Альфред Ван Вогт. Мир нуль-А 1 Здравый смысл не всегда помогает принимать рациональные решения в критических ситуациях. Главной задачей изучаемой нами науки является воспитание человека, находящегося в полной гармонии с природой; создание определенного типа мышления, готового мгновенно реагировать на любую неожиданность. Б.Р. На протяжении Игр живущие в отеле должны, как обычно, объединиться в группы защиты согласно занимаемому этажу... Сидя в одном из номеров, Госсейн мрачно смотрел в угловое полукруглое окно. Стоял ясный, погожий день, и с тридцатого этажа город, специально выстроенный для Машины, был виден ему как на ладони. Слева внизу сверкала иссиня-черная река, и послеполуденный ветерок ерошил воду, поднимая легкую рябь. К северу, на фоне ярко-голубого неба, резко выделялись темные пики невысоких гор. Между горами и рекой, в периферии его зрения, толпились по широким улицам частные виллы, с ярко выкрашенными крышами, сверкающими на фоне пальм и других тропических деревьев; гостиницы, разбросанные там и тут; отдельные здания, назначение которых трудно было определить с первого взгляда. Машина высилась в центре ровной площади на вершине горы, сверкающей серебряной стрелой, уходящей на пять миль в небо. Изумительные сады и роскошный особняк президента неподалеку частично скрывали деревья, но Госсейн почти не обратил на них внимания. Перед его взором находилась Машина, и она заслоняла собой все остальное. Вид ее притягивал, как магнитом. Несмотря на плохое настроение какое-то волнующее чувство невольно захлестнуло Госсейна. Наконец-то ему удалось стать участником Игр, способных обеспечить его будущее даже в случае небольшой удачи и дающих возможность отправиться на Венеру, если он окажется в числе тех избранных, которые завоюют высшие награды. Много лет мечтал он об этом, но возможность представилась лишь после ее смерти. "За все приходится платить", - мрачно подумал Госсейн. Как ни ждал он этого дня, ему и в голову прийти не могло, что ее не будет рядом. С самого начала строили они планы о том, как рука об руку пройдут сквозь тяжелое испытание и начнут жить по-другому. Теперь он остался совсем один, и ему не нужны были ни богатство, ни слава. Загадочная и далекая Венера обещала забвение, и лишь поэтому он так стремился туда. На Земле все казалось деловым и практичным, а ему хотелось душевного покоя, новых духовных ценностей, хотя он был абсолютно нерелигиозным человеком. Его мысли прервал стук в дверь. В коридоре стоял мальчик, который при виде Госсейна тут же произнес: - Меня послали, сэр, передать вам, что все уже собрались в зале. Госсейн посмотрел на него непонимающим взглядом. - Ну и что? - Сэр, они обсуждают способы защиты людей на этом этаже в течение Игр. - О! - воскликнул Госсейн. Он поразился своей забывчивости. Сообщение, прозвучавшее давно из всех громкоговорителей отеля, заинтересовало его. Но трудно было даже представить себе, что в величайшем городе на Земле, городе Машины, на целый месяц перестанут действовать любые законы, кроме тех, которые заново создадут сами люди, чтобы защитить себя от всяких неожиданностей. - Меня просили передать, - вновь сказал мальчик, - что опоздавшие лишаются защиты на время Игр. - Уже иду, - улыбнулся Госсейн. - Скажи им, что я - человек новый и просто забыл. И спасибо тебе. Он протянул посыльному мелкую монету, вернулся в комнату, зашторил пластиковые окна, переключил видеофон на автоматическую запись и, тщательно заперев за собой дверь, пошел по коридору. В большом просторном зале гостиницы он первым делом заметил своего знакомого, Нордегга, владельца магазина в том городе, где жил сам. Госсейн кивнул головой и улыбнулся. Мужчина с любопытством посмотрел на него, но не улыбнулся в ответ и не поздоровался. На какое-то мгновение это показалось Госсейну странным, но он тут же забыл об инциденте, так как на него были обращены взоры всех присутствующих. Дружелюбные взгляды ярких глаз, дружеские, чуть настороженные лица - такое сложилось у Госсейна первое впечатление. Он подавил улыбку. Они присматривались друг к другу, подсчитывали шансы товарищей на предстоящих Играх. Пожилой человек, сидящий за столом у входа, сделал ему знак подойти, и Госсейн, не мешкая, направился в его сторону. - Я должен вас зарегистрировать, - сказал старик. - Кто вы такой? - Госсейн, - ответил Госсейн. - Гилберт Госсейн, проживающий в Кресс-Вилледж, Флорида, возраст - тридцать четыре года, рост - шесть футов один дюйм, вес - сто восемьдесят пять фунтов, особых примет не имеется. Старик улыбнулся, и глаза его лукаво блеснули. - Ну-ну, - сказал он. - Если внешность не обманчива, думаю, вы далеко пойдете. - Он помолчал, потом добавил: - Кстати, вы ничего не сказали о семейном положении. Госсейн вздрогнул, подумав о своей умершей жене. - Я холост, - тихо ответил он. - Что ж, мистер Госсейн, по-моему, вы неглупый молодой человек. Хочу пожелать вам успеха и надеюсь. Игры покажут, что вы достойны Венеры. - Спасибо, - сказал Госсейн. Отходя от стола, он заметил, что Нордегг быстро подошел к старику и склонился над регистрационной книгой. Некоторое время они о чем-то горячо спорили, но вскоре распорядитель, невысокого роста улыбающийся человек, вышел на середину зала, поднял руку вверх, и все разговоры затихли. - Леди и джентльмены, - объявил он. - Я считаю, пора начинать. У лиц заинтересованных было достаточно времени, чтобы присоединиться к нам. А следовательно, как только закончатся отводы, я предлагаю запереть двери и начать обсуждение. - Для тех, - продолжал он, - кто участвует в Играх первый раз и не знает, что такое отвод, я объясню подробно. Все вы, естественно, должны будете повторить перед детектором лжи те данные о себе, согласно которым проводилась регистрация. Но прежде, если у вас возникли сомнения относительно друг друга, говорите прямо. Каждый из вас обладает правом дать отвод любому из присутствующих. Не стесняйтесь высказать малейшее подозрение, даже не имея никаких доказательств. Однако не забывайте, что группа встречается каждую неделю, и отвод можно дать на любом из последующих собраний. Итак, есть у кого-нибудь отводы? - Да, - раздался громкий голос. - Я даю отвод человеку, который называет себя Гилберт Госсейн. - А? - сказал Госсейн. Он резко повернулся и изумленно уставился на Нордегга. Более пожилой мужчина окинул его твердым взглядом и обратился к распорядителю. - Когда Госсейн вошел, - продолжал Нордегг, - он кивнул мне как знакомому, и я, естественно, решил посмотреть в книге регистрации его имя, думая, что вспомню, где мы встречались. К своему изумлению, я обнаружил, что он дал адрес в Кресс-Вилледж, Флорида, то есть там, где я живу. Леди и джентльмены, Кресс-Вилледж - маленький, но знаменитый городок, с населением всего в триста человек. Я владелец одного из трех магазинов, и знаю абсолютно всех не только в городе, но и окрестностях. Ни в Кросс-Вилледж, ни в его пригородах, человек по имени Гилберт Госсейн не проживает. Шок, который Госсейн испытывал во время речи Нордегга, прошел почти сразу же, и осталось лишь ощущение, что над ним издеваются каким-то непонятным образом. - По-моему, все это очень глупо, мистер Нордегг, - сказал он и, помолчав, добавил: - Ведь вас так зовут? - Верно, - Нордегг кивнул. - Хотя я не понимаю, откуда вы могли узнать мое имя. - Ваш магазин в Кресс-Вилледж, - продолжал настаивать Госсейн, - находится в конце ряда из девяти домов, на перекрестке четырех дорог. - Нет никакого сомнения, - заявил Нордегг, - что вы тщательно изучили мой городок, либо лично, либо по фотографиям. Госсейн подавил в себе раздражение, вызванное находчивыми ответами лавочника. - Примерно в миле к западу от вашего магазина стоит небольшой, причудливой формы, домик, - сказал он. - "Домик"! - фыркнул Нордегг. - Известный всему миру загородный дом семьи Харди! - Девичья фамилия моей покойной жены была Харди, - сказал Госсейн. - Она умерла месяц тому назад. Патриция Харди. Может, теперь вы вспомните? Он увидел толпу людей, напряженно ожидающих ответа, услышал, как Нордегг иронически рассмеялся. - Что еще могу сказать, леди и джентльмены, судите сами. Он говорит, что Патриция Харди - его жена. Думаю, что все мы дышали бы о таком событии, как ее свадьба. Что же касается "покойной" Патриции Харди, или Патриции Госсейн, - тут он улыбнулся, - могу вас заверить, что видел се не далее как вчера утром, и она очень живо гарцевала на белом арабском скакуне. Это уже не походило на издевательство. У Патриции не было даже лошади, тем более арабского скакуна. Жили они небогато, целый день работали на своей маленькой фруктовой ферме, а вечером упорно занимались, готовясь к Играм. Да и Кресс-Вилледж отнюдь не славился тем, что в нем находился загородный дом семьи Харди - ведь они были ничем не выдающимися людьми. Что все это могло значить? Мысли мелькнули и пропали в его мозгу. Необычайно отчетливо он увидел, как окончить этот нелепый спор. - Я могу лишь предложить, - сказал он, - повторить все, что говорил, перед детектором лжи. Уверен, что он тут же подтвердит мою правоту. Но детектор лжи ответил: - Нет, вы не Гилберт Госсейн и никогда не жили в Кресс-Вилледж. Вы... - Голос замолк. Электронные трубы аппарата неуверенно замигали. - Ну же, - не вытерпел распорядитель. - Кто он? Ответ последовал после долгой паузы. - Мозг этого человека не содержит нужной информации. Он не знает своего настоящего имени. В нем чувствуется какая-то сила, но в данных обстоятельствах определить, кто он такой, не представляется возможным. - И в данных обстоятельствах, - решительным тоном, не терпящим возражений, заявил распорядитель, - я могу лишь посоветовать вам как можно скорее обратиться к психиатру, мистер Госсейн. Естественно, здесь вы не останетесь. Минутой позже Госсейн шел по коридору. Он ничего не видел вокруг, не помнил, как добрался до комнаты и набрал нужный номер. Прошло две минуты, прежде чем его соединили с Кресс-Вилледж. На экране появилась молодая женщина с довольно суровым выражением лица, но приятной наружности. - Я - мисс Тричерз, секретарь мисс Патриции Харди во Флориде. О чем вы хотели поговорить с мисс Харди? В первую секунду самое существование такой особы, как мисс Тричерз, ошеломило его. Но Госсейн быстро оправился от изумления. - По личному вопросу, - твердо сказал он. - И мне необходимо поговорить с ней с глазу на глаз. Это очень важно. Пожалуйста, соедините меня как можно скорее. Видимо, он говорил достаточно авторитетным тоном, потому что молодая женщина, секунду поколебавшись, ответила: - Я не вправе выдавать подобной информации, но мисс Харди сейчас находится во дворце Машины. Попробуйте позвонить туда. - Она здесь, в городе! - невольно вырвалось у Госсейна. Он не помнил, как повесил трубку, но внезапно женское лицо исчезло с экрана. Видеофон отключился. Он остался наедине с одной-единственной мыслью, сверлившей мозг: "Патриция жива!" Впрочем, ничего удивительного. Мозг, натренированный, способный воспринимать любую ситуацию реального мира, сразу же отметил, что детектор лжи не мог ошибиться. Сидя перед потухшим экраном, Госсейн почувствовал, что впал в какую-то прострацию. У него не возникло желания ни звонить во дворец, ни разговаривать со своей женой, ни видеть се. Конечно, это придется сделать завтра, но следующий день тоже казался удаленным далеко-далеко в пространстве-времени. Как сквозь сон, услышал он громкий стук в дверь и, встряхнувшись, встал с кресла. В коридоре стоял четыре человека, и один из них тут же произнес: - Я - менеджер. Извините, но вам придется покинуть нашу гостиницу. Багаж можете оставить внизу. В течение месяца, пока не действуют законы, мы не можем позволить себе сдавать номера людям, на которых пало хоть малейшее подозрение. Через двадцать минут Госсейн очутился на пустынной улице. Наступил вечер. 