и верно, гуси! - сказала она и проворно  стала спускаться по
обрыву.
     Смирре следил за каждым ее движением.
     "Хоть  мне и не  достанется ничего, - думал  он, -  зато я отомщу  этим
бродягам за все свои обиды".
     А куница спускалась все ниже и  ниже. Она повисала то на одной лапе, то
на другой,  а если  уж совсем  не за  что было уцепиться, змеей скользила по
расщелинам.
     Смирре не сводил с нее глаз.
     Вот куница уже у самой реки. Сейчас она доберется до отмели.
     Затаив дыхание, Смирре ждал предсмертного гусиного крика.
     Но вдруг он увидел, что куница шлепнулась в воду. Потом шумно захлопали
крылья, и вся стая стремительно поднялась в воздух.
     Смирре успел пересчитать гусей. Их было по-прежнему четырнадцать.
     -  Ушли! Опять  ушли!  - прохрипел Смирре.  -  Эта  дура куница  только
спугнула их... Ну, уж с ней-то я расправлюсь! - И он защелкал зубами.
     Но когда куница снова показалась па берегу, Смирре и смотреть на нее не
захотел - такой у нее был жалкий вид.
     Вода потоками стекала с ее длинной шерсти. Отяжелевший, намокший  хвост
волочился  по  земле. Она часто дышала, то и  дело потирая  голову передними
лапами.
     -  Медведь ты косолапый, а не  куница!  - презрительно сказал Смирре. -
Все дело испортила.
     - Да  разве я  виновата?  - жалобно заговорила куница.  - Я уже  совсем
рядом  была,  я  уж и гуся  себе  присмотрела -  самого  большого,  жирного,
белого...  А  он  как  стукнет меня  камнем  по  голове!  Я  так  в  воду  и
бултыхнулась... Подумать только - гусь, а камнями  бросается! Вот  бы  ни за
что не поверила, если бы кто другой сказал.
     - Да ты и  себе не верь,  - сказал Смирре. - Не гусь  это. Это все  он,
мальчишка проклятый!
     - Какой такой мальчишка? Не выдумывай! Там одни только гуси...
     Но Смирре уже не слушал ее. Он мчался вдогонку за стаей.

        4

     Медленно и устало  сонные  гуси летели над рекой. Высоко  в небе светил
месяц, и гуси хорошо видели, как  река черной,  блестящей лентой  извивалась
среди скал. Скалы сжимали ее с двух сторон,  преграждали  ей путь завалами и
наконец совсем загнали под  землю.  Но река и под землей пробила себе дорогу
и, вырвавшись наружу, кипящим водопадом обрушилась на дно  ущелья,  поднимая
столбы водяной пыли и пены.
     Здесь,  у  подножия  водопада,  на  скользких  камнях  среди  бушующего
водоворота, гуси решили провести остаток ночи.
     Нельзя сказать,  что это было очень  удобное место для мирного отдыха -
того  и  гляди  унесет  бурным потоком! Но зато  от  диких  зверей - убежище
надежное.
     Это очень хорошо понял и Смирре, когда увидел стаю. Никогда еще гуси не
были так близко  от него. И никогда до них не было так трудно добраться, как
теперь.
     Дрожа  от  голода и  злости,  Смирре  смотрел на гусей,  спавших  среди
бушующего потока.
     На его счастье, из воды вынырнула выдра с рыбой в зубах.
     "Вот кто мне поможет!" - подумал Смирре.
     Медленно, чтобы не спугнуть выдру, он подошел к ней поближе и сказал:
     - Приятного аппетита!
     Выдра покосилась на него и попятилась назад.
     - Да ты не бойся, не бойся, ешь на здоровье! - ласково сказал Смирре. -
Только, по правде сказать, я никогда бы не поверил, что ты можешь есть такую
дрянь.
     Выдра поспешно проглотила рыбу, облизнулась и сказала:
     - По-моему, и ты был бы не прочь отведать рыбки.
     - Нет, я предпочитаю гусятину, - небрежно ответил Смирре.
     - Гусятина - это, конечно, неплохо. Но где же ее взять?
     - Да ты просто не видишь, что делается у тебя под самым носом, - сказал
Смирре.
     - А что делается? - спросила выдра.
     - Поверни свою морду вон к тому большому камню, тогда увидишь. Впрочем,
тебе все равно до них не доплыть.
     Выдра быстро  повернулась всем телом  и тут  только увидела  гусей.  Не
говоря ни слова,  она  нырнула в воду  и поплыла прямо к камням,  на которых
спали гуси.
     "Как это Смирре посмел сказать, что мне  не доплыть до гусей!" - думала
выдра, и это прибавляло ей силы.
     А Смирре сидел на  берегу  и  с завистью смотрел, как ловко она  правит
хвостом, как быстро перебирает лапами.
     Правда,  на  этот  раз  даже  выдре  пришлось  трудно.  То  и  дело  ее
отбрасывало  назад, швыряло в сторону, крутило на  месте. Но вот  она уже  у
цели. Вот она уже вползает на большой камень.
     -  Ну, хватай  же,  хватай  скорей!  -  шептал Смирре  и от  нетерпения
переступал с лапы на лапу.
     Он не очень надеялся на то, что  выдра поделится с ним, но еще  больше,
чем голод, его мучило желание мести.
     Вдруг  выдра  пронзительно  взвизгнула,  перекувыркнулась и  шлепнулась
прямо в воду.
     Стремительный поток  сразу  подхватил ее, закружил, завертел и,  словно
котенка, понес вперед.
     А гуси в ту же минуту поднялись высоко в воздух и полетели прочь.
     - Нет, сегодня вы у меня спать  не будете, - прошипел Смирре и бросился
за стаей.
     Он  бежал не щадя  ног, натыкаясь на камни, проваливаясь в  ямы.  Он не
видел ничего, кроме четырнадцати гусей, летевших над его головой.
     С разбега он наскочил на что-то мягкое, скользкое, мокрое.
     Смирре не удержался и упал.
     - Эй, эй! Полегче, приятель! - проговорил кто-то под ним.
     - Тьфу, да  это опять  ты, мокрая выдра! - огрызнулся Смирре. - Тебе бы
только в болоте сидеть - головастиков ловить... А еще выдра называется!
     - Да, тебе-то легко  говорить,  а  я вот чуть без лапы не  осталась,  -
заскулила выдра. - И ведь совсем уж рядом с ними была... Уже за крыло одного
гуся схватила... Да  вдруг  точно острая колючка вонзилась мне в лапу... Вот
посмотри сам, как изуродовало! - И она подняла свою раненую лапу.
     И верно, перепонка была вся изрезана и висела кровавыми клочьями.
     - Опять его проделки! - сказал Смирре и, перешагнув через мокрую выдру,
побежал дальше.

        5

     Ночь  уже  подходила  к  концу,  когда измученные гуси увидели  вдалеке
одинокую скалу.  Она  высоко торчала среди других скал,  как поднятый  палец
великана. Это было надежное убежище, и, собрав последние силы, гуси полетели
к скале.
     А Смирре, тоже собрав последние силы, побежал за ними. Но по земле путь
длинней, чем по воздуху.  Когда Смирре  подбежал к подножию  скалы, гуси уже
спали на ее вершине.
     Опытным взглядом  бывалого  охотника Смирре  оглядел скалу. "Не стоит и
пробовать,  только  ноги  переломаешь!  - подумал  он.  - Зато поразвлечь их
можно".
     Он  сел па  задние лапы,  задрал кверху  морду и начал  выть,  скулить,
скрипеть зубами,  щелкать  языком... А  эхо  трижды повторяло за  ним каждый
звук, так что воздух кругом дрожал и гудел.
     Смирре  недаром  старался.  Гуси   проснулись,  зашевелились,  тревожно
загоготали. Но резкий голос Акки Кебнекайсе остановил их:
     - Опасности нет! Спите спокойно.
     И когда гуси утихли,  а Смирре замолчал на минуту, чтобы перевести дух,
Акка подошла к самому краю утеса и сказала:
     - Это ты тут шляешься, Смирре?
     - Да, это я, - ответил Смирре. - Не хотите ли вы нанять меня в сторожа?
Тогда вас ни одна куница, ни одна выдра  не  потревожит. А то,  боюсь, вы не
очень-то выспались сегодня.
     - Так это ты подослал к нам куницу и выдру? - спросила Акка.
     - Не стану отпираться - я, - сказал Смирре. - Я хотел отблагодарить вас
за развлечение, которое вы мне доставили в лесу на берегу озера. Только ведь
каждый развлекается, как умеет:  вы по-гусиному, а я  по-лисьему. Впрочем, я
готов помириться с вами. Если ты, Акка, отдашь мне мальчишку, которого  вы с
собой таскаете, я оставлю вас в покое. Вот тебе мое честное лисье слово.
     - Нет, - сказала Акка, - мальчишку ты никогда не получишь. Вот тебе мое
честное гусиное слово.
     - Ну что ж!  Тогда пеняйте на себя, - сказал Смирре. - Пока  меня носят
ноги, вам не будет житья. Это так же верно, как то, что меня зовут Смирре!

        Глава VIII

        ВОРОНЫ С РАЗБОЙНИЧЬЕЙ ГОРЫ

        1

     Лис Смирре был не из тех, кто забывает обиды. Он поклялся, что отомстит
Нильсу и его крылатым товарищам, и был верен своей клятве.
     Куда бы ни летела стая, Смирре, как тень, бежал за ней по земле. Где бы
ни спускались гуси, Смирре был уже тут как тут.
     Никогда еще старой Акке Кебнекайсе не было так трудно выбрать место для
ночевки.  То и дело  она  сворачивала с  пути, чтобы  отыскать  какой-нибудь
островок среди озера или глухое болото, куда бы Смирре не мог добраться.
     Да  и самому  Смирре  приходилось несладко.  Он не ел и не спал, бока у
него ввалились, а рыжий пушистый хвост, которым он всегда так гордился, стал
похож на жалкую мочалку, Но он не сдавался.
     Выследив остров, на котором однажды заночевали гуси, Смирре  отправился
за подмогой к своим старым друзьям - воронам.
     Это  была настоящая разбойничья шайка. Жили вороны на горе, которая так
и называлась Разбойничьей  горой. Гора возвышалась  над  диким  полем, таким
огромным, что казалось, ему нет конца-края. И куда  ни посмотришь  - все оно
поросло  бурьяном. Эта некрасивая никчемная  трава,  которую отовсюду гонят,
здесь была полновластной хозяйкой. Она глубоко запустила в землю свои корни,
кустики ее крепко держались друг за друга, и если в заросли бурьяна попадало
какое-нибудь семечко, бурьян заглушал его и не давал подняться.
     Люди избегали этого дикого, пустынного места. А воронам оно пришлось по
душе. Каждую весну прилетали они  на эту гору и вели отсюда свои разбойничьи
набеги.
     С  утра они  разлетались во  все стороны  в поисках  добычи, а  вечером
слетались и хвастались друг  перед другом своими подвигами: один перебил все
яйца в совином гнезде, другой выклевал зайчонку глаз, третий украл в деревне
оловянную ложку.
     Когда Смирре  подошел к Разбойничьей  горе,  вся  шайка  была в  сборе.
Вороны громко каркали и сплошной черной тучей кружились над большим глиняным
кувшином  Кувшин был  плотно  закрыт деревянной крышкой, и сам атаман шайки,
старый ворон Фумле-Друмле, стоял над кувшином и долбил крышку клювом.
     - Добрый вечер, приятель, - сказал Смирре. - Над чем ты так трудишься?
     -  Добрый  вечер,  кум, - мрачно  каркнул  Фумле-Друмле и  еще  сильнее
застучал  клювом  по  крышке. - Видишь,  какую  штуку мои молодцы притащили.
Хотел бы  я  знать,  что там  внутри!.. Да  вот  крышку  проклятую  никак не
открыть.
     Смирре подошел  к кувшину, свалил  его лапой  на  бок  и осторожно стал
катать по земле. В кувшине что-то бренчало и звенело.
     - Эге,  да там не иначе как серебряные монеты! - сказал лис.  - Славная
находка!
     От жадности у Фумле-Друмле загорелись глаза - ведь давно  известно, что
вороны не пролетят мимо  самого простого осколка стекла или медной пуговицы.
А уж за блестящую монету они готовы все на свете отдать!
     -  Ты думаешь,  тут серебряные монеты? - прокаркал Фумле-Друмле и снова
задолбил клювом по крышке.
     - Конечно, - сказал Смирре. - Послушай, как они звенят.
     И Смирре  опять принялся катать  кувшин по  земле.  И  опять  в кувшине
забренчало и зазвенело.
     - Сер-р-ребро! Сер-р-ребро! Сер-р-ребро! - закаркали вороны. - Ур-р-ра!
Сер-р-ребро!
     - Подождите радоваться, - сказал Смирре. - Его еще надо достать!
     Он  потер лапой  жалкий остаток уха  и задумался.  - А ведь, кажется, я
смогу вам помочь! - наконец проговорил он. - Хотите знать, кто может открыть
этот кувшин?
     - Говор-ри! Говор-ри! Говор-ри! - закричали вороны.
     -  Есть  тут  один  мальчишка, - сказал Смирре,  -  он  со старой Аккой
путешествует. Ну уж это и мастер - золотые руки!
     - Где он? Где он? - опять закричали вороны.
     - Я могу показать  вам  дорогу, - сказал Смирре, - но за  это вы должны
отдать мальчишку мне. У меня с ним кое-какие счеты.
     -  Бер-ри его!  Бер-ри! Бер-ри! Нам не жалко, - каркнул Фумле-Друмле. -
Только спер-рва пусть кр-рышку откр-роет!

