла далеко вперед. Бабушка сдвинула темные очки на изрезанный морщинами лоб. - Наконец-то мы хоть на минуту оказались вдвоем. Как тебе живется, мой мальчик? Как мама? - Спасибо, спасибо. Все хорошо. Бабушка покачала головой. - Нельзя сказать, чтобы ты был очень разговорчив. Расскажи-ка поподробнее. Я вас слушаю, молодой человек! Эмиль уставился на море. - Бабушка, да ты же все знаешь из наших писем. Мама много работает. Но без работы было бы скучно. Ну, а я... я по-прежнему первый ученик в классе. - Так, так, - проговорила бабушка. - Так, так. Это звучит очень бодро. - Она ласково потрясла его за плечи. - Давай выкладывай все, как есть, негодник! Что-то не в порядке. Что-то не в порядке! Эмиль, я знаю тебя как свои пять пальцев! - Что может быть не в порядке, бабушка? Все отлично. Поверь! Она встала и сказала: - Это ты еще кому-нибудь рассказывай. Но не своей бабушке. Наконец они все же добрались до пляжа. Бабушка села прямо на песок, сняла туфли и чулки и подставила ноги солнцу. А ребята взялись за руки, побежали и с воплем кинулись в волны. При этом они окатили водой толстую женщину, сидевшую у самого берега, и она долго ругалась им вслед. Бабушка подобрала юбку, вошла по щиколотку в воду и вежливо спросила ее: - Скажите, а вы были когда-нибудь молодой? - Еще бы! - Ну и вот, - сказала бабушка. - Ну и вот. И, ничего больше не разъясняя, она снова села на горячий песок и с радостью стала глядеть на прыгающих в волнах детей. Виднелись одни их головы, да и то не все время. Густав плавал быстрее всех. Он первый взобрался на плот, стоящий на якоре в ста метрах от берега, чтобы пловцы могли отдохнуть. Пони и Эмиль приплыли одновременно и помогли друг другу вылезти из воды. Вторник и Профессор отстали. - Как это у вас получается? - спросил Вторник, когда он уже сидел рядом с ребятами. - Почему вы плаваете быстрее, чем Тео и я? Профессор рассмеялся: - Ты не огорчайся. Мы зато головой работаем. - Вот голова вам и мешает, - объяснил Густав - Вы ее слишком высовываете из воды. Смотрите, как надо! И они все поплыли назад. Густав плыл кролем, а остальные пытались ему подражать. При этом Профессор налетел на какого-то господина, который лежал на спине. - Где у тебя только глаза! - крикнул ему пострадавший в раздражении. - Под водой, - объяснил мальчик и неуклюже поплыл за друзьями. Они добрались до мелкого места и остановились перед гигантским резиновым тюбиком зубной пасты (это была, конечно, реклама). Все пытались на него взобраться, но стоило оказаться наверху, как тюбик поворачивался, и ловкач плюхался в воду. Крик там стоял несусветный. Не вылезая из воды, ребята рассматривали пляж. Их внимание привлекли брусья, на которых какой-то человек блистательно делал сложнейшие упражнения. - Вот это да! - восхитился Густав. - Даже я так не умею. Затем место гимнаста заняли два маленьких мальчика. Они подпрыгнули, ухватились за брусья, раскачались и повторили точь-в-точь все труднейшие упражнения, которые перед тем делал гимнаст. Когда они под конец, повиснув на ногах, двойным сальто спрыгнули на песок и изящно приземлились, весь пляж им зааплодировал. - С ума сойти! - восхитился Густав. - В жизни не видел ничего подобного! Да еще такие шпингалеты! Мальчик, стоящий рядом с ним, сказал: - Да ведь это "Три-Байрона-три!". Акробаты. Отец с близнецами. Вечером они выступают в гостинице. - Это необходимо посмотреть, - сказала Пони. - Представление начинается в восемь вечера, - объяснил мальчик. - Остальные номера тоже мирового класса. Я вам советую пойти. - А места будут? - спросил Вторник. - Я могу вам оставить столик, - сказал мальчик. - Ты тоже акробат? - спросил Эмиль. Мальчик покачал головой: - Нет, хотя я тоже неплохой гимнаст. Я - ученик официанта, работаю в здешней гостинице. И вдруг чужой мальчик добавил: - Густав вырос с тех пор, как я его видел, но вообще-то он совсем не изменился. У ребят глаза на лоб полезли от удивления. - Откуда ты меня знаешь? - спросил обомлевший Густав. - Да я вас всех знаю, - сказал незнакомый мальчик. - А Густав даже носил мой костюм. У Густава просто челюсть отвисла. - Что за чушь! - крикнул он. - В жизни я не носил чужого костюма! - Нет, носил, - не сдавался мальчик. Ребята не знали, что и подумать. - Как тебя зовут? - спросила Пони. - Ганс Шмаух. - Не имею представления, - сказал Густав. - Никаких Шмаухов я не знаю. - Ты и моего отца знаешь. И Эмиль его знает. - Час от часу не легче, - сказал Эмиль. Густав не вытерпел, подлетел к загадочному мальчишке, схватил его за шиворот и крикнул: - Ну-ка выкладывай все начистоту, а то я тебя так долго буду кунать в воду, что ты никогда уже не станешь официантом. Ганс Шмаух рассмеялся: - Я был прежде лифтером в Берлине в гостинице "Крейд" на площади Ноллендорф. Пароль "Эмиль"! Тут началось нечто невообразимое. Они плясали, как обезумевшие индейцы, вокруг Ганса Шмауха, а брызги соленой воды разлетались фонтаном. И они так трясли Гансу руку, что чуть ее не оторвали. - Нет, подумать только, вот так встреча! Здорово! - воскликнул Эмиль. - Твой отец был тогда так добр ко мне! Помнишь, как мы с Густавом ночевали у вас в дежурке? - Еще бы! - подтвердил Ганс. - Это была мировая история, верно? Я буду помнить ее всю жизнь, даже если стану владельцем гостиницы. Кстати, мы сможем вместе покататься на паруснике, когда у меня будет время. Мой дядя живет здесь, в Корлсбюттеле. У него большой торговый пароход. - Разве торговый пароход - парусник? - спросил Вторник. - Да нет, конечно, - сказал Ганс. - Но, кроме того, у дяди есть прекрасная парусная лодка. И сам он мировой дядька! Ребята вместе выбежали на берег и познакомили Шмауха с бабушкой. Она порадовалась вместе с ними. Но только после того, как все сухо-насухо вытерлись. Густав, весело поглядывая на Ганса и энергично растирая себя полотенцем, сказал: - Одну вещь я все же не в силах понять. - Что именно? - спросил Ганс Шмаух, поднимая глаза на здоровяка Густава. Густав недоумевающе покачал головой и сказал: - Не понимаю, как мне тогда удалось влезть в твой костюм. Глава шестая ГУСТАВ И ФИЗИКА Вереницей бежали счастливые дни. И солнце пекло, словно оно глядело на море сквозь лупу. Профессор и его гости стали сперва красные, как раки, а потом черные, как мулаты. Только Пони-Шапочка все оставалась красной и шелушилась, как луковица. Бабушка мазала ей спину вазелином, ореховым маслом, ланолином и еще каким-то специальным кремом для загара. Ничего не помогало. Рано утром, когда бабушка будила Пони, приговаривая: "Вставай, графиня. Солнышко уже светит!" - Пони чуть не плакала от досады. "Почему все нет дождя?" - спрашивала она. Но мальчишки были в восторге от хорошей погоды. Почти весь день они проводили в воде или на пляже. Либо ходили в гавань и любовались яхтой капитана Шмауха "Кунигунда IV". Они радовались, что скоро у их друга будет выходной день и они все вместе выйдут в море. Иногда Густав уезжал на своей мотоциклетке в лес, а кто-нибудь из ребят садился к нему на багажник. Он ездил взад-вперед столько раз, сколько нужно, чтобы перевезти всех. Однажды даже бабушка поехала с ним до домика лесника. Слезая, она сказала: - Феноменально! Я упустила свое призвание. Мне надо было стать вовсе не бабушкой, а мотогонщицей. Они писали домой письма. И получали письма. Время от времени советник юстиции всех фотографировал, а когда снимки были готовы, они посылали их своим родителям. В лес они ходили и пешком, причем всякий раз приносили огромные букеты полевых цветов. Эмиль знал почти все растения, называл их ребятам и очень интересно про них рассказывал. Как-то раз, случайно это услышав, советник юстиции тут же поехал в Росток и купил в книжном магазине учебник по ботанике и атлас растений. Но именно с этого дня интерес к цветам, травам и кустам почему-то у всех пропал. У всех, кроме Эмиля. - Сидеть над учебником летом - нет уж, приветик! - заявил Густав. Однажды бабушка получила письмо из Нойштадта. Длинное письмо. Она перечла его дважды, потом сунула в сумочку и сказала про себя: "Вон оно что. Вон оно что". Но Эмилю она ничего не сказала. Во всяком случае, пока. Они сидели на террасе и обедали, когда советник объявил: - Если присутствующие не возражают, я предлагаю пойти всем сегодня вечером в гостиницу посмотреть эстрадное представление. Мальчишки так разволновались при этом сообщении, что даже сладкое им уже не полезло в горло, хотя на сладкое было винное желе - коронное блюдо. Клотильды. Но все же они кое-как управились со сладким и бегом помчались в гостиницу. Пока они, стоя перед гостиницей, решали, кому из них войти и поговорить с Гансом, появилась Пони-Шапочка. - А ты как сюда попала? - спросил Густав. - На своих двоих! - объяснила Пони. - Я хочу заказать на вечер столик. Может, у вас есть возражения? Возражений ни у кого не оказалось. Пони пошла в ресторан и нашла там Ганса Шмауха. Он как раз нес целую гору тарелок, ловко ею балансируя, хотя паркет был натерт. - Минуточку, Пони. Я сейчас. Она подождала. Он тут же вернулся и спросил: - Чем могу служить? - Я хотела бы заказать столик на вечер. - На сколько человек? - Подожди, надо подсчитать. Советник, его жена, бабушка, я, Клотильда и трое мальчишек - всего... - Восемь человек, - подхватил Ганс. - Будет сделано. Постараюсь поближе к сцене. Может, мой дядя-капитан тоже сегодня придет. Вам надо с ним познакомиться. Пони подала Гансу