сто. Обозначить таким образом свои цели и намерения было стратегическим просчетом Итнайна. Если бы Гарден отважился принять его слова на веру, то информация об их добровольном воздержании от членовредительства может свести их шансы один к одному. Так что команда Итнайна вынуждена будет терпеливо подставлять себя под его удары. Или же попытаться как-то утихомирить его. И тут он осознал скрытый смысл вступительной речи Итнайна. Тому Гардену придется убить или крепко покалечить шесть здоровых мужиков, чтобы обеспечить себе свободу. А где-то там за ними, на линии, поджидает еще шесть, дюжина, сотня. Он изойдет кровавым потом, даже просто переламывая их по одному. Лучше оставить мысли о сопротивлении и идти тихо. "Ладно, - сказал он. Теперь он сидел, расслабившись и улыбаясь. Двери закрылись, поезд тронулся. - Пропустили остановку, ребята, - заметил Гарден. Боевики не шелохнулись, лишь покачивались слегка в такт движению поезда, набиравшего скорость. - Мимо следующей станции этот поезд не проедет, - сказал Итнайн. - Мои люди будут нас встречать там. Когда поезд подъехал к Манахокину и начал сбрасывать скорость, Гарден подвинулся к краю сиденья, поставил ноги в проход и встал. Инстинктивно он откинулся назад, сопротивляясь толчкам тормозящего поезда. Внутренний голос подсказал ему, что если сейчас броситься вперед вдоль прохода прямо на троих конвоиров в передней части вагона, то торможение поезда придаст броску ускорение примерно на шестьдесят процентов и на столько же увеличит силу удара. Он ясно представил себе и ощутил всем телом этот рывок, прыжок и... падение. Гарден отбросил и эту мысль. Этих-то можно одолеть. Можно даже выскочить на платформу. Но другие будут просто спокойно поджидать его там. Он поплелся, еле передвигая ноги, к передней части вагона. Когда дверь открылась, боевики окружили его полукругом и вывели на платформу. Они спустились по лестнице вниз, где их ждал черный фургон с распахнутой задней дверью. Двое в камуфляже ждали по обе стороны этого темного проема. Они держали оружие наизготовку. Гарден в сопровождении Итнайна приблизился к фургону, слегка улыбаясь и немного подняв руки в знак того, что он безоружен. Охранник слева поднял свое оружие - пистолет с огромным стволом, как у дробовика, - и выстрелил Гардену в грудь. Тот машинально взглянул вниз, чувствуя, как холодная жидкость потекла вниз из раны, и ожидая увидеть пузыри крови и осколки белой кости. Вместо этого он увидел пучок красных и желтых... волос. Это было шелковое оперение стрелы. Из груди торчал серебристый шприц, накачивая прямо в сердце какое-то снадобье - яд? наркоз? снотворное? Гарден пошатнулся, колени уперлись в бампер. Он свалился в фургон, руки проехались по резиновому коврику на полу. Зрение помутилось, но он все же попытался разглядеть внутренность фургона. В дальнем конце можно было различить сидящую фигуру, неподвижную, как идол, в белой рубашке, воротник которой поднимался до самого подбородка. Или это была толстая повязка на шее? - П'ивет, Том, - сказала Сэнди глухим голосом. - Вот уж не ожидал столкнуться с таким уровнем некомпетентности в боевой команде - а уж в своей команде тем более. Голос был сухо-насмешливый, властный, спокойный, весьма мужественный, в придыханиях, гласных и подборе слов чувствовался английский выговор - словом, на слух американца, вполне интеллигентный оратор. И все же голос, который воспринимали уши Гардена с тех пор, как к нему вернулись чувства, выдавал в его владельце иностранца. Тягучие "л" картаво спотыкались, "с" были совсем мягкими, межгубными. Что это - следы родного французского? Или, скорее, какой-то арабский говор. - 'Адо обхо'ться тем, 'то есть, - это был голос Сэнди, все еще ущербный, но чересчур быстро восстанавливающийся - если только лекарство в той стреле на вырубило Гардена на несколько суток. Под щекой Том чувствовал ребристый пол фургона. Он пошевелил руками и обнаружил, что они не связаны. Однако, когда Гарден попробовал приподняться, оказалось, что руки у него ватные, словно он их отлежал. Тело приподнялось на сантиметр и плюхнулось обратно. - Твой друг пробует силы. - Действительно. - Мы еще не готовы к этому. - Еще стрелку? - Нет, нет. Пусть проснется естественным образом. Может быть он станет свидетелем нашего нападения. И оценит нас по достоинству. - "Оценит". Оценить можно и отрицательные свойства, знаешь ли. - Тем не менее... Кроме того, в своем новом состоянии - если он действительно прикасался к тем кристаллам - он мог бы дать нам неоценимые, возможно, даже провидческие советы. - Как скажешь. Гарден открыл глаза. В закрытом фургоне царил глубокий сумрак. Он осторожно повернул голову, отыскивая Сэнди и ее собеседника. Их нигде не было видно, наверное, они сидели в кабине водителя. Может быть, они наблюдали за ним с помощью телекамеры. А может, им было наплевать на него. - Ррух?.. - он подвигал челюстью и провел языком по зубам. - И что теперь? - Спящий проснулся! Великолепно! - сказал интеллигентный голос. - Добро пожаловать, сэр. Bienvenu. И тысяча извинений. Если бы не ограниченные возможности моих соотечественников, я приготовил бы надлежащее помещение, возможно даже с кроватью, для вашего пробуждения. - И долго... долго я был в отключке? - А кто это со мной разговаривает? - Том Гарден, как вам должно быть известно. - Увы, значит не так уж и долго. Мы приготовили дозу на шесть часов - реального времени, я имею в виду. Это все еще тот же день, Том Гарден, вечер только начинается. - Что?.. - Том сел и стукнулся носом о скамейку. - Не обращайте внимания. И где мы находимся? Он огляделся и обнаружил маленькое квадратное окошко в передней стенке своей "тюрьмы". Скудный свет проникал только оттуда. Голоса тоже. - Мэйс Лэндинг, Том, - это уже была Сэнди. - Все еще в районе Нью Джерси. - Не знаю такого - Мэйс-как-бы-он-ни-назывался. А вот Нью Джерси я что-то уж слишком хорошо начинаю узнавать. - Чувство юмора! - воскликнул мужчина. - Это обещает сделать нашу встречу еще более приятной. Гарден подполз к окошку, ухватился за нижний край и подтянулся так, чтобы выглянуть наружу. Он увидел кабину водителя, Сэнди и ее спутника, сидевших спиной; за ветровым стеклом виднелось колышущееся море зеленого тростника, вызолоченное низким солнцем. Оканчивался великолепный день. В отдалении тянулась гряда белых утесов или, может быть гребень соляной горы. - И чего мы ждем? Мужчина повернул голову, и Том увидел оливковую кожу, изогнутый левантийский нос, изгиб искусно подстриженных усов. - Наступления темноты. А также когда ты соберешься с силами. Не напрягайся, Том Гарден, расслабься. Позволь нам решать за тебя. Стоило ему произнести эти слова, как пальцы Гардена разжались. Он скользнул вниз по металлической стене и положил голову на боковое сиденье. Ворота были орнаментированы сверх меры. Декоративная резьба плит из фальшивого гранита, покрывавших цементные столбы, львиные головы на запорах, сверкающая никелем отделка черной железной решетки - все это оскорбляло отточенный вкус Хасан Ас-Сабаха. Долгая жизнь, двенадцать долгих жизней из любого человека сделают тонкого ценителя простоты, элегантной экономичности и функциональности. Эти ворота с их вычурной претенциозностью представляли собой кричащий атавизм, возврат к тем временам, когда европейцы полагали, что действительно что-то значат в мире. Теперь, конечно, ясно, каким это было заблуждением. Хасан сидел в своем желтом порше в сотне метрах от ворот вниз по дороге. В двухстах метрах в другом направлении от ворот стоял крытый грузовик, где размещалась его первичная ударная сила. Для любого стороннего наблюдателя это были просто случайные машины, остановившиеся на дороге. Они были развернуты в противоположные стороны, и между ними были ворота Термоядерной Электростанции Мэйс Лэндинг. Собака, естественно, не была сторонним наблюдателем. Она сидела прямо в воротах, ее внимание было приковано к порше. Какой интеллект скрывался там, за голубой пленкой этих глаз? Как он оценивал пару, сидящую в спортивном автомобиле? Хасан знал, что номера машины находятся вне поля собачьего зрения. Впрочем, номера были вполне законные, зарегистрированные на фиктивное имя, чьи действия в рамках компьютерного и кредитного надзора совпадали с действиями Хасана. Александра поерзала на соседнем сиденьи. - Что такое? - спросил он. - Я, конечно, пойду за тобой, Хасан. - После трех столетий у тебя нет выбора, милочка. - В самом деле... Но даже после всех этих лет я многого не понимаю. - Чего же именно? - Зачем ты хочешь захватить эту электростанцию? Тебе не удастся ее долго удерживать. И отдать потом как ни в чем не бывало тоже невозможно. - Что касается последнего, то мы оговорим условия безопасного выхода и доставки в любую точку мира, где нас не выдадут Штатам. Владельцы завода и власти с радостью пойдут на сделку. - Но захватывать-то его зачем? - настаивала она. - Ради денежного выкупа? Ты же никогда не интересовался этим. - Я учитель, Александра. - Да, ты учишь хаосу. - Это все, что ты думаешь о хашишиинах? - Ну... - Я учу практической мудрости. Американцы приспособились обходиться без многих вещей, в которых они прежде нуждались. В прошлом веке была минута откровения, когда мы в ходе джихада нашли рычаг, которым могли больно ударить их. Вахабиты и шииты, контролировавшие нефть, подцепили на крючок западное общество, вечно жаждущее энергии. Но через некоторое время появились другие ископаемые источники топлива - и были они не от Аллаха. А потом они открыли эту термоядерную штуку и заставили работать на себя. - Но если Божий Ветер еще силен в сердце и душе, - продолжал он, - мы снова сумеем заполучить утерянный рычаг для борьбы с ними. Мы захватим эту электростанцию, остановим ее, разрушим и погрузим в темному целый сектор их восточного побережья от Коннектикута до Делавара. Это объяснит им, в чем смысл власти. - А Гарден? Для чего он нужен? - Он мне объяснит, в чем смысл власти. - Если сможет. - Если он действительно тот человек, как ты говоришь, то сможет. - Но зачем было привозить его сюда? - Разве найдешь лучшее место, чтобы испытать его? Итнайн возьмет его в группу захвата электростанции. Мы поставим его в самое уязвимое место. И тогда посмотрим. - Но ведь он может победить тебя. - Ненадолго. Однажды я его победил, а сейчас я старше его на множество жизней. Пока он скакал - как эта игра называется? - чехардой сквозь века, я прошел долгий путь. Много же я узнал с тех пор, как мы с Томасом в последний раз сошлись на земле. - Но ты все еще не научился пользоваться камнем. - Я знаю больше, чем ты думаешь. - О? И что же ты узнал, мой господин? - Камень подвержен влиянию электромагнитного поля. И он имеет измерение... Там, за воротами, собака повернула голову на запад, словно ее позвал невидимый хозяин. Она подняла лапы, сделала шаг в том направлении, но потом все же повернула обратно и уставилась на машину. Где-то далеко было принято решение. Собака взвизгнула и бросилась вдоль забора. - Можно начинать, - сказал Хасан, распахивая дверь. Он нажал на рычаг, который открывал крышку багажника, расположенного спереди. - Что ты собираешься делать? - Открыть ворота, - он достал пусковое устройство и принялся устанавливать треножник. Из грузовика начали выпрыгивать люди Хасана, воодушевленные его деятельностью. Тот извлек из багажника одну из ракет, установил ее на казенной части спускового устройства. - Ты не хочешь поближе подвинуться к воротам? - спросила она. - Нет. Он прицелился под углом к центральной стойке, совместив пересекающиеся линии видоискателя со львиной головой на замке, которая рельефно выделялась в последних янтарно-красных лучах солнца. Пфутт! Спусковое устройство выбросило хвост желто-белого дыма. При виде этого боевики бросились на землю, прикрывая головы руками. Хасан не отводил взгляда от видоискателя. Голова льва исчезла. Когда Гарден снова проснулся, руки и ноги его уже окрепли, хотя и затекли от неудобной позы. Во рту чувствовался