        2

     Нильс  проснулся раньше  всех  в  стае. Он  выбрался  из  своей пуховой
постели под крылом Мартина и пошел бродить по острову.
     Нильсу  очень  хотелось  есть.  На  счастье,  он  наткнулся  на  кустик
молодого,  только  что  пробившегося  щавеля.  Нильс  сорвал  один  листик и
принялся высасывать из стебелька  прохладный кисловатый сок. Высосав все  до
последней  капли,  он  потянулся за  вторым  листиком.  Вдруг  что-то острое
ударило его в  затылок,  чьи-то цепкие когти впились  в ворот  его рубахи, и
Нильс почувствовал, что поднимается в воздух.
     Нильс вертелся и дергался, как заяц на ниточке. Он махал руками, дрыгал
ногами, отбиваясь от невидимого врага, но все было напрасно.
     - Мартин! Мартин! Сюда! Ко мне! - закричал Нильс. Но вместо  Мартина  к
нему  подлетел огромный ворон. Он был чернее сажи, острый клюв его загибался
крючком, а маленькие круглые глаза горели желтыми злыми огоньками.
     Это был атаман вороньей шайки - Фумле-Друмле.
     - Не р-р-разговар-р-ривай! - хрипло каркнул Фумле-Друмле Нильсу в самое
ухо. - Не то я выклюю тебе глаза.
     И, чтобы Нильс не принял его слова за шутку, клюнул его на первый раз в
ногу. А ворон, который держал Нильса в своих  когтях, так тряхнул  его,  что
Нильс по самые уши провалился в ворот собственной рубашки.
     - Теперь в дор-рогу! - скомандовал Фумле-Друмле.
     - В дор-рогу! Скор-рей в дор-рогу! - каркнул в ответ его товарищ, и оба
ворона яростно захлопали крыльями.
     Нильс  хоть и привык  летать, но  на этот раз путешествие по воздуху не
очень-то ему  понравилось. Он  болтался,  как мешок, между небом  и  землей.
Вороньи когти царапали ему спину, воротник наползал на самые глаза.
     "Надо запомнить дорогу, - думал Нильс. - Как же это  мы  летели? Сперва
над   озером,  потом   направо  свернули.  Значит,  на  обратном  пути  надо
сворачивать налево... А вот и лес! Хорошо, если б сорока попалась навстречу.
Она уж на весь свет растрезвонит  о моем несчастье,  - может, и гуси узнают,
где я. Они тогда непременно прилетят ко мне на выручку".
     Но сороки нигде не было видно.
     "Ну, ничего, я и сам выпутаюсь из беды", - подумал Нильс.
     На одном  дереве Нильс увидел лесного голубя и голубку. Голубь надулся,
распушил  перья  и  громко, переливчато ворковал. А голубка, склонив  голову
набок, слушала его и от удовольствия покачивалась из стороны в сторону.
     - Ты самая красивая, самая  красивая,  самая красивая! Нет никого  тебя
красивее, тебя красивее, тебя красивее! Ни у кого нет таких пестрых перышек,
таких гладких перышек, таких мягких перышек! - пел голубь.
     - Не верь ему!  Не верь  ему!  -  прокричал  сверху Нильс. Голубка  так
удивилась,  что  даже  перестала  раскачиваться, а  у  голубя  от возмущения
забулькало в горле.
     - Кто, кто, кто..,  кто смеет так говорить, так говорить!  - забормотал
он, оглядываясь.
     - Похищенный воронами! - крикнул Нильс. - Скажите Акке...
     Но сейчас же он увидел острый клюв Фумле-Друмле.
     - Бер-р-реги свои глаза! - каркнул ворон.
     По всему было видно,  что  Фумле-Друмле готов  исполнить  угрозу. Нильс
вобрал голову в плечи и покрепче зажмурился.
     Когда он снова открыл глаза, старый лес был уже позади.
     Они  летели  над молоденькой  березовой  рощицей. Почки  на ветках  уже
начали лопаться, и деревья стояли, точно в зеленом пуху.
     Веселый дрозд кружился над березками, то взлетал  вверх, то садился  на
ветку и без умолку щебетал:
     - Ах,  как  хорошо! Ах,  как хорошо. Ах, как  хорошо!..  И,  передохнув
немного, начинал эту песенку сначала, потому что никакой другой он не знал.
     - Ах, как хорошо! Как хорошо! Как хорошо!
     - Ну, это кому как! Кому хорошо, а кому и не очень! - крикнул Нильс.
     Дрозд высоко задрал голову и с удивлением прокричал:
     - Кто это тут недоволен?
     - Вороний пленник! Вороний пленник!
     На  этот  раз  увернуться  от ворона  Нильсу  не удалось.  Фумле-Друмле
налетел на него и твердым, острым клювом стукнул прямо в лоб. Удар был такой
сильный, что  Нильс, как маятник, закачался - вправо-влево, вправо-влево - и
рубашка его угрожающе затрещала.
     Всякого другого  такой удар  навсегда отучил бы  перечить  воронам,  но
Нильса не так-то легко было запугать.
     Пролетая  над деревней, он увидел скворечник, примостившийся на высокой
березе. Около скворечника сидели скворец и скворчиха и весело пели:
     -  У  нас четыре яичка! У  нас четыре  хорошеньких  яичка! У  нас будет
четыре умных, красивых птенчика!
     - Их  утащат  вороны так же, как  меня! - закричал Нильс,  пролетая над
ними.
     -  Кто  это  кричит?  Кого  утащили вороны?  -  засуетились  скворец  и
скворчиха и на всякий случай спрятались в свой домик.
     - Меня утащили! Меня, Нильса Хольгерсона! Скажите это Акке  Кебнекайсе!
- прокричал несчастный вороний пленник и  весь съежился, готовясь к расплате
за свою смелость.
     Но вороны  точно не  слышали его.  Изо всех  сил работали они крыльями,
торопясь к горе, которая одиноко торчала среди голого поля.

        3

     Еще издали Нильс увидел какую-то темную тучу, повисшую над горой. Точно
вихрем ее кружило на одном месте, то взметая вверх, то прибивая к земле.
     Фумле-Друмле и его спутник камнем упали в эту живую тучу.
     -  Скор-рей!  Скор-рей!  Скор-рей!  -  закаркали  вороны,  и  вся  стая
закружилась еще быстрее.
     Нильс растерянно смотрел по сторонам.
     "Зачем они меня сюда притащили? Что им от меня нужно?"
     И, словно в ответ, Фумле-Друмле клюнул Нильса в голову, подталкивая его
к кувшину.
     - Смотр-р-ри пр-рямо, -  прокаркал ворон. - Этот кувшин полон  серебра.
Ты должен открыть его. Не  откроешь - глаза  выклюем,  откроешь - с  почетом
отпустим.
     Фумле-Друмле   хитро  подмигнул  своим  молодцам,  и  все   они  дружно
закаркали:
     - Спасибо скажем!
     - Проводника ему дадим!
     - Да еще какого! Рыжего, пушистого!
     Тут  из-за большого  камня высунулась острая морда Смирре. Высунулась и
сразу спряталась.
     "Ага,  вот  чьи это шутки, - подумал Нильс.  - Ловко придумано!  Теперь
открывай не открывай - один конец. Ну да еще посмотрим, кто кого одолеет".
     Нильс подошел к горшку, с важным видом постучал по стенкам,  по крышке,
потом подозвал Фумле-Друмле и тихо сказал ему:
     -  Слушай,  кувшин  открыть  мне, конечно,  ничего  не  стоит.  Только,
по-моему, зря вы хлопочете: все равно серебра вам не видать.
     - Как это не видать? - возмутился Фумле-Друмле.
     - А  так и не видать! Вы вот  связались  с  лисом Смирре, а он только и
ждет, как бы  вашим серебром поживиться. Чуть я  открою кувшин, он  сразу на
серебро и бросится - вам ни одной монетки не оставит.
     Фумле-Друмле сверкнул глазами.
     - Ах вот оно  что! - сказал ворон. - Хитер лис, да  и я не  прост. Нет,
старого атамана  ему  не  провести! Иди открывай  кувшин. А  уж я от  рыжего
как-нибудь отделаюсь.
     Нильс вытащил свой ножичек и стал медленно ковырять крышку.
     Тем временем Фумле-Друмле подлетел к Смирре.
     - Знаешь что, дружище, - сказал он  лису, - пожалуй, ты сплоховал. Чего
это ты высунул  свою морду? Только напугал мальчишку. Видишь,  он теперь  от
страха  едва жив.  Ты  бы  убрался  куда-нибудь  подальше... А уж  когда  он
справится с делом, откроет кувшин, я тебе сразу дам знать: три раза каркну.
     Лис недовольно  заворчал,  но делать  было  нечего  - сам  виноват.  Он
отбежал немного и присел за кустом.
     - Дальше, дальше иди! - каркнул  ворон. Он  подождал,  пока  лис совсем
сбежал с горы, и тогда только вернулся к Нильсу.
     - Теперь живо за дело, - сказал Фумле-Друмле.
     Но  открыть  кувшин было  не  так-то просто.  Деревянная  крышка крепко
сидела  в  горлышке.  Нильс  вдоль  и поперек  исцарапал ее  своим маленьким
ножичком, да  все без толку, крышка - ни  взад, ни вперед.  А тут еще вороны
каркают над душой:
     - Скор-рей! Скор-рей! Скор-рей! Откр-рывай! Откр-ры-вай! Откр-рывай!
     И наскакивают на него, клюют,  бьют  крыльями - прямо  шевельнуться  не
дают.
     - А ну, р-р-разойдись! - скомандовал вдруг Фумле-Друмле.
     Вороны злобно  закаркали, но не посмели  ослушаться  своего  атамана  и
отлетели в сторону.
     Нильс  с  облегчением  вздохнул  и стал  осматриваться  кругом: нет  ли
поблизости чего-нибудь покрепче да побольше, чем его ножичек?
     Около  кувшина  валялась крепкая,  острая, дочиста  обглоданная  кость.
Нильс поднял  ее.  Потом  выковырял из  земли камень и  принялся за дело. Он
наставил кость, как долото,  между крышкой  и горлышком и  начал бить по ней
камнем. Он бил до тех пор, пока кость не вошла почти наполовину. Тогда Нильс
обеими руками  ухватился за конец,  торчавший снаружи, и повис на нем вместо
груза. Он весь натужился, напряг мускулы и даже  поджал ноги к животу, чтобы
стать потяжелее.
     И вот крышка заскрипела, затрещала  и  вдруг  вылетела из горлышка, как
ядро из пушки. А Нильс кубарем покатился по земле.
     - Ур-ра Ур-ра! Ур-ра! - закричали вороны и бросились к горшку.
     Они хватали монетки, клевали их, катали, а потом  высоко подбрасывали и
снова ловили.
     Монетки сверкали, искрились  и звенели в  воздухе. Настоящий серебряный
дождь падал на землю. А вороны, как ошалелые, без умолку каркали и кружились
на одном месте.
     Фумле-Друмле  не  отставал  от них.  Наконец  он  вспомнил  о Нильсе  и
подлетел к нему. В клюве у него была зажата блестящая  новенькая монетка. Он
бросил ее прямо в руки Нильсу и прокаркал:
     -  Бери свою долю и - в путь! Старый Фумле-Друмле никогда  своему слову
не изменяет. Ты помог мне уберечь от Смирре серебро, а я помогу тебе уберечь
от него голову. Только до вашего острова лететь очень далеко. Я  спущу  тебя
за  полем, около  деревни, не то мои молодцы без меня все  серебро растащат,
мне ничего не оставят.
     Он подождал, пока Нильс засунул монетку в карман, и даже подтолкнул  ее
клювом,  чтобы  она не  выпала.  Потом  сгреб когтями  Нильса  за шиворот  и
поднялся в воздух.
     - А лису  это  будет  хороший урок. Пусть навсегда запомнит, что никому
еще не удавалось перехитрить старого атамана.
     "Ну, кое-кому удалось!" - подумал Нильс.

        4

     Лис Смирре  ждал-ждал  условного  знака  и, не дождавшись, решил  пойти
посмотреть, что делается на горе.
     Вороны  уже расхватали все серебро. На  земле  валялся пустой кувшин, а
рядом деревянная крышка.
     Фумле-Друмле и Нильса нигде не было.
     Лис схватил за хвост первого попавшегося ворона и стал так его трепать,
что пух и перья полетели во все стороны.
     - Говори, куда девали мальчишку? Где ваш мошенник-атаман?
     -  А во-он,  посмотри!  -  ответил ворон и  показал  на  черную  точку,
видневшуюся вдалеке. Лис понял - его обманули.
     - Счастье  твое,  что мне  сейчас  некогда, - прошипел Смирре,  -  а то
рассчитался бы я с тобой за вашего атамана.
     И  он  понесся  вдогонку  за беглецами. Он  увидел, как ворон спустился
около деревни, а потом снова поднялся, но уже один.
     Смирре  выждал,  пока  ворон отлетел  подальше, и  бросился  рыскать по
деревне. Теперь уже дело верное - мальчишке от него не уйти!
     Смирре  пробежал  одну  улицу и  только  свернул  в  другую, как увидел
Нильса. Вот он - его  злейший враг! Сейчас Смирре отплатит ему за все обиды!
Оскалив пасть, лис кинулся на Нильса.  Еще секунда, и  маленькому другу Акки
Кебнекайсе пришел бы конец!
     Но тут, на счастье Нильса, из-за угла показались два крестьянина. Нильс
бросился им прямо  под  ноги  и  засеменил рядом.  Под  прикрытием двух  пар
больших крестьянских  сапог  он  чувствовал  себя  в  безопасности. Он  даже
обернулся и помахал лису Смирре рукой - попробуй, мол, сунься, ко мне!
     Этого Смирре не выдержал.  Забыв  про всякую  осторожность, он рванулся
вперед.
     - Смотри, - сказал один крестьянин, - какая-то  рыжая собака  увязалась
за нами.
     -  Пошла прочь! - крикнул  другой и дал такого  пинка Смирре,  что  тот
отлетел на десять шагов.
     Крестьяне свернули в ближний двор и поднялись по ступенькам крыльца.
     И никому  из  них даже  в  голову не  пришло,  что тут,  рядом, остался
беззащитный человек, за которым охотится лис Смирре.
     Ах, как хотелось Нильсу войти в дом вместе с хозяевами!
     Но дверь захлопнулась, и снова он остался один.
     Посреди двора стояла собачья будка. Недолго думая, Нильс юркнул в будку
и забился в самый дальний угол.
     В  будке  жила  на  цепи  огромная  сторожевая  собака.  Она  не  очень
обрадовалась незваному гостю. Тем  более, что гость этот опрокинул ее плошку
и вылил на соломенную подстилку всю воду.
     Собака привстала, ощерилась и зарычала на Нильса.
     - Не  гони меня, - стал  упрашивать ее  Нильс, -  а  то меня съест  лис
Смирре. Наверное, он уже тут, рядом...
     - Как,  опять этот вор здесь? - прорычала  собака и открыла  уже пасть,
чтобы залиться лаем.
     - Пожалуйста, не лай! - зашептал Нильс. - Ты только спугнешь его. Лучше
давай так сделаем: я отцеплю твой ошейник, ты лиса и схватишь.
     - Ну что  ж, это  можно, - сказала собака и  подставила Нильсу шею: она
рада была случаю немножко погулять на свободе.
     Нильсу  порядком  пришлось  повозиться  с  ошейником,  но  все-таки  он
расстегнул  его, и собака,  весело  потряхивая  головой,  выглянула из своей
конуры.
     Лис уже сидел неподалеку и нюхал воздух.
     - Убирайся-ка  подобру-поздорову, -  зарычала  на него  собака,  - а то
попробуешь, острые ли у меня зубы!
     - Ничего  ты  со мной  ни  сделаешь,  - сказал лис. - Всей  твоей прыти
только на пять шагов хватает.
     - Сегодня,  может, и на  шесть  хватит, - проворчала  собака и огромным
прыжком подскочила к лису.
     Одним ударом она  сбила его  с ног, придавила  лапами к земле, а  потом
вцепилась в его шею зубами и поволокла к будке.
     На пороге уже стоял Нильс с ошейником в руках.
     -  Здорово, кум!  А я  вот тебе подарочек  приготовил, -  весело сказал
Нильс, позвякивая цепью.  - Ну-ка, примерим! Пожалуй,  шея у тебя  тонковата
для этого ожерелья! Ну да не горюй, мы тебе хорошенький поясок приладим.
     Он просунул ошейник одним концом под брюхо Смирре и щелкнул замком.
     - Ну и пояс! Вот так пояс! - приговаривал Нильс, прыгая вокруг Смирре.
     Смирре  лязгал  зубами,  извивался,  визжал, но  ничего  не помогало  -
ошейник крепко-накрепко перетянул его брюхо.
     - Ну, будь здоров, куманек! - весело крикнул Нильс и побежал к воротам.
     Смирре  рванулся  за ним,  да не  тут-то было! Всей  его прыти  хватило
теперь ровно на пять шагов.
     А Нильс, помахав ему на прощание рукой, пошел своей дорогой.