2 За всю историю человечества учение гениального... Аристотеля... привлекло, пожалуй, наибольшее количество последователей... Наша трагедия заключалась в том, что биолог Аристотель продолжил дело философа-математика Платона и, сформулировав все изначальные определения, предсказал дальнейшее их развитие... объединили в одну систему, на которую кощунством считалось посягнуть более чем две тысячи лет... В связи с этим имя его используется при обозначении двух крайне важных Аристотелевых доктрин, и, соответственно, множество современных наук, необходимых для человечества, получило название не-Аристотелевых... А.К. Пока еще окончательно не стемнело, он мог не бояться. Хулиганы, мародеры, карманники прятались по углам в ожидании наступления ночи. В глаза ему бросилась вывеска, которая периодически загоралась и гасла: КОМНАТЫ ДЛЯ ЛИШЕННЫХ ЗАЩИТЫ ночь - 20 долларов Госсейн остановился в раздумье. Ему очень хотелось иметь крышу над головой, но, во-первых, денег хватило бы только на несколько дней, а во-вторых, - слишком уж мрачные истории ходили о подобного рода ночлежках. Предпочтительней рискнуть и провести ночь на свежем воздухе. Он пошел дальше. Темнота сгущалась, один за другим зажигались автоматические фонари. Город Машины сверкал и переливался. Улица, по которой он шел, тянулась на многие мили, и фонари, как часовые, стояли по обе стороны, уходя вдаль и сливаясь в одно слепящее пятно на горизонте. Внезапно его охватило отчаяние. Совершенно очевидно, он страдал определенного рода амнезией, и теперь необходимо проанализировать происшедшее во всех его аспектах. Только таким образом удастся избавится от ненужных эмоций, а, следовательно, и от своего теперешнего состояния. Госсейн пытался представить себя с точки зрения нуль-А концепций, как нечто целое: тело, мозг; амнезия - в этот самый день и час, в этом самом месте. Тысячи часов тренировок не пропали даром. Ведь за ними стоял не-Аристотелев способ самого широкого охвата действительности, уникальное достижение людей двадцатого века, которое через четыреста лет стало динамичной философией человеческой расы. "Карта - не территория... Слово - не сама вещь..." Уверенность в том, что он был женат, не давала оснований считать это фактом. Галлюцинациям, которые подсознание передавало нервной системе, следовало противопоставить здравый смысл. Как всегда, он почувствовал облегчение. Все сомнения и страхи ушли, как вода в решето. Ложная печаль, ложная потому, что кто-то специально смутил ею его мозг, - исчезла. Он был свободен. Продолжая идти вперед, Госсейн настороженно глядел по сторонам, на сгущавшиеся перед дверями домов тени. У перекрестков он был особо внимателен, все время держа руку на рукоятке пистолета. Но несмотря на все предосторожности, он так и не увидел девушки, выбежавшей с боковой улицы и столкнувшейся с ним, так что оба они чуть не упали. Неожиданное происшествие не помешало Госсейну принять меры предосторожности. Левой рукой он крепко обхватил девушку за плечи, правой выхватил пистолет, одновременно стараясь удержаться на ногах и сохранить равновесие. Потом он выпрямился и, не давая ей опомниться, потащил за собой к проему дверей, подальше от света. Уже у самого входа она попыталась вырваться из его объятий и застонала. Не выпуская пистолета, Госсейн поднял правую руку и зажал ей рот. - Шшш! - прошептал он. - Я не причиню вам вреда. Она тут же перестала сопротивляться. И замолчала. Он опустил руку, и, задыхаясь, она произнесла: - За мной гнались. Двое. Наверное, увидели вас и убежали. Госсейн задумался. Любое событие, совершающееся в пространстве-времени, зависит от множества неизвестных и непредвиденных факторов. Молодая женщина, отличная от всех других молодых женщин Вселенной, в ужасе выбежала из боковой улицы. Этот ужас мог быть реальным или наигранным. Мозг Госсейна откинул вариант, ничем ему не грозящий, и принялся исследовать вероятность того, что ее появление - ловушка. Он представил себе, как группа из нескольких человек, не решающихся на открытый грабеж, ждет его за углом, чтобы получить свою долю добычи в лишившимся охраны порядка городе. Он думал о девушку лишь с чувством холодного подозрения. Ведь если она была такой беззащитной, как она очутилась одна на улице ночью? - Я лишена защиты, - сказала она хриплым голосом в ответ на его прямой вопрос. - Неделю назад меня уволили, потому что я отказалась принимать ухаживания босса. И с деньгами туго. Мне нечем даже заплатить за квартиру, и сегодня утром хозяйка выгнала меня из комнаты. Госсейн промолчал. Ее объяснение выглядело настолько жалким и смехотворным, что ему стало неловко. Но через секунду его уверенность поколебалась. Ведь с ним самим произошла куда более неправдоподобная история. Прежде чем принять за основу ту вероятность, что она все-таки говорит правду, и действовать соответственно, он все же спросил: - Разве вам некуда пойти? - Нет, - сказала она. Значит, теперь ему придется нести за нее ответственность на протяжении всех Игр. Она не сопротивлялась, когда он взял ее за руку и, осторожно обогнув угол дома, вывел на дорогу. - Мы пойдем по центральной белой линии, - сказал он. - Так лучше видны перекрестки. - Опасность грозила им повсюду, но он решил не пугать се понапрасну. - Послушайте, - озабоченно продолжал он, - вы можете меня не бояться. Я тоже попал в переделку, но я - человек честный. Давайте считать, что оба мы находимся в затруднительном положении, и самая главная задача сейчас - найти место для ночлега. Девушка издала какой-то звук. Госсейну показалось, что она еле сдерживается, чтобы не рассмеяться, но когда он резко повернулся, голова ее была опущена, так что он ни в чем не может быть уверен. Через мгновение она посмотрела на него, и только сейчас ему впервые представилась возможность внимательно изучить ее лицо. Она была молодой и загорелой, с чуть впалыми щеками и большими черными глазами. Следы не совсем умело наложенной косметики только портили ее красоту. Непохоже, что в последнее время ей приходилось над чем-нибудь смеяться. Подозрения Госсейна развеялись, и он вновь осознал всю тяжесть ответственности, которая легла на его плечи, - ведь он теперь стал единственным защитником молодой девушки, о которой абсолютно ничего не знал. Они подошли к заброшенной неосвещенной стоянке автомобилей, и Госсейн остановился, задумавшись. Вокруг рос редкий кустарник - идеальное убежище честному человеку и его молодой спутнице, если только пробраться туда незаметно, по боковой аллее, ведущей между двумя зданиями. Примерно через десять минут им удалось обнаружить небольшую полянку, покрытую травой и окруженную со всех сторон колючим кустарником. - Мы будем спать здесь, - прошептал Госсейн. Девушка тут же опустилась на землю. И вновь ее бессловесная покорность натолкнула Госсейна на размышления. Нахмурившись, он прилег на траву. Ночь стояла безлунная, и прошло много времени, прежде чем Госсейн смог различить ее туманную фигуру в отраженном свете далекого уличного фонаря. Она сидела футах в пяти от него, даже не шелохнувшись, не поменяв позы, - девушка, которая являлась для Госсейна фактором таким же неизвестным, как и он сам. Его мысли прервал тихий и мягкий голос. - Меня зовут Тереза Кларк. А вас? "Действительно, как же меня зовут?" - подумал Госсейн, но не успел ответить, так как она вновь заговорила: - Вы собираетесь принять участие в Играх? - Да, - сказал Госсейн, мгновение поколебавшись. Ведь это ему следовало расспрашивать ее, а не наоборот. - А вы? - Не говорите глупостей. - В голосе девушки прозвучала горечь. - Я даже не знаю, что такое нуль-А. Госсейн промолчал. Он почувствовал себя неловко при виде такого самоуничижения. И внезапно характер Терезы Кларк прояснился: больное воображение и эгоизм, в результате которых она всегда будет довольна собой. Со стороны шоссе послышался шум мотора, и это избавило Госсейна от необходимости продолжать разговор. Вслед за первой машиной с бешеной скоростью промчались еще несколько. Заскрипели тормоза, взвизгнули шины на повороте. И вновь наступила тишина. Но далекий шум большого города, на который он раньше не обращал внимания, казалось, окружал его со всех сторон. Приятный говорок девушки заглушал шум, но в ее голосе прозвучала такая жалость к самой себе, что ему стало неприятно. - И вообще, для чего нужны Игры? Я еще понимаю тех, кто остается на Земле. Отхватывают приличную работенку, неплохо устраиваются. Но ведь каждый год тысячи людей получают право отправиться на Венеру. Что они там делают? Госсейн не счел нужным вдаваться в объяснения. - Лично я, - ответил он, - вполне удовлетворюсь местом президента. Девушка рассмеялась. - Вам придется изрядно попотеть, - сказала она, - чтобы занять пост Харди. Госсейн резко выпрямился и сел. - Кого?! - Майкла Харди, президента Земли. Госсейн медленно прилег на траву. Теперь понятно, что имели в виду Нордегг да и все остальные в гостинице. Неудивительно, что его рассказ показался им бредом сумасшедшего. Президент Харди, летняя резиденция в Кресс-Вилледж - информация, заложенная в его мозгу, была ложной от начала до конца. Но кому это понадобилось? Харди? - Вы не могли бы помочь мне, - прервала его размышления Тереза Кларк, - выиграть хоть какую-нибудь, самую пустяковую работу? - Что-что? - Госсейн уставился на нее сквозь темноту. Изумление его быстро прошло, уступив место чувству жалости. - Вряд ли, - ответил он. - Чтобы принять участие в Играх, требуются обширные знании и умение, которые даются лишь долгими тренировками. И лишь единицы, способные на полную отдачу всех своих умственных и душевных сил, выдерживают испытания последних пятнадцати дней. - Меня не интересуют последние пятнадцать дней. Говорят, уже через неделю можно неплохо устроиться. Верно? - Самая низкооплачиваемая работа, если вы, конечно, собираетесь получить ее как участница Игр, приносит десять тысяч в год. Насколько я понимаю, конкурентов более чем достаточно. - Я способная, - заявила Тереза Кларк. - И у меня безысходное положение. Значит, я смогу. Госсейн сильно в этом сомневался, но ему вновь стало жалко ее. - Если хотите, - сказал он, - я попытаюсь вкратце рассказать, что к чему. Он замолчал, и она быстро проговорила: - Да, да, пожалуйста. Госсейн вздохнул. Он понимал, насколько бессмысленно пытаться объяснить ей что-нибудь, но делать было нечего. - Человеческий мозг, - нехотя начал он, - в грубом приближении можно разделить на две основные части: кору и таламус. Кора является центром распознавания, таламус - центром эмоциональных реакций нервной системы... Кстати, вы были в институте Семантики? - О, как там красиво, - заявила Тереза Кларк. - И сколько драгоценных камней, серебра, золота. Госсейн прикусил губу. - Я говорю о другом. На одной из стен изображен рассказ в картинках. Видели? - Не помню. - Она казалось, поняла, что он остался ею недоволен. - Но зато я видела бородача - как там его? - в общем, директора. - Лавуазье? - Госсейн нахмурился. - Мне казалось, он погиб несколько лет назад в автомобильной катастрофе. Когда это было? - В прошлом году. Он сидел в кресле на колесах. Госсейн задумался. На какое-то мгновение он решил, что память вновь отказала ему. Однако странно. Зачем неизвестному, экспериментировавшему с его мозгом, скрывать, что почти легендарный Лавуазье все еще жив? После некоторых колебаний он продолжал: - Кора головного мозга, как и таламус, потенциально обладают необычайными возможностями, которые необходимо правильно реализовать. Самым главным является координация их действий, ведущая впоследствии к полной интеграции, и если этого не происходит - личность человека нельзя считать полноценной. С другой стороны, как только интеграция осуществлена, нервная система в состоянии выдержать практически любой шок. Госсейн умолк, вспомнив о событиях минувшего дня. - Что с вами? - быстро спросила девушка. - Ничего, - проворчал он. - Продолжим разговор утром. Внезапно он почувствовал, как сильно устал. Но прежде чем сон навалился на него, на память почему-то пришли слова детектора лжи: "В нем чувствуется какая-то необычайная сила". Когда он проснулся, солнце сияло на небе. Терезы Кларк и след простыл. Госсейн