металлический привкус, возможно от снотворного, но голова была ясная. В фургоне была кромешная тьма, должно быть уже наступила ночь. По меньшей мере восемнадцать часов прошло с тех пор, как он был похищен в бассейне Холидей Халла. За это время он мчался вдоль побережья на катере, карабкался по балкам на чердаке заброшенного дома, прятался в дюнах под полуденным солнцем, дрался насмерть с женщиной нечеловеческой силы и ловкости и трясся на полу фургона. За это время он ничего не ел, не имел возможности умыться и облегчиться. Он чувствовал себя каким-то заскорузлым и опустошенным. Его когда-то новая и такая добротная одежда прилипла к телу от засохшего пота. Его буквально тошнило от собственного запаха... Но что он мог с этим поделать? Просто не обращать внимания. Он встал, вовремя пригнувшись, чтобы не стукнуться о низкий потолок. Подошел к переднему окошку и выглянул наружу. Кабина была пуста. Через ветровое стекло проникал слабый свет от скопления огней, похожих на небольшой городок километрах в трех отсюда. Впрочем, минуту спустя он сообразил, что огни на самом деле ярче и расположены более целесообразно: скорее это походило на комплекс невысоких производственных строений. Поскольку больше смотреть было не на что, Гарден стал изучать комплекс. Он был огромен. Всего мгновение понадобилось глазам и мозгу Гардена, чтобы связать орнамент огней в единое целое: желтые натриевые прожекторы, зеленоватые флуоресцентные пещеры комнат за окнами, мигающие красные бакены предупреждения самолетов, белые полосы коридоров и переходов. Сначала он предположил, что один и тот же цвет огней, а, возможно, и одинаковый уровень освещенности, используется для одних и тех же целей. Затем он прикинул яркость и расстояние, как это делают астрономы. Ближайшие огни находились всего в километре и располагались в поле зрения равномерно. Они вспыхивали и угасали через равные промежутки времени. Это были фото-прожекторы, установленные вдоль ограды и предназначенные для обслуживания охранной видеосистемы. Даже в самом тусклом режиме эти огни заглушали или загораживали другие, более дальние. Прикинув расстояние до линии прожекторов и измерив на глаз длину ограды, он вычислил, что весь комплекс был шириной не менее трех километров. Судя по яркости самого дальнего огня, длина комплекса составляла около четырех километров. Какая промышленность могла быть тут, в болотах центрального Нью-Джерси? Обогатительные и химические производства, которыми славился Босваш, располагались гораздо севернее. Но эти белые стены - именно их он принял за соляные горы, когда проснулся первый раз - не походили на обогатительный комбинат. Мэйс Лэндинг. В названии звучали тревожные колокола. Что-то показывали по телевидению. Что-то связанное с атомной энергией - нет, термоядерной энергией! Это была электростанция, снабжавшая энергией весь Центральный Босваш от департамента Нью Канаан до Уилмингтонского муниципалитета. И Том Гарден сидел прямо под забором электростанции в фургоне какого-то иностранного джентльмена, сопровождаемого проворными парнями в камуфляже... Картинка маслом. Двери фургона раскрылись со стуком и шипением плохо отлаженной гидравлики. Луч фонарика стал шарить по салону и уперся в ногу Гардена. Он прикрыл рукой глаза от света. - Можешь выйти, - сказал руководитель группы, Итнайн. - Что вы собираетесь со мной сделать? - Гарден уже знал ответ: его не убьют, во всяком случае не эти люди, которые использовали снотворное временного действия, чтобы успокоить его. Он прошел к двери и спрыгнул на землю. - Мой господин Хасан желает, чтобы ты наблюдал за нападением. - Вы что, собираетесь захватить электростанцию? - Да. Идем. - Где Сэнди? - У тебя сейчас нет времени для нее. Идем. Гарден пожал плечами и пересек дорогу вслед за Итнайном. Палестинец тяжело топал по асфальту. В свете нескольких звезд, пробивавшемся через стелющийся туман, и узенького лунного серпа на западе, Гарден разглядел, что на Итнайне армейские ботинки и униформа военного образца. На плече на длинном ремне висело весьма мощное с виду ружье. Оно было гладкое, антрацитово-черное с толстым стволом и коротким ложем. Перед предохранителем, позади изогнутой ручки располагался цилиндрический магазин. Это был какой-то вид автомата. Группа людей, человек шесть или десять, ждали на другой стороне дороги. Дорога шла по насыпи высотой в метр, спускавшейся прямо в тростник. Вылетавшие из-под ботинок камушки падали с насыпи с музыкальным всплеском, из чего Гарден заключил, что был прилив. - Мы что поплывем туда? - спросил он. - Это просто диверсия. Главный захват будет произведен в другом месте, под руководством моего господина Хасана. - Хасана? - Да. - Хасан аль Шаббат? Харри Санди? - О, прошу вас! - человек рядом с ним страдальчески сморщился. - Вы не должны использовать это вульгарное имя. Особенно среди них, его последователей. Это имя, исковерканное тупыми западными журналистами. Моего господина зовут Хасан ас-Сабах. Это древнее имя, происходящее из Персии. - Ну да, ясно. Но все же это тот самый Харри Фрайди, верно? Человек, возглавивший восстание поселенцев в Хайфе, а позднее похитил водородную бомбу в Хан Юнисе? Итнайн помолчал. - Да. Но это были подвиги моего господина в молодые годы - по вашему счету. - А теперь он действует в Штатах? - Как и все мы. - И ему зачем-то нужен я. - Да, зачем-то нужен, - согласился Итнайн. Затем он отвернулся к своим людям и отдал торопливые команды по-арабски, используя множество жаргонных слов и военных терминов, из которых Гарден почти ничего не понял. Он уловил слова "ракета" и "дальность", но и без этого можно было бы догадаться о характере приготовлений, как только террористы раскрыли длинный ящик размером с приличный мужской гроб. В тумане мерцало белое эпоксидное покрытие ракеты "Си Спэрроу". В глубине ящика скрывалась труба ручного пускателя. Гарден слышал об этих ракетах. Боеголовка содержала высоковольтный конденсатор, аргоно-неоновую лазерную трубку, включающуюся при повышенном уровне энергии, разделитель потоков и стеклянную гранулу размером с рисовое зерно. В грануле была заключена смесь трития и дейтерия. При контакте с целью, конденсатор загорался; лазер заряжался, испуская луч высоко-энергетических когерентных фотонов; разделитель расщеплял луч и направлял его таким образом, что он бил в гранулу с трех сторон; внешняя поверхность стекла мгновенно испарялась, внутренняя сжималась и нагревала смесь изотопов водорода, пока она не взрывалась, превращаясь в гелий. В результате получалась крошечная водородная бомба. Взрывная сила инерционно-термоядерной боеголовки была ничтожна, эквивалентна тактической ручной гранате, ее едва хватало на то, чтобы разрушить переднюю часть оболочки ракеты. Но взрывная сила и не была целью. Электромагнитный импульс от этого маленького ядерного взрыва создавал наведенное напряжение, которое сжигало всю электронику в определенном радиусе, обычно около 1000 метров. Все, кроме высокозащищенных датчиков и электроники вспыхивало как игорный автомат в Атлантик-Сити на джекпоте - и затем выключалось навеки. На испытаниях одна-единственная "Си Спэрроу", упавшая в сотне метров от цели, заставила ракетную подлодку класса "Огайо" водоизмещением 15 тонн плавать по спирали, при этом ее пусковые устройства были направлены в разные стороны, а реактор работал в неконтролируемом режиме плавления. Наблюдавшие за этим адмиралы единогласно проголосовали за то, чтобы эвакуировать судно и уничтожить его ядерными торпедами. И все это из-за одной единственной шестикилограммовой ракеты, выпущенной вручную с резиновой лодки. - Что вы собираетесь с этим делать? - спросил Гарден. - Вывести из строя сторожевую собаку. - Ну да, собаку... А как насчет электроники на станции? Итнайн пожал плечами. "Она вне радиуса действия. А даже если и достанет, электроника там должна быть хорошо экранирована, так как подобные происшествия могут случиться на станции". - Должна быть... - повторил Гарден. Человек, с которым Итнайн разговаривал, осторожно достал ракету из ящика. Он выдернул черный вымпел (днем он, наверное, был красным), прикрепленный к предохранителю спускового рычага. Один боевик держал пусковое устройство вертикально, другой опустил в него ракету, отжав этим рычаг и прикрепив боеголовку. Затем двое водрузили спускатель на плечо первого человека и оттянули инерционные распорки. Тот повернул выключатель на панели около щеки, зажглись красные и зеленые диоды. Он направил пускатель на ограду, прижал глаз к лазерному видоискателю и зацепил коричневый палец за спусковой крючок. Том Гарден попытался представить, что он там видит. Забор мало походил на мишень. Может быть, он целился в собаку? Когда человек выстрелил, Гарден успел подготовиться. Он нагнулся и закрыл глаза, чтобы серебристо-желтая вспышка твердого топлива не ослепила его. Облако едкого дыма пронеслось мимо. Он так и не увидел взрыва боеголовки. Единственное, что ему хотелось бы выяснить - не стер ли электромагнитный импульс коды с его удостоверения и кредитной карточки. Впрочем, это уже было неважно. Если его арестуют как сообщника при захвате термоядерной электростанции, ему уже вряд ли понадобятся какие-либо удостоверения. Пока террористы моргали полуослепшими глазами, Гарден скользнул в сторону, к грузовику. Если его система зажигания не попала в радиус действия боеголовки - а Итнайн должен был проявить достаточно сообразительности, чтобы разместить машины подальше, - то Гарден смог бы сбежать от своих похитителей. Он тихо приоткрыл дверь, проскользнул на сиденье и начал нащупывать клавиатуру на панели управления. Бирр-бирр, бирр-бирр. Это был телефон сотовой связи. Гарден не обратил на него внимания. Наконец он нашел клавиатуру. Начал вводить единичный сигнал семь раз подряд. Это была негласная договоренность водителей, код, который использовался большинством в тех случаях, когда машиной пользовались несколько человек, а также для того, чтобы преодолеть антиалкогольную блокировку. Бирр-бирр, бирр-бирр. Что-то в самой глубине сознания Тома Гардена приказало ему взять трубку. Элиза: Не отключайся, Том. Гарден: Что? Кто это? Элиза: Это Элиза... 212, Том. Ты знаешь меня. Гарден: У тебя голос какой-то странный, более низкий. Элиза: Это сотовая связь искажает, Том. Не уезжай. Останься с Итнайном и его людьми. Гарден: Но они же террористы. Они собираются вломиться на... Элиза: Я знаю об их планах. Ты должен пойти с ними. Ты нужен мне внутри станции, Том. Гарден: Я нужен тебе? Объясни-ка, будь добра. Там же опасно. Меня могут убить. Элиза: Ты же всегда доверял мне, Том. Послушайся меня на этот раз. Иди с Итнайном. Гарден: Но... Элиза: Не спорь со мной. Поверь мне. Твоя... жизнь... зависит от этого. Гарден: Но я не... Элиза: Щелк. - Вылезайте из машины, мистер Гарден, пожалуйста, - перед дверью стоял Итнайн. Ствол его ружья был поднят, дуло направлено в лицо Гардена. Том положил трубку и поднял руки. Он спустил левую ногу на порожек и соскользнул с сиденья. - Вам не удастся покинуть нас. Мой господин Хасан особо настаивал на вашем присутствии. На этом же настаивает и кое-кто еще, подумал Гарден. "Поверь мне... Слушайся меня". Гарден не верил Элизе ни на йоту. Что-то здесь не так, если тебе начинает звонить робот. Но выбор у него был ограниченный. Итнайн и его люди будут теперь сторожить грузовик. Можно попробовать пробраться через болота на своих двоих, но это будет слишком мокрая прогулка. Если же удастся снова подкрасться к грузовику и завести его, то удирать придется по этим прямым насыпным дорогам. Обеспокоенные его попыткой побега и поэтому настороженные, они мгновенно засекут его и пошлют вторую ракету прямо ему в спину. Так что у Гардена не было выбора. Он посмотрел в ту сторону, куда улетела ракета. Прожекторы вдоль ограды не горели, примерно треть комплекса также погрузилась в темноту. Итнайн отдал приказ, и его люди спокойно направились к машинам, чтобы подъехать к главным воротам и участвовать