Шмауху руку и сказала: - Значит, столик на девять человек. Он поклонился. После ужина все, кто жил в вилле "Морская", оделись понаряднее и торжественно двинулись к гостинице. Столик, который им оставил Ганс Шмаух, стоял в первом ряду, перед самой сценой. Советник заказал для взрослых вино, а для детей - апельсиновый сок. Представление еще не началось, оркестр играл популярную музыку, а зал быстро заполнялся курортниками. Вскоре уже все столики оказались занятыми. Советник юстиции похлопал Густава по плечу: - С каких это пор ты стал таким прилежным, что даже на эстрадный концерт идешь с книгой? Густав покраснел. - Это английский словарь, - объяснил он. - Ты что, собираешься зубрить слова? Густав покачал головой: - Во время каникул? За кого вы меня принимаете! Пони рассмеялась: - Наверное, он хочет поговорить с близнецами-акробатами. - Ну да, - сказал Густав. - А их фамилия Байрон. Значит, они англичане. Если я не пойму, что они мне скажут, я посмотрю в словарь. - Интересно послушать ваш разговор, - сказала бабушка. На ней было платье из светлой тафты, и выглядела она очень торжественно. Тут в зал вошел большой, плотный человек в морской фуражке и синем костюме. Он остановился в дверях и огляделся. К нему тут же подскочил Ганс, шепнул что-то и подвел его к столу Хаберландов: - Разрешите вам представить моего дядю - капитан Шмаух. И Ганс убежал. Дети встали. Советник тоже. Он поздоровался с капитаном и попросил его сесть за их столик. Капитан подал всем руку, а потом взмолился: - Давайте не так торжественно, а то я не выдержу. Тогда все снова сели. Капитан заказал себе грог с ромом и сказал: - Столько детворы за столом - вот это по мне! Расскажите-ка что-нибудь про школу. Ведь прошло уже сорок лет с тех пор, как меня выгнали из гимназии. Хорошее было времечко. Ребята силились вспомнить что-нибудь, что могло бы заинтересовать капитана, но им ничего не приходило в голову. Он выжидающе переводил взгляд с одного на другого, потом ударил себя по колену и воскликнул: - Не могу поверить! Выходит, мы были из другого теста. У нас все откалывали такие номера, что только держись! - Ах, вас вот что интересует! - воскликнул Густав. - А ты думал, я хочу, чтобы вы мне декламировали "Колокол" Шиллера? - У меня за неделю до каникул вышла такая история, умереть можно, - начал Густав. - Сперва меня чуть было не выгнали, но потом все как-то уладилось... Так вот как было дело. Урок физики был в тот день после большой перемены. Мехнерт - есть у нас такой зубрила-отличник - побежал к директору и наябедничал на одного парня. Вовсе не на меня, кстати. Но я в классе что-то вроде высшей инстанции. Когда что-нибудь такое случается, мне нельзя сидеть сложа руки. Но наш отличник Мехнерт, конечно, струсил и во время перемены куда-то смылся. Явился он только, когда мы все уже сидели в кабинете физики, вошел в класс вместе с Попрыгунчиком, то есть, я хочу сказать, с господином Каулем, учителем физики. Нам собирались показать что-то про электрические искры - не помню уж точно, что именно. Кауль возился с приборами, а потом велел дежурному задернуть черные занавески, чтобы мы лучше разглядели искры. "Старик, - шепнул мне тут Керте, мой сосед по парте, - это редкий случай. Представляешь, ты в темноте подкрадываешься к Мехнерту, даешь ему в ухо и, прежде чем Попрыгунчик, то есть господин Кауль, успеет зажечь свет, снова сидишь как ни в чем не бывало на своем месте". Предложение показалось мне потрясающим. Такому гаду, как Мехнерт, полезно дать разок при всех. А из-за темноты будет неясно, кто ударил, - получится, будто сама справедливость вершит свой суд. Представляете! Сверхъестественное явление на уроке физики - это нам здорово подвезло! Густав обвел глазами сидевших за столом. Напряжение, судя по их лицам, нарастало. - Так вот, - продолжил он. - Темно было, хоть глаз выколи. Попрыгунчик, то есть господин Кауль, сказал, что сейчас все начнется, и велел нам обратить внимание на искры. И пока все обращали внимание, я тихонько прокрался вперед и ударил что было силы. Ошибки быть не могло - Мехнерт с первого класса сидит в первом ряду на первой парте. Я так ему врезал, что чуть себе руку не сломал. Капитан Шмаух хлопнул себя по коленке. - Просто великолепно! Двинул ему разок и сел обратно на свое место как ни в чем не бывало. Густав печально покачал головой: - Нет, я не сел на место. От страха я стоял как вкопанный, не в силах пошевельнуться. - От страха? - удивилась Клотильда. - Почему от страха? - Оказалось, что Мехнерт лысый. - Лысый? - переспросил Эмиль. - Ну да, мой кулак скользнул по лысине, представляешь? Потому что это был вовсе не Мехнерт, а Попрыгунчик, то есть господин