        5

     Дойдя до конца деревни, Нильс остановился.
     Куда же теперь идти?
     И вдруг он услышал над самой головой гусиный крик:
     - Мы здесь! Мы здесь! Где ты? Где ты?
     - Я  тут!  - закричал  Нильс  и  высоко  подпрыгнул, чтобы  гуси  могли
разглядеть его в густой траве.
     И в самом деле, Мартин сразу его  увидел. Он  спустился на землю и стал
перед Нильсом, как верный конь.
     Нильс ласково похлопал его по шее.
     - Вот уж не думал, что вы так скоро меня найдете! - сказал он.
     -  Мы бы  и не  нашли,  - ответил Мартин, - если  бы  голубь  дорогу не
показал, да дрозд не помог, да скворец не надоумил.
     - Ну, значит, не зря я  им кричал, - сказал Нильс. - Ведь мне вороны ни
одного слова не давали сказать. За каждое слово клювом долбили...  - И Нильс
потер свои шишки и  синяки. - А  знаешь, кто воронов  подговорил? -  спросил
Нильс. - Лис Смирре! Все его проделки!
     -  Ах он рыжий разбойник!  - воскликнул Мартин.  -  Прямо житья от него
нет! Ну что нам с ним делать? Как от него избавиться?
     - Теперь  уже  ничего не надо делать, - важно сказал Нильс. - Я сам все
сделал. Я его на цепь посадил. Он сейчас сидит, как дворовый пес, в собачьей
будке и только зубами щелкает.
     Мартин от радости захлопал крыльями.
     - Смирре сидит на цепи! Вот это  ловко! Ну и молодец же ты, Нильс! Ну и
молодец! Летим скорее, ведь Акка еще ничего не знает!
     Нильс вскочил на Мартина, и они полетели к стае.
     - Смирре  сидит на цепи!  Нильс  посадил Смирре на цепь!  -  кричал еще
издали Мартин.
     И по всей стае, от одного гуся к другому, пронеслась радостная весть:
     - Нильс посадил Смирре на цепь! Смирре посажен на цепь! Смирре сидит на
цепи!
     Обгоняя  друг  друга,  гуси  летели навстречу Нильсу и  на  все  голоса
выкрикивали:
     - Нильс победил Смирре!
     - Нильс посадил Смирре на цепь!
     Они кружились  над Нильсом, и от их веселого крика  прозрачный весенний
воздух звенел и дрожал.
     И  сама старая Акка  Кебнекайсе кружилась и кричала вместе со всеми, не
думая о своих преклонных годах, забыв, что она вожак стаи.

        Глава IX

        БРОНЗОВЫЙ И ДЕРЕВЯННЫЙ

        1

     Солнце  уже  село.  Последние его  лучи  погасли па  краях облаков. Над
землей  сгущалась вечерняя тьма.  Стаю Акки Кебнекайсе  сумерки  застигли  в
пути.
     Гуси устали. Из последних сил они махали крыльями. А  старая  Акка  как
будто забыла об отдыхе и летела все дальше и дальше.
     Нильс с тревогой вглядывался в темноту.
     "Неужели Акка решила лететь всю ночь?"
     Вот  уже показалось море. Оно было таким  же  темным, как небо.  Только
гребни волн,  набегающих  друг на друга, поблескивали белой пеной.  И  среди
волн Нильс разглядел какие-то странные каменные глыбы, огромные, черные.
     Это был целый остров из камней.
     Откуда здесь эти камни?
     Кто набросал их сюда?
     Нильс вспомнил, как отец рассказывал ему про одного страшного великана.
Этот великан жил в горах  высоко над морем. Он был стар, и  часто спускаться
по  крутым  склонам ему  было  трудно.  Поэтому, когда ему хотелось наловить
форели, он выламывал целые скалы и бросал  их  в море. Форель  так пугалась,
что выскакивала из воды целыми стаями.  И тогда великан шел  вниз, к берегу,
чтобы подобрать свой улов.
     Может  быть, вот эти каменные глыбы,  что торчат из  волн,  и  набросал
великан.
     Но почему же в  провалах между глыбами сверкают огненные точки?  А что,
если  это глаза притаившихся зверей? Ну,  конечно  же! Голодные  звери так и
рыщут по острову,  высматривая себе добычу.  Они и гусей, верно, приметили и
ждут не дождутся, чтобы стая спустилась на эти камни.
     Вот и великан стоит на самом высоком месте, подняв руки над головой. Уж
не тот ли это, который любил  лакомиться форелью? Может быть,  и ему страшно
среди диких зверей. Может, он зовет стаю на помощь - потому и поднял руки?
     А  со  дна  моря  па  остров  лезут  какие-то  чудовища.  Одни  тонкие,
остроносые, другие - толстые, бокастые. И все сбились в кучу, чуть не  давят
друг друга.
     "Скорей бы уж пролететь мимо!" - подумал Нильс.
     И как раз в это время Акка Кебнекайсе повела стаю вниз.
     - Не надо! Не надо! Тут мы все пропадем! - закричал Нильс.
     Но Акка словно не слышала его. Она вела стаю прямо на каменный остров.
     И  вдруг,  словно по взмаху  волшебной  палочки, все кругом изменилось.
Громадные  каменные  глыбы  превратились в  обыкновенные дома.  Глаза зверей
стали уличными фонарями и освещенными окнами.  А чудовища,  которые осаждали
берег острова, были просто-напросто кораблями, стоявшими у причала.
     Нильс даже рассмеялся. Как же он сразу не догадался, что книзу под ними
был  город. Ведь это  же Карлскрона! Город  кораблей! Здесь корабли отдыхают
после дальних плаваний, здесь их строят, здесь их чинят.
     Гуси опустились прямо на  плечи великана  с поднятыми руками.  Это была
ратуша с двумя высокими башнями.
     В другое время Акка Кебнекайсе никогда бы не остановилась на ночлег под
самым  боком у  людей. Но в  этот вечер выбора у нее  не  было, -  гуси едва
держались на крыльях.
     Впрочем, крыша  городской ратуши  оказалась очень  удобным  местом  для
ночлега. По краю ее шел широкий и глубокий желоб. В нем можно было прекрасно
спрятаться от  посторонних глаз  и  напиться  воды,  которая сохранилась  от
недавнего дождя. Одно  плохо  -  на городских крышах  не растет трава  и  не
водятся водяные жуки.
     И  все-таки  совсем  голодными  гуси  не  остались.  Между  черепицами,
покрывавшими крышу, застряло несколько хлебных корок  - остаток пиршества не
то  голубей, не то воробьев. Для настоящих гусей  это,  разумеется, не корм,
но, на худой конец, можно и сухого хлеба поклевать.
     Зато Нильс поужинал на славу.
     Хлебные  корки,  высушенные  ветром  и  солнцем,  показались  ему  даже
вкуснее, чем сдобные сухари, которыми славилась на весь Вестменхег его мать.
     Правда, вместо сахара они были густо обсыпаны серой городской пылью, но
это беда небольшая.
     Нильс ловко соскреб пыль своим  ножичком  и,  разрубив  корку на мелкие
кусочки, с удовольствием грыз сухой хлеб.
     Пока  он трудился  над одной коркой, гуси  успели и поесть, и попить, и
приготовиться ко сну. Они растянулись  цепочкой  по  дну желоба  -  хвост  к
клюву, клюв к хвосту, - потом разом подогнули головы под крылья и заснули.
     А  Нильсу  спать   не  хотелось.  Он  забрался   на  спину  Мартина  и,
перевесившись через край  желоба, стал смотреть  вниз. Ведь  это был  первый
город, который он видел так близко с тех пор, как летит с гусиной стаей.
     Время  было  позднее.  Люди  уже  давно  легли  спать.  Только  изредка
торопливо  пробегал  какой-нибудь  запоздалый  прохожий,  и  шаги его  гулко
разносились в  тихом,  неподвижном воздухе.  Каждого  прохожего  Нильс долго
провожал глазами, пока тот не исчезал где-нибудь за поворотом.
     "Сейчас  он,  наверное,   придет   домой,  -  грустно  думал  Нильс.  -
Счастливый! Хоть бы одним глазком взглянуть, как живут люди!..  Самому  ведь
не придется уже..."
     - Мартин, а Мартин, ты спишь? - позвал Нильс своего товарища.
     - Сплю, - сказал Мартин. - И ты спи.
     - Мартин, ты погоди спать. У меня к тебе дело есть.
     - Ну, что еще?
     -  Послушай,  Мартин, - зашептал Нильс, - спусти меня вниз, на улицу. Я
погуляю немножечко,  а  ты  выспишься и  потом прилетишь  за  мной. Мне  так
хочется по улицам походить. Как все люди ходят.
     - Вот еще! Только мне и  заботы вниз-вверх летать!  И Мартин решительно
сунул голову под крыло.
     - Мартин, да ты не спи! Послушай, что я тебе скажу. Ведь если бы ты был
когда-нибудь человеком, тебе бы тоже захотелось увидеть настоящих людей.
     Мартину стало жалко Нильса. Он высунул голову из-под крыла и сказал:
     - Ладно, будь по-твоему. Только помни мой совет: на людей смотри, а сам
им на глаза не показывайся. А то не вышло бы какой беды.
     - Да не беспокойся! Меня ни одна мышь  не увидит, - весело сказал Нильс
и от радости даже заплясал на спине у Мартина.
     - Потише,  потише,  ты мне все перья  переломаешь! -  заворчал  Мартин,
расправляя усталые крылья. Через минуту Нильс стоял на земле.
     - Далеко не  уходи! -  крикнул ему  Мартин  и  полетел наверх  досыпать
остаток ночи.