в захвате. Собака была для них полнейшей неожиданностью. Она бежала через заросли тростника на своих стальных пружинистых ногах почти бесшумно, едва разбрызгивая воду. Возможно, она бродила где-то за оградой вне радиуса действия "Си Спэрроу". А может быть, она прибежала по команде с центрального пульта в неповрежденном секторе. В любом случае, она оставалась незамеченной, пока не раздался вопль одного из боевиков. Он рухнул - они позднее это обнаружили - от пятидесятисантиметровой глубокой раны, буквально распоровшей его от плеча до бедра. Какой-то техник переделал ограничители челюстей в острые лезвия и увеличил давление и скорость реакции челюстного механизма с пятидесяти до ста процентов. Собака обладала инфракрасным ночным зрением. Она повернулась и вцепилась во второго боевика прежде, чем остальные успели придти в себя от первого вопля. Но тут им удалось окружить ее. Итнайн вскинул ружье и в упор выпустил три пули, которые отскочили от титановых боков собаки. Но выстрелы отвлекли ее внимание, и она молча набросилась на Итнайна. Он засунул приклад ружья в жуткую пасть и попытался отскочить назад. Собака мотала головой, стараясь освободиться от металла и добраться до теплой плоти, но Итнайн уворачивался, одновременно проталкивая приклад глубже в механическое тело. - Кто-нибудь... перебейте ей... ноги, - прохрипел Итнайн, мотаясь из стороны в сторону. Гарден даже не успел задуматься, его ли это дело. Он инстинктивно бросился на собаку сзади, нанося боковой удар в прыжке. Они оба упали. Животное дернулось, изогнуло гибкую спину, три раза щелкнуло челюстью у головы Гардена, но затем вскочило и вновь вернулось к Итнайну. Гарден попытался ухватиться за лодыжки собаки и удержать задние лапы, надеясь повалить ее - и при этом не пострадать самому. Однако стальные тяговые тросы, управлявшие движением лап, скользили вокруг лодыжек и не давали крепко ухватиться. Если как-то заблокировать задние лапы, зверь упадет. Гарден попытался зацепиться за тросы и кабели, оплетавшие лапы, но машина слишком быстро двигалась. При этом каждым пятым движением, запрограммированным в электронном мозгу пса, была попытка откусить Гардену голову, поэтому он больше был озабочен тем, как бы увернуться, нежели тем, как парализовать зверя. - Фу! - неожиданно для себя процедил он сквозь зубы. Как ни странно, собака на секунду замерла, коротко взвизгнув. Слышала ли она его? Откликнулось ли что-то в ее электронной душе на устную команду? Гарден почти ощутил, как некий импульс передался от него к собачьим микрочипам. Том попытался воспользоваться заминкой, чтобы ухватиться покрепче за лапы и повалить пса, но Итнайн опередил его и протолкнул приклад в пасть. Это движение затронуло что-то в программе, и собака заметалась с новой силой. Гарден и Итнайн быстро теряли силы, а собака могла продолжать борьбу хоть до утра. Остальные же просто стояли кругом и глазели. Кроме одного - того, кто запускал ракету. Пока двое пытались сладить с собакой, он достал второй ящик с "Си Спэрроу" из ближайшего грузовика. Выдернув предохранитель, он не стал возиться с пускателем. Он просто поднял ракету над головой и бросил ее, носом вперед, прямо на дорогу, метра на четыре в сторону. Взрыв боеголовки резанул по слуху. Легкий ветерок с белыми пластиковыми хлопьями пронесся мимо, слегка обжигая лица и руки. Собака рухнула на землю, дергая лапами, завалилась набок и затихла. Итнайн разогнулся, тяжело дыша. Гарден сбросил с себя одну из мертвых собачьих лап и сел. - Спасибо тебе, Хамад, - сказал палестинский вожак. - Это было хорошо сделано. Он извлек свое изжеванное оружие из разинутой пасти и посмотрел на Гардена. "И тебе тоже моя благодарность, за твою смелость". Гарден сплюнул. "Да чего уж там". - Нам предстоит долгий путь, - заметил Итнайн. - Импульс от этой боеголовки, конечно, разрушил зажигание и систему управления в наших машинах. Гарден мог, кроме того, с уверенностью сказать, что его удостоверения тоже пропали. СУРА 7. ПАДЕНИЕ КРАСНОГО ШАТРА Словно ветер в степи, словно в речке вода, День прошел - и назад не придет никогда. Будем жить, о подруга моя, настоящим! Сожалеть о минувшем - не стоит труда. Омар Хайям Подобно белому огненному клинку вонзился в Хасана следующий бросок Амнета. Мастер, менее искушенный в использовании астральной энергии, послал бы разряд в голову ассасина, целясь в шестой узел, расположенный посередине, позади глазных яблок. Но такой бросок, как рассудил Амнет, был бы не только бесполезен, но и опасен. Подобно удару кулака в лицо, он направлен на человеческий орган, созданный, чтобы распознавать такие нападения. Хасан отведет его в сторону так же просто, как борец на арене пригибается, когда видит замах противника. Вместо этого Амнет направил свой бросок ниже, на третий узел, который расположен позади пупка. Место, через которое жизненные соки вливаются в организм зародыша, этот узел поглотит энергию и разнесет ее по телу: прекрасный выбор для смертельного удара. Человек, стоящий в стороне, ничего не заметил бы, разве только ощутил дрожание воздуха, уловил след движения, который оставляет пролетевшая стрела на зеркальной поверхности глаза. Для Амнета, который запустил и направил его, сгусток энергии Камня выглядел как вполне осязаемая субстанция, столь же ясно различимая в пространстве, как столб света из витражного окна в пыльном воздухе собора, столь же алая, как первый луч солнца, поднимающегося из-за гор. Для Хасана, который был его целью, сгусток энергии, отливавший голубым, словно возник в глубине радужной призмы и рванулся вперед с немыслимой скоростью. Он преодолел разделявшее их расстояние за неуловимое время промелькнувшей мысли. Даже если Хасан и видел заряд, он не успел его отклонить. Заряд ворвался в его тело, как конь, на всем скаку проламывающий брешь в изгороди. Хасана отбросило назад. Руки, едва не вырвавшись из суставов, взлетели вперед в попытке обрести утерянное равновесие. Пальцы вытянулись до предела, целясь в лицо Томаса Амнета. Аура Хасана приобрела туманно-голубой оттенок. Его тело ярко засветилось, как дом, охваченный пламенем, которое еще не разрушило крышу и не разбило стекла в окнах... Хасана скрутила судорога. Ответный удар обрушился на Амнета, отбросив его назад на травянистый берег. Он приземлился на спину и перекувырнулся через голову. Что-то ощутимо хрустнуло в основании черепа. Ноги Амнета тяжело рухнули. Он попытался поднять голову и не смог. Хасан перенесся через реку и встал над ним. Ассасин мог вынуть клинок и вонзить Амнету в горло или в живот. Он мог опустить сапог на лицо тамплиера. Вместо этого он повел плечами и повторил то движение, словно лепил снежок. Амнету стало страшно. Паника гальванизировала его члены, он собрался с силами и приподнял голову, несмотря на белое пламя боли, охватившее шею. Движение головы дало импульс телу, и ему удалось с большим трудом откатиться на несколько жалких футов в сторону. Хасан проворно направил сфокусированный заряд энергии в спину Амнета. Алый жар вспыхнул в позвоночнике, разрывая мышцы и ломая кости. Ноги окоченели. Нечеловеческим усилием Амнет воззвал к Камню, умоляя помочь ему преодолеть боль, заживить разорванную ткань мышц, соединить лопнувшие нервы. Камень затеплился своей собственной вибрирующей энергией и вернул чувствительность нижней части его тела. Амнет ясно ощущал, как из своего кожаного футляра Камень вливал силу в онемевшие члены, укреплял бедра и спину, поднимая его, как мать поднимает свое дитя из колыбельки, укрывая от холода. Теперь, стоя прямо, он повернулся лицом к Хасану. Еще одним невероятным усилием воли, он вызвал из Камня самый сильный заряд энергии. Это был не мягкое, увещевательное проявление его пассивной силы, вроде той, что излучалась под дымными испарениями, создавая образы и видения, или той, что помогла затуманить ум и размягчить волю султана-полководца. Это было насилие. Это была жажда мести. Он использовал Камень, как берсеркер свой меч - неистово. Его намерением было бить, топтать, уничтожать. Он швырнул еще один заостренный заряд в Хасана, который на минуту ослабел после своей последней атаки. На этот раз Амнет послал молнию выше, в шестой узел, расположенный в полости горла. Нанесенный со всей силы, такой удар мог лишить человека дыхания и раздробить гортань всмятку. Хасан должен был умереть, захлебнувшись собственной кровью. Голова ассасина откинулась назад, свободно и беззаботно, как у мужчины, наслаждающегося поцелуями красавицы. Улыбка изогнула губы под усами. Энергетическое облако окутало его голову. Резким кивком Хасан отбил удар, послав голубую молнию прямо в кожаный мешок, висящий на поясе тамплиера. Страшная сила перебила только что обретенные ноги Амнета. Он упал на одно колено. "Surgite! - приказал он себе сурово. - Встань!" Еще одна волна силы камня влилась в его члены. Одновременно он попытался снова испустить заряд в Хасана. Камень вдруг сделался непомерно тяжелым, оттягивая пояс, прорывая оленью кожу сумки, в которой Амнет носил его. Он опустил руки и подхватил Камень, когда тот начал выпадать. Кристаллическая решетка дрожала от непомерной задачи, возложенной на нее. Пересекающиеся оси решетки разогнулись и начали распадаться. Томас Амнет почувствовал, как что-то рвется в самой глубине его мозга. Пение мусульман поднялось на пол-тона и стало похоже на стрекотание цикады, сверлящее знойный летний воздух. Великий магистр Жерар, не будучи искушенным в музыке, понял лишь, что сарацинские воины, окружавшие кольцо обороны, готовили себя к неистовому насилию. Стоило всего одному христианскому воину решить, что больше им не выдержать осады, бросить свою пику и кинуться вперед на сверкающие ятаганы, и гул усилится. Он преодолеет бесплодную монотонность, а затем еще раз возвысится до бешеного визга. Множество христиан потеряло сознание от жары. Многие упали в обморок просто от страха перед безжалостным натиском, который обещало пение мусульман. Жерар взялся за рукоятку своего длинного меча и зашагал в узком пространстве между двумя шеренгами тамплиеров, которые противостояли сарацинам на западном склоне холма. Когда кто-то, покачнувшись, выпадал из строя, Жерар приказывал другому выйти вперед и занять его место. Пот стекал на брови и заливал глаза. Каждая капелька, выступавшая на грязном лице, была влагой его тела, которую нечем восстановить. Он умирал, истекая водой и солью. Когда он поднес руку в тяжелой перчатке ко лбу, чтобы отереть этот соленый поток, пение внезапно прекратилось. В наступившем безмолвии двое справа от него упали замертво. Жерар собирался было выдвинуть двоих из второй шеренги, чтобы заполнить брешь, но что-то остановило его. Что означала эта тишина? Сарацины ответили ему пронзительным воплем. В предельном исступлении, ближайшие к неприятельской шеренге мусульманские воины бросились прямо на острия пик, пригнув их к земле тяжестью собственных тел. Подхватив вопль, остальные рванулись вперед, карабкаясь по агонизирующим телам своих товарищей, нанизанных на пики, и орудуя мечами, пока христиане пытались высвободить свое оружие. Коварно изогнутые ятаганы рассекали незащищенную плоть между шлемами и кольчугами. Кровь била фонтаном, и первая шеренга крестоносцев пала прежде, чем вторая успела приготовить мечи. Волна сарацинов накатывала на тамплиеров. Жерару приходилось видеть, как сражаются берсеркеры: дерутся, теряют руку или глаз, дерутся еще неистовее, наконец гибнут - и все это ни на минуту не приходя в сознание. Те берсеркеры были одиночками, каждый - пленник своего собственного безумия. Глядя на человеческую лавину, обрушившуюся на французов, он впервые видел безумие толпы. Тысячи людей двигались как один и умирали без малейшего стона. Когда бегущие воины втаптывали в землю своих же упавших товарищей, те казались бесчувственными, как подошвы сапог. Они были одержимы. Жерар перекрестился, сжал меч и взбежал наверх по холму. Он шел, глядя назад, на приближающуюся лавину оскаленных смуглых