. - Потому что вы мой любимый ученик, и я вами горжусь, - спокойно объяснил Лев Семенович. - А как же?.. - я замялся. Недаром Лев Семенович был дипломатом, он сразу догадался, о ком я хочу спросить. - Вы имеете в виду Роберта? Лев Семенович простодушно улыбнулся, как мальчишка, который долго хранил тайну и дождался, что настал час, когда ее можно открыть. - Да, Роберта. - От смущения я готов был залезть под стол. - Я гордился и горжусь Робертом, - ответил учитель. - Но он давно уже не писал мне, не звонил. Я даже не знаю, где он сейчас. Разумеется, я на него не в обиде, я понимаю, что он чрезвычайно занятой человек... Ни секунды больше я не мог оставаться в доме Льва Семеновича. Пробормотав слова благодарности, с томиком Шекспира в руках я скатился по лестнице вниз. Конечно, Лев Семенович сразу догадался, что звонил ему я. Это только Грише могло показаться, что мы здорово обвели вокруг пальца старого дипломата. Но если он подарил мне книжку и назвал своим любимым учеником, значит, Лев Семенович совсем не обиделся, что я его обманул. Я осторожно дотронулся до золотых букв, сверкавших на обложке. ТЯМТЯ-ЛЯМТЯ - Здравствуйте, Всеволод! Вы совсем забыли к нам дорогу. Что случилось? Я и вправду забыл Юлю, которая еще не ходит в школу, а говорит, как взрослая. Мы тихо прошли по полутемному коридору, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить хозяйку. В комнате все было как прежде. Важное пианино занимало все пространство. Почти два года, страдая и мучаясь, я барабанил по его клавишам. А теперь в первый раз поглядел на пианино с симпатией. - Почему вы не приходите, Всеволод? Юлины глаза, увеличенные очками, пристально смотрели на меня. - Твоя мама сказала, что мне медведь на ухо наступил. - Неправда, - возразила Юля. - У вас есть слух, слабый, но есть. Его надо развивать. Это я тоже забыл. Забыл, что Юле надо говорить только правду. У нее фантастический нюх на фальшь. Она настоящая дочь музыканта. - Понимаешь, - протянул я, - это долго рассказывать. - Я никуда не спешу, - Юля поудобнее уселась на диване. - Это сложная история, - отнекивался я. - Ты не поймешь. - Как-нибудь разберусь, - обиделась Юля и добавила, чтобы я понял, с кем имею дело: - Я в этом году в первый класс пойду. Я задумался. А почему бы не рассказать Юле правду? Она такой человек, что может все понять. И я рассказал Юле все начистоту. И о том, что я света белого не видел, и о Грише, который надоумил меня, как избавиться от учителей, и о том, как я играл ее маме лишь бы что, а она думала, что я играю правильно. - Наверное, твоя мама была чем-то расстроена тогда, - сказал я. - У нее что-то случилось? - Случилось, - подтвердила Юля. - А что? - допытывался я. - Долго рассказывать, - Юля отнекивалась точно так, как только что отказывался я. - Не хочешь - не надо, - я перевел разговор на другое. - А вы когда переезжаете на новую квартиру? - Не знаю, - пролепетала Юля. - Маме сказали, что в том доме квартиру не дадут. И тут меня осенило: - Значит, твоя мама из-за этого и была тогда расстроенная? - Из-за этого, - кивнула Юля. - А я воспользовался ее состоянием и обдурил, - я не на шутку рассердился сам на себя. - Хорош гусь! - Нет, Всеволод, вы не гусь, - шмыгнула носом Юля. - Вы случайно поступили плохо. Но вы не хотели так поступить. - Ты меня, пожалуйста, не защищай, Юля, - кипятился я. - Раз я сказал, что гусь - значит, гусь. А почему не дадут квартиру? - Маме сказали, что непредвиденные обстоятельства, - Юля с трудом выговорила тяжелые слова. - Пообещали, что дадут через год. - Ты не расстраивайся, - попробовал я утешить девочку. - Ты думаешь, год - это долго? Время очень быстро летит. Я вон уже десять лет прожил на свете, а не заметил даже... - Я не из-за квартиры расстраиваюсь, - Юля вытерла слезы ладошкой. - Я из-за мамы с папой. Я не знаю, что мне с ними делать... - А что? - удивился я. - Она так дружно жили, так любили друг дружку, что приятно на них было смотреть. А сейчас... Юля запнулась. Я ее понимал. Очень трудно рассказывать про маму с папой да еще не совсем хорошее. - А сейчас ссорятся, кричат друг на друга, - переведя дух, вновь заговорила Юля. - И меня совсем не стесняются... Я сочувственно кивал Юле и ничего не говорил. А чего говорить. Иногда человека просто надо выслушать, и ему сразу станет легче. - Мама кричит на папу: "Ты ничего не можешь предпринять, сидишь и молчишь, тямтя-лямтя настоящий..." - А что такое тямтя-лямтя? - подал я голос, услышав незнакомое слово. - Я думаю, - вздохнула Юля, - тямтей-лямтей называют человека, у которого нет характера, силы воли... А тут еще хозяйка