        2

     Нильс медленно  шел по улице,  то  и дело оглядываясь  и прислушиваясь.
Один  за другим гасли  огоньки  в  окнах.  Улицы  были пустынными, тихими. И
все-таки Нильс знал, что за каждой стеной, за каждой дверью живут люди.
     Вот впереди одно окно освещено. Нильс остановился и долго стоял в яркой
полосе света.
     Если бы можно было заглянуть через раздвинутую занавеску!
     Но окно было слишком высоко, а Нильс слишком мал.
     Он слышал голоса, смех. Слов разобрать он не мог, но все равно он готов
был стоять и слушать хоть всю ночь, - ведь это говорили люди!
     Может быть, он и  простоял бы до утра, но  свет  в окне погас, и голоса
смолкли. Значит, и в этом доме легли уже спать.
     Нильс побрел дальше.
     На углу, против уличного фонаря, он увидел вывеску. Большими буквами на
ней было написано: АПТЕКА. Вот если бы нашлось  такое лекарство, от которого
Нильс сразу  бы вырос! Пусть бы это  лекарство  было горькое,  как полынь, -
Нильс выпил бы, не  поморщившись, целую бутылку. Если  надо, так  выпил бы и
две бутылки! Только где такое лекарство взять?!
     На другом  углу была  лавка, и над ней висел огромный золотой крендель.
Нильс  не  мог  оторвать  от  него  глаз. Хотя  бы  кусочек такого  кренделя
попробовать! Да что кренделя! Простого бы хлеба кусочек!
     Нильс тяжело вздохнул и зашагал дальше.
     Он  сворачивал с улицы на  улицу,  пока  наконец  не  вышел  на большую
площадь.
     Наверное, это была самая главная площадь во всем городе.
     Нильс  огляделся по сторонам.  В этот поздний час на площади не было ни
одного  человека, если не считать за человека бронзовую статую, стоявшую  на
высокой каменной тумбе.
     "Кто бы это мог быть?" - думал Нильс, расхаживая вокруг тумбы.
     Вид у Бронзового был очень важный - длинный камзол, башмаки с пряжками,
на  голове треуголка. Одну  ногу он выставил вперед, точно собирался сойти с
пьедестала, а в руке  держал толстую палку. Не будь он сделан из бронзы, он,
наверное,  давно бы  пустил  эту палку  в  ход. На  лице у него  так  и было
написано, что спуску он никому не  даст: нос крючком, брови  нахмурены, губы
поджаты.
     - Эй ты, пугало  бронзовое!  - крикнул ему Нильс. - Ты кто такой? Да не
смотри на меня так сердито! Я тебя нисколько не боюсь...
     Нильс нарочно говорил  так храбро,  потому что на  самом деле сердце  у
него замирало  от  страха.  Этот пустой  притихший  город...  Темные,  будто
ослепшие, дома... Этот  Бронзовый,  который,  казалось,  не сводил  с Нильса
глаз... Тут всякому станет не по себе!
     И чтобы как-нибудь подбодрить себя, Нильс крикнул;
     - Что же ты молчишь? Ну ладно, не хочешь разговаривать - и не надо.  До
свидания. Счастливо оставаться!
     Нильс  помахал Бронзовому  рукой и  отправился  дальше. Он  обошел  всю
площадь и свернул на широкую улицу, которая вела к гавани.
     И вдруг  он насторожился. Кто-то медленно и тяжело шел  за  ним. Каждый
шаг был как удар кузнечного молота о наковальню. От каждого шага вздрагивала
земля и звенели стекла в домах.
     "Бронзовый!" - мелькнуло в голове у Нильса.
     И  ему стало так  страшно, что он бросился бежать куда глаза глядят. Он
добежал до конца одной улицы, потом свернул в другую, потом в третью...
     На крыльце какого-то дома он присел, чтобы немного передохнуть.
     Шаги слышались теперь где-то вдалеке.
     -  И чего  это  я так испугался? -  успокаивал себя Нильс.  - Может, он
просто гуляет. Надоело стоять,  вот он и пошел пройтись. Что тут особенного?
Да я ему ничего плохого и не сказал...
     Нильс прислушался.
     Тут  за углом точно  ударил  набат  - так гулко и  звонко застучали  по
камням стопудовые сапоги.
     Бронзовый шел прямо на Нильса. Он  шел, не сгибая колен, не поворачивая
головы, и застывшим взглядом смотрел перед собой.
     "Куда  бы спрятаться? - думал  Нильс, растерянно оглядываясь. - Куда бы
спрятаться?"
     Но  все двери  в  домах  были  плотно заперты,  негде  укрыться,  негде
спастись.
     И вдруг  Нильс увидел на другой стороне улицы старую, полуразвалившуюся
деревянную церковь. От времени стены ее  покосились, крыша съехала набок, и,
наверное, вся церковь давно бы рассыпалась, если б старые кряжистые клены не
подпирали ее своими разросшимися ветвями.
     "Вот  где я спрячусь! -  обрадовался Нильс. - Залезу на самую  верхушку
дерева, тогда меня хоть до завтра ищи - не найдешь".
     И Нильс бросился через дорогу.
     Он был  уже почти у самой цели и только теперь увидел, что на церковной
паперти  стоит какой-то  человек. Человек этот  в  упор смотрел  на Нильса и
подмигивал ему одним глазом.
     Нильс совсем растерялся.
     Что теперь делать? Куда деваться?
     Назад бежать - Бронзовый его, как муху, раздавит,  вперед идти - может,
еще хуже будет.  Кто его знает, почему этот человек подмигивает?  Будь у нею
хорошее на уме, он бы по-хорошему и разговаривал, а не мигал.
     Но в это  время где-то  совсем  близко загремели, загрохотали бронзовые
сапоги.
     Раздумывать было некогда, и Нильс двинулся вперед.
     А  человек на паперти стоял все так же неподвижно. Он подмигивал Нильсу
то  одним глазом,  то другим, кивал ему, но с места не сходил. И каждый раз,
когда  он наклонял голову,  раздавался легкий скрип, точно кто-то садился на
рассохшуюся табуретку.
     "Кажется, он не такой уж сердитый. Даже  как будто улыбается, - подумал
Нильс, подходя к нему ближе. - Да что это! Ведь он же деревянный!"
     И верно, человек  этот с ног до головы был  из дерева. И борода у  него
была  деревянная,  и  нос  деревянный,  и  глаза  деревянные.  На  голове  у
деревянного человека была деревянная  шляпа, на  плечах  деревянная  куртка,
перетянутая  деревянным поясом,  на  ногах  деревянные  чулки  и  деревянные
башмаки.
     Одна  щека  у деревянного человека была  красная,  а другая  серая. Это
оттого, что на одной щеке краска облупилась, а на другой еще держалась.
     На деревянной его груди  висела деревянная  дощечка. Красивыми буквами,
украшенными разными завитушками, на ней  было  написано: "Прохожий! На твоем
пути Смиренно я стою. Монетку в кружку опусти - И будешь ты в раю!"
     В левой руке Деревянный держал большую кружку - тоже деревянную.
     "Вот оно что!  - подумал  Нильс. - Он, значит, подаяние собирает. То-то
он  меня  так подзывал!  Хорошо, что у меня есть  монетка. Отдам-ка ее!  Все
равно она мне никогда не пригодится".
     И Нильс полез в карман за вороньей монеткой.
     Деревянный  сразу  догадался. С  протяжным скрипом и  потрескиванием он
наклонился и поставил перед Нильсом свою кружку.
     А тяжелые удары бронзовых подошв гремели уже совсем за спиной.
     "Пропал я!" - подумал Нильс.
     Он с радостью сам залез бы в кружку для монет. Да,  на  беду, отверстие
было слишком узким даже для него.
     А Деревянный  словно  понял Нильса.  Что-то  опять заскрежетало  у него
внутри, и деревянная рука опустилась к самой земле.
     Нильс вскочил на широкую, как  лопата, ладонь. Деревянный быстро поднял
его и посадил к себе под шляпу.
     И как раз вовремя! Из-за угла уже вышагивал Бронзовый!
     Примостившись на  макушке своего деревянного спасителя, Нильс с  ужасом
ждал, что будет дальше.
     Сквозь  щели  в  старой,  рассохшейся  шляпе Нильс увидел, как подходил
Бронзовый. Он  высоко выбрасывал ноги, и от  каждого  шага искры  выбивались
из-под его подошв, а  камни мостовой глубоко вдавливались в землю. Бронзовый
был очень зол.
     Он  вплотную  подошел к  Деревянному и, стукнув палкой, остановился. От
удара тяжелой палки задрожала земля, и Деревянный так  зашатался, что  шляпа
вместе с Нильсом чуть не съехала у него на затылок.
     -  Кто ты такой?  - прогремел Бронзовый. Деревянный  вздрогнул, и в его
старом  теле что-то затрещало. Он отдал честь, потом вытянул руки  по швам и
скрипучим голосом ответил:
     - Розенбум,  ваше величество! Бывший старший боцман на линейном корабле
"Дристигхетен".  В сражении при Фербелине дважды ранен. По выходе в отставку
служил  церковным  сторожем.  В тысяча  шестьсот девяностом году  скончался.
Впоследствии был вырезан из дерева и поставлен вместо кружки для милостыни.

     У этой паперти святой
     Стою, как на часах.
     Мой прах под каменной плитой.
     Душа на небесах.

     Деревянный снова отдал честь и застыл.
     - Я вижу, ты славный солдат, Розенбум. Жаль, что я не успел представить
тебя к награде, пока меня не водрузили на эту тумбу посреди площади.
     - Премного  благодарен,  - опять козырнул Деревянный.  -  Всегда  готов
служить верой и правдой своему королю и отечеству!
     "Так, значит, это король! - ужаснулся Нильс и даже съежился под шляпой.
- А я его пугалом обозвал!.."
     -  Послушай,  Розенбум,  -  снова  заговорил  Бронзовый.  -  Ты  должен
сослужить мне еще одну, последнюю службу. Не видел ли ты мальчишку,  который
бегает тут по улицам? Сам он не больше воробья, зато дерзок не по росту.  Ты
подумай  только,  этот мальчишка  не знал,  кто я такой! Надо его хорошенько
проучить.
     И Бронзовый снова стукнул палкой.
     - Так точно, ваше величество! - проскрипел Деревянный.
     Нильс похолодел от страха. "Неужели выдаст?!"
     -  Так точно, видел, - повторил Деревянный. - Пять минут назад пробегал
здесь. Показал мне нос,  да и был таков.  Я хоть и  простой солдат, а все же
обидно.
     - Куда же он побежал, Розенбум?
     - Осмелюсь доложить, побежал к старой корабельной верфи -  Ты  поможешь
мне разыскать его,  Розенбум,  - сказал  Бронзовый.  -  Идем  скорее. Нельзя
терять ни  минуты. Еще до восхода солнца я должен вернуться на свою тумбу. С
тех  пор  как  я  стал  памятником, я могу  ходить  только  ночью. Идем  же,
Розенбум!
     Деревянный жалобно заскрипел всем своим телом.
     - Всеподданнейше  ходатайствую  перед вашим  величеством об  оставлении
меня на  месте. Хотя краска кое-где еще держится  на  мне, но внутри  я весь
прогнил.
     Бронзовый позеленел от злости.
     -  Что!  Бунтовать? -  загрохотал он и, размахнувшись, ударил Розенбума
палкой по спине.
     Щепки так и полетели во все стороны.
     - Эй, не дури, Розенбум! Смотри, хуже будет.
     - Так  точно, хуже будет, - скрипнул Розенбум  и замаршировал на месте,
чтобы размять свои деревянные ноги.
     -  Шагом марш!  За мной! - скомандовал  бронзовый король и  затопал  по
улице.
     А за ним, потрескивая и поскрипывая, двинулся деревянный солдат.
     Так шествовали  они через  весь  город,  до  самой  корабельной  верфи:
Бронзовый - впереди, Деревянный - позади, а Нильс - у Деревянного па голове.
     У  высоких  ворот  они  остановились.  Бронзовый  легонько   ударил  по
огромному висячему замку. Замок  разлетелся  на  мелкие кусочки, и ворота  с
лязгом открылись.
     Сквозь щелочку  в  шляпе Нильс увидел старую  верфь. Это было настоящее
корабельное  кладбище. Старые, допотопные суда с пробоинами в раздутых боках
лежали  здесь,  как  выброшенные  на сушу рыбы.  На  почерневших от  времени
стапелях застряли  потрепанные  бурей шхуны с обвисшими рваными парусами,  с
перепутавшимися,  точно  паутина,  снастями. Повсюду валялись  ржавые якоря,
бухты полуистлевших канатов, покореженные листы корабельного железа.
     У Нильса  даже глаза разгорелись  - так  много тут было интересного.  А
ведь он видел только то, что было справа, потому что в шляпе, под которой он
сидел, с левой стороны не было ни одной щелочки.
     - Послушай, Розенбум, мы же не найдем его здесь! - сказал Бронзовый.
     - Так точно, ваше величество, не найдем, - сказал Деревянный.
     - Но мы должны его найти, Розенбум, - загремел Бронзовый.  - Так точно,
должны, - проскрипел Деревянный.
     И  они   двинулись  по  шатким  мосткам.  От  каждого  их  шага  мостки
вздрагивали, трещали и прогибались.
     По  пути  Бронзовый  переворачивал вверх  дном каждую  лодку,  сокрушал
корабельные мачты,  с  грохотом  разбивая  старые ящики. Но  нигде - ни  под
лодками,  ни  в ящиках,  ни под мостками,  ни на  мачтах  - он  не мог найти
дерзкого мальчишку. И немудрено, потому что мальчишка этот преспокойно сидел
под шляпой на голове старого солдата Розенбума.
     Вдруг Бронзовый остановился.
     - Розенбум, узнаешь ли ты этот корабль? - воскликнул он и вытянул руку.
     Розенбум повернулся  всем корпусом  направо, и  Нильс  увидел  какое-то
огромное корыто, обшитое по краям ржавым железом.
     -  Узнаешь  ли  ты  этот славный  корабль,  Розенбум?  Посмотри,  какая
благородная линия кормы! Как гордо поставлен нос! Даже сейчас видно, что это
был  королевский  фрегат... А помнишь, Розенбум, как  славно  палили на  нем
пушки, когда я ступал на его палубу?
     Бронзовый замолчал, мечтательно глядя на старый, развалившийся  корабль
с развороченным носом и разбитой кормой.
     - Да, много он видел на своем веку, мой старый боевой товарищ, - сказал
Бронзовый. - А теперь он лежит здесь, как простая баржа, всеми заброшенный и
забытый, и никто не знает, что сам король ходил когда-то по его палубе.
     Бронзовый тяжело вздохнул.
     Слезы,  большие, круглые,  как пули, медленно потекли из его  бронзовых
глаз.
     И вдруг он стукнул палкой, выпрямился, колесом выпятил грудь.
     -  Шапки  долой,  Розенбум! Мы должны  отдать  последний долг свидетелю
нашей былой славы. - И широким величественным движением руки Бронзовый  снял
свою треуголку. - Честь и слава погибшим!  Ура! -  громовым голосом закричал
он.
     - Урр-ра! - закричал Деревянный и сорвал с головы свою шляпу.
     - Урр-ра! - закричал  вместе с ними Нильс и притопнул ногой на голове у
Розенбума.
     Прокричав троекратное  "ура!",  Бронзовый с легким  звоном  надел  свою
треуголку и повернулся.
     И тут его бронзовое лицо потемнело так, что стало похоже на чугунное.
     - Розенбум! Что у тебя на голове? - зловещим шепотом проговорил он.
     А  на  голове  у Розенбума  стоял  Нильс и,  весело  приплясывая, махал
Бронзовому рукой.
     От ярости  слова застряли  у Бронзового в  горле, и он только  задвигал
челюстями, силясь что-то сказать. Впрочем, он мог разговаривать и без слов -
ведь у него была хорошая бронзовая дубинка. Ее-то он и пустил в ход.
     Страшный  удар обрушился  на голову  Деревянного.  Из  треснувшего  лба
взвился целый  столб пыли и трухи.  Ноги у  Деревянного  подкосились,  и  он
рухнул на землю...
     3.
     Когда все затихло, Нильс осторожно вылез из-под груды щепок. Бронзового
и след  простыл, а  на  востоке  из-за  леса мачт  вырывались  красные  лучи
восходящего солнца.
     Нильс с грустью посмотрел на кучу обломков - это было все, что осталось
от Деревянного.
     "Да, не промахнись его  величество,  и моим бы косточкам тут лежать,  -
подумал Нильс.  - Бедный Розенбум! Если бы не я, проскрипел бы ты, наверное,
еще годик-другой..."
     Нильс бережно  собрал  разлетевшиеся во  все стороны щепки и  сложил их
вместе ровной горкой.
     Построив памятник своему погибшему товарищу, Нильс побежал к воротам.
     "Не  опоздать  бы  мне!  -  с  беспокойством  думал он,  поглядывая  на
светлевшее небо. - Пока я  разыщу ратушу, солнце, пожалуй, совсем взойдет. А
вдруг Мартин и в самом деле улетит без меня?"
     Он выскочил за ворота и побежал по улицам,  стараясь припомнить, где он
плутал ночью. Но утренний свет все изменил, все выглядело теперь по-иному, и
Нильс ничего но узнавал. Он свернул в один переулок, в другой и, сам того не
ожидая, выбежал прямо к ратуше.
     Не успел он отдышаться, как перед ним уже стоял Мартин.
     - Ну, сегодня ты молодец. Послушался меня, далеко не ходил, -  похвалил
его Мартин.
     Нильс ничего не ответил. Он не хотел огорчать своего друга.
     Когда стая пролетала над площадью, Нильс посмотрел вниз.
     На  высокой  каменной тумбе стоял Бронзовый. Видно  было, что он  очень
торопился и  поспел  на  место  в  самую  последнюю минуту.  Камзол его  был
расстегнут, треуголка сбилась на затылок, а палка торчала под мышкой.
     - Прощайте, ваше бронзовое величество! - крикнул Нильс.
     Но Бронзовый молчал.
     Может быть, он не слышал, а  если  и  слышал, все равно  ничего  не мог
сказать.
     Ночь прошла. Начался новый день.