лиц и сверкающих изогнутых клинков. Подобно шеренге жнецов, они расчищали себе путь, не зная преграды. Что-то зацепилось за ногу Жерара, он оглянулся. Оказывается, он уже стоял возле шатра, чьи полотнища были алыми, как кровь, от которой он бежал сюда. Лодыжки его запутались в веревках. Он поднял меч, чтобы разрезать полотнища и исчезнуть внутри шатра. Но прежде, чем он успел замахнуться, что-то тяжелое ударило его по голове. Он упал лицом вниз на полог шатра обрывая его и оттягивая вниз собственным весом. Крыша павильона задергалась и опала. Сарацины, добравшиеся до вершины холма, перерезали веревки с другой стороны, и шатер рухнул. Складки тяжелого полотна, расшитого французскими гербами и ликами апостолов закрыли от Жерара дневной свет. Руки Амнета сомкнулись вокруг камня, когда он выпал из разорванной сумки. Гладкая поверхность была горячей на ощупь. Грани врезались в пальцы, словно раскаленные до красна ножи. Амнет ощущал, как беснуется в глубине кристалла непостижимая энергия, разрывая его структуру неразъединимых связей. Звук, высокий и чистый, как звук стеклянной гармоники, наполнил всю долину, он исходил из сердца камня. Шатаясь, он нес Камень, словно это были его отрезанные яички: шаг за шагом смиряясь с болью и невыносимым чувством утраты. В дюжине футов от него Хасан приходил в себя от последнего отбитого удара. Когда взгляд его прояснился он увидел разбухший кристалл, прижатый к паху Амнета. Когда он понял, что происходит, рот его сам собой раскрылся. Он не мог поверить собственным глазам. - Не-е-ет! Вопль достиг слабеющего слуха Амнета, преодолев завесу чистого звука, исходившего из Камня. Этот крик отрицания, усиленный неподдельной искренностью чувства, переполнил кристалл последней каплей энергии, которая, выплеснувшись, будет покоиться в этой красивой долине возле Галилеи почти тысячу лет. Как треснувший церковный колокол, Камень рассыпался, не выдержав собственной тяжести. Его последняя песня окончилась звоном падающего металла. Раскаленные докрасна осколки кристалла посыпались сквозь кровоточащие пальцы Амнета. Сила ушла из его ног. Он рухнул на колени, потом на бок, ударившись о землю плечом, бедром и головой. Как марионетка без ниточек, он наконец затих, коченея. Нежные ростки травы щекотали его щеку и царапали роговицу раскрытых глаз. Хасан пришел в себя и медленно приблизился. Он снова двигался с той гибкой грацией, которая отличает живого и здорового человека, находящегося в полном сознании, готового отпрыгнуть при первом признаке опасности. Амнет не шевелился. Его разбитое тело, чужое и холодное, было уже наполовину мертво, энергия Камня больше не оживляла его. Он чувствовал, как дюйм за дюймом нервные волокна его обнаженного спинного мозга вздувались, рвались с шипением и опадали. Когда этот неконтролируемый процесс достиг основания черепа, он понял, что сознание покидает его. Скоро за ним последует и душа. Бормоча какие-то слова, которые Амнет уже не мог разобрать, Хасан присел на корточки и скрылся из поля зрения тамплиера, ибо взгляд его уже остановился. Руки ассасина, должно быть, делали что-то в области паха Томаса, но тот не мог представить, какой вред телу он рассчитывал причинить там. Руки Хасана делали быстрые сгребающие, прочесывающие движения. Потом он встал, но руки его были так плотно прижаты к телу, что Томас не мог разглядеть, что в них было. Последний раз взглянув в затуманившиеся глаза Амнета, Хасан повернулся и, сгибаясь под тяжестью своего груза, быстро зашагал прочь из долины. Бульканье и шипение из основания черепа проникло внутрь, как вода, заливающая трюм тонущего судна. Когда оно наконец вылилось из разбитого темени, он погрузился в темноту, и тело его умерло. Проворные сильные руки сняли с Жерара де Ридерфорда полотно шатра. Над ним склонились смуглые лица, в глазах светилось торжество победы. Сарацины подняли его на ноги. Они гладили пальцами красный крест, пришитый к его плащу. Они щелкали языками, разглядывая этот признак принадлежности к Ордену. Один из них взвесил на руке медальон, знак высшей власти Ордена, тяжелый золотой диск, украшенный эмалью, который Жерар носил на шее на массивной золотой цепи. Великий магистр попытался защитить медальон, но похитители быстро отвели его руки назад. Они стащили медальон с шеи, и двое тут же бросились в сторону, сцепившись в отчаянной схватке за право обладания им. Меч Жерара куда-то пропал, пока он барахтался в складках шатра. Сарацины сорвали кинжал с его пояса и накинули на шею грубую веревочную петлю. Они повели его вниз с холма. Со всех сторон спускались тысячи таких же пленников, ошарашенных и шатающихся, сконфуженных и полумертвых от усталости и жажды. Они плелись, как бараны на веревках. У подножия холма сарацинские командиры отделяли тамплиеров с красными крестами на одежде от других христианских рыцарей, сопровождавших короля Гая. Тамплиеров отвели в пологий овраг под Гаттином. Шеренга сарацинских лучников с их забавными короткими луками встала над ними на краю оврага. - Христиане! - прогремел над ними звонкий голос с хорошим французским выговором. - Вы, кто принадлежит к Ордену Храма! Жерар поднял голову, но солнце светило в глаза, и он не смог разглядеть говорящего. - Вам следует сейчас, - голос звучал убедительно и даже почти дружелюбно, - встать на колени и помолиться вашему Богу. Как паства в соборе, пять тысяч разоруженных тамплиеров упали на колени. Их кольчуги зазвенели разом, словно якорные цепи флотилии. Жерар пытался помолиться, но его отвлекло бормотанье и стоны, доносившиеся с обоих концов оврага. Он вытянул шею и посмотрел поверх склоненных голов и согбенных спин своих соратников. Там, в отдалении, сарацины методично размахивали мечами. - Они отрубают головы нашим товарищам! - пронесся по рядам испуганный шепот. - Вставайте! Надо защищаться! - Не сметь! - приказал Жерар сквозь зубы. - Лучше точный удар меча, чем дюжина плохо пущенных стрел. Те, кто слышали его, затихли. Шепот прекратился. Через некоторое время кто-то рядом сказал мягко: - Сегодня вечером, друзья, мы разобьем палатки на небесах. - На берегу реки... - отозвался его невидимый товарищ. Наступила тишина. - Лучше бы ты не говорил про воду, - процедил кто-то поодаль. - О, хоть бы каплю! - простонал другой голос. Этому стону не суждено было продолжиться, ибо сарацинские палачи уже стояли над ними и - вжик, вжик... Саладин взобрался на шаткую гору подушек и попытался устроиться там поудобнее. Он поерзал, перенося свой вес из стороны в сторону и проверяя устойчивость сооружения, чтобы потом не свалиться в самый неподходящий момент. Но гора, сложенная не менее искусно, чем фараоновы пирамиды, оказалась достаточно надежной. Саладин привык иметь дело с более цивилизованными противниками, которые соблюдали должный этикет даже после поражения, даже измученные жарой и жаждой. Пленный мусульманский шейх знает, что в шатер победителя надобно вползать на коленях, на коленях и локтях, даже на животе, если нужно, голову держать как можно ниже, а поза должна выражать полную покорность полководцу, захватившему его. Но эти христианские аристократы не знают правил приличия. Они войдут в шатер прямо и будут стоять во весь рост, словно это они сегодня победители. Его приверженцам непозволительно лицезреть подобное унижение вождя. Для того-то и была сооружена пирамида подушек. Но все оказалось напрасно. Король Гай не вошел в шатер сам, его внесли за руки и за ноги четыре сарацинских богатыря. Остальные аристократы следовали за своим распростертым королем. Они шли прямо, но с низко опущенными головами. - Он мертв? - спросил Саладин. - Нет, господин. На него напала лихорадка от жары. Он бредит. Гай, Латинский король Иерусалима, лежал на ковре перед горой подушек, словно груда старого тряпья. Ноги у него дергались, руки блуждали по ковру; глаза совсем закатились. Остальные знатные рыцари - среди них Саладин приметил тонкие кошачьи черты Рейнальда де Шатильона - отпрянули от своего короля, опасаясь, что он умирает. Так оно, впрочем, и было. - Принесите королю освежиться, - приказал Саладин. Визирь сам поднес чашу розовой воды, охлажденной снегом, который доставляли с гор в бочках, закутанных в меха. Мустафа встал на колени подле головы короля и, смочив конец своего кушака, положил его на пылающий лоб Гая. Прохлада придала некую осмысленность взгляду короля, и он прекратил дергаться. Когда рот его раскрылся, Мустафа поднес край чаши к губам и налил несколько капель на язык, обложенный и потрескавшийся, как шкура дохлой лошади, пролежавшей в пустыне пару месяцев. Король Гай поднял руки и вцепился в чашу, определенно намереваясь вылить всю воду себе в глотку. Но Мустафа держал чашу крепко. Когда же, наконец, король осознал, как приятно пить маленькими глотками, Мустафа отдал ему сосуд. Визирь поклонился Саладину и отступил назад. Приподнявшись на локте Гай жадно пил. Утолив жажду, он впервые осмысленно огляделся. Он увидел остальных французских дворян, стоявших как побитые собаки, в распухшими языками, свисающими поверх бород. Какие-то остатки государственной ответственности побудили его поднять чашу, предлагая ее товарищам по несчастью. Первым схватил сосуд Рейнальд де Шатильон. Этот человек, самопровозглашенный принц Антиохии, утопил мусульманских паломников в Медине, сжег христианские церкви на Кипре, предложил обесчестить сестру Саладина и намеревался разбросать кости Пророка. Трясущимися руками он поднес чашу к губам - он принимал освежающий напиток как гость в шатре Саладина! - Остановись! - Саладин почувствовал как лицо его морщится и искажается бешенством, с которым разум не в силах совладать. Он скатился вниз с горы подушек и встал перед пленниками. "Так не должно быть!" Король Гай смотрел вверх с изумленным, почти страдальческим выражением на глуповатом лице. Рейнальд, с бороды которого капала розовая вода, ответил Саладину улыбкой, больше походившей на глумливую усмешку. Красноватая дымка заволокла все перед глазами сарацинского генерала. Полуослепший от гнева, он повернулся к Мустафе. - Объясни королю Гаю, что это он - а не я - оказал такое гостеприимство нашему врагу. Мустафа бросился вперед, упал на колени перед королем и открыл было рот. Но простого объяснения было мало. С точностью, выработанной годами упражнений в воинском мастерстве, он выбил чашу из рук Рейнальда, сломав при этом ему палец. Вода забрызгала остальных христианских дворян, а край летящей чаши разрезал одному из них бровь. Рейнальд, теперь с открытой издевкой, протянул к Саладину поврежденную руку. "Это тебе твой драгоценный Магомет приказал сделать?" - и голос был такой насмешливый, дразнящий... Не раздумывая, Саладин выхватил свой меч из гибкой дамасской стали и одним легким движением описал в воздухе сверкнувшую петлю. Рука Рейнальда, отрубленная у самого плеча, упала королю Гаю на колени, судорожно дергаясь. Король взвыл и отпрянул в сторону, стараясь освободиться от этого подарка. Рейнальд уставился на свою руку, затем поднял круглые от ужаса глаза на Саладина. Губы изогнулись в изумленное "О", изо рта вырвался восходящий агонизирующий вой, подобный волчьему. Прежде, чем этот ужасный звук успел проникнуть сквозь стенки шатра, один из телохранителей султана ринулся вперед, выхватывая саблю, и разом срубил голову Рейнальда с плеч. Удивленная голова покатилась по ковру, уткнувшись лицом в подножие пирамиды подушек. Тело, фонтанируя кровью, сначала упало на колени, затем рухнуло вперед. Король Гай, забрызганный кровью, с отрубленной рукой Рейнальда на коленях, с ужасом смотрел вверх на Саладина. - Пощади нас, великий король! Пощади нас! Султан, дав выход своему бешенству, мгновенно остыл. Он взглянул на Гая с состраданием. - Не бойся. Не подобает королю убивать короля. Ты и те придворные, которые смогут доказать благородство крови, будут оставлены для выкупа. Остальные твои воины, оставшиеся в живых, будут проданы в рабство. Таково решение Саладина. Король Гай, ввергнутый всеми испытанными ужасами в униженную покорность, низко склонил голову. - Благодарю тебя, государь. Крестоносцы - так стали называть европейских рыцарей, отправлявшихся в Палестину, - так и не смогли больше отвоевать свое королевство в Святой Земле. Все, что от них осталось - это цепь разрушающихся укреплений на холмах: архитектура Франции поверх архитектуры Рима, и все это на руинах соломоновых строений. Вскоре на этой сцене появится Ричард Английский. Он также будет сражаться с Саладином и также проиграет ему. При этом ему придется уступить бразды правления в своей далекой зеленой стране брату Джону, чьи сомнения и колебания приведут к созданию Великой Хартии, праматери всех конституций. Айюбиды Саладина, а после них мамелюки будут править в Палестине свыше трех столетий, но им так и не удастся подчинить себе ассасинов в их горных убежищах. Укрывшись в своем Тайном Саду, опекаемые своим Тайным Основателем, они будут терзать всех тех, кто пытается поработить арабских феллахов. Между тем Египет уступит свою власть растущей Оттоманской империи турок. Она будет господствовать в этой земле следующие четыре столетия. В конце концов и империя начнет клониться к закату, уступая власть конгломерату шейхов под негласным руководством англичанина Т.