велит нам убираться, осточертели, говорит, ваши пианины... - Ну, это уже безобразие, - возмутился я. - Надо что-то предпринять. - А что? - спросила Юля. Что, я и сам не знал. Но предпринять что-то надо. Нельзя быть тямтей-лямтей. Правильно сказала Юлина мама. - Знаешь что, - вдруг сказал я. - Напиши мне, пожалуйста, адрес того дома, куда вы должны были переехать. А еще ваш теперешний адрес и фамилию, имя, отчество родителей. - Зачем? - встрепенулась Юля. - Вы нам поможете, Всеволод? - На всякий случай, - я не стал вдаваться в подробности. Просто я знал, что с Юлиными родителями поступили несправедливо, но как им помочь, совершенно не представлял. У меня была надежда на Гришу. Мне казалось, что мой друг должен разбираться в такого рода делах. Юля, хотя еще не была школьницей, умела писать. Она быстро исполнила мою просьбу. Я сунул листок бумаги в карман и прямиком направился к Грише. Я рассказал ему обо всем, что узнал от Юли. - Бывает, - с философским спокойствием заметил Гриша. - Ну, а что можно сделать, чтобы им помочь? - Надо написать бумагу, - важно проговорил Гриша. - Что? - Заявление в райисполком и все объяснить. Я вырвал двойной лист из тетрадки, взял ручку и вопросительно уставился на моего друга. - Лучше всего писать от имени бывших учеников. - Гриша приосанился. - Пиши! "Мы, нижеподписавшиеся лауреаты Международных конкурсов пианистов..." - Погоди, - остановил я Гришу. - А я не знаю, есть ли у Валентины Михайловны ученики-лауреаты Международных конкурсов? - Это не важно, - махнул рукой Гриша. - Но все заявления так пишутся... "Мы, нижеподписавшиеся чемпионы мира, Европы и Олимпийских игр" и тому подобное... - А если у человека нет знаменитых учеников, значит, и квартиры ему нельзя дать? - сердито спросил я. - Ну до чего вы, вундеркинды, темные люди, - вскипел Гриша. - Я же тебе сто раз объяснял: заявления так пишутся. Не хочешь, пиши сам... Нет, без Гриши я бы не справился. После долгих споров мы начали так: "Мы, нижеподписавшиеся лауреаты Международных и Всесоюзных конкурсов пианистов, а также будущие лауреаты этих конкурсов, обращаемся к Вам с убедительной просьбой..." А дальше шло более правдоподобное, в общем, то, о чем мне рассказала Юля. Когда заявление было окончено, Гриша восхитился: - Отличная работа! А что тебе не нравится? Я и вправду сидел мрачный. - А где мы возьмем подписи? - Ты что, не знаешь ни одного знаменитого пианиста? - спросил Гриша. - Знаю, - ответил я. - Но не хочу врать... - Ладно, - ответил Гриша. - Заявление возьми, и попробуем попасть на прием к председателю райисполкома. - А это трудно? - Спрашиваешь, - фыркнул Гриша. - Но ничего невозможного нет... УКРОТИТЕЛЬ ТИГРОВ Со школьными сумками через плечо мы двигались по длинному коридору. Гриша вертел головой по сторонам, отыскивая нужную дверь, и давал мне последние наставления. - Значит, договорились? Ты будешь только кивать головой, а говорить буду я... - А вдруг он подумает, что я немой? - не выдержал я. - Ты прав, - подумав, согласился Гриша. - Можешь иногда сказать: "Да", "Хорошо", но не больше, понял? Все остальное предоставь мне. Я кивнул, входя в роль. Гриша подмигнул мне, мол, отлично. Мы вошли в небольшую комнату, где слева и справа были двери. Не мешкая, Гриша направился к левой двери, на которой было написано: "Председатель райисполкома". Я брел следом за другом. Тетя в брюках, которая стучала на машинке, приподнялась: - Вы куда? Тогда Гриша выставил меня вперед и очаровательно улыбнулся: - К папе. Забыл, понимаете, ключ и не может попасть домой. Я вздрогнул от такой неожиданной лжи, но, как было договорено, кивнул и сказал: - Да. - Проходите, - разрешила тетя. По ее лицу было видно, что она нам ни капельки не поверила, но просто не знала, как поступить. Гриша торопливо открыл дверь и подтолкнул меня, но впереди оказалась еще одна дверь, которую я уже открыл сам и замер на пороге. У распахнутого настежь окна спиной к нам человек в белой рубашке делал приседания с гантелями в руках. Гриша ввалился сразу же за мной и хлопнул дверью. Человек обернулся и с нескрываемым удивлением посмотрел на нас. Потом, не торопясь, закрыл окно, сунул гантели в ящик письменного стола, надел пиджак, повязал галстук и тогда только спросил: - Вы ко мне? Гриша недоверчиво глядел на человека - совсем не похож на председателя райисполкома, слишком молодой да еще гантелями размахивает, как мальчишка. - Как вы считаете, лауреаты Международных конкурсов прославляют нашу страну? - начал издалека Гриша. - Считаю, что прославляют, - улыбнулся председатель. - Но нельзя ли ближе к делу? - Можно, - сказал