Кауль. Даже официант, принесший капитану грог, не уходил, увлеченный рассказом. - А получилось вот что... - продолжал Густав. - Кауль сел в темноте на парту рядом с Мехнертом. Он тоже хотел поглядеть на искры. Это можно понять. Учителю физики это, должно быть, очень интересно. Но не мог же я догадаться, что в темноте он сядет на место Мехнерта! Капитан Шмаух смеялся так громко, что оркестра уже не было слышно, хотя играли как раз марш. Клотильда даже побледнела. - Ужасно! - шептала она. - Прямо мороз идет по колее. Советник юстиции повернулся к рассказчику: - Ну, а что было дальше? Густав почесал за ухом. - В общем-то, все это мура, - сказал он. - Но все же чувствовал я себя не лучшим образом. Тут, конечно, сразу зажгли свет. Попрыгунчик сидел на месте Мехнерта и держался за лысину. Голова у него явно раскалывалась, и это было неудивительно. Я ведь бил не за страх, а за совесть. Класс застыл, будто громом пораженный. А электрические искры покорно сверкали, словно ничего и не произошло. Но никто не обращал на них никакого внимания. "Кто это сделал?" - спросил Попрыгунчик, то есть господин Кауль, после долгого молчания. "Я, - ответил я. - Простите меня, пожалуйста, господин учитель. Я ошибся". "Да, ошибся, можешь в этом не сомневаться", - буркнул он и бросился посреди урока опрометью из кабинета. При этом он обеими руками обхватил голову, словно боялся, что она у него отвалится. Густав помолчал, потом продолжил рассказ: - Мне все стало вдруг как-то до лампочки. Ребята настолько обалдели, что никто не шелохнулся, а я кинулся на Мехнерта и стал его лупить. Я так его отделал, что он долго помнить будет, три дня потом в школу не ходил... Только я от него отвалил, как меня потащили к директору. Попрыгунчик сидел на диване и все прикладывал к голове смоченный в холодной воде платок. "Я только что узнал, - начал директор, - что ты, воспользовавшись темнотой, коварно напал на нашего старого, заслуженного преподавателя. Само собой разумеется, я выгоню тебя из школы, но все же я попрошу тебя объяснить нам причины твоего гнусного поведения". Я просто зашелся от этих слов. Никто никогда мне не говорил, что я коварный. И меня прорвало. Я сказал им, что уж если кто коварный, так это их отличник Мехнерт. И удар по затылку тоже предназначался Мехнерту за то, что он во время большой перемены донес на своего товарища. И что они могут пойти в физический кабинет и полюбоваться останками своего любимчика. Если им такие типы больше по душе, чем я, то пусть... Ну, и так далее. Капитан Шмаух глядел на разгневанного Густава с любовью. - Ну, а потом что было? - Потом произошло нечто, за что я до самой смерти буду благодарен господину Каулю. - Что же он сделал? - спросил Эмиль. - Он рассмеялся, - сказал Густав. - Он так расхохотался, что примочка упала у него с затылка! Капитан Шмаух снова хлопнул себя по коленке. Потом он обернулся к официанту, который все еще стоял и слушал, и скомандовал: - Еще один грог! Глава седьмая ЭСТРАДНЫЙ КОНЦЕРТ В КОРЛСБЮТТЕЛЕ Оркестр играл туш. На сцену вышел шикарно одетый, пожалуй, далее чересчур расфранченный господин и от имени дирекции гостиницы приветствовал столь многочисленную публику. Он обещал, что все присутствующие прекрасно проведут вечер, и отпустил несколько шуточек, над которыми, кроме него, никто не смеялся. Это, видно, его разозлило, и он поспешно объявил первый номер: выступает Фердинанд Бадштюбнер, современный Карузо, с лютней. Карузо-Бадштюбнер оказался толстым седовласым господином. Лютню он держал в руке, а на голове у него была студенческая фуражка. Перебирая струны, он пропел несколько песенок, в которых речь шла о студентах Гейдельберга, о любимой, о красивых хозяйских дочках, о вине и о пивных кружках. Голос у него был не первой свежести. Кончив, он помахал фуражкой. И занавес упал. - В те годы, я вижу, времени на учебу совсем не оставалось, да? - спросил Профессор своего отца. - В песнях есть преувеличение, - объяснил советник. - Если бы мы не учились, мы бы ничего не знали. У Клотильды тоже возник вопрос: - Почему этот пожилой господин, который только что пел, все еще студент? А если он студент, то почему не учится, а поет нам под лютню песни? Все переглянулись. Наконец бабушка ответила: - Он, наверное, заочник. - А, тогда другое дело, - сказала Клотильда. Все засмеялись, но она так и не поняла, почему. - Я получу аттестат и не буду дальше учиться, - сказал Густав. - Я буду либо автогонщиком, либо летчиком. - Обернувшись к Эмилю, он спросил: - А ты? Эмиль на мгновение закрыл глаза. Он подумал о старшине и о том разговоре, который у них был на этот счет. - Нет, - ответил он. - Я тоже не буду дальше учиться. Я хочу