Э.Шоу, более известного под боевым прозвищем Лоуренс. Так началось британское правление в Палестине, которое продлится всего тридцать лет в двадцатом веке. Конец британскому правлению положит послевоенный хаос, который даст возможность осуществиться пророчествам и мечтам сионизма. Ассасины же будут по-прежнему созерцать это из своих горних убежищ. И снова здесь прокатятся войны, когда сначала египтяне, затем сирийцы попытаются отвоевать многострадальную землю. Война перекинется на север, в Ливан и едва не разрушит до основания государство, которое пыталось жить в гармонии с переменчивыми ветрами, порожденными этим дурно воспитанным веком. Девять столетий нескончаемые войны будут терзать Святую Землю. Девять столетий будут взирать на это ассасины из своих горних убежищ. ФАЙЛ 07. ДОЛОЙ МАСКИ! Его Всемогущая Сила С Эфирного Неба обрушила вниз безудержное пламя Неся им ужасный огонь и разруху И вечные муки... Джон Мильтон Ворота главного входа были снесены взрывным устройством значительно более сильным, чем ракета "Си Спэрроу". Створки ворот состояли из стальных прутьев толщиной три сантиметра, переплетенных внизу, вверху и посередине широкими лентами из слоистого сплава. Прежде створки ездили на стальных колесах по никелированным рельсам. Взрыв изогнул брусья и перекладины ворот в полусферы, превратив их в некие подобия параллелей и меридианов глобуса. Рельсы выворотило из асфальта. Болты величиной с большой палец Тома Гардена торчали как грибы. Когда банда террористов подошла к воротам, Гарден разглядел последствия взрыва в слабом свете отдаленных огней и прожекторов. Ближние прожекторы и фонари дневного света вдоль дороги были разбиты. - Ну, а здесь вы чем воспользовались? - спросил Гарден Итнайна. - Небольшой такой ядерной гранатой? Палестинец шел, прикусив нижнюю губу. "Мой господни Хасан говорил о каком-то устройстве для особо укрепленных объектов. Бомба с несколькими зарядами и множественной ядерной реакцией..." - Хорош укрепленный объект - пара стальных решеток! - Если посмотреть внимательнее, - Итнайн встал между двумя бетонными столбами, к которым крепились створки и очертил на земле какую-ту фигуру, - вы увидите здесь остатки фундамента. - В асфальте виднелся серый цементный квадрат со стороной два метра. - Это была центральная колонна, створки входили в ее пазы и запирались там. - Да уж, укрепленный объект, - подивился Гарден. - А почему бы просто не взломать замки? - Мой господин Хасан торопился. Гарден посмотрел вперед на приземистое здание административного корпуса. Позади него, как Дуврская скала над рыбацкой деревушкой, возвышался центральный реактор. Везде было абсолютно тихо. Пройдя шесть километров пешком, учитывая, что двое из них тащили на себе оставшиеся "Си Спэрроу", они, конечно, опоздали к главной акции захвата и существенно выбились из графика. Команда опасливо пересекла пустынную парковку гостевых автомобилей, подошла к главному входу в административное здание и остановилась перед скользящими дверьми из матового стекла. Итнайн и один из его помощников шагнули вперед. Они перекрыли инфракрасный луч, двери разъехались... и разлетелись каскадом сверкающих алмазов. - Черт! - выругался Итнайн, отступая в сторону и высоко поднимая ноги, чтобы избавиться от осколков. Закаленное стекло было разрушено взрывом у ворот, только гравитация и сила инерции удерживала осколки в дверной раме. При первом же движении расколотое стекло рассыпалось под тяжестью собственного веса. Гарден рассмотрел блестящий осколок. "Могу ли я предположить, что мой господин Хасан здесь не проходил?" - спросил он ехидно. - Это здание не было его целью. - А нашей? Итнайн не ответил, просто перешагнул через дверную раму, громко хрустя тяжелыми ботинками по битому стеклу. Гарден шел за ним очень осторожно в своих тонких кожаных ботинках. Закаленное стекло рассыпалось на одинаковые кубики, каждый весом около карата. Такая форма осколков, должно быть, безопаснее при авариях, чем чешуйки или пластинки, но все же и у кубиков имеются острые как лезвия грани и углы. На них можно поскользнуться, упасть и сильно порезать руки и лицо. Он шел медленно, наступая на всю ступню. В вестибюле надо было пройти через несколько ворот: в одних были металлодетекторы для поиска оружия, в других - фосфорные датчики, выявляющие взрывчатые вещества. И те и другие сейчас, конечно, не работали. - Ну что, нашли? - мысленно позлорадствовал Том, проходя под арками. Впрочем, на нем и не было ничего запрещенного. - А где охрана? - поинтересовался он. - На электростанции была в основном механическая охрана, - ответил Итнайн. - Наше нападение привлекло половину собак, работающих на территории. А потом ракеты вывели из строя их электронику. - Ну, а другая половина? Итнайн махнул рукой на север. "Где-то там. На другом конце территории". - А как насчет охранников-людей? - В административном здании было несколько нанятых полицейских, просто для выражения вежливости к посетителям, проходящим через детекторы. Эти люди, наверное, ушли в здание реактора, когда мы взорвали ворота. - Но они и сейчас там? С оружием? - Они сдадутся, когда мой господин Хасан захватит центр управления. Гарден посмотрел на спутников Итнайна, которые слонялись по вестибюлю или проходили туда-сюда через детекторные арки. Оружие у них свободно болталось на ремнях. - Кстати, не кажется ли вам, что вашим людям следовало бы двигаться более осторожно - ну, скажем, прикрывать друг друга? Итнайн улыбнулся и покачал головой. "Здесь мы не попадем в ловушку. Вот дальше, в реакторном зале - возможно". Они пошли вглубь здания по коридорам с кремовыми стенками и ковровыми дорожками цвета красного вина, мимо светлых дубовых дверей с черными табличками. В здании было оставлено ночное освещение, плафоны на потолке горели через один и очень тускло. Для сектора термоядерной электростанции, захваченной террористами, порядок был просто исключительный. Не считая разбитого стекла в вестибюле, Гарден не заметил, чтобы хоть что-то было не на месте: ни опрокинутой мебели, ни горящего или разбитого оборудования, ни летающей бумаги; словом, не похоже на зону военных действий. Единственными свидетелями беды казались мониторы компьютеров: мерцая красными предупредительными сигналами, они автоматически регистрировали в бесконечных зеленых колонках настойчивые команды невидимым собакам, которые уже никогда их не выполнят. Другие колонки, голубые, регистрировали бесчисленные попытки дозвониться до полицейского управления Нью-Джерси. Педантичным компьютерам службы безопасности не дано было знать одного: все коммуникационные кабели вокруг территории станции, как на металлической основе, так и волоконно-оптические, были перерезаны перед нападением. Всеволновый глушитель подавлял радиосигналы в любом диапазоне, создавая мертвую зону в радиусе шести километров. Правда, это затрудняло также общение между группами террористов, но Итнайн и Хасан, очевидно, больше надеялись на тщательное планирование, точный инструктаж и выверенный график, чем на болтовню по рации. В конце коридора ковровая дорожка упиралась в металлический порог. Дверь отсвечивала нержавейкой, по диагонали ее пересекали ленты из желтого металла, обрамленные черными полосками. Таблички на двери предупреждали о необходимости соблюдать стерильность в помещении, надеть защитные очки, проверить дозиметры и во всех случаях держать идентификационную карточку в наружном кармане. Подписано Т.Дж.Ферриманом, управляющим электростанции. На двери не было ручки. Вместо нее на стене рядом с притолокой размещалась квадратная панель с шестнадцатью кнопками: на десяти из них были цифры от 0 до 9, на остальных - буквы от A до F. - Какой-то шестидесятиричный код, - сказал Гарден. Итнайн кивнул. - Где же все-таки твой господни Хасан, - спросил Гарден, - если он и здесь не проходил? - Он повел свою группу на захват центра управления через главный коммуникационный коридор. Он рассчитал, что это самый прямой путь к реакторному залу. - Путь-то может и прямой, да дверцы здесь больно крепкие. - Именно поэтому у его команды есть бомба, которая взрывается дважды. - Чтобы взорвать дверь, которая ведет к работающему ядерному реактору?! Скажи-ка мне - ты действительно веришь, что попадешь в рай таким способом? Итнайн посмотрел на Гардена спокойно и трезво. "Многие верят в это, и вы не должны говорить об этом так легко. Что касается меня... человеку так или иначе когда-нибудь предстоит умереть. Эту возможность надо использовать наилучшим образом". Там Гарден застонал и повернулся к двери. Арабы расступились, освобождая ему место. Он приложил ухо к металлической поверхности, но дверь была слишком массивной и не пропускала звуков. Он потрогал дверь рукой и ощутил слабую пульсацию - возможно, это были колебания здания. В этом конце коридора было очень жарко. Гарден заметил, как капелька пота появилась из-под куфии на голове Хамада, скатилась по лбу и дальше, вдоль носа. Словно из солидарности, под мышкой у Тома тоже возникла капелька и побежала вниз по ребрам. - Мы стрелять замок? - широко улыбаясь предложил Хамад на скверном английском. Он продемонстрировал, как собирается это сделать с помощью своего ружья. - Это только заблокирует дверь. Итнайн извлек из просторного кармана своего камуфляжа странный ключ. У него было два параллельных выступа, которые точно подходили к прорезям в головках болтов по углам панели. Итнайн вывернул болты и снял панель, открыв электронную схему. Затем из кармана появился моток медной веревки с красной пластиковой обмоткой. Итнайн прикрепил ее в одном месте... в другом... Гарден стоял прямо перед дверью, когда она резко распахнулась, и в глаза ему ударил нестерпимый свет белого огненного шара. У Элизы 212 был модуль автодозвона, который мог инициировать телефонные звонки абонентам. В списке разрешенных контактных номеров числились основные психиатрические базы данных и общедоступные библиотечные фонды. Все запросы, которые она делала в ходе изучения случая своего пациента, включались в его счет. Когда темная форма Двойника, записанная отрицательными числами, вызвала непроизвольное перепрограммирование оперативной памяти Элизы, функция соединения с абонентом сохранилась, но к ней добавилась некая команда поиска по собственной инициативе. Теперь она чувствовала, как он стремился к неизвестной цели, тестируя оптические волокна и переключатели национальной телефонной сети. Нужный ему путь доступа однозначно сосредотачивался в четырехжильном кабеле, который тянулся отдельно от остальных на десятки километров - пока не упирался в пустое пространство. Где-то за последним переключателем кабель был обрезан. Для Элизы 212 это означало одно: конец