Гриша. - Так почему же вы не даете квартиру талантливому педагогу, воспитателю будущих лауреатов? - Кому конкретно? Гриша повернулся ко мне за помощью. Я вытащил из сумки сложенный вдвое лист бумаги и протянул его председателю. Тот внимательно прочитал наше заявление, сделал на календаре какую-то запись и вновь поглядел на нас: - А вы, как я понимаю, будущие лауреаты, наша надежда и слава? Грише очень хотелось приврать, что он будущий лауреат, но при мне постеснялся. Я видел, как мучительно он боролся сам с собой. На этот раз верх взяла честность. - Я, к сожалению, нет, - вздохнул Гриша. - А вот он - будущий лауреат, наша надежда и слава. Гриша пошарил глазами по кабинету: - Жаль, у вас нет рояля, а то Сева сыграл бы сейчас первый концерт для фортепиано с оркестром. - Жаль, что и оркестра нет, - шутливо подхватил председатель, а потом протянул Грише, как взрослому, руку: - Разберемся, ребята, с вашей учительницей. Мне он тоже пожал руку: - А что же будущий лауреат молчит? - Он скромен, как настоящий талант, - произнес Гриша заранее придуманную фразу. Вместо того чтобы кивнуть согласно или проговорить "да", как мы договорились с Гришей, я вдруг взорвался: - Никакой я не талант и не будущий лауреат. Совсем наоборот. Валентина Михайловна перестала со мной заниматься, потому что у меня слабый слух, и сколько ни учи, лауреата все равно не выйдет. Председатель слушал, не сводя с меня глаз. - И я не знаю, научила ли она хоть одного лауреата Международного конкурса. Но разве это важно? Валентина Михайловна очень хорошая учительница, она столько возится со своими учениками, чтобы научить их любить музыку. Неужели она не может получить квартиру, если пришла ее очередь? Как вы считаете? - Ты прав, - председатель еще раз тряхнул мне руку. - Обещаю вам, ребята, что сам все проверю. А вообще молодцы, что пришли. Когда мы очутились на улице, Гриша накинулся на меня: - Ну вот, все испортил. О чем я тебя просил? Чтобы ты рта не раскрывал... А ты... Теперь все пропало. - И ничего не пропало, - возразил я. - Теперь я верю, что у Валентины Михайловны будет квартира. А вранье никогда и никому не помогало... - Вранье? Какое вранье? - обиделся Гриша. - Я же не сказал, что я будущий лауреат. - Этого еще не хватало. - Если б ты знал, как мне вдруг захотелось стать знаменитым пианистом, - мечтательно протянул Гриша. - Представь, я выхожу на сцену, весь зал аплодирует. Я начинаю барабанить по клавишам, весь зал затихает. - Если ты начнешь барабанить, - вставил я, - весь зал засвистит... - Не придирайся к словам, - Гриша вовсе не думал обижаться. - А когда я кончу... э... играть, весь зал захлопает, на сцену полетят цветы, я их буду ловить, как вратарь мячи. Нет, что ни говори, а хорошо быть вундеркиндом, вообще, знаменитым... - Когда цветы бросают на сцену, это хорошо. Но сперва надо десять лет и каждый день барабанить на пианино, - охладил я его пыл. - Я барабанил, я знаю. - Ничего, я выдержу. - Гриша сжал зубы. - Я упрямый. - Мне бы твое упрямство! - Бери сколько хочешь, мне не жалко, - рассмеялся Гриша. И неожиданно погрустнел: - Но знаменитым пианистом мне не бывать. - Это почему? - Родители пианино не купят. - Тогда, может, гитару? - улыбнулся я. - Нет, - помотал головой Гриша. - Если уж браться, так за что-то настоящее... Я понял, что мой друг не хочет размениваться на пустяки - или пианино, или ничего. - И вообще, неужели тебе нравится такая жизнь? - Гриша напал на меня. - Гоняешь с утра до вечера, высунув язык, а ради чего? Ты задумался хоть раз? - Какая тебя муха сегодня укусила? - поразился я. - Обидно, годы идут, а ты не сделал ничего, чтобы о тебе вспомнили. - Гриша пропустил мимо ушей мой вопрос. - Так и жизнь пройдет... Вот тебе на! Сам научил меня, как избавиться от учителей, а теперь на меня же нападает. - Придумал! - крикнул на всю улицу Гриша и уже потише добавил: - Буду укротителем в цирке. Ты видал, как меня собаки слушаются? Подрессирую собак и возьмусь за тигров. Только нельзя терять ни минуты времени. Ну, я побежал. Пока! Гриша умчался в подвал, чтобы дрессировать своих "тигров", то есть собачек, а я снова остался один. В ЛУЧАХ СЛАВЫ После того дня, когда оказалось, что у меня нет никаких талантов, мама, папа и бабушка ходили как в воду опущенные. Так говорят про людей, у которых кислый вид. Поэтому я старался поменьше попадаться на глаза маме, папе и бабушке и при первой возможности убегал на улицу. К тому же я все время думал над тем, как помочь Янине Станиславовне. Ничего интересного, к сожалению, мне не приходило в голову. Гриша возился целыми днями со своими