как можно скорее начать зарабатывать деньги и стать самостоятельным. Бабушка искоса посмотрела на него, но ничего не сказала. Следующим номером программы был акробатический танец. Артистка с такой быстротой вертелась вокруг собственной оси, что казалось, глаза у нее где-то на спине, а затылок на лице. Капитан так громко хлопал своими гигантскими ладонями, что можно было подумать, лопаются надутые воздухом кульки. Наклонившись к Клотильде, он спросил ее: - А вы умеете танцевать, как она? Но он явно обратился не по адресу. - Я бы постеснялась так изгиляться перед чужими людьми, - ответила Клотильда с достоинством. - Ну, раз ты стесняешься перед чужими, то потанцуй для нас дома, - сказал Профессор. И мальчишки прыснули, представив себе, как Клотильда будет танцевать перед ними на террасе виллы "Морская". Снова заиграл оркестр, на этот раз танго. Начались танцы. Капитан Шмаух пригласил Клотильду, советник юстиции - свою жену, а бабушка качала в такт музыке головой и была в прекрасном настроении. Вдруг какой-то молодой человек подошел к Пони, поклонился и сказал: - Фройляйн, разрешите вас пригласить? Эмиль расхохотался: - Да эта фройляйн и танцевать-то не умеет! Но Пони встала. - Да что ты в этом понимаешь! Сосунок! - бросила Пони и пошла танцевать. И танцевала она так, словно всю жизнь только этим и занималась. - Нет, вы только поглядите на нашу фройляйн! - воскликнул Профессор. - Где это она так насобачилась? - Мы, женщины, - объяснила бабушка, - умеем танцевать с рождения. Густав сокрушенно покачал головой: - Ну и девчонка! Не старше меня, а изображает из себя барышню! Следующий танец был вальс. - Вот это для нас, молодежи, - сказал капитан, приглашая Пони, и они в таком бешеном вихре закружились по залу, что никто больше не решался танцевать. Время от времени капитан подбрасывал Пони высоко в воздух - это получалось у них великолепно, не хуже, чем у настоящих артистов. Все аплодировали, даже официанты. Капитан заставил Пони поклониться. И сам тоже поклонился. Потом снова вышел на сцену расфранченный господин... Он сказал, что с особым удовольствием объявляет выступление следующего артиста, потому что повсюду, далее в самых шикарных кабаре страны, его встречают бурными аплодисментами. - Интересно получается, - изумился капитан. - Если у него везде такой огромный успех, чего же он забрался в такую дыру, как наш Корлсбюттель? Все стали ждать, пока снова поднимется занавес. А когда занавес наконец поднялся и знаменитый артист показался на сцене, Эмиль сказал громко, чуть ли не на весь зал: - Во дает! Потому что знаменитым артистом, которого повсюду встречают чуть ли не овациями, оказался не кто иной, как сам конферансье. Он только успел надеть на голову цилиндр, сунуть в глаз монокль и взять в руку тросточку. - А вот и я, - доверительно сообщил он публике. - Начнем с серьезного жанра. Я спою вам печальную песню "Такова жизнь"... Когда певец замолк и поклонился, бабушка сказала: - Если этот тип хоть раз пел в большом кабаре, то можете меня называть герцогиней Лихтенфельдской. Затем знаменитый артист спел две веселые песенки, но они оказались не менее печальными. А потом он объявил антракт на десять минут. После антракта снова выступала исполнительница акробатических танцев. Потом манипулятор показывал невероятные карточные фокусы. И, наконец, гвоздь Программы - "Три-Байрона-три!". То, что делал мистер Байрон со своими близнецами, было просто уму непостижимо. Зрители сидели не шелохнувшись. А когда мистер Байрон лег спиной на скамейку и поднял вверх руки, у всех дух захватило, потому что Джекки Байрон, тот, что побольше, сделал на правой руке отца стойку на голове, а Макки - на левой. Сперва они еще страховались, держа отца за руку, а потом разом вытянули руки по швам. Они стояли вверх ногами, уперев головы в ладони мистера Байрона, как перевернутые оловянные солдатики. И вдруг-гоп! - ловко спрыгнули на пол и улыбнулись как ни в чем не бывало. Затем мистер Байрон, по-прежнему лежа на скамейке, подтянул колени к животу и поднял вверх ноги. Макки лег на спину поперек отцовских ступней, и мистер Байрон стал тогда двигать ногами, как велосипедист, а Макки завертелся, как веретено. Вдруг он взлетел в воздух, перекувырнулся и снова точно пришел на отцовские ступни, потом опять взлетел вверх, сделал сальто и упал... Нет, не упал, а встал ногами на ступни мистера Байрона и ловко удержал равновесие. Клотильда сказала дрожащим голосом: - Я не могу больше на это смотреть! Но Густав, Эмиль и Профессор глаз не могли оторвать от сцены. Потом Джекки Байрон, тот, что побольше, лег на скамью, поднял обе руки, и вдруг-ап! - этот большой, грузный атлет сделал стойку на кистях, уперевшись в ладони своего сына. - Не понимаю, как у Джекки не ломаются руки, - шепнул Эмиль. Густав кивнул. - Да, это противоречит всем законам физики! Когда три Байрона закончили свой номер, началась настоящая овация. Занавес поднимали двенадцать раз. Густав схватил английский словарь и вскочил с места, исполненный решимости. - Пошли! - крикнул он и побежал. Профессор и Эмиль, едва поспевая, ринулись за ним. Они ждали близнецов в коридоре за сценой. - Hallo, boys! {Привет, мальчики (англ.).