        Глава X

        ПОДВОДНЫЙ ГОРОД

        1

     Стая  Акки  Кебнекайсе  летела  над прибрежной  полосой, там, где земля
встречается с морем.
     Давно уже в этих местах между землей и морем шел нескончаемый спор.
     Вдали от берега у земли только и было забот, что о картофеле, об овсе и
о репе. Про море она и не думала.
     И вдруг узкий длинный залив, как ножом, разрезал землю.
     Земля отгородилась  от него  березой и ольхой  и  снова занялась своими
обычными делами...
     Но вот еще один залив рассек землю.
     Земля и на этот раз окружила его  деревьями,  словно это был не морской
залив, а обыкновенное пресное озеро.
     А заливы бороздили уже весь берег. Они ширились, они вторгались в самую
середину лесов и полей, дробили землю на мелкие кусочки.
     Море хотело захватить землю.
     Земля хотела оттеснить море.
     Земля подбиралась к морю отлогими зелеными холмами.
     Но  море выбрасывало ей навстречу  песок и складывало у берега  сыпучие
горы.
     - Не пущу! - говорило море.
     - Не сдамся! - говорила земля.
     И она поднималась перед морем отвесной скалистой стеной.
     Тогда море начинало яростно биться. Оно шумело и пенилось, оно кидалось
на утесы так, словно хотело растерзать на части всю землю.
     Но  земля пускалась  на хитрость. Она  выставляла  заслон  из множества
островов - шхер. Они держались крепко, как солдаты в строю. В первой шеренге
стояли самые заслуженные старые бойцы. На них давно и травинки  не осталось:
свирепые волны срывали с  них даже  водоросли  - из пены  поднимались только
камни, источенные глубокими морщинами.
     Море  перекатывалось через них, шло на приступ дальше. Но  все новые  и
новые защитники вставали на  его  пути. И  море  билось  с ними,  постепенно
истощая свою ярость, А когда добиралось наконец до земли, у него уже не было
сил, и оно мирно плескалось у зеленых островков.
     Здесь, на этих поросших травой шхерах, стая Акки Кебнекайсе в последний
раз отдыхала перед самым большим перелетом.
     Дорога всех птичьих стай шла дальше над открытым морем.

        2

     Нильс сидел на своем белокрылом коне и вертел головой во все стороны. В
воздухе было шумно, как на большой проезжей дороге в ярмарочный день.
     Никогда в жизни не видел Нильс столько птиц сразу. Тут были черно-белые
казарки, и  пестрокрылые утки,  и крохали, и кулики,  и кайры, и гагары. Они
кричали,  гоготали,   чирикали,  щебетали,   свистели  на  все  голоса.  Они
перекликались, переговаривались, старые знакомые  приветствовали друг друга,
а новички то и дело спрашивали:
     - Скоро ли мы прилетим?
     - Уж не сбились ли мы с пути?
     - Сколько же можно лететь без отдыха?
     Но вожаки уверенно вели свои стаи все дальше и дальше.
     Берег и шхеры были уже совсем не видны.
     Нильс взглянул вниз и - удивительное дело! - ему показалось, что ничего
больше  не было - ни земли,  ни  моря.  И  где-то там, под ними, тоже летели
птичьи стаи, тоже проносились, обгоняя друг друга, легкие облака.
     Неужели они летят так высоко, что, кроме неба, ничего уже пет?
     Нильс посмотрел вверх, потом опять вниз и увидел, что там, внизу, птицы
летят как-то странно, запрокинувшись на спины.
     Да ведь там море! Спокойное, гладкое, как огромное зеркало,  прозрачное
море.
     И небо - со всеми облаками, с перелетными стаями - отражается в нем так
ясно, что самое море кажется небом.
     День для перелета над морем был как нельзя лучше. Легкий ветер разгонял
облака, словно расчищая птицам дорогу.
     Только на западе нависла какая-то темная туча, и края ее почти касались
самой воды.
     Акка Кебнекайсе давно поглядывала на эту тучу, - туча ей не нравилась.
     И  недаром! Ветер  уже не  помогал  птицам. Он  набрасывался  на них  и
резкими толчками норовил разметать во все стороны их ровный строй.
     Начиналась  буря.  Небо почернело. Волны  с  ревом наскакивали  друг на
друга.
     - Лететь назад, к берегу! - крикнула Акка Кебнекайсе.
     Она знала, что такую бурю лучше переждать на суше.
     Трижды  пытались гуси  повернуть  к берегу, и  трижды  напористый ветер
поворачивал их к морю.
     Тогда Акка решила спуститься на воду. Она боялась, что ветер занесет их
в такую  даль, откуда даже ей не найти дороги  в Лапландию. А  волны были не
так страшны, как ветер.
     Крепко прижав крылья к бокам, чтобы  вода не пробралась под перья, гуси
качались на волнах, точно поплавки.
     Им было  вовсе не так уж плохо. Только Нильс продрог и промок до нитки.
Холодные волны тяжело перекатывались через  него, словно хотели оторвать  от
Мартина. Но Нильс крепко, обеими руками, вцепился в Мартинову шею Ему было и
страшно и  весело,  когда  они  скатывались с  крутых  волн, а  потом  разом
взлетали на пенистый гребень. Вверх - вниз! Вверх - вниз! Вверх - вниз!
     Сухопутные  птицы,  занесенные  ветром  в  открытое  море,  с  завистью
смотрели, как легко пляшут гуси на волнах.
     - Счастливые! - кричали они. - Волны спасут вас! Ах, если бы и мы умели
плавать!
     Но все-таки волны были ненадежным  убежищем. От долгой качки на  волнах
гусей  стало клонить ко  сну.  То  один гусь,  то  другой засовывал клюв под
крыло.
     Правда, мудрая Акка никому не давала спать.
     - Проснитесь!  - кричала она.  - Проснитесь! Кто заснет -  отобьется от
стаи, кто отобьется от стаи - погибнет.
     Услышав голос  Акки,  гуси встряхивались,  но  через  минуту  сон снова
одолевал их.
     Скоро даже  сама  Акка Кебнекайсе не в силах была побороть дремоту. Все
реже и реже раздавался над водой ее голос.
     И вдруг  из  волны  совсем рядом  с Аккой высунулись какие-то  зубастые
морды.
     - Тюлени!  Тюлени!  Тюлени! - пронзительно закричала Акка  и  взлетела,
шумно хлопая крыльями.
     Сонные гуси, разбуженные ее криком, нехотя поднялись над водой, а того,
кто заснул слишком крепко, Акка будила ударом клюва.  Медлить  было нельзя -
тюлени  окружали  их со всех сторон. Еще минута - и многие  гуси  сложили бы
здесь свои головы.
     И вот снова стая в воздухе, снова гуси борются с ветром. Ветру и самому
пора бы  отдохнуть,  но он не давал  покоя ни  себе, ни другим. Он подхватил
гусей, закружил и понес в открытое море.
     Объятые страхом перед наступающей ночью, гуси летели сами не зная куда.
Тьма быстро  сгущалась. Гуси  едва видели  друг  друга, едва  слышали слабый
крик, которым сзывала их старая Акка.
     Нильсу  казалось, что волны не могут грохотать  громче, что тьма вокруг
не может  быть чернее. И все-таки в какую-то минуту шум и  свист внизу  стал
еще сильнее, а из тьмы выступило что-то еще чернее, чем небо.
     Это была скала, словно вынырнувшая со дна моря. Волны так и кипели у ее
подножия, со скрежетом перекатывая каменные глыбы.
     Неужели Акка не видит опасности? Вот сейчас они разобьются!
     Но Акка видела больше,  чем все другие. Она разглядела в скале пещеру и
под ее каменные своды привела гусей.
     Не  выбирая  места,  гуси повалились на землю и тотчас заснули  мертвым
сном.
     И Нильс заснул - прямо на шее у Мартина, не успев даже залезть  к  нему
под крыло.

        3

     Нильс проснулся  оттого, что лунный свет бил ему прямо  в  глаза. Луна,
словно  нарочно,  остановилась  у входа  в пещеру, чтобы  разбудить  Нильса.
Конечно, можно было забраться под крыло  Мартина и еще поспать, но для этого
пришлось  бы потревожить верного друга. Нильс пожалел Мартина - очень уж тот
уютно прикорнул между двумя камнями. Должно быть, совсем измучился, бедняга.
     Тихонько вздохнув, Нильс вышел из пещеры.
     Чуть только  он обогнул выступ скалы, как перед ним открылось море. Оно
лежало такое мирное и спокойное, точно бури никогда не бывало.
     Чтобы как-нибудь скоротать время до утра, Нильс набрал на берегу полную
пригоршню плоских камешков и стал бросать их в море. Да не просто бросать, а
так, чтобы они мячиком прыгали по лунной дорожке.
     - Три..,  пять.., семь.., десять, - считал Нильс каждый  удар камешка о
воду. - Хорошо бы до самой луны добросить! Только вот камня подходящего нет.
Нужен совсем-совсем плоский.
     И  вдруг  Нильс вспомнил: монетка!  У  него ведь есть  воронья монетка!
Деревянному он так и не успел ее отдать.
     Вот теперь она все-таки сослужит Нильсу службу.
     Нильс  вытащил  из кармана  монетку, повертел ее в пальцах,  занес руку
назад, выставил ногу вперед и бросил монетку.
     Но  монетка упала,  не  долетев  до воды,  закружилась,  зашаталась  из
стороны в сторону и  легла на мокрый песок. Нильс  бросился за ней вдогонку.
Он уже протянул за монеткой руку, да так и застыл на месте.
     Что это? Что случилось?
     Море исчезло. Прямо перед Нильсом возвышалась глухая каменная стена.
     Нильс задрал голову. Стена была такая высокая, что закрывала чуть ли не
полнеба.  Верхний край ее кончался зубцами,  и было видно, как  в  просветах
между  ними  шагал  часовой  в  блестящем шлеме, с копьем в  руках "Может, я
все-таки сплю?" - подумал Нильс Он крепко-накрепко  зажмурил глаза  и быстро
открыл  их  Стена  по-прежнему  стояла  перед  ним.  Самая настоящая  стена,
сложенная из  крупных необтесанных  камней. Невдалеке  между  двумя круглыми
башнями  Нильс  увидел  ворота.  Тяжелые кованые  створки  их  были  наглухо
закрыты. Но чуть только Нильс подошел  поближе, ржавые  петли  заскрежетали,
заскрипели, и ворота медленно раскрылись, как будто приглашая Нильса войти.
     И  Нильс   вошел.  Под  низкими  каменными  сводами  сидели  стражники,
вооруженные топориками  на  длинных древках, и играли в  кости Они были  так
заняты  игрой, что  даже не заметили, как Нильс проскользнул мимо них. Сразу
за воротами была большая  площадь, а от площади во  все стороны  расходились
улицы.  В городе, наверное, был праздник. Повсюду развевались пестрые флаги,
весело  горели цветные  фонарики. Да  и  народ  на  улицах тоже  был разодет
по-праздничному:  мужчины в длинных бархатных кафтанах с меховой  опушкой, в
шапочках,  украшенных  перьями;  женщины  -  в  расшитых  серебром и золотом
платьях и в кружевных чепчиках с бантами, торчащими на голове, как бабочки.
     Таких богатых нарядов Нильс никогда  не видел, разве что на картинках в
старой дедовской  книге, которую  мать давала Нильсу рассматривать только по
воскресеньям.
     Но странное дело: хотя по всему было ясно, что в городе праздник, никто
не смеялся, не пел, не шутил. Лица у людей были печальные и встревоженные, и
все молча с беспокойством посматривали вверх.
     Нильс тоже посмотрел вверх.
     Высоко над всеми крышами поднималась четырехугольная башня. В  каменную
стену ее  были вделаны часы. Огромным  круглым глазом они смотрели вниз,  на
город.
     "Вот хорошо, что тут  часы  есть!  - подумал Нильс. - Погуляю  часок  и
вернусь назад".
     И он весело зашагал по улицам.
     Никто не  обращал внимания  на  Нильса. Не так-то легко было разглядеть
его  в  толпе. Он свободно бегал по городу, рассматривал дома, заглядывал во
дворы.
     И отовсюду, куда бы он ни пошел, он видел часы на башне.
     На  одной  из улочек возле каждого крыльца сидели  нарядные  женщины  и
молча  пряли  золотую  пряжу.  Время  от  времени  они   тяжело  вздыхали  и
посматривали на башенные часы.
     "Наверное, устали  всю ночь  работать",  - подумал  Нильс  и свернул  в
другую улицу.
     Тут тоже шла работа. По всей улице разносился звон и лязг металла - это
оружейных дел мастера ковали кинжалы и мечи.
     Изредка они  отрывались от  работы, чтобы  отереть рукавом пот со лба и
украдкой взглянуть на часы.
     На  третьей  улице башмачники шили сафьяновые  сапоги и туфли с меховой
опушкой, на четвертой  - кружевницы  плели кружева,  на  пятой - гранильщики
шлифовали блестящие разноцветные камни.
     И все  работали молча, только изредка поднимая головы, чтобы  поглядеть
на башенные часы.
     Долго  бегал Нильс  по  городу,  пока не выбежал на большую, просторную
улицу.
     По  обеим сторонам  ее тянулись  лавки.  Двери их были  широко открыты,
полки завалены товаром, но торговля шла не очень-то бойко.
     Купцы уныло сидели за своими стойками, не  обращая  внимания на  редких
покупателей. А те,  даже  не  глядя  на  разложенные  товары, о  чем-то тихо
спрашивали купцов и, тяжело  вздыхая,  выходили  из лавки, так ничего  и  не
купив.
     "Наверное,  приценивались. Да,  видно, не  по карману товар", - подумал
Нильс.
     Перед одной лавкой Нильс остановился и долго стоял как вкопанный.
     Это была оружейная лавка.
     Целое войско можно было снарядить здесь в поход.
     Тут  были  кованые  мечи в золотой  и серебряной  оправе  и тонкие, как
спицы, шпаги. Тут были сабли всех образцов - прямые и изогнутые,  в ножнах и
без  ножен.  Тут  были  палаши,  тесаки,  кинжалы  - маленькие  и большие, с
рукоятками из кости  и дерева, из золота и  серебра.  Тут были тяжелые щиты,
разукрашенные  гривастыми львами и семиглавыми драконами. А в глубине лавки,
в  углу,  высился  целый  лес  остроконечных  копий,  громоздились рыцарские
доспехи - латы, кольчуги, шлемы.
     И все  оружие -  совсем  новенькое,  еще  не  потемневшее  в боях  и на
рыцарских турнирах! Оно так и горело, так и сверкало!
     "А что, если войти? - подумал Нильс. - Может, никто не заметит  меня...
А если заметит, я скажу, что хочу купить что-нибудь..."
     Но  Нильс  хорошо помнил, как  торговцы на  ярмарках гоняли  мальчишек,
которые попусту глазели на товары, щупали их, долго выбирали, торговались, а
потом удирали, ничего не  купив. Одного мальчишку из их деревни даже поймали
и отодрали за уши, чтобы другим было неповадно. Это на простой-то ярмарке! А
уж тут и подавно выдерут.
     Нильс долго топтался возле лавки - то подойдет к двери, то  отойдет, то
снова подойдет.
     "Что бы такое придумать? - размышлял Нильс. - Ага, знаю! Скажу, что мне
меч нужен. А такого, чтобы  мне по росту был, и не  найдется. Тогда я скажу:
простите, мол, за беспокойство! - и уйду".
     Нильс набрался духу и шмыгнул в лавку.
     Около стойки в кресле  с высокой резной спинкой сидел бородатый купец и
не отрываясь смотрел в окно.
     Он смотрел на башенные часы.
     Яркая  луна,  висевшая в  небе точно  фонарь, освещала огромный часовой
круг и черные стрелки, ползущие по нему медленно и неуклонно.
     Нильс  незаметно  проскользнул мимо  купца  и,  крадучись, пошел  вдоль
стены, сверху донизу увешанной оружием.
     Глаза у  него  так  и разбегались во все  стороны. Он  не  знал, на что
раньше смотреть.
     Особенно понравился  Нильсу один кинжал. Кинжал  был  совсем небольшой,
пожалуй, всего только вдвое больше Нильса. По рукоятке его вилась серебряная
змейка. И висел кинжал не так уж высоко - над самой стойкой.
     Нильс  украдкой  взглянул на купца -  тот  по-прежнему сидел  на  своем
кресле  и неподвижно смотрел в  окно.  Тогда  Нильс расхрабрился. По ящикам,
сваленным  у стены, он взобрался на стойку и  обеими руками схватил  кинжал.
Схватить-то схватил, а удержать не смог. С глухим звоном кинжал упал на пол.
     Нильс весь похолодел. Он хотел укрыться за ящиками, но было уже поздно.
Купец оглянулся на стук и, с грохотом отшвырнув кресло, бросился к Нильсу.
     Бежать было некуда. Нильс  сжал в кармане  ножичек - единственное  свое
оружие - и приготовился защищаться.
     Но купец вовсе не  собирался  нападать.  Он смотрел  на Нильса  добрыми
глазами и быстро-быстро говорил на каком-то  непонятном языке. По всему было
видно, что он даже рад Нильсу.
     Он  торопливо срывал  со стены  мечи, щиты,  кинжалы и, низко  кланяясь
Нильсу, - то ли от услужливости, то ли оттого, что Нильс был очень уж мал, -
выкладывал перед ним свои сокровища.
     Одним рывком он выхватывал из ножен шпаги и сабли, долго размахивал ими
перед  самым носом  перепуганного Нильса,  а потом, припав  на  правую ногу,
делал вдруг смелый выпад и насквозь протыкал невидимого врага.
     Он надевал  на себя  разные шлемы и, присев перед Нильсом на  корточки,
вертел головой,  чтобы Нильс мог рассмотреть хорошенько и узорчатый гребень,
и забрало, и пышные перья.
     А под конец он даже  вырвал  из своей бороды волосок  и, подбросив его,
перерубил в воздухе огромным мечом.
     От всех  этих упражнений  в лавке стоял свист и  лязг, а на стенах,  на
потолке, на прилавке прыгали и плясали лунные зайчики.
     В это  время  из других лавок тоже прибежали купцы. Они тащили с  собой
все,  что было у них самого лучшего: пеструю парчу, ковры,  ожерелья, кубки,
связки сапог.
     Они сваливали  все  это около Нильса  и,  показывая друг другу на часы,
торопливо бежали за новыми товарами.
     "Куда это они так торопятся? И почему  все смотрят на  часы?" - подумал
Нильс и сам посмотрел на часы.
     С тех пор как он вошел в город, стрелка уже обежала почти полный круг.
     "Пора мне  возвращаться, -  спохватился Нильс,  - а то гуси  проснутся,
искать меня будут".
     Но не так-то легко было уйти от назойливых купцов.
     - У меня  же денег  нет! Понимаете, нет  денег,  - пытался он объяснить
купцам.
     Но те ничего не понимали.
     Они умоляюще смотрели на  Нильса и  поднимали  почему-то один  палец. А
хозяин оружейной лавки вытащил из кассы маленькую монетку и тыкал пальцем то
на нее, то на груду добра, сваленного около Нильса, точно хотел сказать, что
все это он отдаст за одну маленькую монетку!
     "Вот чудаки! -  подумал  Нильс. - Тут мешком  золота не расплатиться, а
они одну  только  монетку спрашивают...  Да ведь  у  меня  есть  монетка!  -
обрадовался он и стал шарить у себя в карманах.  - Где же она? Ах ты, досада
какая! Ведь она на берегу осталась".
     -  Подождите минутку! - крикнул Нильс и,  юркнув между ворохом материй,
ковров и еще чего-то, пустился бежать по улице, через площадь, за ворота...
     Он  сразу нашел  свою монетку.  Она лежала  на прежнем  месте,  у самой
стены.  Нильс  схватил  ее  и,  крепко  зажав  в  кулаке, бросился  назад  к
воротам...
     Но ворот уже не было. И стены не было. И города не было.
     Перед ним по-прежнему лежало спокойное море, и  тихие волны едва слышно
шуршали о прибрежные камни.
     Нильс не знал, что и думать.
     -  Ну, это уж совсем  не дело - то есть город, то нет  города Ничего не
поймешь!
     И вдруг за спиной его раздался крик:
     - Вот он где! Здесь он!
     Нильс обернулся.  Из-за выступа скалы  показался Мартин,  а  за ним вся
стая Акки Кебнекайсе. Мартин был очень зол.
     -  Ты куда же это  убежал?  - шипел  он.  -  Дождешься, что  тебя опять
кто-нибудь утащит. Прямо хоть привязывай тебя по ночам...  Ну, чего ты здесь
не видел?
     - Ты лучше спроси, что я здесь видел, - сказал Нильс.
     - Ну а что видел? - буркнул Мартин.
     - Город видел,  с башнями, с красивыми домами. А народу там  сколько! И
все ходят  в бархате и в шелках - один наряднее другого... А лавки какие там
богатые! Таких товаров у  нас даже на ярмарке новогодней не  увидишь.  И все
прямо за бесценок идет. Сказать, так не поверишь. Я  вот за одну эту монетку
всю лавку чуть не купил - со стойкой и даже с купцом.
     И Нильс показал Мартину маленькую серебряную монетку.
     -  Так что же ты не купил? Не сторговался, что ли? - насмешливо спросил
Мартин.
     - Какое там не сторговался!  -  воскликнул Нильс. - От купцов отбою  не
было. Да я, как назло, монетку обронил. А пока бегал искал - город точно под
воду провалился. Вот досада-то!
     Тут Мартин и все гуси не выдержали и дружно загоготали.
     - Что вы смеетесь? - чуть не заплакал от обиды Нильс. - Я  ведь не вру,
я в  самом деле был в  этом городе, Я все могу рассказать, - какие там дома,
какие улицы...
     Но гуси не слушали его и дружно гоготали.
     - Замолчите! - раздался вдруг голос Акки  Кебнекайсе. - Мальчик говорит
правду.
     Гуси с удивлением посмотрели на нее.
     -  Да, да, -  сказала  Акка, - мальчик  говорит правду. Вы еще молоды и
неопытны,  вы  не знаете,  что  когда-то,  много-много  лет  назад,  путь  в
Лапландию лежал через этот остров. И на  острове этом был  тогда  город. Еще
моя прабабка рассказывала моей бабке,  а бабка рассказывала мне, а теперь  я
расскажу  вам  об  этом  чудесном городе. Слушайте  же  меня.  И старая Акка
рассказала им вот какую историю.