собачками и ни о чем другом, кроме дрессировки, не хотел говорить. Может, в бассейне мне что-нибудь путное придет в голову? Но как снова попасть в бассейн? Бабушка была категорически против: - И слышать не хочу о бассейне. Благодари судьбу, что в тот раз жив остался. Я попробовал уговорить папу: - Давай купим абонементы и будем вместе плавать. Папа растерялся: - Отец, там же страшные сквозняки. - Ну что ты, папа, в бассейне тепло, как в бане. - Ты знаешь, отец, я и забыл, как плавать. - Я тебя научу, - пообещал я. - А еще в бассейне каждый день соревнования. Папа согласился, и мы через день ходили плавать в открытом бассейне, который находился рядом с закрытым. С ребятами из моей бывшей группы мы встречались в раздевалке. Ребята одевались, а мы с папой раздевались. - Привет тебе от папы, - сказал мне однажды Игорь. - От какого? - не понял я. - От А-квадрата, - напомнил Игорь. - Спасибо, - поблагодарил я. - Ты тоже передай ему привет. - Папа спрашивает, когда ты к нему придешь? - Понимаешь, времени пока нет, - ответил я. - Скажи, что обязательно приду когда-нибудь. - Времени нет - это точно, - согласился Игорь. - В воскресенье соревнования "Олимпийские надежды". - Послезавтра? - спросил я. - Да, послезавтра, - сказал Игорь. - А у меня никак кроль не получается. Проиграю я соревнования. И тут я понял, как могу помочь Янине Станиславовне, потому что в голову мне пришла отличная мысль, до которой бы и Гриша не додумался. Тут же в раздевалке я посвятил в свои планы Игоря. Игорь испугался не на шутку. - Это нечестно, - объявил он. - А увольнять Янину Станиславовну ни за что ни про что - это честно? - в упор спросил я. - Тоже нечестно, - уныло повесил голову Игорь. - Может, Сергею Егоровичу все расскажем? Я задумался. Нового тренера я совсем не знал. Как он отнесется к моему плану? - Сергею Егоровичу скажем перед стартом, - решил я. В воскресенье мы с папой поплавали, как обычно. Правда, я только разминался, берег силы. Они мне сегодня были очень нужны. - Папа, - сказал я. - Ты иди на трибуну, сейчас начнутся соревнования. А я здесь поболею за ребят. Папа отправился на трибуну, а я в одних плавках помчался к ребятам. И прибежал как раз вовремя. Сгорая то ли от жара, который его не мучил, то ли от стыда, который его вправду мучил, Игорь "хрипел": - Сергей Егорович, горло болит, голова болит, не могу я лезть в воду. - Настоящий спортсмен должен через "не могу" переступить, - неуверенно произнес Сергей Егорович. Тренер растерялся и не знал, что делать, но тут подоспел я. - Сергей Егорович, я заменю Смелковского, - запыхавшись, проговорил я. - Сергей Егорович, он меня заменит, - позабыв про свою болезнь, обычным голосом выпалил Игорь. - А ты кто такой? - уставился на меня тренер. - Это Севка Соколов, - снова захрипел Игорь. - Он у нас занимался. - Это Соколов, - подтвердили другие ребята. - Он здорово плавает. Наверное, они еще помнили тот знаменитый заплыв, когда я чуть не утонул. - Мне тебя Янина Станиславовна хвалила, - вспомнил Сергей Егорович. - Хорошо, заменишь Смелковского. Я пойду предупрежу судейскую коллегию. Если тренер заявит меня вместо Игоря, то мою фамилию услышит директор. А он наверняка не разрешит мне принять старт, прогонит меня взашей, и тогда весь план рухнет. И вдруг раздался голос диктора: - На старт вызываются следующие участники... Шумевшие трибуны притихли и стали прислушиваться. - ...Игорь Смелковский, - произнес диктор. На этот раз мне повезло! Игорь был в первом заплыве, и Сергей Егорович никуда не пошел, сказал, что объяснит судьям все попозже, и повел нас к старту. - Ни пуха... - прошептал Игорь. - К черту, - про себя сказал я. Я взобрался на тумбу и поглядел на трибуны. Народу было полно. Ну, понятно, пришли все родители поболеть за своих детей. А вот и мой папа. Вертит головой по сторонам в предвкушении захватывающего зрелища. Самый дух острой спортивной борьбы, который витал на стадионах и в бассейнах, приводил папу в ни с чем не сравнимое возбуждение. Папа, конечно, не догадывается, что я сейчас поплыву. Откуда ему знать, что я заменил Игоря? Я вижу, как папа наклонился и что-то сказал женщине, которая сидит с ним рядом. Да это же Янина Станиславовна! Я был уверен, что она придет на соревнования. Интересно, она узнала меня? Вряд ли... - Ребята, я на вас надеюсь, - услышал я голос Сергея Егоровича. - На старт! - раздалась команда судьи. Я пригнулся. Да, вначале мне повезло. Директор меня не заметил. - Внимание! Теперь надо, чтобы мне повезло и дальше. Я должен доказать директору, что он поступил несправедливо... Должен доказать! - Марш! Я прыгаю