Александр Ромаданов. HTML Оригинал этой повести расположен в библиотеке "Хромого Ангела" http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/html/html.htm ? http://www.kulichki.com/XpomoiAngel/html/html.htm
 © Copyright (c) 1997-1998 Alexandre Romadanov Email: AlexRoma@concentric.net ? mailto:AlexRoma@concentric.net Home page: http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/ ? http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/ Date: 27 Mar 1998
Александр Ромаданов (Алексрома). HTML (роман о Сети, о жизни и жизни в Сети)  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  1. На самом краю Земли На самом краю Земли, у кромки горизонта, там, где багровое небо сходится с голубыми льдами, в заснеженных джунглях Нью-Йорка родился мальчик по имени Листопад. Отец его был большой и сильный, покрытый густой бурой шерстью орангутанг Мики, а мать -- простая русская женщина Маша. На всю оставшуюся жизнь Листопад запомнил первый момент своего появления на свет: вот он вцепился тоненькими морщинистыми от сырости материнской утробы пальчиками в свалявшуюся шерсть отца, и над ним склонилось светящееся теплым добрым сиянием лицо матери: -- Как ты себя чувствуешь, Листик? -- протягивает она ему душистый мякиш свежеразжеванного ржаного хлеба. -- Хорошо, мама, ты только не волнуйся, пожалуйста! -- улыбается ей в ответ Листопад. Он рос в большом и шумном дворе среди множества друзей. Самым его лучшим другом была девочка Стелла с огромными голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и хорошо развитой грудью. Когда Листику было пять дней, Стелла подарила ему свою любимую куклу Барби и научила, как за ней ухаживать. Долгими зимними вечерами, в которые выход из небоскреба был завален нападавшим во время пурги снегом и выйти во двор к друзьям было нельзя, Листик часы напролет болтал о жизни со своей кукольной подружкой, а когда приходило время укладываться спать, он наполнял ванну горячей водой и напускал в нее пены, затем раздевал Барби, отводил ее в ванную комнату, усаживал попой в белые пенные сугробы и несколько часов кряду тер ей спину мочалкой, сделанной из коры молодого дуба -- так научила его Стелла. Разговаривать с Барби при этом уже было невозможно: она не переставала хихикать от удовольствия. Первое жизненное потрясение настигло Листика именно в такой момент: в один из вечеров в дверь ванной комнаты, служившей к тому же и туалетом, стал дубасить пьяный папаша: -- Открывай, гаденыш, ссать хочу! -- орал он звериным криком. -- Не отпирай ему, я боюсь! -- вцепилась ногтями в руку Листика дрожащая Барби. -- Видишь, по мне мурашки бегают... Она стряхнула с предплечья маленькую зеленую мурашку. Мурашка упала в пену и застряла в ней, беспомощно суча лапками воздух. -- Пока я рядом, тебе нечего бояться! -- ответил Листопад голосом матерого мужчины, который он слышал однажды по радио. Меж тем, папаша уже рубил дверь топором, и Листику приходилось отгонять от Барби колючие щепки. Она была еле живой от страха, но Листику было неведомо это чувство: его никто еще никогда в жизни не обижал, и ему даже не могло прийти в голову, что кто-то способен сделать что-то плохое ему или его друзьям. -- Опять ты с этой блядью! -- ворвавшийся в ванную свирепый отец схватил жилистой ладонью Барби за горло, в момент откусил ей голову и выплюнул в унитаз. Для бедного Листика это было так неожиданно, что в первый момент он ничего не понял, и в нем не было никаких чувств -- была только объемная картинка перед глазами: обезображенная Барби в розовой пене, плавающие в красной воде щепки и папаша перед унитазом с высунутым членом. Так Листопад впервые узнал, что в жизни кроме самой жизни бывает еще и смерть. Вместе со Стеллой они разрыли слой метрового снега во дворе под ледяной горкой, разбили ломами искрящуюся льдинками землю и похоронили Барби в слое вечной мерзлоты. Там же, на могиле своей верной подруги, Листик поклялся отомстить отцу, когда вырастет. Листопад был так безутешен в своем горе, что проплакал три года. Когда к концу третьего года матери наконец-то удалось его успокоить пустышкой, к нему подошел ненавистный отец. Вид у него был уже не такой свирепый, а скорее жалкий: к этому времени он успел сильно состариться. Он тяжело сел на табурет, бережно развернул на колене промасленную тряпку, вынул из нее что-то загадочно блестящее, протянул Листику и сказал примирительно: -- Ты это, сынок, не серчай, вот тебе новая игрушка. -- А что это? -- спросил Листик, завороженно глядя на отливающую холодной синевой сталь. Он еще не знал, что это такое и зачем оно нужно, но сразу почувствовал: это что-то настоящее! -- Это Магнум, сынок, настоящая игрушка для настоящего мужчины, -- обрадованно