убедился в этом, тщательно обыскав все кусты. Затем он вышел на шоссе и посмотрел по сторонам. Улица была забита движущимся транспортом, по тротуару весело спешили ярко разодетые мужчины и женщины. Казалось, сам воздух звенел шумом моторов, звуками голосов, ревом машин. Волнующее зрелище. Внезапно Госсейн понял, что теперь он совершенно свободен, а отсутствие девушки только доказывало, что ее появление отнюдь не очередной этап какого-то фантастического плана, в результате которого его для начала полностью лишили памяти. Он почувствовал облегчение при мысли о том, что ему не придется больше о ней заботиться. Знакомое лицо мелькнуло в человеческой толпе, скользившей мимо. Тереза Кларк, с двумя коричневыми пакетами в руках, окликнула его. - А вот и завтрак, - сказала она. - Я решила, что лучше позавтракать на травке с муравьями, чем в битком набитом ресторане. Они молча принялись за еду. Госсейн заметил, что упаковка была магазинной, на вынос. Витаминизированный апельсиновый сок, каша со сметаной в отдельной пластиковой упаковке, тосты с горячими почками, кофе со сливками. Примерно долларов пять, прикинул он. Не слишком ли роскошно для парочки, которой тридцать дней придется ограничивать себя во всем, лишь бы дотянуть до окончания Игр? И кроме того, девушка, у которой имелось в кармане пять долларов, спокойно могла заплатить хозяйке еще за одну ночь. Более того, она, видимо, неплохо зарабатывала, если не нуждаясь купила такой завтрак. Чуть нахмурившись, он неожиданно спросил: - Кстати, как зовут вашего босса? - Что? - Тереза Кларк закончила жевать тост с почками и теперь рылась в сумочке. Услышав вопрос, она вздрогнула и недоуменно посмотрела на него. Затем лицо ее прояснилось. - А, вы о нем! - сказала она. - Да, - требовательно сказал Госсейн. - Как его зовут? Самообладание полностью вернулось к ней. - Я не хочу вспоминать об этом, - заявила Тереза Кларк и тут же переменила тему разговора. - Чтобы выдержать первое испытание, мне много придется выучить? Госсейн помедлил, не зная, стоит ли ему настаивать на ответе. В конце концов он решил, что спешить некуда. - Нет, - сказал он. - К счастью, первый день Игр - предварительный. Нужно лишь зарегистрироваться, получить назначение я одну из кабинок и ответить на вопросы. Я изучал историю Игр за последние двадцать лет - более ранние сведения Машина не выдает - и обратил внимания, что сначала вас просто просят определить, что такое нуль-А, нуль-Н, нуль-Е. - Независимо от того, осознаете вы или нет, невозможно жить на Земле и не иметь хотя бы общих представлений о нуль-А концепциях: ведь они развиваются в нашем сознании уже несколько сотен лет. Людям свойственно забывать определения и формулировки, - добавил он, - но если вы действительно хотите... - Конечно, хочу, - ответила девушка. Она вытащила из сумочки портсигар. - Покурим? Золото блеснуло на солнце. Бриллианты, изумруды, рубины переливались разноцветным пламенем на поверхности. Сигарета, автоматически прикуренная внутри, наполовину выскочила из отверстия. Драгоценности, конечно, могли быть из пластика, металл - подделкой, но портсигар был явно не серийным и выглядел слишком натурально. Госсейн определил его стоимость примерно в двадцать пять тысяч долларов. - Нет, спасибо, - оправившись от изумления, ответил он. - Яне курю. - Это - особый сорт, - продолжала настаивать девушка. - Они очень мягкие. Госсейн покачал головой, и, пожав плечами, она вынула зажженную сигарету, с наслаждением затянулась и кинула портсигар обратно в сумочку. Видимо, ей даже в голову не пришло, что такая безделушка может произвести впечатление. - Давайте заниматься, - сказала она. - Когда вы мне все объясните, можно будет расстаться до вечера, а потом опять встретимся здесь. Договорились? Манера поведения Терезы Кларк раздражала, и Госсейн никак не мог привыкнуть к ее бесцеремонности. Теперь он уже почти не сомневался, что она появилась неспроста и, возможно, имела прямое отношение к неизвестному, поставившему непонятный эксперимент с его мозгом. Он не мог позволить ей исчезнуть. - Хорошо, - сказал он. - Не будем терять времени. 3 Жить вне общества невозможно. С.Дж.К. Когда Тереза Кларк вышла из автомобиля, Госсейн подал ей руку. Они быстро прошли аллею, по обеим сторонам которой высились деревья, затем арку массивных ворот, и только тогда увидели Машину. Девушка продолжала идти, не замедляя шага, но Госсейн остановился. Машина находилась в самом конце широкого проспекта. Большую часть площадки на вершине горы занимали цветущие сады, и надо было пройти примерно с полмили, чтобы оказаться перед сверкающим великолепием металлического шпиля, на вершине которого атомным светом сверкала звезда, затмевающая собой полуденное солнце. Это зрелище ошеломило Госсейна. Внезапно он необычайно ясно понял, что Машина откажется сделать его участником Игр, если он не сможет назвать своего настоящего имени. Он почувствовал себя маленьким, никому не нужным. Краешком глаза он заметил, что Тереза Кларк остановилась и смотрит на него. - Вы, наверное, первый раз видите Машину вблизи? - участливо спросила она. - Страшно, да? В голосе ее прозвучали высокомерные, слегка пренебрежительные нотки, и Госсейн не смог сдержать улыбки. "Ох уж эти городские всезнайки!" - подумал он. Даже настроение у него несколько улучшилось, и, взяв ее под руку, он зашагал вперед. Постепенно к нему начала возвращаться былая уверенность в себе. В конце концов, он ни в чем не виноват, ведь детектор лжи в отеле тоже сказал, что Госсейн не специально назвал вымышленное имя. По мере продвижения вперед толпа людей становилась все больше, а огромные размеры Машины все очевиднее. У самого ее основания ярус за ярусом располагались отдельные комнаты для испытуемых. Весь первый этаж внутри тоже состоял из подобного рода помещений и ведущих к ним коридоров. Широкие клетки лестниц снаружи вели на второй, третий и четвертый этажи и опускались еще на три этажа вниз. - Боюсь, у меня ничего не выйдет, - сказала Тереза Кларк. - Все эти люди вокруг кажутся мне такими умными! Госсейн рассмеялся, посмотрев на выражение ее лица, но ничего не ответил. Он ни на секунду на сомневался, что выдержит испытания в течение всех тридцати дней. Сейчас его волновала лишь мысль о том, что его вообще могут не допустить до экзаменов. Далекая и неприступная Машина возвышалась над человеческими существами, стремящимися показать всю полноту своих знаний. Ни одни из ныне живущих на Земле людей не знал, где именно расположен ее электронно-магнитный мозг. Как и многие другие, Госсейн тоже задумывался над проблемой, стоявшей в свое время перед учеными и архитекторами. Впрочем, это не имело никакого значения. Самозаменяющая необходимые блоки, осознающая свое существование и цель. Машина была полностью неподкупна и теоретически способна предотвратить любое нападение. "Чудовище!" - кричали слишком эмоционально настроенные, когда Машина только строилась. "Нет, - отвечали ее создатели, - механический мозг, творчески мыслящий, обладающий возможностями развития в любом разумном направлении". И в течение трехсот лет люди привыкли к тому, что Машина безошибочно определяет человека, способного по своим моральным качествам быть президентом Земли. Госсейн прислушался к разговору между мужчиной и женщиной, которые шли рядом. - Меня только пугает, - говорила женщина, - что целый месяц в городе не будет охраны порядка. - Ты просто не понимаешь, - отвечал мужчина. - На Венере вообще не существует полиции, в ней нет необходимости. Если мы окажемся достойными, то будем жить на этой планете, где каждый человек разумен в самом высоком смысле этого слова. Заодно станет ясно, какого прогресса достигли мы здесь, на Земле. Могу тебя уверить, что большие перемены произошли даже в течение моей жизни. Не бойся, все будет хорошо. - Наверное, нам придется расстаться, - сказала Тереза Кларк. - Всем на букву "К" надо спуститься на второй подземный этаж, а "Г" - на первый. Встретимся вечером на той же стоянке, не возражаете? - Конечно, нет. Госсейн подождал, пока она исчезла за поворотом, затем отправился следом. Он увидел, как она спустилась вниз, быстро прошла по коридору к лестнице, ведущей на выход, и взбежала по ступенькам. Когда он протолкался сквозь толпу людей и вновь очутился на улице, ее нигде не было видно. Задумавшись, Госсейн вернулся назад. Он с самого начала учитывал ту вероятность, что она не рискнет пойти на экзамен, и поэтому стал следить за ней, но то, что его подозрения оправдались, было неприятно. Проблема Терезы Кларк становилась все сложней. Волнуясь сильнее, чем ожидал, Госсейн вошел в свободную кабинку сектора "Г". Раздался щелчок автоматически закрываемой двери, и в ту же секунду голос Машины бесстрастно произнес: - Ваше имя? Госсейн забыл о существовании Терезы Кларк. Наступил кризис. В кабинке стояло комфортабельное вертящееся кресло и стол с ящиками, а над ним - прозрачная пластиковая панель в стене, в которой перемигивались желтым и красным электронные трубки. Громкоговоритель, тоже из прозрачного пластика, находился в центре панели. - Ваше имя? - повторил голос. - И пожалуйста, отвечая, положите руки на подлокотники кресла. - Гилберт Госсейн, - тихо ответил Госсейн. Наступило молчание. Вишнево-красные трубки неуверенно замигали. - На первое время, - все тем же бесстрастным тоном произнесла Машина, - я принимаю это имя. Госсейн перевел дыхание. Он почувствовал, что стоит на пороге великого открытия, и от возбуждения ему стало жарко. - Вам известно, кто я такой на самом деле? - спросил он. Машина ведет разговор не только с ним одним, но одновременно с десятками тысяч людей, сидящими каждый в своей кабинке. - Ваш мозг не содержит нужной информации? - услышал он. - Вы готовы отвечать? - Н-но... - Оставим этот разговор! - голос стал строже, потом смягчился. - Письменные принадлежности в одном из ящиков стола. Не торопитесь. Раньше чем через тридцать минут дверь кабинки все равно не откроется. Желаю удачи. Вопросы были именно те, которые Госсейн ожидал: "Что такое не-Аристотелевы концепции?", "Что такое не-Ньютоновы концепции?", "Что такое не-Евклидовы концепции?". Экзамен был не так прост, как могло показаться с первого взгляда, ведь ему предстояло не детально сформулировать определения, а показать свое понимание множественного значения слова, и при этом отметить, что каждый ответ, в свою очередь, не является однозначным. Госсейн начал с того, что всюду проставил привычные общепринятые сокращения: нуль-А, нуль-Н, нуль-Е. Он кончил писать минут через двадцать и в ожидании откинулся на спинку кресла. - В данный момент других вопросов не имеется, - сказала Машина. Это, видимо, должно было означать, что их разговор еще не закончен, и, действительно, к концу двадцать пятой минуты из громкоговорителя вновь послышался голос: - Не удивляйтесь, пожалуйста, что первое испытание показалось вам столь несложным. Помните, никто не ставит перед собой задачи провалить как можно большее количество испытуемых. Наша общая цель - гармоничное развитие личности, умение правильно использовать имеющуюся в человеке сложную нервную систему. Это может быть осуществлено только в том случае, если каждый гражданин Земли выдержит тридцатидневные Игры. Что же касается сегодняшнего дня, не сдавшие экзамена уже оповещены. Им придется ждать будущего года. Желаю все остальным - к счастью, их более девяноста девяти процентов - успеха завтра. Госсейн вложил исписанные листки в раскрывшуюся щель. Телевизионное устройство произвело быструю сверку и подтвердило правильность ответа. Через несколько минут экзамен будет держать другая группа из двадцати пяти тысяч участников. - Вы хотели о чем-то спросить меня, Гилберт Госсейн? - произнесла Машина. Госсейн вздрогнул. - Да. Почти все мои представления являются ложными. Это было сделано с какой-то определенной целью? - Безусловно. - Кем? - Ваш мозг не содержит нужной информации. - Тогда откуда вы знаете? - Полученные данные позволяют прийти лишь к одному