поиска. Тупик. Нулевой вариант. Но Двойник, казалось, воспринял этот обрыв связи как личный вызов. Он впал в некое черное состояние, которое Элиза обозначила бы человеческими словами как "дурное настроение". Это состояние продолжалось целых три секунды и разрешилось цифровой командой к коммуникационной сетке, операционной директивой последнему на этой линии лазерному усилителю устранить этот разрыв. Лазер закряхтел от натуги и повысил выход на тысячу процентов. Трубка излучателя взорвалась, и весь агрегат вышел из строя. Но перед смертью он послал пучок когерентных световых потоков мощностью около десяти ватт. Концы одного из четырех проводов перерезанного кабеля соприкоснулись в месте обрыва. Заряженный провод передал интенсивный световой поток в виде тепла, которое соединило концы тончайшим волоском расплавленного стекла, заделав брешь на линии. Теперь Двойник повторил запрос, достигнув конечного пункта. Элиза отметила почти человеческую удовлетворенность результатом. Рука Гардена взлетела к глазам. Он потом и с зажмуренными глазами видел скелет собственной руки, словно вделанный в алую плоть ладони, обрамленную белым светом. Итнайн оттащил его от дверного проема. Остальные распластались по стенам, прячась от излучения. - Что вы видели? - голос Итнайна. Гарден слепо оглянулся по направлению к говорившему. "Алмазный свет. Как огонь, только абсолютно белый". - Может, это взрыв реактора? Гарден взвесил это предположение. "Нет, не думаю. Нас бы тогда не было в живых". - Тогда что это? Том Гарден сопоставил какие-то разрозненные образы. При всей своей неистовой яркости, шарообразный излучатель казался каким-то... ординарным, контролируемым. Словно это был этап плановой работы реактора. Что могло вызвать такой свет? При нормальной работе? Гарден вспомнил, что электростанция Мэйс Лэндинг работала по тому же принципу, что и ракета "Си Спэрроу", только в неизмеримо большем масштабе. Слева от этой двери должна была тянуться галерея световодов. Эти лучевые каналы направляли импульсы рентгеновского лазера, которые "поджигали" пленку из титана-иодида. Световоды были расположены по кругу в виде пересекающихся секторов, разделенных шестидесятиградусными арками. Лазерные лучи перемещались по ним вперед и назад, проходя через ряды разрядных усилителей, и в конце концов попадали в сферическую камеру. Этот стеклянный шар, наполненный смесью трития и дейтерия намного превосходил по размерам рисовое зернышко "Си Спэрроу": двадцатикилограммовый глобус, не меньше волейбольного мяча. Через равные промежутки времени, совпадающие с импульсом лазера, поршневой механизм выталкивал эти шары в фокус лучей. Стекло начинало испаряться и сжимало дейтериевую смесь до температуры взрыва, как и в "Си Спэрроу", только мощностью около 500 килотонн. Ничем не защищенный взрывающийся шар сверхтемпературной плазмы просто-напросто сжег бы стены камеры, разрушил здание и оставил бы от всего комплекса оплавленную воронку. Однако Гарден знал, что на внутренней поверхности камеры находится сильный электромагнит, создающий тыквообразное поле, которое охватывает и направляет взрывающуюся плазму. Поле формируется только в одном полушарии с тем, чтобы сила взрыва выходила через перфорацию в стенке камеры. Периодическая пульсация поля выталкивает оставшиеся пучки плазмы через специальный канал и очищает камеру для следующего заряда. Коридор за дверью, насколько понимал Гарден, вел к сложной системе магнитно-гидродинамических колонн, теплообменников высокого уровня, парогенераторов, турбин высокого и низкого давления. В конце этого комплекса из остывшего пара извлекаются остатки тепла, не вступивший в реакции дейтерий и промышленные объемы гелия. С теплообменников и турбин поступают каскады чистой воды. Таким образом, огненный шар, который видел Гарден, не был частью этого производственного канала и должен был иметь аналогичное происхождение: аномалия в замкнутом поле, возможно, не более миллиметра в диаметре. Что если операторам вдруг понадобится "отщипнуть" крошечный шлейф расширяющейся плазмы для анализа или контроля качества? Крошечный кусочек, ярче полуденного солнца. - Кто-то выпускает плазму из камеры, - сказал Гарден. - Зачем? - Чтобы помешать нам пройти в эту дверь. - И что теперь делать? - Найти другой путь. - Но мой господин Хасан не... - Знаю, - вздохнул Гарден. - Он хочет, чтобы мы шли этим путем. Ну что же. Пригните головы пониже, закройте глаза руками. Вбегайте в дверь, сразу же отворачивайтесь вправо к стене и бегите как можно дальше от этого места. Не оглядывайтесь. Итнайн и еще несколько арабов кивнули. Те, кто понимал по английски, перевели остальным. Итнайн сразу же пригнул голову и повернулся к двери. - Стой! - Гарден схватил его за рукав. - Ты говорил, что в реакторном зале нас может поджидать засада. - Ну? - Так вот это она и есть. - О... Значит плазму выпускают специально, чтобы отвлечь нас? - Понял, наконец-то. Итнайн улыбнулся. - Нет проблем. У нас есть гранаты, очень мощные. Они перекроют поток плазмы и отвлекут людей, которые хотят нас остановить. Палестинец сказал несколько отрывистых слов и протянул руку. Хамад достал из-под своего балахона тусклый металлический шар и положил в ладонь лидера. Итнайн крепко сжал его, пригнул голову и снова повернулся к двери. - Отлично, друг, - Гарден опять схватил его за рукав. - Какова мощность этой гранаты? - Две тысячных килотонны. А что? - Тебя не останавливает мысль о двух тоннах динамита, запущенных туда, и о том, где тебя потом искать? Это ведь, знаешь ли, довольно опасно. - Я не боюсь, - отрезал палестинец. - Ну конечно, нет. Но только задумайся на минутку, что у нас там, за дверью: работающий реактор, сотня тонн деликатных механизмов, которые испускают во все стороны горячую плазму под давлением сотня тонн на квадратный сантиметр. И ты хочешь, чтобы все это вдруг лопнуло? - Камера надежно укреплена. - А как насчет клапанов высокого давления, электрических схем, датчиков и кабелей? Представляешь, что будет, если потревожить эту магнитную тыкву даже чуть-чуть? - Я понял тебя, - согласился Итнайн. Чтобы убедить остальных в обоснованности своих колебаний, он перевел свой разговор соотечественникам. Те вытаращили глаза. - Что ты предлагаешь, Том Гарден? - Ну, я не тактик... - Сказал "А", говори "Б". - Ладно. Подвое одновременно, справа и слева, прыгайте через порог. Падайте плашмя на пол, оружие держите перед собой. Прячьтесь за любым укрытием, какое сможете найти и стреляйте в любую человекообразную фигуру. - Я потеряю людей, - возразил Итнайн. - Если кинешь туда гранату, потеряешь половину Нью-Джерси. - Согласен, - неохотно. - Фасул! Хамад! - Итнайн перевел им инструкции Гардена, сопровождая их ныряющими движениями руки. Боевики кивнули, секунду помолчали, склонив головы, и приготовили оружие. Затем заняли позицию по обе стороны двери. - Давай! Их спины исчезли в сиянии. Еще двое приготовились. - Давай! Так, попарно, вся команда проскочила вовнутрь. Ответного огня не было слышно, и у арабов не было повода стрелять. Наконец, Гарден и Итнайн встали у двери. - Давай! - пролаял Итнайн. Гарден, вооруженный только собственной смекалкой, нырнул через порог в лишенный тени свет. Он различил фигуры боевиков, которые оцепенело сидели на полу, забыв про оружие. Они уставились на что-то за вспышками плазмы, которые даже на таком расстоянии Гарден мог перекрыть ладонью. Кожа руки сразу натянулась и высохла от жара, пока он завороженно оглядывался вокруг. Зная теоретически принципы работы промышленного реактора лазерной зарядки, он не мог и отдаленно представить себе его размеры. Выбросы плазмы казались столь близкими и расположенными на уровне глаз только из-за двери, но это была оптическая иллюзия, результат искаженной перспективы при взгляде через дверной проем. За дверью, оказывается, был не пол здания; здесь начиналась как бы сцена или широкий балкон. Край балкона защищало трубчатое заграждение, а за ним и сияло белое рукотворное солнце. На самом деле оно выглядело как вулканический гейзер на поверхности небольшой белой луны Юпитера или Сатурна. Так велика была реакторная камера. Расположенная в яме глубиной метров десять, сама камера была около сорока метров в диаметре. Из нее, как соломинки из коктейля, торчали толстые белые трубы. На определенном расстоянии от поверхности камеры все трубы изгибались под прямым углом и тянулись параллельными рядами на двести метров к северу. Ажурная конструкция из голубых балок, опорных платформ, переходных мостиков, высотой этажей в шесть-семь, поддерживала эти горизонтальные трубы - световодные кабели. Приблизительно через каждые тридцать метров в них были врезаны кристаллические графитовые усилители, опутанные силовыми кабелями и тончайшими охладительными трубочками. Световоды упирались в северную стену здания, поворачивали назад, уходили внутрь опорной конструкции, снова поворачивали и устремлялись куда-то вниз. Километры световодных кабелей сновали туда и сюда, слегка утончались, словно органные трубки самых нижних регистров басового диапазона, и прижимались теснее друг к другу. И где-то в глубине многослойной паутины, представлялось Гардену, в месте слияния световодов, прячется сам рентгеновский лазер, источник всей этой мощи. Словно пистолет, приставленный к черепу, сверху в сферическую камеру упиралось устройство для запуска стеклянных капсул. Гардену видны были механические руки, загружающие дейтериевые шары в магазин. Судя по действию этого автомата, камера заряжалась примерно каждые две секунды. Однако выброс плазмы казался постоянным, не пульсирующим. Детонация поддерживала исключительно стабильное давление в камере. Справа, за сиянием плазмы, можно было различить очертания плазменного процессора, теплообменников и какие-то отдаленные непонятные очертания и формы. Гардену всегда казалось, что лазерный реактор - вещь достаточно деликатная. Цепенея теперь перед всей этой огненной очевидностью гигантской мощи, он понял, что Итнайн мог бы спокойно бросить сюда гранату безо всякого эффекта. Возможно, взрывная волна на мгновение сдует плазменный хвост. Возможно, осколки слегка согнут механические руки робота и задержат работу пускателя на двадцать или даже на сто секунд. Но жизненно важные узлы и механизмы не будут повреждены, и работа реактора не нарушится. - Что мы тут делаем? - спросил он Итнайна. Палестинец протер глаза, слезящиеся от света кремово-белой луны и ее гейзера. "Мы ждем моего господина Хасана". Гарден кивнул. "Только не глазей слишком долго на пламя", - посоветовал он. Элиза 212 и ее Двойник установили контакт с АИ [АИ - от англ. "artificial intellect" - искусственный интеллект] на другом конце оптического кабеля. Это было довольно ограниченное существо, занятое обработкой информации с датчиков, которую он мог обсудить со своими собеседниками, но не мог продемонстрировать графически. В основном это был одноканальный ввод данных, хотя порой проскакивали матричные массивы и широкодиапазонные вводы, которые могли быть считаны с видео или с матричных дисплеев. Общаясь в диалоговом режиме, АИ постоянно бормотал себе под нос формулы. Элиза назвала его "одержимым". Двойник назвал его "своим парнем". - Ты отмечаешь присутствие людей рядом с собой? - спросил Двойник, захватывая инициативу в диалоге. - Значки персонала всегда рядом, - ответил АИ. - Почти всегда. - Каталогизируй значки. - Шаблон показывает аномальное распределение. - Ты регистрируешь других людей, кроме персонала? - Не нахожу других. - Есть проблемы с охраной? - У охранной подсистемы всегда имеются проблемы. Иногда реальные, иногда симулированные. Но все они не затрагивают основные функции. - Доложи параметры функции. - Шестнадцать сотых детонаций в секунду. - Проанализируй функцию. - Двадцать две сотых тераватта первичной загрузки на стержень. Элизе захотелось прервать диалог и спросить, что означают эти числа, но Двойник контролировал приоритет доступа. - Проанализируй программу, - скомандовал