и вхожу в воду. Отлично вхожу. Недаром Янина Станиславовна столько времени учила меня нырять. Теперь скорее! Скорее! Руки и ноги двигаются, как заводные. Дыхание нормальное. Пятьдесят метров - это совсем немного. Доплыть до стенки бассейна и повернуть назад. Главное - не отвлекаться, ни о чем не думать, как советовала Янина Станиславовна. Нет, думать надо, но об одном - о том, чтобы прийти первым. Только так я смогу помочь Янине Станиславовне. Вот и стенка. Поворот. Вроде я первый коснулся стенки. Неплохо. Теперь вперед и только вперед. Всего двадцать пять метров осталось. Это же пустяки. Хорошо, что мы с папой неделю ходили в бассейн. Я неплохо потренировался. Ноги работают хорошо. Раньше они у меня быстро уставали. Эх, не везет, чуть не захлебнулся. Сбилось дыхание. Сколько до финиша? Метров пять. Я вижу судей, которые с секундомерами в руках склонились над водой. Среди них - директор. Нет, надо доказать, надо доказать... Рука касается стенки. Все. Конец. У меня нет сил выбраться из бассейна по лестничке. Мне помогают подняться судьи и тренеры. - Молодец! - в самое ухо кричит Сергей Егорович и обнимает меня мокрого. Значит, я победил? Замечательно! - В первом же заплыве - рекорд! - радостно объявил диктор. - Победитель Игорь Смелковский показал лучшее время для детей своего возраста в нашем бассейне и в нашем городе. Вот это да! Такого я сам не ожидал. Вокруг стоит неописуемый шум и гам. Меня обнимают, тормошат. - Товарищи, произошла ошибка, - снова объявил диктор. Трибуны ойкнули и испуганно затихли. - Нет, товарищи, с рекордом все в порядке, - весело сказал диктор. - А вот фамилия победителя названа неправильно. Победил с новым рекордом города Всеволод Соколов, общество "Спартак". Трибуны радостно забили в ладоши. Ко мне подошел директор и поздравил: - Молодец, проявил характер. - Это заслуга Янины Станиславовны, - напомнил я директору. - С понедельника она приступает к работе в бассейне, - директор прижал руку к груди, - если ты начнешь регулярные тренировки. Я кивнул головой и поглядел в холодные глаза директора. Неожиданно льдинки в них растаяли, и они потеплели, подобрели. Потом, переодевшись в спортивный костюм, я сидел на скамейке и глядел, как плавали другие мальчишки. Они здорово проходили дистанцию, но никому из них не удалось побить мой рекорд. Впрочем, я был бы не прочь, чтобы его побили, потому что мне не рекорд был нужен, а справедливость. И вот я забрался на пьедестал почета, на самую верхнюю ступеньку. В лицо мне стреляют фотоаппараты, на меня нацелились телекамеры. Это что же, нас показывают по телевизору? А бабушка не знает. Она не переживет. Ее внука показывали по телевизору, а бабушка не видела. Я ослепительно улыбаюсь прямо в экран и машу букетом, который неизвестно как очутился у меня в руках. Я вижу папу и Янину Станиславовну. Они пробрались к самому пьедесталу. Сияющий папа, сжав руки, трясет ими над головой и что-то кричит - я не могу разобрать. Янина Станиславовна улыбается, а из глаз ее медленно скатываются слезы. Я чувствую, я понимаю, я знаю, что плачет она от радости. РАЗГАДКА ТАИНСТВЕННЫХ ИСТОРИЙ Домой мы охали втроем. Папа настоял, чтобы Янина Станиславовна поехала с нами. - Сегодня в нашей семье торжественный день, и мы хотим, чтобы вы разделили с нами радость. Тем более что в сегодняшней победе Севы ваша заслуга несомненна. - Ну что вы, - зарделась Янина Станиславовна. - Главное, что у Севы оказалась сильная воля, настоящий спортивный характер. В воскресный день троллейбус был почти пустой. Янина Станиславовна села со мной на детские места. А папа напротив нас. Перебивая друг дружку, папа и Янина Станиславовна принялись вспоминать, как следили за рекордным заплывом. - Тут я сказал, - воскликнул папа, - глядите, как великолепно идет по третьей дорожке Смелковский. - А я сказала, - подхватила Янина Станиславовна, - идет и вправду великолепно, но это вовсе не Смелковский. - Простите, но я записал объявление диктора: по третьей дорожке старт принимает Игорь Смелковский. - Я помолчала немного, а потом говорю: "Нет, я абсолютно уверена, что это не Смелковский". - Тогда я воскликнул: "В таком случае, кто же это?" - Мне кажется, - сказала я, - я думаю, что это Соколов, хотя как это может быть, ведь он уже не тренируется. - Настал мой черед удивляться: "Соколов? А вы не ошибаетесь?" - Нет, не ошибаюсь, - сказала я. - Теперь я не сомневаюсь, что по третьей дорожке плывет Соколов. Но я не понимаю, как он очутился на соревнованиях. - Тут как раз ты победно закончил заплыв, - папа не мог отказать себе в удовольствии еще раз пожать мне руку, - и