логичному выводу. Тот факт, что ваши иллюзии имели прямое отношение к Патриции Харди, говорит о многом. Госсейн заколебался, потом все же высказал мысль, пришедшую ему в голову. - Многие душевнобольные были убеждены, что олицетворяют собой какие-нибудь известные личности: Я - Цезарь, Я - Наполеон, Я - Тарг, Я - муж дочери президента Земли. Относится ли моя уверенность к той же категории? - Конечно, нет. Самое сильное убеждение может быть внушено с помощью гипноза. Например, ваше. Именно поэтому вы относительно легко избавились от чувства горя, когда поняли, что Патриция жива. Однако последствия нервного шока еще не устранены полностью. - Наступило непродолжительное молчание, потом Машина вновь заговорила, и в ее голосе неожиданно проскользнули нотки грусти. - Я - всего лишь неподвижный мозг, и не совсем ясно представляю себе, что происходит в дальних уголках нашей планеты. Вы будете удивлены и разочарованы, но я могу лишь гадать, какие планы вынашивают те или иные люди. - Но хоть что-нибудь вам известно? - спросил Госсейн. - Вы играете большую роль в осуществлении этих планов, но не знаю, какую именно. Я советую вам обратиться к психиатру и сфотографировать кору головного мозга, иначе я не могу вынести никакого определения. Больше мне нечего вам сказать. До свидания, до завтра. Раздался щелчок, и дверь автоматически открылась. Госсейн вышел в коридор, помедлил, потом направился к выходу, пробираясь сквозь толпу людей. Он оказался на мощеном бульваре. К северу, примерно в четверти мили, в геометрическом порядке стояли здания, а дальше - дворец Президента, окруженный деревьями и клумбами цветов. Он был невысок, и зеленый фон очень красиво оттенял его благородные архитектурные линии. Но Госсейну было не до того. Мозг его рассчитывал, обдумывал, сопоставлял факты. Там жили президент Харди и его дочь Патриция, и их причастность к происходящему не вызывала сомнений. Но для чего внушать ему, что он женат на покойнице? Это казалось бессмысленным. Не подвернись Нордегг, все равно любой детектор лжи в отеле тут же вывел бы его на чистую воду. Госсейн повернулся и пошел обратно в город. Он перекусят в небольшом ресторанчике у реки, попросил принести телефонный справочник и принялся листать пожелтевшие страницы. Он знал имя нужного ему человека и наткнулся на него почти сразу же. ЭНРАЙТ, ДЭВИД ЛЕСТЕР, психолог 709 Дом Искусства Медицины Энрайт написал насколько книг, которые рекомендовались для прочтения каждому желающему выдержать более чем десятидневное испытание Игр. Читать их было одним насаждением, и Госсейн тут же вспомнил ясность мысли, внимательное отношение к слову, широту интеллекта автора и то понимание неразрывной связи, полного единения тела и мозга, которые сквозили в каждой строчке. Захлопнув справочник, Госсейн вышел на улицу. Он чувствовал себя легко и спокойно. В нем пробудилась надежда. Он не забыл книг Энрайта, а, значит, в амнезии не было ничего страшного. Знаменитый врач вылечит его в два счета. - Доктор Энрайт принимает только по предварительной записи, - объявил секретарь в приемной. - Приходите через три дня, в 14:00. Я могу выделить вам один час, однако вы должны заранее оплатить счет в двадцать пять долларов. Госсейн отсчитал деньги, взял расписку и ушел. Он не огорчился: к хорошему врачу все еще трудно было попасть, так как больное человечество только-только начинало постигать мир нуль-А концепции. Вновь очутившись на улице, он с любопытством посмотрел на один из самых мощных автомобилей, который ему когда-либо доводилось видеть. Сверкая в лучах послеполуденного солнца, огромная машина пронеслась мимо и остановилась футах в ста от поребрика. Человек в ливрее, сидевший рядом с шофером, быстро выскочил на панель и открыл заднюю дверцу. Из автомобиля вышла Тереза Кларк. Темное вечернее платье почти не худило ее, но лицо казалось чуть полнее и не таким загорелым. Тереза Кларк! Имя, потерявшее всякий смысл на фоне сверкающего великолепия. - Кто это? - спросил Госсейн стоявшего рядом мужчину, заранее зная, какой последует ответ. Тот посмотрел на него, удивленно приподняв брови. - Патриция Харди, дочь президента. Насколько я понимаю, полная неврастеничка. Посмотрите на ее машину в форме огромного бриллианта... Госсейн отвернулся, перестав слушать. Он совсем не хотел быть узнанным, пока не решит, как вести себя дальше. Нелепо было предполагать, что ночью она опять придет на заброшенную стоянку к совершенно незнакомому ей человеку. Но она пришла. Госсейн спрятался в тени, задумчиво глядя на туманную фигуру девушки. Он выбрал удачное место. Она стояла к нему спиной и даже не подозревала о его присутствии. Он допускал мысль, что попал в ловушку, хотя заранее тщательно исследовал весь квартал и не обнаружил ничего подозрительного. Но он рискнул, не колеблясь ни секунды. Эта девушка была единственной ниточкой к тайне, которую он сам не мог разгадать, Госсейн с любопытством наблюдал за ней, насколько позволяла сгущающаяся темнота. Вначале она сидела, подоткнув под себя правую ногу. В течение десяти минут она переменила позу пять раз. Дважды она привставала на месте, чертила на траве пальцем какие-то фигуры и одни раз вынула портсигар, но тут же бросила его назад в сумочку, так и не закурив. Время от времени она покачивала головой, как бы споря сама с собой, пожимала плечами и складывала руки на груди, вздрагивая от холода; три раза она явственно вздохнула и примерно минуту сидела, не шевелясь. Прошлой ночью Тереза Кларк так не нервничала. Вернее, совсем не нервничала, если не считать того эпизода, когда она прикинулась испуганной преследующими ее бандитами. Ожидание, решил Госсейн. Она привыкла находиться в обществе и управлять людьми, а оставшись в одиночестве, просто потеряла терпение. Что сказал о ней мужчина сегодня утром? Неврастеничка. Да, вне всякого сомнения. Кроме того, в детстве она явно не получила нуль-А воспитания, необходимого для развития определенных умственных навыков. Почему это могло произойти в семье такого цельного и просвещенного человека, как президент Харди, оставалось для Госсейна загадкой. Но как бы то ни было, таламус полностью контролировал ее поступки. Он бы не удивился, узнав, что у нее бывают нервные срывы. Стало совсем темно, но он продолжал наблюдать за ней. Через десять минут она встала, потянулась, потом вновь уселась на землю. Сняв туфли и повернувшись на бок, она легла на траву лицом к Госсейну. И увидела его. - Все в порядке, - мягко заверил ее Госсейн. - Это я. Вы, наверное, услышали мои шаги. Он говорил, не думая, лишь бы успокоить девушку, которая вздрогнула от неожиданности и подскочила на месте. - Вы меня напугали, - сказала она. Но голос ее был спокоен и тих, и он вновь подумал о том, насколько четко таламус контролирует ее эмоции. Он опустился рядом с ней на траву, вдыхая в себя ароматы ночи. Вторые сутки Игр! Трудно поверить. Издалека до него доносился городской шум: тихий, слабый, ничем не угрожающий. Куда же подевались грабители и воры? Может быть, годы и общая образовательная система уменьшили их число и от бандитов остались лишь страшные легенды да несколько изгоев, которые грабили ночами беспомощных людей? Да нет, вряд ли. Преступников, конечно, стало меньше, и когда-нибудь они вообще исчезнут, но мозг оставшихся пока что приспосабливается к структуре изменяющейся вокруг Вселенной. И где-то строили планы насилия и приводили их в исполнение. Где-то? Может быть, здесь. Госсейн посмотрел на девушку. Затем мягко заговорил. Он описал ей свое положение, рассказал, как его выгнали из гостиницы, об амнезии, ложной памяти, нелепой уверенности в том, что был женат на Патриции Харди. "А затем, - более резко добавит он, - выяснилось, что она не только жива, но к тому же еще и дочь президента". - Правда ли, - спросила Патриция, - что все психологи, к одному из которых вы собираетесь обратиться, выдержали испытания Игр, отправились на Венеру, а потом вернулись практиковать обратно на Землю? И что кроме них никто другой не может быть психиатром или врачом смежной профессии? Госсейн никогда не задумывался об этом. - А ведь верно, - ответил он. - Учиться, конечно, может каждый, но... Внезапно он почувствовал неистребимое желание как можно скорее попасть на прием к доктору Энрайту. Как много нового сможет он узнать! И тут же понял, что ему следует быть крайне осторожным, ведь совершенно непонятно, почему она, никак не отреагировав на его рассказ, вдруг задала совершенно неуместный вопрос. Выражение ее лица невозможно было разглядеть в темноте. - Вы хотите сказать, что даже не подозреваете, кто вы такой на самом деле? - вновь прозвучал ее голос. - И не помните, как очутились в отеле? - Я знаю, что ехал в автобусе из Кресс-Вилледж до аэропорта в Ноледи, - сказал Госсейн. - И совершенно отчетливо помню себя на борту самолета. - Вас там чем-нибудь кормили? Госсейн задумался. Мир, в который он сейчас пытался проникнуть, был вымышленным, не существовал более, канул в прошлое. Но хоть память - понятие абстрактное, она тесно связана с конкретными физическими действиями, и если они не производились, вывод ясен: он не завтракал и не обедал, пока не очутился в городе. - И вы действительно не представляете себе, в чем дело? - продолжала говорить девушка. - У вас нет ни цели, ни планов. Вы просто живете, сами не зная зачем? - Да, - ответил Госсейн. И стал ждать. Молчание было долгим. Слишком долгим. И нарушила его не девушка. Кто-то навалился на него, прижимая к траве. Туманные фигуры появились из-за кустов. Ему удалось вскочить на ноги, откинуть первого из нападавших в сторону. Ужас, сдавивший горло, заставил бороться даже тогда, когда множество рук держало его с такой силой, что всякое сопротивление казалось бессмысленным. - Порядок, - произнес мужской голос. - Сажайте их в машины и поехали отсюда. Его кинули на заднее сиденье просторного седана, и Госсейн успел подумать, появились ли они в ответ на сигнал девушки? Или он стал жертвой обычных бандитов? Автомобиль резко рванулся вперед, и временно это потеряло для него всякое значение. 4 Наука - не что иное, как здравый смысл и логика. Станислав Лещинский, король Польши, 1763 Автомобили мчались по пустым улицам: два впереди, три - сзади. В одном из них была Патриция Харди, но как он ни старался, ему не удалось увидеть ее сквозь ветровое стекло или зеркальце заднего обзора. Впрочем, сейчас это не имело значения. Присматриваясь к своим похитителям, он все больше убеждался, что они не простые бандиты. Он задал вопрос человеку, сидящему справа. Ответа не последовало. Он повернулся налево. Прежде, чем Госсейн успел произнести хоть слово, мужчина сказал: - Нам запрещено разговаривать с вами. "Запрещено!" Значит, еще ничего не потеряно. Госсейн облегченно откинулся на спинку сиденья. Через некоторое время они резко свернули в тоннель и минут пять неслись с бешеной скоростью, включив фары. Неожиданно впереди забрезжил свет, и мягко выкатившись в полукруглый, закрытый со всех сторон двор, машины замедлили ход, останавливаясь у больших дверей. Захлопали дверцы. Госсейн увидел девушку, выбравшуюся из головного автомобиля и направившуюся к нему. - Чтобы все стало ясно, - сказала она, - меня зовут Патриция Харди. - Да, - ответил Госсейн. - Я видел вас сегодня утром. Глаза ее расширились. - Глупец! - воскликнула она. - Зачем же вы пришли? - Я должен знать, кто я такой на самом деле. Видимо, в голосе его прозвучало отчаяние, потому что тон Патриции смягчился. - Бедный дурачок, - сказала она. - Ведь именно сейчас они готовятся к решительному шагу, и все отели полны соглядатаев и шпионов. То, что сказал о вас детектор лжи, было доложено в ту же секунду. А они просто не могут позволить себе рисковать. - Она замолчала, потом, поколебавшись, добавила: - Вам остается лишь надеяться, что Торсон вами не заинтересуется. Мой отец пытается убедить его произвести тщательное обследование, но пока безрезультатно. Бросив на него быстрый взгляд, она пробормотала "Простите меня" и, резко