        4

     Давным-давно, может быть, тысячу лет назад, а может быть, и две тысячи,
остров,  на который буря занесла гусей,  не был таким  пустынным и диким. На
берегу его стоял богатый и прекрасный город Винетта.
     Во  всем мире не  было ткачей искуснее,  чем  в Винетте; никто  не умел
делать такие красивые  кубки и кинжалы, как мастера Винетты;  никто не  умел
плести такие тонкие кружева, как кружевницы из Винетты.
     Каждый день одни корабли,  нагруженные богатыми товарами, отчаливали от
пристани, а другие корабли, нагруженные  золотом и серебром, возвращались из
далеких плаваний.
     Со  всеми городами, какие только ни  есть  на свете,  торговали  жители
Винетты Их корабли плавали по всем морям и во всех  гаванях находили приют и
отдых.
     Но никогда  ни  один чужой корабль не бросал  якорь в  гавани  Винетты.
Никто даже не знал, где  находится этот  город.  Никому не  открывали жители
Винетты дороги к своему острову.
     Чем больше  богатели они, тем больше боялись за свои богатства. Недаром
издавна люди  говорят: богатому не спится, богатый вора боится. Так и жители
Винетты. Плохо спали они по ночам. От зари до зари по  городу ходили сторожа
с  топориками  на плечах  и с  колотушками  в  руках. На всех  дверях висели
тяжелые замки. Злые собаки охраняли лавки и склады.
     Чужих приезжих  людей  жители Винетты  боялись  больше  всего.  Кто его
знает, чужого человека, какие у него мысли! Может, он разбойник, вор? Может,
только и высматривает, как проникнуть в заветные кладовые?
     И они  топили  корабли, случайно приближавшиеся  к их острову,  убивали
чужестранцев, которых буря выбрасывала  на их берег.  Даже птиц, пролетавших
мимо, они подстреливали, чтобы те не разнесли по свету, где  находится город
Винетта.
     Много диких гусей сложило здесь свои головы в те недобрые времена.
     Скоро море в этих местах стало  совсем пустынным  и  безмолвным. Моряки
обходили остров  стороной, голоса птиц  никогда уже  не раздавались над ним,
рыба стаями уходила к другим берегам. Не понравилось это морскому царю.
     -  Это что ж такое! Кто здесь настоящий хозяин?! - разбушевался морской
царь. - Не хотят, чтобы видели их город,  так  ладно же, никто больше его не
увидит. Эй, волны! На приступ!
     И вот море двинулось на город.
     Страх и смятение охватило жителей.
     Чтобы защититься от моря, они стали строить стену. Чем выше поднималась
вода, тем выше росла стена. Быстро  работали жители Винетты, громоздя камень
на камень, но, как  ни спешили они, море все-таки их обогнало. Оно  ринулось
через край стены, заливая все улицы, дома, площади...
     Но жители Винетты и под  водой работают дни и  ночи напролет.  Склады и
лавки их по-прежнему  ломятся от товаров, только торговать-то теперь им не с
кем.
     Лишь однажды в столетие, ровно на один час, этот город всплывает со дна
моря. И если  какой-нибудь  чужестранец  в этот час войдет в Винетту  и хоть
что-нибудь  купит, город  получит  прощение  и  останется  на земле. Но если
стрелка башенных часов  опишет полный круг, а  покупателя не найдется, город
снова опустится  на дно моря и будет стоять там еще сто  лет - Я слышала эту
историю от своей бабки, - сказала Акка, - а вы расскажите ее вашим внукам.

        Глава XI

        В МЕДВЕЖЬЕЙ БЕРЛОГЕ

        1

     Резкий холодный ветер дул весь день напролет.  Он бросался на стаю Акки
Кебнекайсе то справа, то слева, то сзади, то  спереди. Но  гуси летели своей
дорогой, взмахивая крыльями так же мерно, как всегда.
     Не  обращал внимания  на ветер  и Нильс. Давно прошли те времена, когда
он, чуть  что, вцеплялся всеми пальцами в перья  Мартина. Теперь он как ни в
чем не бывало сидел верхом на шее белого гуся, да  еще болтал ногами, словно
сидел верхом на заборе у себя во дворе.
     Но ветер не сдавался. Разозлившись, что никто его не боится, он ринулся
на гусей с такой силой, что в один миг разметал их ровный треугольник.
     Не  удержался на своем крылатом коне и Нильс. Счастье, что он был таким
маленьким  и легким. Нильс  падал,  как сухой лист, как клочок  бумаги.  Его
кружило  и  переворачивало то  вверх  ногами,  то  вниз головой. Вот-вот  он
ударится о землю... Но земля словно расступилась под ним.
     Говорят, ниже земли не упадешь. А Нильс упал. "Где же это я?" - подумал
он,  вставая  на  ноги. Кругом было  темно,  точно ночью. Потом глаза Нильса
привыкли к темноте. Он увидел  под ногами обнаженные корни деревьев,  а  над
головой - клочок неба. Нильс понял, что свалился в какую-то глубокую яму.
     Позади  него что-то  ворочалось, сопело,  пыхтело.  Нильс  обернулся  и
увидел  какую-то  глыбу,  поросшую   длинным   коричневым   мохом.  Вот  она
зашевелилась, приподнялась.  В темноте сверкнули  два огонька...  Медведица!
Лохматая  бурая медведица!  Ну,  теперь-то  ему уж несдобровать! А медведица
подняла лапу и словно шутя дотронулась до Нильса.
     Чуть  дотронулась,   -   и  Нильс  уже  лежал   на  земле.   Медведица,
переваливаясь, обошла  вокруг  Нильса,  обнюхала его, перевернула  с боку на
бок.
     Потом она села на задние лапы и, подцепив Нильса за рубашку, поднесла к
самой  морде. Она собиралась  только  получше разглядеть,  что за непонятное
существо  так  нежданно-негаданно  откуда-то с неба свалилось в  берлогу.  А
Нильс решил - вот сейчас, сию минуту, медведица проглотит его.
     Нильс хотел крикнуть, но крик застрял у него в горле. Никогда  в  жизни
ему не было так страшно.
     Но  медведица осторожно  положила Нильса  на  землю и, повернув голову,
позвала кого-то ласковым голосом:
     - Мурре! Брумме! Идите сюда! Я тут кое-что нашла для вас.
     Из темного угла  выкатились  два медвежонка. Это были  совсем маленькие
медвежата. Они  даже  на ногах держались  еще нетвердо, а шерсть  у них была
пушистая и мягкая, как у только что родившихся щенят.
     - Что, что ты нашла  для нас, мурлила?  Это вкусно? Это нам на  ужин? -
заговорили разом Мурре и Брумме.
     Медведица мордой подтолкнула несчастного Нильса к своим детенышам.
     Мурре  подскочил первым.  Не  долго  думая, он схватил Нильса зубами за
шиворот и уволок его в угол. Но Брумме тоже не зевал.  Он бросился на брата,
чтобы отнять у него Нильса.  Оба медвежонка принялись тузить друг друга. Они
катались, барахтались, кусались, пыхтели и рычали.
     А Нильс тем временем выскользнул из-под медвежат и начал карабкаться по
стене ямы.
     - Смотри, удерет! - закричал  Брумме, которому уже изрядно досталось от
брата.
     Мурре на минуту  остановился. Потом отвесил Брумме последнюю пощечину и
полез за  Нильсом. В два счета  он догнал  его и, подняв лапу, бросил  вниз,
словно еловую шишку.
     Теперь  Нильс  угодил прямо в когти  Брумме.  Правда, ненадолго.  Мурре
налетел на брата и опять отбил у него Нильса. Брумме, конечно, не  стерпел и
принялся  дубасить Мурре. А Мурре тоже за себя умел  постоять - и дал Брумме
сдачу.
     Нильсу-то было  все  равно - у Брумме он в лапах или у  Мурре. И так, и
этак плохо Лучше всего и  от того и от другого  поскорее  избавиться. И пока
братья дрались, Нильс снова полез вверх.
     Но каждый раз это кончалось одним и тем же. Мурре и Брумме догоняли его
- и все начиналось сначала Скоро Нильс  так устал,  что не мог шевельнуть ни
рукой, ни ногой.
     "Будь что будет!" - подумал он и лег посреди берлоги.
     Медвежата подталкивали его лапами и кричали:
     - Беги, беги! А мы будем тебя догонять!
     - Не  побегу!  Шагу больше не сделаю! -  сказал Нильс. Мурре  и  Брумме
очень удивились.
     -  Мурлила!  Мурлила! - закричали  они. -  Он  больше но хочет  с  нами
играть!
     - Не хочет играть? - сказала медведица и подошла поближе.
     Она посмотрела на Нильса, обнюхала его и сказала:
     - Эх, дети, дети! Какая уж тут игра!  Вы его совсем замучили. Дайте ему
отдохнуть. Да вам и самим пора спать. Уже поздно.
     Медведица улеглась. Около нее прикорнули усталые Мурре и Брумме. Нильса
они положили между собой.
     Нильс  старался  не  шевелиться. Он ждал, чтобы  все медвежье семейство
заснуло.  Вот  тогда-то он  непременно  удерет  из  берлоги. Хватит  с него,
наигрался с медвежатами!
     Медведица и ее сыновья и в самом деле скоро заснули.
     В темной  берлоге  послышался храп на разные голоса.  Медведица храпела
громко,  раскатисто, точно в горле у нее  перекатывались камни. Присвистывая
храпел Мурре, причмокивая храпел Брумме.
     Они храпели так заразительно, что глаза у Нильса закрылись сами собой и
он тоже заснул.