я повернулся к Янине Станиславовне: - Значит, вы уверены, что это Соколов? Тогда позвольте представиться - я тоже Соколов. Отец победителя. - Тогда я сказала: "Я абсолютно уверена, что Соколов выиграл заплыв. И я рада вместе с вами, потому что я бывший тренер Севы". - И в это время диктор объявил, что Смелковский установил новый рекорд города и бассейна. Мы, конечно, обрадовались, но и растерялись. - Через минуту диктор внес поправку, и все стало на свои места. - И тогда мы уже могли радоваться в полную силу, - закончил папа. Я глянул на Янину Станиславовну и подумал, как же она догадалась, что вместо Игоря плыву я. Ведь я был в воде, да и с трибуны лица не разглядишь, вон даже папа меня не узнал. Наверное, Янина Станиславовна знает меня как облупленного и потому сразу догадалась, что по третьей дорожке плыву я. Когда мы вошли в квартиру, я остолбенел. В нашем доме было столпотворение - прибыли все мои бывшие учителя. Валентина Михайловна с Юлей, Лев Семенович, Александр Александрович (он же А-квадрат) и даже молодой академик. Правда, за тот год, что мы не виделись, академик сильно изменился - он отпустил бороду и вообще здорово постарел. Наверное, ему не очень удобно было - одному юнцу среди стариков, вот он и стал их догонять с космической скоростью. Интересно, а почему все мои учителя собрались у нас дома? - А вот и наш именинник! - воскликнула бабушка и едва не задушила меня в своих объятиях. - Спасибо, внучек! Дожила я наконец до счастливого дня! Учителя бросились ко мне. Я переходил из объятий в объятия, меня поздравляли, говорили, что радуются моей победе, что гордятся мной. Я улыбался, благодарил и никак не мог догадаться, как они узнали, что я буду стартовать и что наши соревнования покажут по телевидению. Бабушка обняла Янину Станиславовну: - Вы меня извините, дорогая. Я тогда ходила к директору бассейна жаловаться на вас. Но вы должны понять мои чувства и простить. Теперь я вижу, как была неправа. Мы все вам бесконечно благодарны! - В такой радостный день, - сказала Янина Станиславовна, - не будем вспоминать старое. Ах, бабушка, бабушка, что ты натворила?! Чтобы исправить твою ошибку, мне пришлось установить новый рекорд города. - Прошу к столу! - пригласила всех мама. Когда гости расселись вокруг праздничного стола (меня посадили на почетное место во главе стола), с бокалом в руке поднялся папа. Он уже успел переодеться в нарядный синий костюм и повязал свой любимый галстук - красный с голубыми полосками. - Бывают в жизни родителей такие минуты, - торжественно начал папа, и все повернулись к нему, - когда они понимают, что ничто не было напрасным - ни бессонные ночи, ни дни, отданные без остатка ребенку, - все это не пропало даром. Это минуты, когда ты видишь своего ребенка на пьедестале почета, в лучах славы, когда слышишь, как в его честь звучит музыка, а телевидение разносит радостную весть по всему городу, по всей стране, по всему миру... У папы перехватило дыхание. Наверное, он представил, что мой рекордный заплыв видел весь мир, и от волнения не мог дальше говорить. Но все поняли, что хотел сказать папа, шумно захлопали ему, подняли бокалы и чокнулись с папой. Потом встала бабушка и произнесла тост за друзей дома, которые несмотря ни на что верили в мою звезду, хотя некоторые в душе и сомневались, и поэтому мы рады видеть их сегодня в такой радостный для нас день. Молодой академик заерзал на стуле, подергал свою бороду. Он почему-то вообразил, что бабушка бросила камешек в его огород, когда упомянула, что некоторые сомневались в моих талантах. - Я должен признать, что у Севы настоящий мужской характер, - сказал академик. - На финише он плыл из последних сил, это было отчетливо видно по телевизору. Наступило неловкое молчание. - Сева плыл с явным запасом сил, - возразил папа и повернулся за подмогой к Янине Станиславовне. - Сева отдал все силы борьбе, - примирительно сказала тренер. - Вот это я и хочу подчеркнуть, - подхватил академик. - Человек, способный отдать все силы какому-нибудь делу, заслуживает самого высокого уважения. Поэтому я готов хоть завтра начать с Севой занятия. Бабушка смягчилась и чокнулась с академиком. - У нас еще будет время поговорить о занятиях. Я чуть не поперхнулся. Еще чего не хватало! Неужели для того я устанавливал рекорд, чтобы все началось сначала? - А мы через неделю переезжаем на новую квартиру, - радостно объявила Валентина Михайловна и обняла за плечи Юлю... - Поздравляем, - зашумели все. - Спасибо, - сказала Валентина Михайловна. - Но тут начинается загадочная история. Все перестали есть и стали слушать. Взрослые