повернувшись, направилась к двери, открывшейся при прикосновении ее руки. На какое-то мгновение он увидел ярко освещенную гостиную. Прошло минут десять. Затем из входа напротив вышел огромного роста мужчина с ястребиным носом. Остановившись рядом с Госсейном, он иронически улыбнулся. - Значит, вот кто представляет для нас грозную опасность? - сказал он. Не обращая внимания на оскорбительный тон, Госсейн внимательно посмотрел на стоящего перед ним гиганта, и внезапно до него дошел смысл сказанного. Он был уверен, что его попросят выйти из машины. Теперь же, откинувшись на сиденье, он задумался над услышанным: его считала опасным! С какой стати? Гилберт Госсейн прошел курс нуль-А обучения, но деятельность его мозга была нарушена амнезией. Даже если он выдержит тридцатидневное испытание Игр, то отправится на Венеру в числе тысячи точно таких же людей. Чем он отличается от них? - Ах, молчание, - протянул мужчина с ястребиным носом. - Насколько я понимаю, нуль-А пауза. В любой момент мы можем ждать, что кора вашего головного мозга начнет контролировать затруднительное положение, в котором вы очутились, и из ваших уст польются умные речи. Госсейн с любопытством посмотрел на него. Ироническая усмешка почти исчезла, выражение лица было не таким жестоким, поза - расслаблена. - Я могу лишь предположить, - сказал Госсейн с жалостью в голосе, - что вы провалились на Играх по всем показателям и поэтому смеетесь над ними. Бедняжка! Гигант рассмеялся. - Пойдемте, - сказал он. - Вас ждет сюрприз. Кстати, меня зовут Торсон, Джим Торсон. Я не боюсь представиться, ведь у вас нет ни одного шанса рассказать кому-нибудь о нашей встрече. - Торсон! - как эхо повторил Госсейн. Повинуясь жесту, он молча выбрался из машины и прошел в резную дверь здания, где жили президент Харди и его дочь Патриция. Самым серьезным образом он начал обдумывать возможность побега. Только не сейчас. Еще рано. Даже странно, что узнать правду о себе казалось ему важнее всего на свете. Длинный мраморный коридор привел их к большой дубовой двери. Торсон толкнул ее, пропуская Госсейна вперед и чему-то улыбаясь. Стражники, следовавшие за Госсейном, остались снаружи. В комнате было трое человек, среди них Патриция Харди. Один из мужчин, лет сорока пяти и довольно приятной наружности, сидел за столом. Внешность второго невольно привлекала к себе внимание. С ним произошел несчастный случай, и видом своим он напоминал чудовищного монстра. Странно было смотреть на руку и ногу из пластика, на спину в полупрозрачной оболочке. Череп казался сделанным из дымчатого стекла, даже без признаков ушных раковин. Два человеческих глаза сверкали из-под гладкого высокого купола. Если можно было так сказать, в чем-то ему повезло. От глаз и ниже он сохранил человеческие черты лица: нос, рот, подбородок, шею. Об остальном можно было лишь гадать, а в данный момент Госсейн думал о другом. Он наконец пришел к выводу, как ему следует себя вести: чем смелее, тем лучше, и, глядя прямо на инвалида, произнес: - Какого черта? Монстр хохотнул басом. Потом заговорил глубоким, низким голосом: - Давайте считать меня неизвестной величиной, "X". Госсейн перевел взгляд на девушку. Патриция не опустила пред ним глаз, но щеки ее покрыл легкий румянец. Она успела переодеться в вечернее платье и теперь ничем уже не напоминала Терезу Кларк. Как ни странно, ему куда неприятнее было смотреть на Майкла Харди. Мысль о том, что президент Земли является самым обычным заговорщиком, никак не укладывалась в сознании. Намечалось преступление, иначе невозможно было объяснить поведение Патриции и Торсона, эксперимент с его мозгом. Даже Машина намекала на планы какого-то заговора, в котором замешаны Харди. Колючий взгляд президента и его тонкие губы скрашивала улыбка человека, привыкшего нравиться публике, но умеющего отдавать приказы и четко следить за их исполнением, способного прервать или довести до конца любой самый неприятный разговор. Подняв голову, он произнес: - Госсейн, каждый из нас был бы обречен на крайне незначительное положение в обществе, согласись он с мнением Машины и подчинись ее решению. Люди мы необычайно одаренные, способные на многое, но в самой природе нашей заложены жестокость и безжалостность, которые в обычных условиях никогда не позволили бы нам добиться значительных успехов. Девяносто девять процентов истории человечества сотворили такие, как мы, и можете не сомневаться, данный случаи - не исключение. Госсейн смотрел на него и чувствовал, как тяжесть сдавливает ему сердце. С ним говорили слишком откровенно. Либо заговорщики готовы были действовать, либо ему действительно угрожала смерть. Харди продолжал: - Я сказал вам все это лишь для того, чтобы в дальнейшем вы неукоснительно выполняли мои распоряжения. Госсейн, несколько человек держат вас под прицелом, так что давайте без фокусов. Садитесь в кресло, - он махнул правой рукой, - и не сопротивляйтесь, когда на вас наденут наручники. - Он повернул голову. - Торсон, принесите необходимую аппаратуру. Госсейн прекрасно понимал, что у него нет ни малейшего шанса на побег, пока он находится в этой комнате. Усевшись поудобнее, он протянул руки Торсону и с напряженным любопытством стал смотреть, как тот подкатил столик на колесах с небольшими, хрупкими на вид приборами. Не говоря ни слова, гигант начал прикреплять к телу Госсейна полукруглые, напоминающие маленькие чашечки, присоски; шесть - к голове и лицу, шесть - к горлу, плечам и лопаткам. Подняв голову, Госсейн увидел, как Харди и "X" горящими глазами наблюдают за происходящим. Девушка сидела в кресле, поджав под себя ноги, с сигаретой в руке. Она курила, не затягиваясь, нервно выпуская изо рта клубы дыма. Единственным спокойным человеком в комнате был Джим Торсон. Закончив последние подсоединения, он вопросительно посмотрел на Майкла Харди. И в эту минуту Госсейн нарушил молчание. - Мне кажется, вы все-таки должны меня выслушать, - сказал он. Его захлестнула горячая волна отчаяния, перехватило дыхание, сдавило горло. "Что же это происходит? - подумал он. - Как можно подвергать такому унижению человека, не нарушившего никаких законов, на Земле, давно покончившей с войнами, в году 2560-м?" - Я чувствую себя как ребенок, попавший в сумасшедший дом, - сказал он хриплым голосом. - Во имя самой логики, скажите, чего вы добиваетесь, и я постараюсь сделать все, что в моих силах. - Естественно, - продолжал он, - я ценю свою жизнь больше, чем ту информацию, которую вы намерены получить. Я заявляю это совершенно открыто, потому что в нуль-А мире отдельная личность не определяет судеб человечества, не является незаменимой, какими бы способностями она ни обладала. Самые гениальные изобретения никогда не нарушат равновесия сил и не помогут, например, выиграть войну, если цивилизацию защищают отважные люди. Это доказано историей. - Он вопросительно посмотрел на Майкла Харди. - Может быть, так оно и есть? Прежде чем потерять память, я сделал какое-нибудь важное открытие? - Нет, - басом проговорил "X". Заинтересованно посмотрев на Госсейна, он добавил: - Любопытный случай. Ведь он действительно не знает ни своей цели, ни даже своего имени, и тем не менее его появление в данный момент исключает простое совпадение. То, что детектор лжи в отеле не смог определить, кто он такой, случай беспрецедентный. - Но он не лжет. - Патриция Харди спустила ноги на пол, отведя в сторону руку с сигаретой. Голос ее был искренен, звучал убедительно. - Детектор лжи заявил, что мозг этого человека не содержит нужной информации. Рука из пластика покровительственно махнула в сторону. Низкий голос прозвучал снисходительно. - Моя милая, я ведь не спорю. Но не всякой машине можно верить. Гениальный мистер Крэнг и я... - голос его стал многозначителен, - доказали это, к удовлетворению многих, в том числе и вашего отца. - Он глубоко вздохнул. - Я считаю, нам не следует принимать во внимание утверждения Госсейна, пока мы не произведем самого тщательного обследования. Президент Харди кивнул. - Он прав. Пат. Как правило, человек, убежденный в том, что женат на моей дочери, обычный шизофреник. Однако его появление именно сейчас требует проверки, а показания детектора лжи настолько необычны, что, как видите, - тут он махнул рукой, - это заинтересовало даже Торсона. Лично я считаю, что здесь не обошлось без агентов Галактической Лиги. Ну да ладно. Посмотрим. Что вы собираетесь делать, Джим? Торсон пожал плечами. - Пробиться сквозь заслоны памяти мозга и выяснить, кто он такой. - Кстати, - вставил "X", - чем меньше людей будут знать о полученной информации, тем лучше. Это к вам относится, мисс Харди. Губы девушки сжались в тонкую линию. - Еще чего! - сказала она, вызывающе откинув голову назад. - В конце концов, я рисковала собой. Ей никто не ответил. Калека не отрывал от нее взгляда, который даже Госсейну показался неуловимым. Патриция Харди неуверенно заерзала в кресле, потом посмотрела на отца, как бы ожидая поддержки. Великий человек старательно отвел глаза и заерзал в кресле. Она встала, презрительно выпятив нижнюю губу. - Значит, и ты теперь под каблуком, - иронически протянула она. - Только не думай, что я его боюсь. В один прекрасный день я всажу в него пулю, и ни одному хирургу в мире не удастся заделать дырку пластиком. Она вышла из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью. - Не будем терять времени, - тут же произнес Харди. Возражений не последовало, Госсейн увидел, как пальцы Торсона на какое-то мгновение замерли над пусковым устройством. Затем раздался щелчок, и послышалось низкое гудение. Тело его непроизвольно напряглось в ожидании шока, но он ничего не почувствовал. Госсейн в недоумении посмотрел на вибрирующий ящик, внутри которого перемигивались разнообразные электронные трубки. Контролировали ли они скорость невидимого движка, усиливали ли звук, занимались ли превращением энергии или выполняли еще какую-нибудь функцию из сотен возможных, он понятия не имел. Часть трубок торчала из полупрозрачных отверстий, остальные находились внутри, слишком чувствительные, чтобы их можно было подвергать воздействиям комнатной температуры и яркого света. От непрерывного сверкания у него заболели глаза. Он все время моргал, пытаясь унять текущие слезы. Огромным усилием воли Госсейн заставил себя отвернуться. Видимо, движение было слишком резким. Что-то взорвалось у него в мозгу, и голова мгновенно начала раскалываться от боли. Ему показалось, что он очутился на дне глубокого моря. Огромное давление сковало его со всех сторон. Откуда-то издалека доносился голос Торсона, спокойно объясняющего своим слушателям: - Это очень интересный прибор. Он воспроизводит энергию, типа нервной, и с помощью импульсов передает ее через двенадцать электродов-присосок, заставляя следовать каналам человеческого тела и пути наименьшего сопротивления, преодолевая любые препятствия, не превышающие примерно одного процента отклонения от нормы. Госсейну никак не удавалось сосредоточиться. В голове мелькали обрывки мыслей, в ушах звенел назойливый голос Торсона. - С медицинской точки зрения создание искусственной нервной энергии примечательно тем, что ее можно сфотографировать. Через несколько минут я сделаю несколько снимков и проявлю негативы. Один из кадров при увеличении покажет, в какой именно части мозга сконцентрирован центр памяти. Природа ее давным-давно научно обоснована, и нам остается лишь выбрать группу клеток, содержащую необходимые данные, а затем с помощью того же прибора направить энергетический поток, который заставит испытуемого высказать словами то, что он вспомнит. Он щелкнул выключателем и вытащил из камеры пленку. - Присмотрите за ним! - бросил он и вышел из комнаты. Последняя фраза была явно лишней. Вряд ли Госсейн сейчас удержался бы на ногах. Комната плыла у него перед глазами, как у ребенка, которого слишком долго крутили в одну сторону. Когда Торсон вернулся, он все еще никак не мог прийти в себя. Гигант вошел неторопливо, ни на кого не глядя, и