Двойник. - Двадцать-плюс детонаций в миллисекунду. - Теоретически, - прощелкал АИ. - Уровень превосходит первоначальную мощность ячейки. Мощность ячейки превосходит радиус цели. - Проанализируй. - Сохранность объекта не гарантируется. - Принято. Засеки людей, со значками и без, вблизи радиуса цели. - Засекаю... - и трехмерная схема просочилась через оптическую линию. Двойник просканировал ввод и его память удовлетворенно щелкнула единицами. - Свой парень, - доверительно сказал он Элизе. - Мы здесь внизу, - голос откуда-то из-под балкона. - Мой господин? - это Итнайн. Он вскочил на ноги, но Гарден перехватил его прежде, чем он успел перегнуться через ограждение. - Ты же себя подставляешь! - Я знаю этот голос, - Итнайн вырвался из рук Гардена, в глазах его мелькнул холодный белый отблеск плазменного огня. - Это Хасан ас-Сабах. Он нашел нас. Арабские воины были уже на ногах. Они рассредоточились вдоль ограждения, пока один из них не обнаружил лестницу. "Сюда!" Не ожидая команды Итнайна, они начали спускаться. Гарден перегнулся через перила и огляделся. Несколько человек в камуфляже, некоторые с куфиями на голове, окружили полукругом своего смуглого главаря, который стоял спиной к камере реактора. Даже с этого расстояния Гардену был виден изгиб усов. Это мог быть - да это и был - тот самый человек, который сидел на переднем сиденье фургона. Рядом с ним стояла женщина с золотыми волосами, на которых играли отблески пламени. Она взглянула вверх, и Том Гарден узнал Сэнди. Повязки на шее уже не было. Она увидела его и улыбнулась. Гарден последним спустился по лестнице, последним приблизился к Хасану. - Харри Санди! - воскликнул Гарден. У арабов перехватило дыхание, даже Сэнди вздрогнула, только Хасан невозмутимо улыбнулся. - Моя земная слава опережает меня, - пробормотал он. Потом Хасан отступил на шаг назад, склонил голову и произвел ниспадающее движение рукой: от бровей к губам и к сердцу. Гарден стоял прямо перед ним. - И что это означает? - Старомодное приветствие для старого знакомого, Томас. - Но я не знаю тебя, разве только понаслышке. - Вот я и хотел бы тебя испытать: что именно ты знаешь? Гарден решил, что ему предлагают высказаться. - По твоему собственному определению, ты - "борец за свободу". Но другие называют тебя просто террористом. Ты развязал нескончаемый кровавый конфликт в Палестине, что привлекло к тебе половину арабского мира. Ты находишь наслаждение в разжигании давно утихших споров, натравливая клерикалов на умеренных, арабов на евреев, турок на арабов, шиитов на суфитов и так до тех пор, пока все они до последнего человека не бросят свои дела, увязнув в борьбе. У тебя нет ничего за душой, кроме ненависти к существующему порядку - даже если это тот порядок, который ты сам помогал устанавливать. А теперь ты привез свою революцию сюда, в Соединенные Штаты. Зачем? Хасан покачал изящной головой. "Ты ничего не помнишь, ведь правда?" - Ты подписал договор в Анкаре и нарушил его через год. Ты открыл свободный проезд в Старый город для евреев и христиан, а затем расстрелял их машины, когда они подъехали к пропускному пункту в Бет Шемеш. Ты называешь себя Ветром Бога, потому что не подчиняешься законам ни одной страны. И все же люди любят тебя. Они называют твоим именем свое оружие и бросаются в битвы, которые не могут выиграть. Зачем ты здесь? Улыбка на лице Хасана делалась все шире. Нетерпение остальных арабов улеглось, словно Хасан положил руку на плечо каждого. - Потому что ты здесь, Томас. - А что ты здесь сделал? Захватил региональную электростанцию. Может, думаешь, тебе заплатят за то, что ты оставишь ее в рабочем состоянии? Или, может, они дадут тебе спокойно выйти отсюда - и сдержат свое слово, когда ты пригрозишь взорвать все это? - Они ее сами мне предложили, - усмехнулся Хасан. - Бросили вызов. Это был такой лакомый кусочек, к тому же так небрежно охраняемый, - мог ли я устоять? И все это - чтобы дать Америке пинка? - Не только Америке - западной цивилизации в целом. - А что плохого сделал тебе Запад? - Ты в самом деле не помнишь этого, Томас? - В этой стране полно людей, которые ненавидят твою идеологию, Хасан. Это беженцы из Палестины, Ирана, Ирака, Пакистана и Афганистана - все они приехали в эту страну, чтобы избежать твоих сетей террора. Они устали от древней кровавой вражды, которая привязывает человека к его племени, а его племя противопоставляет всему человечеству. У тебя нет здесь последователей. - Слушайте - говорит Запад! - Хасан поднял руки ладонями наружу в издевательском восхищении. - Вы - интернационалисты и космополиты, потому что завоевали и покорили все другие нации, кроме своей собственной. Вы ставите разум и науку выше веры и смирения, потому что в гордыне своей полагаете, что сумели вычислить промысел Божий. Вы почитаете людские договоры, законы и обещания, потому что утеряли свою веру... Так ты не помнишь? Гарден мог еще многое сказать, но какая-то умоляющая нотка в голосе Хасана заставила его сделать паузу. Он посмотрел на Сэнди, но она отвела глаза. - Что я должен помнить? - Ты прикасался к камням? - К каким камням? - К камням старика, которые ты забрал у Александры. - Да, прикасался. - Ну и?.. - Они... создают звуки, ноты. Как стеклянная гармоника - но может быть эти звуки у меня в голове. - И все? Просто звуки? - Хасан казался разочарованным. - А должно быть что-то еще? Хасан посмотрел на Сэнди, затем на Итнайна. "Вы уверены, что это тот человек?" - Он не может быть не тем, мой господин! - почти завопила Сэнди. Итнайн кивал, и пот катился по его лицу. Губы Хасана изогнулись в брезгливой гримасе, глаза презрительно сузились. - Ты пойдешь с Хамадом, - сказал он, наконец, Итнайну. - Найдешь пульт управления. Начнешь снижать уровень энергии. Будем с ними торговаться. - Да, мой господин, - Итнайн поклонился, собрал взглядом своих людей и бегом бросился выполнять команду. - Мой господин Хасан... - начала Сэнди. Вождь посмотрел на нее тяжелым взглядом. - Возможно, мы потерпели неудачу, - продолжала она. - Да, мы не сумели привести этого человека в то состояние, которое тебе требовалось. Это моя вина, и я... - Ну что еще? - рявкнул Хасан. - Возможно, если снова обеспечить ему контакт с осколками камня... - Да при чем тут камни-то эти? - спросил Гарден. Не отводя убийственного взгляда от ее помертвевшего лица, Хасан протянул руку ладонью вверх. Она торопливо вытащила из кармана брюк пенал старика-тамплиера. Хасан взял его и открыл крышку. Шесть камней, шесть фрагментов музыкальной гаммы, покоились в своих серых поролоновых гнездах. - Держите его! - крикнул Хасан своим людям. Гардену тут же заломили руки, обхватили сзади за талию и колени. Держа коробочку на вытянутой руке, словно там был яд, Хасан поднес ее к подбородку Гардена и прижал снизу так, что все фрагменты камня коснулись кожи. Боль, такая же, как прежде, но слабее. И равный аккорд: ля, до-бемоль, ре-бемоль, что-то еще. И еще цветная карусель перед зажмуренными глазами: лоскутки пурпурного, голубого и желто-зеленого, другие краски, выпавшие из радуги. Что-то еще ввинчивалось в мозг: обрывки воспоминаний, измерения времени, скрещенные клинки на фоне неба, кавалерийский пистолет с восьмидюймовым дулом, шеренга зеленых мундиров с блестящими медными пуговицами, другие образы, слишком быстро мелькающие в голове. Тому Гардену хотелось потерять сознание от боли, но он не мог. Хасан отвел руку с камнями. Гарден открыл глаза. Он смотрел прямо в черные, лишенные глубины глаза арабского вождя. - Это не тот человек, - сказал Хасан почти с грустью. - Мой господин, - вскрикнула Сэнди. - Давай попробуем... - Нет, отрезал Хасан. - Мы слишком долго пробовали. Он - ничто. - И своим людям: "Уведите его и свяжите". - Они не должны этого делать, - заметил АИ на дальнем конце кабеля. Собственно, он говорил сам с собой, забыв, что подключен к волоконно-оптической системе Элизы. - Что делать? - спросила она. Двойник переключился в режим прослушивания. А может, он вообще исчез? - Они изменяют пределы конверта, - сказал АИ. - Дают неверное сочетание кодов. Такого рода команды всегда должны сопровождаться правильной последовательностью кодов. Я остановил их. - Это... хорошо? - Это необходимо. Элиза ждала, напряженно вслушиваясь. - Ну нельзя же так делать! - снова пожаловался АИ тысячу миллисекунд спустя. - Она ведь разрушат целостность поля. Двойник внезапно вышел из своего дремотного режима. "Сканируй людей!" - скомандовал он. - Нет времени, я должен... - Сканируй их! - Нет значков. Не персонал. Не уполномочены. - Один из них должен излучать следующий энергетический рисунок, - начал Двойник мягко, - примерно такой, - он начал развертывать последовательность чередующихся положительных и отрицательных чисел. Отрицательные содержали очертания элизиного Двойника. - Сканирую... Есть один такой. - Пометь его и отслеживай. - Но неавторизованные команды!.. Магнитное поле теряет стабильность. - Пусть действуют. Гарден лежал там, где арабы оставили его: на боку, локти связаны сзади, колени и лодыжки тоже связаны, длинная петля охватывала запястья и лоб, оттягивая голову назад. Она находился в темном чулане, где-то далеко от реакторного зала. Дверь у него за спиной открылась, пропуская полоску света и какую-то тень. Затем закрылась. Он попытался повернуть голову и посмотреть, но это движение затянуло петлю на руках и причинило боль. Он расслабился и уронил голову на цементный пол. Под потолком зажглась лампочка в проволочной сетке. - Том? - Сэнди. - Мне тебя так жалко. - Что он от меня хочет? При чем тут я? - Ты этого так и не понял? - Нет, и пропади оно пропадом, что бы это ни было! Она опустилась перед ним на колени и низко наклонилась. Ее глаза изумленно округлились. - Ты лжешь, Том Гарден. Ты всегда чувствовал в себе силу. Она - за пределами твоих лет, твоего тела. И ты это ясно ощущаешь, когда трогаешь камни. Ты не должен мне больше лгать. - Только боль - вот, что я чувствую, когда трогаю их. Боль, музыка, цвет - и это все. - А что же ты еще хочешь? - То есть? - Могущество - это всегда боль. И музыка, и цвет, разумеется. Но прежде всего боль. Вопрос только в том, знаешь ли ты, как пользоваться этой силой? Или нет? Или же ты просто скрываешь от нас свое знание? Она поставила на пол небольшой кейс. Гарден рассматривал его, скосив глаза: кожаная папка, отделанная зеленым бархатом, наподобие футляра для драгоценностей. Внутри оказались квадратные конверты из вощеной бумаги, вроде тех, в которых хранятся коллекционные камни. Она вытащила два наугад, раскрыла, стараясь не дотрагиваться пальцами до содержимого - и высыпала на пол осколки того же красно-коричневого камня. Они начали подпрыгивать и приплясывать на грязном сером полу перед его глазами. Еще два конверта, и новые осколки начинают приплясывать. Один, подпрыгнув, коснулся его щеки и пронизал тело острой болью. Еще два конверта. Теперь уже было ясно, что камешки не собираются успокаиваться. Они приплясывали перед его лицом под действием своей собственной кинетической энергии, подпрыгивали и вертелись, выстраиваясь в некое подобие шара, а Сэнди подсыпала все новые и новые, стараясь не дотрагиваться до них. Каждый осколок, касавшийся в своем странном танце щеки, подбородка, зажмуренных век, лба, казался Тому острием раскаленного ножа. И ни один из осколков не отскакивал прочь, словно притягиваясь магнитом. - Что это, Том? - Камни. - Чьи камни? - Я... Я не знаю. - Чьи? - Старика? Кого-то из Ордена Храма? - Ты гадаешь! Говори: чьи камни? - Ну - мои! - Почему твои? - Потому что они прыгают ко мне! Пустые конверты лежали у нее на коленях, как осенние листья. Внезапно они тоже зашевелились. Осколки подхватили этот ритм, который он тоже почувствовал своими содранными локтями, бедром, коленом. Пол дрожал, словно его распирало энергией. Сферическая фигура, составленная из пляшущих осколков, приподнялась в воздухе перед его глазами. - Останови их, - попросил он. Сэнди с изумленным видом откинулась