} - крикнул Профессор. Близнецы обернулись. - A moment, please... {Минутку, пожалуйста (англ.).} - попросил Густав. Макки - тот, что поменьше, - бросился бежать со всех ног и исчез в какой-то задней комнате. Джекки стоял и смотрел на ребят. - You are wonderful, - сказал Эмиль. - Very nice, indeed. My compliments, Byron {Вы великолепны! Просто прекрасно! Я вас поздравляю, Байрон (англ.).}. Джекки подошел к ребятам поближе. Он был мокрый от пота, и вид у него был очень усталый. Густав листал словарь. - Hallo, dear, - проговорил он, запинаясь. - We have seen you. It's the greatest impression in all my life, by Jove! Do you understand? {Послушай, дорогой. Мы видели. Это самое большое впечатление за всю мою жизнь. Клянусь! Вы поняли? (англ.)}. Джекки долго глядел на мальчишек. Потом он тихо сказал: - Не валяйте дурака! Я ни слова не понимаю по-английски. Привет, господа! У всех троих вытянулись лица. Густав захлопнул словарь. - У меня сейчас будет удар. Я думал, ты англичанин. - Да что ты! Это просто наш псевдоним, чтобы выступать. Иностранные имена нравятся публике. А теперь отгадайте, как меня зовут на самом деле. - Ты уж лучше сам скажи, а то гадать можно долго, - сказал Профессор. - Вы будете смеяться! Да ладно! Меня зовут ПАулъхен ПашУльке. - Паульхен Пашульке! - изумленно повторил Густав. - Имя, как у гнома. Меня зовут просто Густав. Но все это мура! Мы хотели тебе сказать, что мы в восторге. Старик, это просто высший класс! Джекки обрадовался похвале. - Очень приятно, - сказал он. - Вы завтра придете на пляж? Они кивнули. - Значит, до завтра! - крикнул он и исчез в той комнате, в которой уже скрылся его брат. Трое друзей постояли еще в коридоре, поглядели друг на друга и в конце концов рассмеялись. Густав с презрением засунул словарь в карман, обнял Эмиля и Профессора и сказал: - Поделом нам! И зачем только люди учат иностранные языки! Глава восьмая ПОЯВЛЯЕТСЯ ТРЕТИЙ БЛИЗНЕЦ На следующий день дождь лил как из ведра. Ребята не выходили из дому, писали письма и открытки с видами, играли в шахматы и глядели все время в окно. Им казалось, что они как лягушки в банке. К счастью, в гости пришел Вторник. Он взял отцовский зонтик и стоял теперь в саду, словно гриб. Едва он вошел в дом, мальчишки стали ему наперебой рассказывать про трех Байронов и их акробатические трюки. Рассказали ему и о том, что Пони-Шапочку вчера назвали "фройляйн". - Да, да, - сказал Вторник, - мы стареем. И так как Пони была на кухне, где Клотильда учила ее готовить, они ворвались туда с криком: - Фройляйн, ваш партнер стоит у дверей! Пони не удержалась и посмотрела в окно. Мальчишки расхохотались и побежали назад на террасу. Профессор от нечего делать взял со стола отцовскую книгу и стал ее перелистывать. - Послушайте! - сказал он вдруг и громко прочел: - "Нормальные, здоровые дети приходят в мир не с пустыми руками. Природа дает каждому все, что ему повседневно необходимо. Развивать эти дары - наш долг, и часто все это лучше развивается само по себе". - Профессор захлопнул книгу и поглядел на друзей. - Вот видите, что сказал великий Гете. - Что мы видим? - спросил Густав. - Все мы нормальные, здоровые дети. Ну, а дальше что? Профессор ткнул указательным пальцем в книгу: - Гете хочет сказать, что мы от природы обладаем уже всем, что необходимо для жизни. И все, что в нас заложено, считает Гете, может развиваться само по себе. Никто не должен нас опекать... - Профессор посмотрел на вошедшего отца. - Ты знаешь, что я не тебя имею в виду, - сказал он, - но многие родители совершенно неверно обращаются с детьми. - Чертовски трудно воспитывать детей, - сказал советник, - чтобы заниматься ими не слишком много и не слишком мало. И с каждым ведь все по-разному получается. У одного легко развиваются его природные качества, у другого их надо вытаскивать клещами, иначе они не выползут на свет божий. - Советник сел. - Вы все это поймете потом, когда сами станете отцами. - Насчет "саморазвития" - это мне по душе, - заявил Густав. - Уважаемые господа, - сказал советник с улыбкой, - не хотите ли вы несколько дней развиваться самостоятельно, без всякой опеки? Пожалуйста, я вам это