направился прямо к Госсейну. Держа в руке две фотографии, он остановился перед пленником и молча уставился на него. - Что такое? - раздался встревоженный голос Харди. Торсон резко отмахнулся, как бы приказывая замолчать. Жест его был просто неприличен, более того, казалось, он сделан чисто механически. Торсон стоял совершенно неподвижно, и внезапно Госсейн понял, насколько он отличается от остальных людей, как тщательно прячет свою истинную сущность. Под маской холодного презрения скрывался чудовищный комок нервов, колоссально развитый мозг, не подчиняющийся никаким приказам, самостоятельно оценивающий, уверенный в себе. Если он с чем-то соглашался, значит, так было надо. Если нет - последнее слово оставалось за ним. "X" медленно подкатился в кресле и осторожно взял снимок из рук Торсона. Один из них он протянул Харди. Оба склонились над фотографиями, но каждый отреагировал по-своему. "X" вздрогнул и выпрямился. Он был выше ростом, чем казалось Госсейну, примерно пять футов одиннадцать дюймов. Пластиковая рука на шевелилась, намертво прикрепленная к оболочке груди. На лице, как ни странно, появилось испуганное выражение. Он проговорил хриплым шепотом: - Хорошо, что он не попал к психиатру. Мы успели вовремя. Майкл Харди выглядел раздраженным. - Что вы раскудахтались? Не забывайте, я занял свой пост лишь потому, что удалось взять под контроль Игры Машины. Я никогда не понимал всю эту нуль-А ерунду о человеческом мозге, и ваша пленка ни о чем мне не говорит. Я вижу лишь какое-то яркое пятно. На этот раз Торсон ответил. Он подошел к Харди и принялся шептать ему на ухо, указывая на снимок. Лицо президента побледнело как мел. - Его необходимо убить, - резко сказал он. - Немедленно. Торсон раздраженно покачал головой. - Зачем? Что он может? Закричать на весь мир? - В голосе его вновь проскользнули профессиональные нотки. - Обратите внимание, что вокруг нет четких линий. - Но если он поймет, как управлять этим? - спросил Харди. - Ему потребуются месяцы упорного труда! - громко возразил "X". - За двадцать четыре часа невозможно научиться управлять даже мизинцем! Они вновь принялись шептаться, и в конце концов Торсон возмущенно воскликнул: - Может, вы считаете, он сумеет сбежать из нашей тюремной камеры? Или вы просто начитались Аристотелевой фантастики, где герой всегда побеждает? В конечном итоге не оставалось сомнений, чья именно точка зрения возьмет верх. В комнату вошли стражники и, подчиняясь приказу, снесли его на четыре этажа вниз, в помещение со стальными стенами, полом и потолком. Еще одна лестница вела в камеру, и, прочно установив кресло вместе с прикованным к нему Госсейном, они поднялись наверх. Зашумел мотор, и лестница исчезла сквозь люк в потолке в двадцати футах над его головой. Стальная крышка захлопнулась, послышался звук задвигаемых запоров. Наступила тишина. 5 Госсейн сидел в кресле не шевелясь. Сердце его сильно билось, в висках стучало, к горлу подступила тошнота. По телу потекли ручейки пота. "Я боюсь, - подумал он. - Никогда еще мне не было так страшно". Страх - чувство, присущее клеткам живой материи. Цветок, закрывающий лепестки на ночь, подвержен страху темноты, но у него нет нервной системы, передающей импульс, и нет таламуса, способного эмоционально отреагировать на полученный сигнал. Человеческое существо является физико-химической структурой, воспринимающей жизнь и осознающей ее с помощью сложной нервной системы. После смерти тело и сознание исчезают, личность продолжает существование лишь как серия искаженных импульсов в памяти других людей. Пройдут годы, и они начнут становиться все слабее и слабее, а за полвека исчезнут вовсе. Может быть, еще какое-то время останется его изображение на фотографической карточке. "Ничего меня не спасет, - с ужасом подумал он. - Я умру. Умру". - И неожиданно почувствовал, что теряет контроль над собой. На потолке вспыхнула яркая лампа, люк откинулся в сторону. Незнакомый голос произнес: - Да, мистер Торсон. Все в порядке. Прошло несколько минут, затем зашумел невидимый мотор и лестница поползла вниз, ударившись нижним концом о металлический пол. Несколько рабочих внесли стол и самую разнообразную аппаратуру, среди которой находился уже знакомый ему прибор. Тщательно расставив все по местам, они быстро ушли. Их места заняли два ретивых охранника. Они молча проверили наручники, осмотрели Госсейна со всех сторон и тоже удалились. В душной маленькой камере не было слышно ни звука. Затем вновь раздался металлический щелчок, и люк на потолке открылся. Госсейн вжал голову в плечи, в полной уверенности, что сейчас появится Торсон. Но по ступенькам сбежала Патриция Харди. Быстро отомкнув наручники, она прошептала тихим, настойчивым голосом: - Поднимитесь наверх и сверните в холле направо. Футах в ста, под лестницей, увидите небольшую дверь. На втором этаже расположены мои комнаты. Может, их и не будут обыскивать - не знаю. Больше я ничем не могу вам помочь. Удачи! Она тут же повернулась и, не оборачиваясь, выбежала из камеры. Затекшее тело Госсейна отказывалось повиноваться, мускулы болели, он спотыкался на каждой ступеньке. Но указания девушки были точными. И, добравшись до ее спальни, он почувствовал себя значительно лучше. Легкий запах духов держался в воздухе. Завешенная пологом кровать стояла сбоку от широких окон, и Госсейн остановился и долго смотрел на сверкающий атомный маяк Машины. Он казался таким близким, что ему захотелось протянуть руку и потрогать неугасимый свет. Госсейн не верил, что его не будут искать у Патриции Харди. К тому же лучше действовать сейчас, пока побег еще не обнаружен. Он выглянул из окна и, вздрогнув, отпрянул в сторону при виде группы вооруженных людей, прошедших внизу гуськом. Он мельком успел заметить, как двое из них притаились за кустом, видимо, заняв там наблюдательный пост. Он решил осмотреть другие комнаты. Меньше минуты потребовалось ему, чтобы выбрать одну из них, небольшую, но с балконом, выходящим на другую сторону дома. В худшем случае можно просто спрыгнуть и постараться уйти в город, пробираясь от куста к кусту. Он тяжело опустился на красивую деревянную скамейку перед огромным, в полный рост, зеркалом. Теперь настало время подумать о странном поведении Патриции Харди. Она рисковала головой. Причина оставалась непонятной, хотя не вызывало сомнений, что ей неприятно было играть порученную роль, и она чувствовала себя в чем-то виноватой перед Госсейном. Из коридора послышался звук ключа, повернувшегося в замочной скважине, и через несколько секунд он услышал ее тихий голос: - Вы здесь, мистер Госсейн? Он молча открыл дверь, и некоторое время они стояли, глядя друг на друга через порог. Девушка первая нарушила молчание. - Что вы собираетесь делать? - Добраться до Машины. - Зачем? Госсейн заколебался. Патриция Харди помогала ему и поэтому заслужила доверия. Но не следовало забывать, что она - неврастеничка и могла поддаться порыву, даже не понимая, чем это грозит. Невесело улыбнувшись, она вновь заговорила: - Не глупите и не пытайтесь спасти человечество. Вы не в силах что-либо изменить. Заговор касается не просто Земли, а всей Солнечной системы. Мы - пешки, которые переставляют люди со звезд. Госсейн уставился на нее. - Вы с ума сошли, - сказал он. Внезапно он почувствовал себя опустошенным, окружающий мир потерял для него всякую реальность. Он хотел что-то произнести и не смог. В ушах его звучали слова Харди о Галактической Лиге. Тогда он, по вполне понятной причине, не обратил на них никакого внимания. Сейчас... Мозг его попытался осознать услышанное и отступил, как перед непреодолимым препятствием, сконцентрировавшись лишь на одной мысли. - Люди? - как эхо повторил он. Девушка кивнула. - Только не спрашивайте откуда. Я сама ничего не знаю. Хорошо еще, что - люди, а не какие-нибудь инопланетные чудовища. Уверяю вас. Машина бессильна. - Она защитит меня. Патриция нахмурилась. - Кто знает? - медленно сказала она и окинула его критическим взглядом. - Я не понимаю только, при чем здесь вы. Кстати, что показали исследования? Госсейн, как умел, передал не вполне понятный разговор и добавил: - В этом что-то есть. Машина тоже посоветовала мне сделать снимки коры головного мозга. Патриция Харди долгое время молчала, задумавшись. - Может, они боятся вас не напрасно, - в конце концов сказала она и неожиданно схватила его за руку. - Шш-ш-ш, кто-то идет. Госсейн тоже услышал музыкальный звонок в дверь. Он посмотрел на балкон. - Нет, нет, рано, - быстро произнесла девушка. - Запритесь на ключ и уходите только в том случае, если начнется обыск. Он услышал ее удаляющиеся шаги. Через некоторое время из гостиной до него донесся мужской голос. - Жаль, что я его не застал. Почему ты ничего мне не сказала? Теперь даже Торсон напуган. - Откуда мне было знать, что он не такой, как все, Элдред? - спокойно ответила Патриция Харди. - Я просто встретилась с человеком, забывшем свое прошлое. "Элдред, - подумал Госсейн. - Надо будет запомнить это имя". - Он стал слушать дальше. - Я бы поверил кому угодно. Пат, только не тебе, - сказал мужчина. - Мне почему-то всегда кажется, что ты преследуешь какие-то свои цели. Ради всего святого, не запутайся. Девушка рассмеялась. - Дорогой мой, - сказала она, - если Торсон когда-нибудь заподозрит, что Элдред Крэнг, командир местной галактической базы, и Джон Прескотт, его помощник, стали нуль-А последователями, тебе не придется долго объяснять, какие цели ты преследовал. Человек ответил ей приглушенным, испуганным голосом: - Пат, ты совсем сошла с ума, разве можно говорить об этом вслух. И вообще, я хотел предупредить тебя, что не могу больше полностью доверять Прескотту. Он молчит и увиливает от ответов, с тех пор, как сюда прибыл Торсон. К счастью, я никогда не был с ним до конца откровенен. Госсейн не понял, что ответила девушка, но вслед за непродолжительным молчанием раздался звук поцелуя, затем она спросила: - Вы с Прескоттом улетаете вместе? Госсейна била дрожь. "Это глупо, - подумал он. - Ведь я никогда не был женат на ней, и не могу позволить себе поддаться эмоциям, основанным на ложных представлениях". Но чувство, которое он испытывал, ни с чем нельзя было спутать, и справиться с ним не помогала никакая нуль-А логика. Музыкальный звонок прервал ход его мыслей. Входная дверь открылась, и незнакомый голос громко произнес: - Мисс Патриция, нам приказано обыскать ваши комнаты в связи с побегом важного преступника... Прошу прощения, мистер Крэнг, я вас сразу не заметил. - Ничего страшного, - сказал мужчина, целовавший Патрицию Харди. - Можете осмотреть помещение, но только быстро. - Слушаюсь, сэр. Госсейн решил не дожидаться дальнейшего развития событий. Рядом с балконом росли деревья, и ему удалось довольно легко спуститься вниз. Бросившись ничком на землю, он стал осторожно пробираться вперед, от куста к кусту, стараясь двигаться в направлении Машины. Ему оставалось проползти футов сто, когда несколько автомобилей на полной скорости вылетели из-за деревьев и, резко затормозив, расположились полукругом. Защелкали выстрелы. Не отрывая взгляда от сверкающего маяка, Госсейн непроизвольно воскликнул: - Помоги мне, помоги! Машина возвышалась над ним, далекая и неприступная. Если верить легенде, она могла защищаться и охранять от вторжения всю территорию площадки горы. Создавалось впечатление, что сейчас она не считала нужным действовать, не подозревала о творящемся вокруг беззаконии. Госсейн с лихорадочной поспешностью полз, прижимаясь к траве, когда в него попала случайная пуля. Он ощутил резкий удар в плечо, откатился в сторону и угодил прямо под энергетический луч лазера. Одежда загорелась в доли секунды. Его заметили, и огонь стал прицельным. Пули со свистом врезались в тело, вспыхнувшее ослепительно ярким факелом. Самым невыносимым было то, что он не потерял сознание. Он ощущал свою горящую плоть и глухие удары пуль. Даже перестав двигаться, он чувствовал, как пламя пожирает его ноги, сердце, легкие. Последняя смутная мысль, что теперь он никогда не увидит Венеры и не постигнет ее загадок, наполнила его бесконечной грустью и печалью. 