        2

     Проснулся Нильс оттого, что со стен берлоги посыпались камешки и земля.
Кто-то большой и тяжелый спускался в яму.
     Нильс  просунул голову между  лапами  Брумме и  Мурре. На далеком  небе
взошла  луна. Лунный свет проник  в  берлогу. И прямо в пятне лунного  света
Нильс  увидел медведя.  Он был  огромный. Лапы  - толстые, каждая как  пень.
Глазки маленькие, злые. Из  открытой красной пасти торчат  два острых  белых
клыка.
     - Здесь пахнет человеком! - заревел медведь.
     -  Глупости! - проворчала  медведица. - Откуда  тут  взяться  человеку?
Ложись спать, а то разбудишь детей.
     Медведь еще  раз  потянул носом,  покачал  лохматой  головой  и  грузно
опустился на землю.
     Нильс  поспешил  спрятаться   между   медвежатами.  И  надо  же  такому
случиться! Какая-то шерстинка - не то от шубы  Мурре, не то от шубы Брумме -
попала ему в нос. Нильс громко чихнул.
     Хозяин берлоги  вскочил и подбежал к своим детенышам. Один удар могучей
лапы - и  Мурре  полетел вправо. Второй  удар  - Брумме откатился  влево.  А
посредине остался лежать маленький Нильс Хольгерсон.
     - Вот он! Вот он, человек! - зарычал медведь.
     - Не трогай его! - крикнула медведица. - Не трогай! Мурре  и Брумме так
славно с ним  играли. Они будут плакать, если ты его проглотишь.  Да и какой
это человек! В жизни своей не видела, чтобы человек был таким маленьким.
     -  А  почему  у  него руки и  ноги, как у человека? - сказал медведь. -
Почему на  нем вместо  шерсти штаны и рубашка? Ну ладно,  подождем до  утра.
Утром посмотрим, что с ним делать.
     И медведь снова улегся. Опять стало тихо в берлоге.
     Спали медведь  и  медведица,  спали  их  детеныши  - мохнатые медвежата
Брумме и Мурре. Одному только Нильсу было не до сна.
     "Вы-то можете ждать до утра,  - думал он. - А мне ждать  незачем.  Если
медведь не съест, так медвежата замучают насмерть!"
     Медленно и осторожно он выбрался из-под медвежат и, цепляясь за траву и
корни, полез вверх. То и дело он останавливался, оглядывался, прислушивался.
Но  медвежата  мирно  спали,  и  пока они видели во сне, как  они  играют  с
Нильсом, Нильс выбрался из ямы.
     Кругом был густой  лес, дерево к дереву, ствол к стволу. Куда идти? Как
разыскать стаю? Далеко-то гуси улететь не могли. Нильс знал  - ни Мартин, ни
Акка его не бросят. Надо только подальше отойти от медвежьей берлоги.
     Нильс  посмотрел  по  сторонам. Налево  деревья стоят как будто пореже.
Может быть, там лес кончается? И Нильс пошел налево.
     Он  шел  быстро, но осторожно - мало ли какие опасности подстерегают  в
лесу!  На всякий случай он далеко  обходил корни деревьев - ведь под корнями
звери  любят устраивать свои норы. А Нильсу вовсе не хотелось  из  медвежьих
лап попасть в лапы куницы или волка.
     Но обитатели  леса крепко спали  в этот глухой ночной час. Было  совсем
тихо. Только  изредка поскрипывали ветки, словно ежась от ночной сырости, да
где-то  вверху   время  от  времени  раздавался  легкий  шорох.  Верно,  это
какая-нибудь  птица,  отсидев  во сне лапку, устраивалась  поудобнее.  Нильс
совсем успокоился.
     И вдруг он услышал какое-то шуршание  и хруст. Так могли шуршать листья
под лапами большого зверя. С таким хрустом могли ломаться сухие сучки, когда
на них тяжело наступают... Медведь! Медведь проснулся и идет по его следу.
     Нильс прижался к стволу ели.
     Нет, это не медведь. У медведя не бывает рук и ног. Медведь не ходит  в
болотных  сапогах.  Это  же  человек!  Даже двое  людей! Они  шли  по лесной
тропинке прямо к тому месту,  где притаился Нильс. За плечами у каждого было
ружье.
     "Охотники! - подумал Нильс с тревогой. - Может, нашу стаю выследили..."
     Почти у самой ели охотники остановились.
     -  Вот  тут и устроим засаду, -  сказал один. -  Я  их вчера неподалеку
видел.
     "Ну да,  это они про гусей,  - подумал  Нильс и похолодел от страха.  -
Гуси, наверно, искали меня, кружили над лесом, а охотники их приметили..."
     В это время охотник опять заговорил:
     -  У  них берлога  тут близко. Целое семейство в ней живет  -  медведь,
медведица и двое медвежат.
     Нильс так и открыл рот.
     "Вот  оно  что!  Они  нашли  моих  медведей! Надо  скорее  предупредить
медведей! Надо им все рассказать!"
     На  четвереньках,  стараясь не высовываться  из травы, Нильс  отполз от
ели, а потом бросился бежать назад, к берлоге.
     Теперь он не думал ни о кунице, ни о волках. Он думал только о том, как
бы поскорее добраться до медвежьей берлоги. И бежал, бежал со всех ног.
     У  входа в  берлогу  он  остановился и перевел  дух. Потом  наклонился.
Заглянул в яму. Тихо. Темно.
     Тут  Нильс  вспомнил  про сердитого хозяина берлоги.  Ведь если  бы  не
медведица, он  непременно съел бы Нильса. Ох, до  чего же не хочется  самому
лезть в медвежью пасть!
     На одну короткую минуту Нильс помедлил. Убежать? А что будет с веселыми
медвежатами Мурре и Брумме? Неужели он позволит, чтобы охотники их  убили? И
их мурлилу, и даже  их отца! Узнала бы Акка Кебнекайсе, что Нильс мог спасти
медвежье  семейство и струсил, очень бы рассердилась, разговаривать бы с ним
не стала. Да и что сделает  ему  медведь? Сразу  не проглотил, так теперь-то
подавно и когтем не тронет.
     И Нильс решительно стал спускаться в медвежью берлогу.
     Медвежата спали, сбившись в клубок. Даже не разберешь, где Мурре, а где
Брумме. Вот медведица. Храпит вовсю. А вот и хозяин берлоги.
     Нильс подошел к самому его уху и крикнул:
     - Проснись, медведь! Вставай! Медведь глухо зарычал и вскочил.
     - Что? Кто?.. Кто смеет меня будить? А,  это ты? Я же говорил, что тебя
надо  просто-напросто проглотить!  И  медведь  широко  раскрыл  свою красную
пасть. Но Нильс даже не отступил.
     -  Не спешите так, господин медведь, - храбро заговорил  он. - Конечно,
проглотить меня вам ничего не стоит. Только я вам не советую. У меня для вас
важные новости.
     Медведь присел на задние лапы.
     - Ну, выкладывай, - проворчал он.
     - В лесу охотники засели, - сказал Нильс. -  Я слышал, они про медвежью
берлогу говорили. Вас, наверное, подстерегают.
     -  Так, - сказал медведь. - Хорошо,  что  я  тебя  не съел. Буди скорее
Мурре и Брумме! А жену я сам разбужу. Она со сна еще злее, чем я.
     Он с трудом растолкал медведицу и сразу начал командовать:
     - Живо  собирайся! Досиделись,  пока  охотники  не пришли.  Я  же давно
говорил, что уходить надо.  И пещеру присмотрел хорошую  подальше в горах. А
ты  все  свое: "Жаль  покидать обжитое  местечко. Подождем  еще. Пусть  дети
подрастут!" Вот и дождались! Уж не знаю, как теперь ноги унесем.
     Нильс и опомниться не успел, как  медведь схватил его зубами за рубашку
и полез из ямы. Медведица с медвежатами карабкалась за ними.
     Это было настоящее бегство!
     Кто  выдумал,  что медведь -  неповоротливый?  Медведь косолапый -  это
правда. И  ходит он переваливаясь из стороны  в сторону - это тоже правда. А
неповоротливым его никак не назовешь.
     Медведи бежали так быстро, что у Нильса все перед глазами мелькало.
     Даже Брумме и Мурре не могли угнаться за своими родителями.
     - Мурлила! Мурлила! Мы хотим отдохнуть! Мы все пятки себе отбили!
     Пришлось  медвежьему  семейству  сделать передышку.  Нильс  обрадовался
этому еще больше, чем медвежата.
     Ему  совсем  не  улыбалось,  чтобы  медведь  затащил  его в свою  новую
берлогу.
     -  Господин медведь, - сказал  он  как можно вежливее, - я думаю, что я
вам больше не нужен. Не обижайтесь на меня, но я  бы  хотел вас покинуть. Во
что бы то ни стало мне надо найти стаю Акки Кебнекайсе...
     - Стаю Акки Кебнекайсе? - удивился  медведь. - А  зачем тебе  стая Акки
Кебнекайсе? Постой, постой,  я  что-то  припоминаю.  Уж  не тот ли ты Нильс,
который путешествует с гусями?
     - Да,  меня  зовут Нильсом Хольгерсоном, и  я  лечу с  дикими  гусями в
Лапландию.  Но  вчера вечером ветер сбросил меня  прямо к вам  в берлогу,  -
ответил Нильс.
     -  Что же ты раньше не сказал?  - заревел  медведь. - Слыхал я о  тебе,
слыхал.  Все  белки и  зайчата, все жаворонки  и зяблики о тебе твердят.  По
всему лесу о тебе молва идет. А я-то тебя  чуть не проглотил... Но как же ты
найдешь своих гусей? Я бы помог тебе, да сам видишь,  надо отвести семейство
на новую квартиру. Ну, погоди, сейчас что-нибудь придумаю.
     Думал он  долго. Потом подошел к дереву и стал его трясти изо всех сил.
Толстое дерево так и закачалось под его лапами.
     Вверху среди веток зашевелилось что-то черное.
     - Карр! Карр!  -  раздался скрипучий  голос. -  Кто трясет  дерево? Кто
мешает мне спать?
     - Ага, я так и знал, что кто-нибудь там да ночует. Вот тебе и проводник
будет, - сказал Нильсу медведь и, подняв голову, закричал:
     - Эй, ворон, спускайся пониже! Мне с тобой поговорить надо.
     Ворон слетел  на нижнюю ветку и уставился  на Нильса. И  Нильс  во  все
глаза  смотрел на ворона.  Это был Фумле-Друмле, атаман шайки с Разбойничьей
горы.
     С  кем   с  кем,  а  с   Фумле-Друмле   Нильсу  меньше  всего  хотелось
повстречаться. Он еще хорошо помнил его твердый клюв и острые когти.
     - Здор-рово,  пр-риятель! - закаркал ворон. -  Вот  ты  где  бродишь! А
вчера гуси весь вечер-р-р кр-ружили над лесом. Вер-рно, тебя искали.
     Нильс обрадовался.
     - А сейчас они где? - спросил он.
     - Что я им, стор-р-рож? - сказал Фумле-Друмле. - Др-р-рыхнут где-нибудь
на болоте. А мне на болоте нечего делать. У меня от сырости кости болят.
     -  Ладно,  хватит  болтать!  -  прикрикнул на ворона медведь.  - Помоги
Нильсу отыскать стаю. Не то - не будь я медведем -  и  тебе,  и всему твоему
вороньему роду плохо придется.
     Фумле-Друмле слетел на землю.
     - Можешь меня  не  пугать, - сказал  он медведю. -  Мы с Нильсом старые
друзья-приятели. Ну, как, отправились в путь?
     - А ты не потащишь меня к своей шайке? - с опаской спросил Нильс.
     - Да я  с ней  давно рассорился, - ответил ворон.  - С того самого дня,
как ты гостил на  Разбойничьей  горе. Они ведь тогда  все монетки растащили,
мне ни одной не оставили.
     - Хочешь, я тебе дам? - спросил Нильс. - Ту самую, что ты подарил.
     - Дай, дай, дай! - закричал ворон и закружился над Нильсом.
     Нильс вытащил из кармана свою серебряную монетку.
     Эту монетку он хотел отдать Деревянному, но Бронзовый ему помешал.
     Эта  монетка  могла бы спасти  подводный город, если  бы  Нильс  ее  не
уронил.
     Так пусть она теперь порадует хоть Фумле-Друмле!
     А Фумле-Друмле и верно обрадовался.
     Он  выхватил  монетку из рук Нильса и,  шумно хлопая крыльями,  исчез в
густых ветках дерева.
     "Удрал", - подумал Нильс.
     Но Фумле-Друмле уже стоял  перед ним. Монетки в клюве не было. Спрятал,
должно быть, в дупле.
     - В дор-р-огу! В дор-р-р-огу! - закаркал Фумле-Друмле. Нильс попрощался
с медведями и подошел к ворону.
     - Только не вздумай нести меня в клюве! Я привык верхом.
     - Вер-р-рхом  так вер-р-рхом,  -  каркнул ворон. Нильс  уселся  на  шею
Фумле-Друмле, и они полетели.