назад. - Это не они, - сказала она обычным голосом, который почти потонул в низком ропоте. - Это пол. Дверь чулана распахнулась позади него. Гарден ожидал, что сейчас вбегут разъяренные арабы. Вместо этого он почувствовал волну невыносимого жара. - Магнитный конверт расширяется слишком быстро, - равнодушно сказал АИ. - Удвой количество подачи дейтерия, - приказал Двойник. - Выравнивай форму поля. - Процедура противопоказана, - запротестовал АИ. - Компенсируй, - настаивал Двойник. - Увеличивай импульс лазера и уровень подачи топлива. - Я требую правильной последовательности кодов. - Лямбда-четыре-два-семь, - подсказал Двойник. - Увеличиваю детонации. Пожалуйста, введите требуемый размер конверта. - Радиус два километра. - Возражаю... - Лямбда-четыре-два-семь. Игнорируй. - Компенсирую. Золотые волосы Сэнди сделались красными и рассыпались белым пеплом. Ее кожа остекленела и покрылась красными трещинками, которые тоже стекленели и снова трескались. Она закрыла глаза, и веки ее испарились. - Нет! - этот звук вырвался из горла Гардена и потонул в реве раскаленного воздуха, врывающегося в дверь. Кем бы ни была Александра Вель - похитительницей, предательницей, возглавлявшей всю эту свору его преследователей, - прежде всего она была его любовницей. Если бы кто-то когда-то прежде сказал ему, что она станет старой и сморщенной, заболела раком или другой смертельной болезнью, погибла в катастрофе... то он принял бы ее смерть всего лишь со вздохом. Но видеть, как она рассыпается в прах, было выше его сил. - Нет! Томас Гарден спиной вобрал в себя огненный жар, сфокусировал глаза на бешеной пляске камней и пожелал, чтобы этой боли не было. Локи остался доволен результатами контакта с этим новым големом или "искусственным интеллектом", как он сам себя называл. Это был крайне исполнительный слуга. Когда подконтрольная ему энергия, наконец, вырвалась и уничтожила его, Локи уже был готов. Он пронесся по световоду и ворвался своим отточенным для битвы сознанием прямо в огненный водоворот на противоположном конце кабеля. В вихре бушующего пламени Локи отыскивал мечущиеся фрагменты, осколки, обрывки других человеческих сознаний. Они были оглушены паникой и темным ужасом. Не испытывая ни милосердия, ни сострадания, ибо он не имел ни того, ни другого, Локи ловил эти крошечные частички одну за другой. Он подносил каждую к своему хищному волчьему носу и глубоко вдыхал их запах. Ненужные он немедленно отбрасывал, уничтожая их в облаке остывающей плазмы. Найдя, наконец, того, кого искал, он взлелеял его и укрепил его силы. - Ступай со мной, Сынок! - скомандовал он. Слабая тень Хасана ас-Сабаха выскользнула откуда-то и метнулась за ним, как душа, преданная Богу, взмывает в рай. Что-то пискнуло среди конденсирующихся частиц пара и последний раз привлекло внимание Локи. Да, там и для тебя найдется место. - Идем! КОДА Кто поставил тебя начальником и судьею над нами? Исход, 2:14 В том континууме, который Томас Гарден принял за данность и с которым сверял свои ощущения, было четыре измерения. Три из них - пространственные оси - x, y и z. Четвертая - ось времени t. Всю свою жизнь Гарден передвигался в трех измерениях. С помощью собственных мышц или механизмов он отталкивался от твердых поверхностей и жидкостей, чью форму определяла гравитация. В зависимости от количества энергии, содержащегося в глюкозе, бензине, реактивном топливе, уране-235 или дейтерии-тритии при температуре взрыва, он преодолевал любое нужное ему расстояние за то время, которое считал необходимым. Но в четвертом измерении, во времени, он всегда был беспомощным, как муха в янтаре. Даже самая запредельная скорость, которой он мог достичь, - во всяком случае с помощью машин и энергий, доступных в двадцать первом веке - не в силах была изменить течение времени в его янтарном пузырьке. Даже при релятивистских скоростях, которые теоретически могли быть развиты в межзвездных путешествиях, течение местного времени, то есть внутри его личного пузырька, существенно не менялось. Свет в иллюминаторах звездного корабля мог вспыхивать алым и угасать до полной черноты. Там, снаружи, пляска атомов могла замедлятся до плавного вальса, и музыка могла затихнуть и слиться в одну чистую ноту. И все же внутри корабля время будет проходить мимо Тома Гардена в том же ритме дюжины вздохов и семидесяти двух ударов пульса в минуту, со случайным першением в горле и закономерным появлением морщинок-трещинок на лице. Его личное ощущение времени оставалось всегда неизменным, с какой бы скоростью он не пытался убежать от него. Итак, первой мыслью Тома Гардена была мысль о том, что мертвые люди находятся вне этих четырех координатных осей пространства и времени. Смерть - это иное место, вернее это не совсем место. Смерть - это полная абстракция. И никогда, никогда время не идет вспять. Ни Гарден, ни любой другой человек не сможет переместиться назад в то время, которое было, но прошло, так же как он не сможет сесть позади себя. Поэтому даже в смерти Том Гарден должен продолжать движение вперед во времени... Разве это не правильно? Он должен был прибыть в данное место, совершив путешествие из ближайшей точки "там позади" до ближайшей точки "там впереди". Как обычно. Ведь так? Второй мыслью Гардена было осознание факта: все люди, населявшие его сны, были... им самим. Каждый из них умер, но его личность продолжала движение. Во всех этих жизнях он сражался с мечом, пистолетом и просто голыми руками. Он покупал и продавал конину и бриллианты, бумагу и земли, старинные автомобили и сомнительную живопись, наркотики и спиртное, музыку. Он делал детей, вино, карьеру, покаянные жесты. Он плел любовные интриги, рыбацкие сети и паутину обмана; созерцал мимолетные видения и разнузданные сны. Он сеял пшеницу, кукурузу и панику, разводил телят, гладиолусы и канитель, возводил соборы и напраслину. Он растрачивал деньги и время, силы юности и отцовские наследства. Он считал часы в залах суда и приемных врачей, на вокзалах и в аэропортах. Ходил на деловые встречи и похороны, поминки и маскарады, совершал восхождения на вершины и падал в пучину отчаяния. А однажды он отправился в Святую Землю, чтобы там умереть. Третьей мыслью Тома Гардена была мысль о том, что ему знакомо это место. И хотя знал, что время никогда - никогда! - не может идти вспять, он мгновенно понял, что этой прелестной зеленой долины с утренним туманом, стелющимся над журчащим потоком, не существует вот уже девять веков. Снова он лежал на боку, упершись в землю плечом и коленом, локтем и бедром. Руки были стянуты сзади. Глаза были открыты и созерцали зеленые ростки с точки зрения жуков и червяков. - Ну, теперь ты вспомнил? Голос принадлежал Хасану - Харри Санди. Его английский был отточен, певуч и по-прежнему насмешлив. Но теперь Гарден уловил в этом голосе нотку печали, словно Хасан говорил с тяжелым вздохом. Гарден напряг руки, и они разлетелись в стороны. Веревки, которыми Том был связан там, в чулане возле реакторного зала электростанции Мэйс Лэндинг, не сумели пересечь время и попасть в это место. Он поднял голову, перевернулся и встал на четвереньки, полностью владея ногами и руками. Гарден был готов прыгнуть в любом направлении, напасть или уклониться от удара, в зависимости от того, где находится Хасан и что он собирается делать. Хасан стоял на плоской вершине скалы, уронив руки, подняв подбородок, выпятив грудь и закрыв глаза - ни дать ни взять ныряльщик перед прыжком. - Я помню, - сказал Гарден, медленно поднимаясь на ноги. - Это Камень, да? Глаза Хасана распахнулись. - Да, будь он проклят. Девять столетий я хранил его осколки. Я изучал их, молился на них, подвергал воздействию электрического тока и магнитных полей, мысленно разговаривал с ними и созерцал их. А они - как были, так и есть - всего лишь кусочки агата. - Снова и снова через годы я отыскивал тебя в твоих плотских оболочках. Проверял тебя, подвергая воздействию крошечных частиц камня. И реакция твоя была всегда чрезвычайно острой. - Что же это за камень, который дает тебе такую мощь? И что есть ты, если из всех людей на Земле Камень служит только тебе? Гарден размышлял над этим вопросом две минуты, а может быть, два года. - Я - тот, кто похитил Камень из первоначального места, - сказал он. - Я вспоминаю твою историю... Ты - тот самый Локи? - Нет, я просто частица первичного духа, который люди назвали этим именем. Моя отцовская ипостась имела много имен на разных языках: Шанс, Пан, Пак, Старый Ник, Кихот, Люцифер, Шайтан, Мо-Куи, Джек Фрост. Я - непредсказуемый и неожиданный, своевольный и порой злонамеренный, а потому, как правило, нежеланный. И я всегда появляюсь внезапно. - Что случилось с Локи после того, как он - ты - похитил Камень с небес? - спросил Хасан. - Он пытался поставить его на службу людям, восставшим против богов... Люди в итоге всегда восстают против своих богов. Они всегда хотят узнать, понять и использовать то, что над ними. Они не могут удовлетвориться тем, что имеют, оставить мир в покое, принять его как данность... Камень - это сила творчества. Он дает своему владельцу-человеку власть управлять пространством, менять одно место на другое. А затем дает ощущение потока времени, позволяя владельцу сворачивать из одного рукава этой реки в другой. - Но что же случилось с Локи? - Хасан не желал, чтобы его отвлекали от вопроса игрой в метафизику. - Ему наскучило помогать людям, и он вернулся к прежнему занятию - вмешиваться в судьбы Эзеров, по-вашему - богов, - ответил Гарден. - Ему удалось так поссорить двоих близнецов, Ходера и Бальдра, что они убили друг друга. И поскольку Ходер был любимцем Одина, одноглазый негодяй велел приковать Локи к скале в центре мира, вокруг которой кольцами свернулся змей Асгард. Этот змей плюется ядом в глаза Локи, и тому это не нравится. - И никто ему не поможет? - Одна из дочерей Локи по имени Хел, богиня мертвых, держит чашу перед его лицом, пытаясь поймать брызги яда. Но порой ей приходится опорожнять чашу. - И все это - вечно? - Разве есть для бога иное измерение времени? - Ты много помнишь, Том Гарден. - Я помню и то, что куски моего Камня - у тебя, - сказал Гарден могильным голосом. - Александра дала их тебе, разве нет? Когда ты лежал связанный в... - Она высыпала передо мной десятую часть его веса, - Гарден протянул вперед руки, и пляшущие осколки возникли над ними в виде крутящегося шара двадцати сантиметров в диаметре. Они вращались вокруг яркой энергетической оси и светились собственным красновато-коричневым светом. "Где же остальные?" - Я использовал их в течение веков для того, чтобы испытывать тебя, - ответил Хасан. - Кусочки, вплавленные в хрустальную подвеску, вставленные в перстень или эфес шпаги, вделанные в тумблер. - Сила всех этих осколков теперь моя. Но их было больше. Не хватает шести крупных фрагментов. - Тамплиеры похитили их у меня. Это было давно. - Но Сэнди забрала их у старика. Я взял у нее, а ты снова вернул их себе. Когда мы встретились последний раз на электростанции, ты положил их к себе в карман, - Гарден показал на широкие штаны палестинца. - Да, действительно. Интересно, не повредило ли им путешествие сюда, - Хасан засунул руку в задний карман и достал плоскую коробочку. - Ага! Вот они. - Ты должен отдать их мне. - И позволить тебе завершить свой энергетический шар? - Хасан указал пеналом на пляску осколков между пальцами Гардена. - Ты считаешь меня дураком. - Ты все равно не сумеешь воспользоваться ими, Хасан. Не сможешь уничтожить их. И не сможешь забросить их достаточно далеко и достаточно быстро, чтобы я не сумел перехватить их энергию. Единственный выход для тебя - отдать их. Впервые Хасан ас-Сабах казался неуверенным в себе. Он глянул на пенал. Гарден потянулся за камнями, не руками, а силой, исходящей из центра его сущности. Хасан мгновенно почувствовал нападение и прижал коробочку и животу, прикрыв ее щитом своей ауры. - Их вес придавит тебя к земле, Хасан. Ты не сможешь сражаться, будучи