6 Странный громоподобный звук пробудил сознание Госсейна. Казалось, гремело где-то над головой, причем все сильнее. Госсейн открыл глаза. Он лежал в тени гигантского дерева. Неподалеку высились еще два ствола, но их размеры казались настолько неправдоподобными, что он зажмурился. Он ни о чем не думал, воспринимая окружающее только на слух, как некий неодушевленный предмет, неожиданно получивший возможность различать звуки. Постепенно мысли его прояснились. Пока еще он не способен был к зрительному восприятию, но всем своим телом ощутил, что лежит на ровной поверхности Венеры. Медленно пробуждающийся мозг получил толчок. Венера! Но ведь он был на Земле! Обрывки мыслей слились воедино, превращаясь в ручеек, потом в бурный поток, впадающий в бескрайнее море воспоминаний. "Я умер, - сказал он сам себе. - Меня убили, сожгли". Он внутренне содрогнулся, вспомнив о перенесенных страшных мучениях, и невольно прижался к твердой почве. Прошло совсем немного времени, и тело его расслабилось. Он остался жив после смерти: этот загадочный феномен не укладывался ни в какие рамки нуль-А логики. Страх, что боль вернется, исчезал с каждой минутой. Мысли обрели ясность, от полубессознательного состояния не осталось и следа. Он вспомнил Патрицию Харди и ее отца, мистера "X" и невозмутимого Торсона, заговор против нуль-А мира. Как ни странно, Госсейн чувствовал себя сильным и добрым. Он сел, открыл глаза и увидел все тот же полумрак: значит, это был не сон. Его окружали гигантские деревья. Неудивительно, ведь именно благодаря им он понял, что находится на Венере. О ее лесах знал каждый. Да, несомненно. Госсейн поднялся на ноги. Отряхнулся. Вроде бы все в порядке. Не видно даже шрамов, и тело переполняет ощущение физического здоровья. Он был одет в шорты, рубашку с открытым воротом и сандалии, Госсейн даже вздрогнул от изумления, ведь совсем недавно его гардероб составлял брюки и куртка - скромная одежда участников Игр. Он пожал плечами. Какая разница? Главное, что кому-то понадобилось восстановить его истерзанное тело и непонятно зачем перенести в этот лес, достойный Гаргантюа. Следовало оглядеться по сторонам. Обхват каждого из трех стволов, находившихся в поле его зрения, вряд ли уступал современным небоскребам. Госсейн вспомнил, что знаменитые венерианские деревья вырастали до трех тысяч футов в высоту. Стоя на месте, глядя вверх, он внезапно понял, что гром, разбудивший его, затих. Удивленно покачав головой, Госсейн сделал шаг вперед, и в это время листья зашумели, и на него вылился поток воды. Это было как бы сигналом. Со всех сторон на землю хлынул самый настоящий водопад, и дважды он едва успел увернуться от ледяного душа. Неожиданно он понял, в чем дело. Дождь. Огромные листья, чуть свернутые по краям, приняли на себя непомерную тяжесть. Но время от времени они разгибались, не выдерживая нагрузки, и тогда вода начинала течь, как из гигантского крана. Ему еще повезло, что он не угодил под ливень на открытой местности. Госсейн осторожно выглянул из-за дерева. В полутьме трудно было что-нибудь различить, но ему показалось, что неподалеку брезжит какой-то свет. Не задумываясь, он зашагал вперед и через две минуты вышел на открытую лужайку. Перед ним простиралась долина. Слева текла широкая, бесцветная река, справа, на вершине холма, заросшего цветущим кустарником, стоял дом. Венерианский дом! Выстроенный из камня, красиво контрастирующего с окружающей зеленью. И что самое главное, к нему можно подобраться совсем незаметно. Может быть, Госсейна специально доставили именно сюда, ведь поблизости не было других зданий. Высокие кусты не обманули его ожиданий. Спрятавшись среди горящих пурпуром цветов, он пригнулся и внезапно увидел каменные ступени, ведущие через сад на веранду. На самой нижней из них четко выделялись крупные буквы, и ему удалось без труда разобрать надпись: ДЖОН И АМЕЛИЯ ПРЕСКОТТ Госсейн вздрогнул. Он помнил это имя. Патриция Харди и Крэнг упомянули его в своем разговоре. "Если Торсон когда-нибудь заподозрит, - сказала девушка, - что Элдред Крэнг и Джон Прескотт, командир и помощник командира галактической базы, стали нуль-А последователями, то..." А затем Крэнг ответил: "Я хотел предупредить тебя, что не могу больше полностью доверять Прескотту. Он увиливает от ответов, с тех пор, как сюда прибыл Торсон". Теперь ясно, кто здесь живет. Джон Прескотт, который принял нуль-А концепцию умом, но пока еще не сделал ее интегральной частью своей нервной системы. И поэтому растерялся в критической ситуации. Хорошо все-таки, что он ничего не забыл. В его положении любые сведения неоценимы. В данном случае они помогут ему особенно не церемониться. Он начал осторожно пробираться по саду. С ним поступили безжалостно, и он тоже не будет никого щадить. Необходимо получить информацию. О себе. О Венере. Ничего сложного. Приблизившись к дому почти вплотную, Госсейн услышал женский голос. Он замер на месте, потом осторожно выглянул из-за куста, футах в десяти от веранды. Светловолосый мужчина сидел на ступеньках и что-то говорил в наручный диктофон. Женщина стояла в дверях. - Я, наверное, справлюсь, - говорила она. - Пациенты прибудут только послезавтра. - Чуть поколебавшись, она добавила: - Мне бы не хотелось быть навязчивой, Джон, но тебя так часто не бывает дома, что я перестала чувствовать себя твоей женой. И месяца не прошло, как ты вернулся с Земли, и опять куда-то собираешься. Мужчина пожал плечами, даже не подняв головы от диктофона. - У меня беспокойный характер, Амелия, - ответил он. - Ты ведь знаешь, я не могу усидеть на одном месте. И если я не буду активно работать, то только наделаю глупостей. Госсейн терпеливо ждал. Казалось, их разговор окончен. Женщина вернулась в дом. Мужчина некоторое время продолжал сидеть, потом встал, потянулся и сладко зевнул. Он выглядел абсолютно спокойным и, видимо, пропустил упреки жены мимо ушей. Он был примерно пяти футов десяти дюймов ростом, с поджарой фигурой и широкими плечами, но видимость силы не имела никакого значения, если, конечно, он не прошел спортивного курса нуль-А тренировок. Непосвященные имели лишь смутное представление о возможностях человеческого организма при временном отключении центров усталости мозга. Госсейн принял решение. Женщина назвала этого человека Джоном. Пациентов не будет несколько дней. Данных вполне достаточно. Перед ним стоял Джон Прескотт, галактический агент, выдающий себя за врача. Известие, что он вернулся с Земли всего лишь месяц назад, ошеломило Госсейна. Патриция Харди спросила Крэнга: "Вы с Прескоттом улетаете вместе?" Она, видимо, имела в виду Венеру, ведь он жил здесь. Неужели он излечился от страшных ран всего за несколько недель? Или, может быть, Прескотт успел побывать на Земле не один раз? "Впрочем, - подумал он, - сейчас это не имеет значения. Надо действовать, пока Прескотт, ничего не подозревая, стоит на пороге своего дома". Итак, вперед! Отшвыривая сандалиями комья грязи, Госсейн выскочил из-за куста. Прескотт неожиданно повернулся, увидел своего противника, и глаза его расширились от изумления. Ему даже удалось нанести первый удар. И не будь Госсейн так прекрасно физически сложен, не обладай он молниеносной реакцией, на этом их поединок и закончился бы. Но Прескотт с самого начала был обречен. Три прямых в челюсть, и Госсейн подхватил обмякшее падающее тело. Он быстро выпрямился, держа на руках свою ношу, поднялся по ступенькам веранды и замер на месте. Ему показалось, что он слышит какие-то звуки. Все-таки драка их не была бесшумной, и женщина могла выйти полюбопытствовать, что случилось. Нет, все тихо. Прескотт зашевелился и застонал. Госсейн на всякий случай стукнул его еще раз и прошел внутрь дома. Он очутился в огромной гостиной, всего в три стены, переходящей в широкую террасу, за которой благоухал цветущий сад. Еще дальше, внизу, лежала долина, окутанная туманом. С правой стороны высокая лестница уводила на второй этаж, слева - ступеньки вели в подвал. По обеим сторонам гостиной располагались двери. За одной из них громыхали кастрюли, и вскоре до него донесся запах приготовляемой пищи. Он поднялся наверх и попал в коридор со множеством дверей. Открыв первую из них, он оказался в просторной спальне с полукруглым большим окном, из которого открывался вид на рощу гигантских деревьев. Госсейн опустил Прескотта на пол перед кроватью и, разорвав простыню на узкие полосы, крепко связал его и заткнул рот кляпом, нисколько не беспокоясь причинить вред человеку, находящемуся без сознания. Он вернулся в гостиную и прислушался. Жена Прескотта, ни о чем не подозревая, продолжала возиться на кухне. Он облегченно вздохнул и, на мгновение остановившись, решительно переступил через порог. Она сервировала стол, расположенный в небольшой нише справа от плиты. Видимо, почувствовав в помещении присутствие постороннего человека, она повернула голову и в изумлении уставилась на Госсейна, с ног до головы забрызганного венерианской грязью. - О господи! - сказала она и поставила тарелку на скатерть. Госсейн нанес всего один короткий удар и мягко подхватил падающее тело. Может быть, она ничего не знала о деятельности мужа, но риск был слишком велик. Если она тоже прошла курс нуль-А обучения, то при малейшей возможности попытается освободиться и поднять тревогу. Когда он шел по лестнице, женщина начала слабо сопротивляться, но он успел крепко связать ее, заткнуть рот кляпом и положить рядом с мужем, прежде чем она окончательно пришла в себя. Затем он вышел из комнаты, намереваясь осмотреть весь дом, ведь победу нельзя было считать окончательной, если в нем находился еще кто-нибудь. 7 Вывод является истинным лишь в том случае, если он сделан на основе научных фактов. Аристотель. Этика, около 340 г. до н.э. Это был госпиталь на пятнадцать палат, в каждой из которых стояло стандартное электронное больничное оборудование. Лаборатория и операционная находились в подвале. Госсейн переходил из комнаты в комнату. Роясь в шкафах и открывая запертые ящики столов, он решил, что постарается как можно тщательнее разведать обстановку и по возможности быстрее покинуть этот дом. Сколько он ни искал, на глаза ему не попалось никакого оружия. Значит, он даже не сможет защититься в случае необходимости. Заторопившись, Госсейн выглянул на открытую веранду, затем прошел на заднюю террасу. "Сначала надо посмотреть, нет ли кого поблизости, - подумал он, - а потом уже расспрашивать Джона и Амелию Прескоттов". У него накопилось так много вопросов! Окинув взглядом окрестности, Госсейн невольно остановился. Теперь только он понял, почему долина за садом скрывалась в тумане. Госпиталь стоял не на холме, как ему показалось вначале, а на одном из пиков горы. Он видел, как плавно спускается вниз ее склон, поросший лесом, которому, казалось, не было конца и края. Больше ему ничего не удалось разглядеть. Неутешительно. Правда, сюда можно было попасть только воздушным путем, но заговорщикам ничего не стоило посадить робоплан прямо на террасу, а на худой конец - высадиться за поляной и незаметно пробраться в дом под прикрытием кустов. Госсейн медленно вдохнул полной грудью удивительно свежий после дождя воздух. Несмотря на грозящую опасность, ему стало легче на душе. Он постарался отвлечься от неприятных мыслей, окунуться сознанием в погожий ясный день, ощутить его всем своим телом. Трудно было сказать, какое сейчас время суток. Солнце не проглядывало из-за облаков атмосферы, толщиной более чем в тысячу миль. Тишина вокруг звенела, и было странно, но не страшно. Никогда в жизни Госсейн на видел картины более величественной. Время, казалось, остановилось. Он вздрогнул. Пора действовать. Может быть, от его дальнейшего поведения зависит судьба всей Солнечной системы. Перед тем, как уйти, он бросил взгляд на небо. Никого. Несмотря на то, что его появление на Венере оставалось неразрешимой загадкой, он