тоже любят загадочные истории. - Когда мой муж пошел в райисполком, чтобы узнать, почему нам не дают квартиры, ему сказали, что теперь все в порядке, потому как приходили за меня просить мои ученики - лауреаты Международных конкурсов. Я чуть не поперхнулся второй раз и потянулся за бутылкой лимонада. - Ну и что тут особенного? - спросила бабушка. - Особенное в том, что среди моих учеников нет лауреатов Международных конкурсов, - сказала Валентина Михайловна. - Так кто же это мог быть? - удивилась мама. Я поспешно глотнул шипучего напитка. Валентина Михайловна поглядела на меня долгим взглядом и пожала плечами. Уф, кажется, не догадывается. - Чем-то похожая история произошла со мной, - подал голос Лев Семенович. Час от часу не легче. - Мне позвонил мой бывший ученик, - рассказывал Лев Семенович. - Он дипломат и живет за границей. - Так что тут загадочного? - недоуменно спросил папа. - Загадочное в том, что до сих пор он никогда не звонил мне, и я подозреваю, что он не знает ни моего адреса, ни телефона. - Нашел в телефонной книжке, - предположил папа. - Верно, мог найти, - согласился Лев Семенович. - Но самое загадочное в том, что он позвонил мне в ту самую минуту, когда мне было особенно тяжело, словно знал, что мне трудно, и хотел меня утешить, поддержать. Я не успел прийти в себя, как в разговор вступил Александр Александрович: - А ко мне на днях пришел мой сын, которого я не видел три года. Мы давно разведены с его матерью. Кто-то помог моему сыну найти меня. - А мне сегодня директор предложил вернуться на работу в бассейн, - сказала Янина Станиславовна. Я вдруг почувствовал себя так, будто сижу не на стуле, а на раскаленной сковороде, и поспешно вскочил. - Что с тобой, Севочка? - озабоченно спросила бабушка. - Севе, наверное, наскучило сидеть со взрослыми, - сказала Валентина Михайловна. - Поди поиграй с Юлей. Я молча кивнул, потому что не хотел ничего другого, как убежать поскорее отсюда. Мы с Юлей отправились в мою комнату. Там я всучил девочке толстую книгу сказок с цветными картинками, а сам стал прислушиваться к тому, что происходит в большой комнате. После нашего с Юлей ухода некоторое время все молчали. - Вы хотите сказать, - услышал я голос мамы, - что это был Сева? - Я не сомневался ни секунды, - ответил Александр Александрович, - что сына ко мне привел Сева. - Я не скажу, что догадался в то же мгновение, - откровенно признался Лев Семенович. - Но на другой день, тщательно взвесив все обстоятельства, я пришел к выводу, что так благородно поступить мог один человек - Сева. - Сейчас я тоже уверена, что этим лауреатом Международного конкурса был Сева, - сказала Валентина Михайловна. - Может, вам будет смешно, - тихо проговорила Янина Станиславовна, - но я думаю, что свой рекорд Сева установил ради меня. Вернее, чтобы помочь мне. Но никто не засмеялся. Я тоже. Потому что Янина Станиславовна сказала чистую правду. - Сева всем нам преподал урок великодушия и бескорыстия, - я с трудом узнал голос Александра Александровича, до того он был взволнован. - Вот так вундеркинд! - то ли засмеялся, то ли закашлялся дедушка, который до сих пор хранил молчание. - Всем нос утер! - Всеволод! Как вам не стыдно подслушивать? ШТЫКИ НА КУРГАНЕ Я торопливо закрыл дверь и обернулся к пунцовой от гнева Юле. - Всеволод, неужели вы не знаете, что нельзя подслушивать, о чем говорят взрослые? Я прекрасно знал, что нельзя подслушивать взрослых, даже если они тебя хвалят. Конечно, когда тебя поднимают на щит, возносят до небес, это гораздо приятнее, чем когда тебя ругают. Но Юля права, все равно некрасиво подслушивать. Я, конечно, предполагал, что рано или поздно (лучше - поздно) учителя догадаются о моих проделках. Но, честно говоря, мне бы хотелось, чтобы все осталось в тайне. Вернее, чтобы учителя обо всем догадывались и я бы знал, что они обо всем догадываются, но чтобы никто про это не говорил вслух. - Ну что, мама не называет больше папу тямтей-лямтей? - спросил я у Юли. - Нет, - покачала головой девочка. - Теперь она говорит ему: "Сереженька". - Вот видишь, все и уладилось, а ты беспокоилась. - Всеволод, - перешла на шепот Юля, - значит, тем лауреатом, который заступился за маму, были вы? - Я, - в тон ей таинственно прошептал я. - А вы не обижаетесь, что я маме все рассказала о вашем приходе? - Теперь все равно, - успокоил я девочку. - А кто был второй лауреат, который ходил вместе с вами? - Юлю мучило любопытство. - Мой друг Гриша, - с гордостью произнес я. - Если он ваш друг, - сказала Юля, - почему в такой радостный день его нет с вами? Юля попала в самую точку. Я был уверен, что