        3

     Дикие гуси в самом деле кружили весь вечер над  лесом. Они высматривали
и звали своего маленького друга, но Нильс не откликался. Только когда совсем
стемнело, Акка Кебнекайсе со всей стаей опустилась на землю.
     Заночевать гуси решили на краю болота за лесом.
     Сколько  возни  всегда бывало, пока  гуси  улягутся.  И поесть надо,  и
поговорить хочется.
     А  сегодня даже  самые  лучшие водоросли застревали  в горле. И  не  до
разговоров  было. У всех  одно на  уме - где-то наш Нильс? Какая  беда с ним
стряслась?
     Акка Кебнекайсе и  Мартин  заснули позже всех. Старая гусыня подсела  к
Мартину и, тихонько похлопав его крылом по крылу, сказала:
     -  Он  многому научился  за это время.  Ничего дурною с  ним  не должно
случиться. Спи, завтра опять полетим на поиски.
     Но искать Нильса не пришлось.
     Как только  солнце разбудило гусей и  они открыли глаза, поднялся такой
радостный гогот, что все лягушки в болоте переполошились.
     Да и  как было гусям не радоваться! Нильс -  целый и невредимый - лежал
на своем месте, рядом с Мартином, и спал как ни в чем не бывало.

        Глава XII

        В ПЛЕНУ

        1

     Путь  близился  к концу.  В последний раз  ночевали гуси  как бездомные
бродяги.  Завтра  они уже  не будут спать где  придется, они  построят  себе
крепкие теплые гнезда и заживут по-семейному.
     Первой в стае всегда просыпалась Акка Кебнекайсе. Но в этот день первым
проснулся Мартин.
     Он постучал клювом по своему крылу, под которым, свернувшись калачиком,
спал Нильс, и крикнул:
     - Эй ты, лежебока! Вставай!
     Нильс вынырнул из-под крыла Мартина и вместе с ним обошел всех гусей.
     Мартин легонько подталкивал по очереди каждого гуся, а Нильс кричал:
     - Просыпайся! Просыпайся! Пора лететь. В Лапландии выспишься.
     Очень уж  и  Мартину и Нильсу  не терпелось поскорее увидеть  эту самую
Лапландию.
     Через полчаса вся стая двинулась в путь.
     То и  дело  гусей  догоняли другие  птичьи  стаи. Все  окликали  гусей,
приветствовали, приглашали к себе на новоселье.
     - Как здоровье почтенной Акки Кебнекайсе? - кричали утки.
     -  Где  вы  остановитесь?  Мы остановимся  у  Зеленого  мыса! - кричали
кулики.
     -  Покажите нам мальчика, который спас  медвежье семейство!  - щебетали
чижи.
     - Он летит на белом  гусе! - ответила Акка Кебнекайсе. И Мартин на лету
гордо выгибал шею, - ведь на него и на Нильса сейчас все смотрели.
     - Маленький Нильс! Где ты? Где ты? - тараторили ласточки. - Белка Сирле
просила передать тебе привет!
     - Я здесь! Вот я! - кричал в ответ Нильс и махал рукой ласточкам.
     Ему  было  очень  приятно, что все о  нем спрашивают. Он развеселился и
даже запел песню:

     - Гусиная страна,
     Ты издали видна!
     Привет тебе, Лапландия,
     Гусиная страна!
     Несет меня в Лапландию
     Домашний белый гусь,
     И скоро я в Лапландии
     На землю опущусь!
     Лаплан-Лаплан-Лапландия,
     Ты издали видна!
     Да здравствует Лапландия,
     Гусиная страна!

     Он  пел  во  все горло, раскачиваясь из  стороны  в сторону,  и  болтал
ногами. И вдруг один башмачок соскочил у него с ноги.
     - Мартин, Мартин, стой! - закричал Нильс. - У меня башмачок слетел!
     - Вот уж это совсем не дело! - заворчал Мартин. - Теперь пока спустимся
да пока разыщем  твой башмачок,  сколько  времени даром пройдет! Ну да что с
тобой поделаешь!.. Акка Кебнекайсе! Акка Кебнекайсе! - крикнул он.
     - Что случилось? - спросила гусыня.
     - Мы потеряли башмачок, - сказал Мартин.
     - Башмачок нужно найти, -  сказал Акка Кебнекайсе. - Только  мы полетим
вперед, а уж вы нас  догоняйте. Запомните хорошенько: лететь надо  прямо  на
север,  никуда  не  сворачивая.  Мы всегда останавливаемся у  подножия Серых
скал, возле Круглого озера.
     - Да мы вас живо  догоним! Но все-таки вы не очень торопитесь, - сказал
Мартин.
     Потом он обернулся к Нильсу и скомандовал:
     - Ну, теперь держись крепче! И они полетели вниз.

        2

     Башмачок они нашли сразу. Он лежал на лесной тропинке, в пяти шагах  от
того места, где  Мартин спустился, и  как будто ждал  своего  хозяина. Но не
успел Нильс спрыгнуть с Мартина, как в  лесу послышались человеческие голоса
и на тропинку выбежали мальчик и девочка.
     - Гляди-ка,  Матс! Что это такое? - закричала девочка. Она  нагнулась и
подняла башмачок Нильса.
     - Вот так штука! Самый настоящий  башмачок, совсем  как  у нас с тобой.
Только нам он даже на нос не налезет.
     Матс повертел башмачок в руках и вдруг громко рассмеялся.
     -  Послушай-ка,  Ооса!  А  что,  если   этот  башмачок  нашему  котенку
примерить? Может, ему подойдет? Ооса захлопала в ладоши.
     - Ну, конечно, подойдет! А потом мы еще три  таких  сделаем.  И будет у
нас кот в сапогах.
     Ооса  побежала по тропинке. За Оосой побежал Матс, а за Матсом Мартин с
Нильсом.
     Тропинка  вела  прямо  к  домику  лесничего.  На  крыльце,  свернувшись
клубком, дремал котенок.
     Ооса уселась на корточки и посадила котенка к себе на колени, а мальчик
стал засовывать  его лапу в башмачок.  Но  котенок  не  хотел обуваться:  он
царапался,  пищал и так отчаянно отмахивался всеми четырьмя  лапами  и  даже
хвостом, что в конце концов выбил башмачок из рук Матса.
     Тут  как раз подоспел Мартин.  Он подцепил  башмачок  клювом и пустился
наутек.
     Но было уже поздно.
     В два прыжка Матс подскочил к Мартину и схватил его за крыло.
     - Мама, мама, - закричал он, - наша Марта вернулась!
     - Да я  не  Марта! Пустите меня, я Мартин! - кричал несчастный пленник,
отбиваясь и крыльями и клювом. Все напрасно - никто его не понимал.
     -  Нет, шалишь,  теперь  тебе  не  уйти, -  приговаривал Матс и,  точно
клещами, сжимал его крыло.  -  Хватит,  нагулялась. Мама!  Да  мама,  иди же
скорее! - снова закричал он.
     На его крик из дому вышла краснощекая женщина.
     Увидев Мартина, она очень обрадовалась.
     - Я так и знала, что Марта вернется, - говорила она, подбегая к гусю. -
Что ей одной в лесу делать?..  Ой, да ведь  это не  Марта - это чей-то чужой
гусак! -  вскрикнула женщина. -  Откуда он взялся? Тут и  деревни поблизости
нет. Ну, да все равно, раз Марта убежала, пусть хоть этот у нас останется.
     Она хотела было взять  Мартина и  отнести в птичник, но не тут-то было!
Мартин рвался у нее из рук, бил ее крыльями, клевал и щипал до крови.
     - Вот дикарь!  -  сказала  хозяйка.  - Нет,  такого  в  птичник пускать
нельзя. Он у меня всех кур покалечит. Что же с ним делать? Зарезать, что ли?
     Она быстро  скинула передник  и  набросила на  Мартина.  Как  ни  бился
Мартин, как ни рвался, ничего не помогало - он только еще больше запутывался
в переднике.
     Так его, спеленатого, и понесла хозяйка в дом.

        3

     Нильс  в это  время стоял, притаившись за  деревом.  Он все  видел, все
слышал и от горя и досады готов был заплакать.
     Никогда  еще он не жалел  так  горько, что гном заколдовал его. Будь он
настоящим человеком, пусть бы попробовал кто-нибудь тронуть Мартина!
     А теперь, прямо у  него на глазах, Мартина, его лучшего друга, потащили
в кухню,  чтобы  зарезать и зажарить  на обед. Неужели же Нильс так  и будет
стоять сложа руки и смотреть?
     Нет, он спасет Мартина! Спасет во что бы то ни стало!
     Нильс решительно двинулся к дому.
     По дороге он все-таки поднял и надел свой башмачок, валявшийся в траве.
     Самое  трудное  было  попасть в  дом. Крыльцо  было высокое, целых семь
ступенек!
     Точно акробат, подтягивался Нильс на руках  со  ступеньки на ступеньку,
пока не добрался до верха.
     Дверь, на его  счастье, была открыта, и Нильс незаметно проскользнул на
кухню.
     У окна на большом столе лежал Мартин. Лапы и крылья у него были связаны
так крепко, что он не мог шевельнуться.
     Возле  очага  возилась  женщина.  Засучив  рукава, она  терла  мочалкой
большой чугунок. Точно такой  чугунок  был  и у матери Нильса  -  она всегда
жарила в нем кур и гусей.
     Вымыв  чугунок,  женщина  поставила  его  сушиться,  а  сама  принялась
разводить огонь в очаге.
     - Опять хворосту не  хватит!  - проворчала она  и,  подойдя  к  окошку,
громко крикнула:
     - Матс! Ооса! Никто не отозвался.
     - Вот бездельники! Целый день бегают без толку, не могут даже  хворосту
набрать! - И, хлопнув дверью, она вышла во двор.
     А Нильсу только того и надо было.
     - Мартин, ты жив? - спросил он, подбегая к столу.
     - Пока что жив, - уныло ответил Мартин.
     -  Ну, потерпи  еще минуточку, сейчас я  тебя освобожу. Нильс  обхватил
руками и ногами ножку стола и быстро полез вверх.
     - Скорее, Нильс, а то она сейчас вернется, - торопил его Мартин.
     Но  Нильса  не надо было  торопить. Вскочив  на  стол,  он выхватил  из
кармана свой ножичек и, как пилой, стал перепиливать веревки.
     Ножичек  так  и  мелькал  у  него  в  руке.  Взад-вперед!  Взад-вперед!
Взад-вперед!
     Вот уже крылья на свободе. Мартин осторожно пошевелил ими.
     - Кажется, целы, не поломаны, - сказал он. А Нильс уже пилил веревки на
лапах. Веревки были новые, жесткие, а ножичек совсем затупился.
     - Скорей, скорей, она идет! - крикнул вдруг Мартин.
     - Ой, не успеть! - прошептал Нильс.
     Ножичек его стал  горячим, пальцы онемели и распухли, но он все пилил и
пилил.  Вот веревка  уже  расползается  под  ножом...  Еще минута - и Мартин
спасен.
     Но тут скрипнула дверь, и в  комнату вошла хозяйка  с  огромной охапкой
хворосту.
     - Натягивай веревку! - успел крикнуть Нильс. Мартин изо всех сил дернул
лапами, и веревка лопнула.
     - Ах разбойник! Да как же это он ухитрился? - воскликнула хозяйка.
     Она швырнула хворост на пол и подскочила  к столу. Но Мартин вывернулся
прямо у нее из-под рук.
     И началась погоня.
     Мартин - к двери, а хозяйка его ухватом от двери. Мартин  -  на шкаф, а
хозяйка  его  со шкафа  метлой.  Мартин  - на посудную полку, а хозяйка  как
прихлопнет его решетом - одни только лапы на свободе остались.
     - Фу, совсем загонял! - сказала хозяйка и рукавом отерла пот со лба.
     Потом она  сгребла Мартина  за  лапы  и,  опрокинув вниз головой, опять
потащила к столу.
     Одной рукой она  крепко  придавила гуся,  а другой скручивала  ему лапы
веревкой.
     И  вдруг  что-то острое вонзилось  ей  в  палец.  Хозяйка  вскрикнула и
отдернула руку.
     - Ой,  что это? - прошептала она.  Из-за  большой деревянной солонки на
столе выглядывал крошечный человечек и грозил ей ножичком, - Ой,  что это? -
опять прошептала она.
     Пока хозяйка охала и ахала, Мартин не терял времени даром. Он  вскочил,
отряхнулся и, схватив Нильса за шиворот, вылетел в окно.
     -  Ну и  дела!  -  сказала  хозяйка,  когда они скрылись  за верхушками
деревьев.
     Она тяжело вздохнула и стала подбирать хворост, разбросанный по полу.

        Глава XIII

        ГУСИНАЯ СТРАНА

        1

     Мартин с  Нильсом летели прямо на север, как им велела Акка Кебнекайсе.
Хотя они и одержали победу в сражении с хозяйкой, но победа эта досталась им
нелегко.  Все-таки  хозяйка  здорово потрепала Мартина.  Крылья  у него были
помяты,  на  одну лапу он хромал, бок,  по которому проехалась метла, сильно
болел.
     Мартин летел медленно, неровно, совсем как в первый день их путешествия
- то будто нырнет, то взметнется вверх, то  завалится на правый  бок,  то на
левый.  Нильс едва держался у него на спине. Его так и бросало из стороны  в
сторону, словно они опять попали в бурю.
     -  Знаешь что, Мартин,  - сказал Нильс,  -  надо  бы тебе  передохнуть.
Спускайся  вниз! Вон, кстати,  и полянка хорошая.  Пощиплешь  свежей травки,
наберешься сил, а там и снова в путь.
     Долго уговаривать  Мартина не пришлось. Ему  и самому  приглянулась эта
полянка. Да  и торопиться теперь было нечего - стаю им все равно не догнать,
а доберутся они до  Лапландии  на час раньше или  на час позже  -  это уж не
важно.
     И они опустились на полянку.
     Каждый занялся своим делом: Мартин щипал свежую молодую травку, а Нильс
разыскивал старые орехи.
     Он медленно  брел по опушке леса  от  дерева к дереву, обшаривая каждый
клочок земли, как вдруг услышал какой-то шорох и потрескивание.
     Рядом в кустарнике кто-то прятался.
     Нильс остановился.
     Шорох затих.
     Нильс стоял не дыша и не двигаясь.
     И вот наконец один куст зашевелился. Среди веток мелькнули белые перья.
Кто-то громко загоготал.
     - Мартин! Что ты тут делаешь? Зачем ты сюда залез? - удивился Нильс.
     Но  в  ответ  ему  раздалось  только  шипенье,  и  из  куста  чуть-чуть
высунулась чья-то чужая гусиная голова.
     - Да это  вовс