устрою. Я проходил сегодня мимо бюро путешествий и прочел объявление, что послезавтра отправляется пароход в Копенгаген. Поездка эта рассчитана на несколько дней. А я давно уже не был в Дании. Короче, я предлагаю всем взрослым и Пони-Шапочке тоже отправиться послезавтра на этом пароходе в Данию, в Копенгаген. - А мы? - спросил Профессор. - Вы, мальчики, останетесь одни в Корлсбюттеле. Обедать можете в столовой. Деньги я вам дам, если вы не усмотрите в этом покушения на самостоятельность вашего развития. - Мы уж не так мелочны, - сказал Густав. - Деньги мы возьмем. - А обо всем остальном вы сами позаботитесь, - сказал советник. - У вас будет полная возможность развиваться без помех, по своему желанию. Вы сами будете за себя отвечать и увидите, удовольствие это или обуза. Договорились? Мальчики были в восторге. Профессор подошел к советнику и гордо спросил у ребят: - Видели ли вы лучшего отца? - Нет! - заорали все в один голос. Вторник поднял руку, как в классе: - Господин советник, а моих родителей вы с собой не прихватите? После обеда по-прежнему лил дождь. Когда все пили кофе, появился капитан Шмаух. Клотильде пришлось тут же сделать ему грог. Он сел в кресло, набил свою трубку, выпустил синее облако дыма и сказал: - Здесь очень уютно. С тех пор как я посидел вчера вечером с вами, мне в моем доме стало как-то одиноко. - Вам надо было жениться, когда вы были помоложе, - заметила бабушка. - Нет, - сказал капитан. - Муж всегда в море, а жена всегда одна дома - это тоже никуда не годится. Сегодня вечером я снова ухожу на несколько дней в Швецию. Повезу лес. Так я живу уже десятки лет. Всегда один! Если бы хоть Ганс остался со мной в Корлсбюттеле. Но и это невозможно. Когда кончится его срок учения, он поедет в Англию и во Францию. Хороший официант должен поработать за границей, он не может из-за своего старого дяди навсегда здесь поселиться. Вот так-то. И с каждым годом становишься все старше, пока в один прекрасный день... Он расчувствовался не на шутку. Поэтому ему пришлось немедленно сварить еще один грог. А потом капитану Шмауху уже было пора отправляться на борт своего парохода. Он надел брезентовый дождевик и зашагал под ливнем. В сторону Швеции. После ужина мальчишки снова сидели одни на террасе. Вторник тоже был с ними. Родители отпустили его до девяти часов. Дождь барабанил по крыше. Ребята скучали. Вдруг кто-то тихо постучал, и они увидели прижавшееся к стеклу лицо. Все четверо вскочили. Профессор подбежал к двери и распахнул ее: - Кто там? На пороге стояла закутанная в плащ фигура. Ребята не сразу поняли, что это Ганс Шмаух. - Извините, если я вам помешал, - сказал он торопливо, входя на террасу, - но мне нужен ваш совет. - Он снял с себя мокрый плащ. - Представляете, что случилось. Около восьми часов мистер Байрон велел мне принести стакан чая к нему в номер. Принес я ему, значит, этот чай, а когда хотел уйти, он меня остановил. Сказал, что хочет у меня спросить одну вещь, но никто не должен об этом знать. Я кивнул. А что я мог еще сделать? Тогда он сказал: "Ты отличный гимнаст. Я видел, как ты работаешь на брусьях. У тебя есть талант. Если я буду тебя учить, ты станешь великолепным акробатом. А главное, ты такой маленький и легкий! Разреши, я тебя подниму!" Он поднял меня одной рукой и так стал крутить, что у меня потемнело в глазах. Потом он меня снова поставил на пол. "Чай стынет, мистер Байрон", - сказал я и хотел выйти. Но он преградил мне дорогу и спросил, охота ли мне стать цирковым артистом и выступать с ним. "Но ведь у вас же есть ваши близнецы, - сказал я. - Зачем вам нужен третий?" - "Мне не нужен третий, мне нужен второй". И знаете, что он еще сказал?.. Мальчишки взволнованно слушали. - То, что он мне еще сказал, звучало так смешно, - продолжал свой рассказ Ганс. - И вместе с тем так жутко. Он сказал: "Джекки становится слишком тяжелым". - Слишком тяжелым? - переспросил Вторник. - Ну да. Джекки растет. И чем больше он становится, тем больше он весит. И оттого, что он все больше весит, его отец уже не в силах делать с ним некоторые упражнения, или это становится слишком опасно. Если Джекки и дальше будет так расти, мистер Байрон вообще больше не сможет с ним работать. Мальчики стояли и молчали. - Вот почему мистер Байрон предлагает мне уехать с ним и Макки. Ночью, тайком. Чтобы Джекки ничего не подозревал. Я для него очень удачная замена, сказал мне мистер Байрон, такого не скоро найдешь. Эмиль схватился за голову: - Бог ты мой, разве может человек бросить своего сына где-то на побережье только потому, что он быстро растет! Это же чистое безумие! А что Джекки будет делать? - Бедный Паульхен! - прошептал Густав. Профессор