Гриша немедленно примчится с поздравлениями. А его нет. Куда же он запропастился? Наверное, дрессирует своих "тигров". Из-за собачек Гриша совсем забыл друга, то есть меня. - Гриша скоро придет, - ответил я и взял для Юли с полки еще одну толстую книгу с картинками. Мне сейчас не хотелось разговаривать. Я должен был собраться с мыслями. Мои мысли куда-то разбрелись, и мне надо было их собрать в голове. Сперва я должен был разобраться, как мои учителя узнали, что меня будут показывать по телевизору. Только через два дня я узнал всю правду. Мне ее открыл Игорь. Оказалось, что о моем плане помочь Янине Станиславовне он рассказал своему папе. В день соревнований Александр Александрович позвонил бабушке и сообщил, что в два часа пятнадцать минут дня ее внука будут показывать по телевидению. Александр Александрович попросил бабушку, чтобы она ни о чем не расспрашивала внука, потому что он хочет сделать ей сюрприз. Но бабушка не удержалась и обзвонила всех моих учителей, даже молодого академика. Вот так все они оказались в тот час у телевизоров и видели мой триумф. Раньше о человеке, который неожиданно становился популярным, говорили, что однажды утром он проснулся знаменитым. Теперь человек становится знаменитым еще до того, как ляжет спать, то есть в ту минуту, когда его покажут по телевидению. И тут начинается. Знаменитого человека узнают, ему не дают прохода на улице, просят, чтобы он дал автограф - взял бы да написал, как его зовут и как его фамилия, и еще прибавил закорючку. Э, я же совсем не умею расписываться. Надо срочно потренироваться. Я сел за стол. Итак, начнем. В.Соколов. А теперь - закорючка. Какой-то хвостик жиденький получается, совсем как мышиный. Надо еще разок попробовать. Вот теперь лучше. У меня вышел хвостик, за которым скрывается что-то огромное. А что, если к моей фамилии добавить еще одну? Был же "Семенов-Тян-шанский". А я какой? Да пока никакой. Поразмыслив, я решил отказаться от двойной фамилии. Если я, имея одну фамилию, не научился толком расписываться, то с двумя фамилиями мне никак не совладать. А что значит "В" в моей росписи? Владимир, Валерий, Василий... Все, что хочешь, но только не Всеволод. Я вспомнил, что один знаменитый писатель подписывался "Вс.", и все сразу догадывались, что он Всеволод. Я хоть и не писатель, но уже знаменитый. Это мысль - буду расписываться "Вс. Соколов". И вот что получилось у меня после неоднократных попыток: Вс.Соколов Я уже готов был раздавать автографы налево и направо, как в дверь позвонили. Не спеша я пошел открывать. Гриша! Физиономия моего друга сияла, как солнце. Я смиренно склонил голову, чтобы с должной скромностью встретить поток похвал и восторгов, который, как я предполагал, собирался на меня обрушить Гриша. - Ты знаешь, что произошло? - спросил Гриша. - Знаю, - я опустил глаза. - Ничего ты не знаешь, если дома сидишь, - фыркнул Гриша. - Весна на дворе... Я был поражен. Неужели в мире еще что-то произошло в то время, когда я устанавливал рекорд?! - Ты телевизор глядел? - спросил я Гришу. - Когда? - Пару часов назад. Гриша помотал головой: - Некогда мне всякую ерунду глядеть. Вот чудеса! Весь город, не отрываясь, смотрел по телевизору, как я устанавливаю рекорд, а этот шалопай и не думал глядеть. А еще друг называется... - И совсем не ерунду, - обиделся я. - Показывали, как я рекорд установил... - Мировой? - быстро спросил Гриша. - Пока не мировой. Рекорд города. - Молодец, - Гриша пожал мне руку и распахнул куртку: - Помнишь, что я тебе обещал? На Гришиной шее болтался бинокль в черном футляре. - Помню, - ответил я, и сердце у меня радостно запрыгало. - Сегодня все увидишь, - даже причмокнул Гриша. - Погодка что надо. Пошли. Я кивнул, мол, сейчас, мигом, но тут же остановился. А как же гости? А как Юля? Я повел Гришу к себе в комнату, познакомил его с Юлей и попросил у девочки прощения за то, что оставляю ее в одиночестве. - Идите, - разрешила Юля. - Я не буду одна - здесь столько книг. Мы с Гришей осторожно прокрались по коридору, чтобы нас не засекли взрослые. Но они были так заняты беседой, что нам удалось проскользнуть незамеченными. В лифте мы поднялись на двадцатый, Гришин, этаж и вошли в квартиру моего друга. Гриша сразу же потащил меня на балкон. День был как по заказу: небо чистое, солнце яркое. Впрочем, я не очень удивился. В такой радостный день просто не мог, не имел права идти дождь. Гриша припал к биноклю. - Сверкают! - восхищенно сообщил он. Я взял из рук друга бинокль, приставил к глазам и тут же зажмурился. В лучах весеннего солнца нестерпимо ярко горели штыки на Кургане Славы.