намного опередил своих преследователей и в какой-то мере чувствовал себя хозяином положения. Пленники Госсейна лежали на кровати в полном сознании и явно заволновались, когда он вошел в комнату. Он, естественно, не собирался причинять им вреда, но пусть лучше остаются в неведении по этому вопросу. Задумчиво посмотрев на неподвижных людей, Госсейн сделал шаг вперед. У Амелии Прескотт были прекрасные темные волосы. Короткая блузка, шорты и сандалии только подчеркивали женственность се фигуры. Когда Госсейн вынул кляп, первым дело она произнесла: - Молодой человек, надеюсь, вы понимаете, что у меня на плите готовится обед. - Обед? - невольно вырвалось у Госсейна. - Значит, скоро вечер? Она нахмурилась. - Кто вы? - спросила она. - Что вам нужно? Госсейн вздохнул. Он и сам не отказался бы пожертвовать чем угодно, лишь бы выяснить правду о себе. Склонившись над мужем, он вынул кляп у него изо рта, пристально вглядываясь в умное волевое лицо. Проявленное Прескоттом самообладание говорило о цельности характера, но были ли его убеждения основаны на нуль-А принципах? Или он просто обладал качествами, присущими каждому начальнику? Он ждал, что Прескотт заговорит, и тогда станет ясно, как вести себя дальше. Но его постигло разочарование. Мужчина смотрел на него в упор, но не произнес ни слова. Госсейн вновь обратился к Амелии Прескотт. - Как мне вызвать робоплан? - спросил он. Она пожала плечами. - Позвоните на стоянку и сделайте заказ. - На лице ее появилось странное выражение. - Кажется, я начинаю понимать, - медленно сказала она. - Вы находитесь на Венере нелегально и совсем незнакомы с нашими правилами. - Примерно так, - чуть поколебавшись, согласился Госсейн. - И мне не надо называть регистрационного номера или своего имени? - Нет. - Значит, достаточно одного звонка и просьбы прислать машину? Даже без адреса? - Конечно. Все робопланы, за исключением частных, подсоединены к общей системе обслуживания. Вызываемый аппарат точно следует сигналам видеофона. - И это все? Она кивнула головой. - Да. Госсейну показалось, что она отвечает слишком охотно. Впрочем, выяснить, лжет она или нет, не составляло большого труда. Детектор лжи. Он видел его в соседней комнате. Но детектор лжи, поставленный у изголовья кровати, произнес: - Она говорит правду. - Спасибо! - сказал ей Госсейн. - Сколько времени лета до вашего дома? - Около часа. Рядом с окном, на низком столике, стоял небольшой видеофон. Госсейн сел в кресло и нашел по справочнику нужный номер. Экран даже не засветился, молчание было гробовым. Госсейн даже вздрогнул и вновь нажал на кнопки пульта. С тем же успехом. Он встал и сбежал по ступенькам в гостиную, к основному аппарату. Сняв заднюю крышку, он заглянул внутрь. Прозрачные электронные трубки, теплые на ощупь, светились, как обычно. Видимо, обрыв линии произошел снаружи. Госсейн медленно поднялся на второй этаж. Он очутился в полной изоляции, ему некуда было деться. С ним происходило нечто непонятное, словно он попал в призрачный мир, откуда нет возврата. Смешно считать себя хозяином положения, когда ты остался совершенно один. Загадочная сила, забросившая его сюда, выжидала. Чего? 8 Поднявшись наверх, Госсейн остановился, пытаясь собраться с мыслями. Его план потерпел крах. Он взвесил свои возможности. Да, ему остается только тщательно допросить пленников, а потом отправиться в путь пешком. Вместе с принятым решением пришло спокойствие. Он повернулся, собираясь войти в палатку, но замер, услышав голос Прескотта. - Не понимаю, что могло случиться с видеофоном. - Одно из двух, - задумчиво произнесла его жена. - Либо между нашим домом и, - Госсейн не разобрал названия, - кто-то поставил непроницаемый для волн экран, либо испортился аппарат. - Но ведь при любой неисправности видеофон посылает автоматический сигнал. К нам давным-давно должна была прибыть ремонтная бригада. Госсейн стоял не двигаясь, ожидая, что ответит женщина. Ему не верилось, что они находятся в том же неведении, как и он сам. - Да, странно, - ответила Амелия Прескотт. Госсейн подождал еще немного, но они умолкли. Тихо спустившись по лестнице, он вернулся на второй этаж, стараясь ступать как можно слышнее. Он не совсем ясно представлял себе, зачем нужно притворяться, тем более что сейчас дорога была каждая минута. Резко открыв дверь палаты, он спросил прямо с порога: - Где у вас карты Венеры? Прескотт промолчал, его жена пожала плечами. - В лабораторном шкафу. Госсейн быстро спустился в подвал и вытащил из нижнего ящика три карты. Он захватил их с собой, разостлал на полу и встал на колени. - Вы не подскажете, где именно расположен ваш дом? - спросил он, подняв голову. - Карта номер три, центральный горный хребет, - сказала Амелия. - Когда-то я отметила госпиталь крестиком. Приблизительно, конечно. Посмотрите внимательней. Госсейн прикинул расстояние: до Нью-Чикаго было примерно четыреста миль к северу. - О, вполне достаточно, - ответила она на следующий вопрос. - Пурпурные ягоды, около дюйма в диаметре, большие желтые сливы, красноватые плоды, вкусом напоминающие бананы, растут буквально на каждом шагу. Всего не перечислить, но эти фрукты можно собирать круглый год, так что голодная смерть вам не грозит. Госсейн задумчиво посмотрел на нее. Потом протянул руку и дотронулся до детектора лжи. - Она говорит правду, - последовал ответ. Он вновь повернулся к Амелии Прескотт. - Вы ведь не сомневаетесь, что меня поймают? - спросил он се. - Я правильно вас понял? - Конечно. - Лицо се оставалось бесстрастным. - На нашей планете не существует полиции, нет преступлений. И если изредка появляется необходимость в расследовании, оно ведется настолько быстро, что вы вряд ли мне поверите. Впрочем, вам очень скоро представится возможность убедиться в этом на собственном опыте, так что не забудьте расспросить венерианского нуль-А детектива о методах его работы. Они достаточно любопытны. Госсейн, который только о том и думал, чтобы связаться с представителями власти на Венере, промолчал. Его обуревали сомнения. С одной стороны, он хотел немедленно покинуть госпиталь и очутиться в относительной безопасности гигантского леса. Но полная неосведомленность Амелии Прескотт не давала ему покоя. Она была невинна. И совершенно определенно не имела отношения к заговорщикам. С другой стороны, молчание ее мужа трудно было объяснить. Внезапно Госсейн почувствовал, что бледнеет. До сих пор ему и в голову не приходило, что его могли узнать. Прескотт отсутствовал во дворце Машины, когда Госсейна взяли в плен. Но ведь ему могла показать фотографии. Это меняло дело. С самого начал он решил, что не скажет о себе ни единого слова. Но если Прескотт все знал, такое поведение покажется ему подозрительным, а если нет - назваться Гилбертом Госсейном было верхом глупости. Он встал, раздираемый противоречивыми чувствами. Неожиданно он понял, что не в состоянии уйти, ничего не рассказав Амелии Прескотт. Если с ним что-нибудь произойдет, она, по крайней мере, предупредит жителей Венеры. Правда, он подвергал ее жизнь опасности, но у него созрел план действий. В конце концов, ей виднее, достоин ли Джон Прескотт доверия. Госсейн присел на краешек кровати. Приняв определенное решение, он успокоился, почувствовав уверенность в своих силах. Бесстрастным голосом он обратился к ним обоим, хотя его интересовала лишь Амелия. Примерно через минуту Прескотт перекатился на бок и внимательно посмотрел на него. Госсейн сделал вид, что ничего не заметил. Через двадцать минут он умолк. В ярком свете, лившемся из окна, глаза Прескотта блестели. - Надеюсь, вы понимаете, - заявил он, как бы нарушив данный им обет молчания, - что в вашем рассказе присутствует один, но весьма существенный изъян. - Мой рассказ, - ответил Госсейн, делая вид, что не видит ничего необычного в том, что Прескотт наконец заговорил, - чистая правда, от начала и до конца. Любой детектор лжи подтвердит каждое мое слово. Если, конечно... - Он замолчал и невесело улыбнулся. - Да? - оживился Прескотт. - Продолжайте. - Если мои воспоминания не подобны прежним, когда я не сомневался, что женат на Патриции Харди и не могу перенести горечи утраты после ее смерти. - Он резко переменил тему разговора: - О каком изъяне вы говорите? Ответ последовал незамедлительно, и ясность мысли Прескотта говорила о том, что он обладает полным контролем над таламусом своего мозга. - Вы идентифицируете себя с покойным Госсейном. Вы ясно помните момент смерти, разрывающие тело пули, энергетический луч лазера. Подумайте хорошенько. А теперь вспомните основное кредо нуль-А, которое гласит, что во Вселенной не может существовать двух идентичных предметов. Госсейн промолчал. За окном высились деревья, уходя в голубую дымку неба; быстрая речка красовалась вечнозеленым обрамлением. Странная, гротескная обстановка для рассуждений о природе веществ органической, нейтронной и физико-химической структуре. На какое-то мгновение окружающее потеряло реальность, и ему показалось, что он вообще не принадлежит к этому миру. Удивительно. Со времени пробуждения он только и думал о несуразности, так верно подмеченной Прескоттом, ведь речь шла не о простом сходстве с убитым, а об утверждении, что они являлись одним и тем же лицом. Короче говоря, он делал подобный вывод лишь потому, что у него сохранились память и облик Гилберта Госсейна I. Еще в глубокой древности любой студент философского факультета знал, что два одинаковых кресла отличаются друг от друга миллионами мельчайших деталей, которые невозможно различить невооруженным глазом. В человеческом мозгу количество всевозможных путей прохождения одного нервного импульса составляло десять в степени двадцать семь тысяч. Причудливые модели памяти, сложившиеся в результате жизненного опыта, невозможно было повторить искусственно даже с малой степенью точности. С аксиомами не спорят, а история неуловимо доказывала, что не существует на свете двух одинаковых животных, снежинок, камней или атомов. Вне всякого сомнения, Прескотт попал в самую точку. Но от фактов нельзя было просто отмахнуться, они требовали тщательных исследований, бесконечных проверок. Прескотт наблюдал за ним, чуть прищурившись. - Надеюсь, вы не забыли, - сказал он, - что в комнате находится детектор лжи. Госсейн посмотрел на него, как кролик на удава. Стояла ничем не нарушаемая тишина, но пульс в его висках бился, как раненая птица. У него закружилась голова, помутилось зрение, на лбу выступили крупные капли пота. - Интересно будет узнать, - неумолимо продолжал Прескотт, - существовало второе тело на самом деле или нет. - Да, - с трудом выдавил из себя Госсейн. - Интересно. Теперь он уже и сам не верил тому, что с ним произошло, и не хотел ничего выяснять, хотя давно понял, что избежать проверки не удастся. Госсейн повернулся к детектору лжи. Положив руку на металлические контакты, он произнес: - Ты слышал все, что здесь говорилось. Твое мнение? - Подтвердить или опровергнуть ваши слова не представляется возможным. У вас суждение основано на человеческом восприятии. У вас - память Гилберта Госсейна I, включая и сцену убийства, настолько реальную, что я не могу утверждать, что вы не умерли. В вашем мозгу по-прежнему не содержится информации, позволяющей определить, кто вы такой на самом деле. Надо было что-то решать. Госсейн наклонился, развязал женщине ноги и помог ей встать. - Мы уйдем вместе, - пояснил он. - Примерно через милю я вас отпущу, и вы сможете вернуться и освободить мужа. В этом и заключался его план. Он хотел остаться с ней наедине и подробно передать слова Патриции Харди - конечно, не называя ее имени - о заговоре и Прескотте, а дальше пусть решает сама. Он рассказал все без утайки, пока они шла последние четверть мили, потом развязал ей руки. Она так долго молчала, что он добавил: - Джон Прескотт может помешать вам предать дело огласке. Но если он верит в нуль-А принципы, не исключено, что ему придется отказаться выполнить приказ своего начальства. Крепко подумайте, прежде чем поделиться