нервно ходил взад-вперед по террасе. - Хорошенькая история! Этого мы не допустим. Разжаловать одного из близнецов! И взять третьего на это место! Об этом и речи быть не может. - Какое счастье, что все наши отправляются в Данию! - сказал Густав. - Хоть мешать не будут. Эмиль ударил кулаком по столу. - Этот мускулистый чурбан еще крякнет от удивления! Мы займемся этим делом. - Эмиль обернулся к Гансу. - Когда он решил отсюда смываться? - Мистер Байрон говорит, что это всецело зависит от меня, потому что я для него находка, счастливый случай, который не повторяется. - Мы подождем, пока взрослые уедут, - заявил Профессор. - Потом нам снова придется держать военный совет. До тех пор, Ганс, - слушай внимательно! - до тех пор, значит, ты будешь этому Байрону зубы заговаривать. Ясно? Ученик официанта кивнул. - Чур, на этот раз я не буду сидеть у телефона. Так и знайте. - На этот раз мы вообще обойдемся без телефона, - объяснил Густав. - На этот раз придется всем действовать. Ганс Шмаух снова нацепил на себя свой мокрый плащ. - Вы только не пропадайте, - сказал он, направляясь к двери. - Пароль "Эмиль"! - крикнул он перед тем, как исчезнуть. - Пароль "Эмиль", - ответили остальные. На этот крик отозвался лишь ветер, гудящий в саду. Глава девятая СЫЩИКИ ОСТАЮТСЯ ОДНИ Через два дня взрослые и Пони уехали утром в Варнемюнде, чтобы там сесть на пароход, отплывающий в Данию. Женщины, а особенно разволновавшаяся Клотильда, хотели быстренько, в последнюю минуту, дать ребятам еще тысячу всевозможных полезных хозяйственных советов. Но господин Хаберланд буквально силком загнал их в купе, сунул Профессору двадцать марок и сказал: - Обедать будете в столовой. Все остальное, что вам понадобится, купите в лавке у Варкентиена. Кроме того, в кладовке есть кое-какие запасы. Запирайте вечером дом как следует. Не делайте глупостей! А если окажетесь в безвыходном положении, дайте телеграмму в Копенгаген. Мы будем жить в гостинице "Англетер". - В телеграмме нужды не будет, - заверил его Профессор. - Тем лучше, - сказал отец. - Желаю вам веселого развития. И он поднялся в вагон. Несколько минут спустя Эмиль, Густав и Профессор остались одни. Ничто больше не препятствовало их свободному развитию. Они вернулись домой. Погода стояла пасмурная, дул холодный ветер. О том, чтобы купаться, нечего было и думать. Профессор взял с письменного стола карандаш и бумагу и поправил очки. - Прежде всего, - начал он, - нам нужно составить план действий. Каждый по очереди будет день дежурить. Сегодня - я. Завтра - Эмиль. Послезавтра - Густав. Дежурный должен будить остальных, ходить в магазин, варить кофе, готовить ужин, хранить ключ от дома и вообще делать все, что надо. - А зубы каждый сам себе чистит? - спросил Густав и глупо захихикал. Но он тут же стал серьезным и сказал, что не умеет варить кофе. - Научишься, - решил Эмиль. Потом они пошли в кладовку и произвели полную инвентаризацию наличных запасов. Они точно записали, сколько там есть яиц, консервов, колбасы, картошки, огурцов, яблок, хлеба, сала, масла и т.д. - Взрослые должны быть поражены, как легко мы становимся самостоятельными, - сказал Профессор и взял, поскольку он был дежурным, сетку, чтобы отправиться за покупками. Эмиль и Густав пошли вместе с ним. В магазине они долго рассматривали все, что было выставлено в витрине, а хозяин предлагал им то одно, то другое. Профессор растерянно поглядел на друзей. - Извините за беспокойство, господин Варкентиен, - сказал он наконец, - но, как я вижу, все это у нас уже лежит в кладовке. И они вышли с пустой сеткой. - Все постигаешь на опыте, - заявил Профессор, когда они пришли домой. - Ага, - сказал Густав, сбегал за яблоком и вонзился в него зубами. Профессор тут же взял опись наличных продуктов и вычеркнул одно яблоко. - Безупречный порядок - залог успеха! - заявил он. Густав пробормотал, жуя: - Все это мура! Когда они собрались пойти в столовую, Эмиль предложил: - Мы могли бы сэкономить эти деньги. Послушайте, давайте я сам приготовлю обед! - А что ты приготовить? - осведомился Густав. - Я сделаю яичницу, - заявил Эмиль и засучил рукава. - Яйца есть. Масло и колбаса тоже. Я пожарю колбасу и залью яйцами. Если мы съедим это с хлебом, то будем сыты. А на сладкое консервированный клубничный компот. Эмиль повязал себе передник Клотильды, приготовил на столе масло, яйца, колбасу, нож и соль, поставил сковородку на огонь, положил масло, потом нарезанную ломтиками колбасу, разбил о край сковородки два яйца и ловко вылил их на колбасу, а потом посыпал все это солью. Друзья следили за его увлекательными действиями с огромным вниманием и тихим восхищением. - Желток не растекся, - с гордостью