потрепал папаша Листика по вихрастой макушке, видя, что его подарок "попал в струю". -- Ты уже большой, скоро в школу пойдешь, там без этого никак нельзя. Листопад протянул было руку за подарком, но вдруг услышал страшный голос в своей голове: "ТЫ ДАЛ КЛЯТВУ!" -- "Ну и что? -- нашелся, что ответить Листик. -- Я дал клятву отомстить, когда вырасту, а я еще не вырос!". С этой спасительной мыслью он и принял ценный увесистый подарок от отца. В следующий месяц Листик крепко подружился с отцом. Все свободное от службы отца время (он служил начальником нью-йоркской полиции нравов) они практиковались в стрельбе из пистолета. Мама научила Листика заводить будильник на пять часов вечера, и строго по звонку он вынимал из-под подушки Магнум, не спеша и обстоятельно разбирал его на части, тщательно смазывал каждую деталь ружейным маслом, а потом так же не спеша собирал обратно. Папа сказал ему по секрету, что именно эта игра называется детский конструктор, а не какие-то там вонючие кубики. Кубики и правда нестерпимо воняли пластмассой, а от смазанного пистолета сладко пахло чем-то терпким и волнующим, как будто узнанным еще до рождения. В шесть часов с минутами приходил с работы отец, аккуратно и бережно вешал красивую черную форму с серебристыми петлицами на вешалку, съедал тарелку борща, запивал свой ужин золотистым виски из конфискованной у пиратов прямоугольной бутылки с черной этикеткой и неторопливо выкуривал душистую толстую сигару. Это все был как бы исполненный тайного смысла ритуал, без которого нельзя было попасть на пустырь, где они палили навскидку с двадцати шагов по самодельной фанерной мишени, прибитой столярными гвоздиками к одиноко стоящему щиту с выцветшей тарабарской надписью "Наша цель -- коммунизм", загадочного смысла которой не знал даже отец. Сначала у Листика плохо шла стрельба, потому что пистолет был для него слишком тяжел: он постоянно тянул руку вниз, как Листик его ни упрашивал не делать этого: "Ну пистолетик, миленький, ну не тяни мою руку, когда я целюсь, не выворачивай после выстрела -- я тебя так люблю!". Вскоре Листопад понял, что уговорами тут не поможешь, и сам догадался привязать к руке двухпудовую гирю, чтобы тренировать кисть. Зато его мучения были с лихвой вознаграждены, когда ребята во дворе узнали, для чего он таскает с собой гирю. Пистолет он им, правда, показать не мог, потому что мать строго-настрого запретила выносить его без отца из дома, но зато он мог похвастаться чарующе позвякивающими стреляными гильзами. Если неплотно засунуть такую гильзу в одну ноздрю, а вторую заткнуть пальцем и резко вдохнуть через нос жженого пороха, то такой кайф начинается! Стелла, которой родители купили к тому времени новую Барби, пыталась выменять у Листика гильзу на куклу, но он только недоуменно плечами повел: "Тебе-то зачем?!". Он даже не счел нужным оправдываться и объяснять, что уже отказал своему новому другу Джо, а он ему предлагал нечто более ценное: пластинку русской жевачки с таинственной надписью "Made in Kostroma" на обертке. -- Пап, а что за мной Стелка бегает? -- спросил он как-то у отца после навязчивых уговоров своей бывшей подруги. -- Будущая проститутка потомушто, -- сухо ответил отец. -- Откуда ты знаешь? -- не удержался Листик от глупого вопроса. -- Просто она когда-нибудь станет женщиной, а все женщины -- проститутки, -- доходчиво и логично пояснил отец. -- А я тоже когда вырасту стану женщиной и проституткой? -- не унимался Листик. Отец на него в ответ посмотрел так, что Листик сразу понял, какую страшную глупость он сморозил. Ему даже захотелось заплакать от раскаяния, но он вовремя сдержался, догадавшись, что отцу это еще больше не понравится. -- Тебе нужно готовиться стать мужчиной, -- терпеливо пояснил отец, -- а мужчина должен уметь метко стрелять, скакать на коне и рубить шашкой. Тогда тебя обязательно возьмут в армию, из которой ты уже выйдешь НАСТОЯЩИМ мужчиной. После этого Листопад стал мечтать о том, как бы ему побыстрее попасть в армию, хотя он на самом деле еще не научился скакать и рубить. К его глубокому разочарованию, мама ему объснила, что в армию его не возьмут, пока он не закончит школу, а до школы оставалось еще целых 100 дней -- эта цифра была за пределами понимания Листика, но папа разъяснил, что это как десять пачек патронов. -- А скакать и рубить там научат? -- спросил Листопад с надеждой в голосе. -- Там всему научат -- успокоил его отец. -- Тогда можно и подождать, -- сказал Листик (на самом деле он хотел сказать другое: что, мол, ожидание того стоит). Начиная со следующего дня он стал терпеливо выкладывать из пачек по одному патрону в день и складывать их в старую коробку из-под обуви фабрики "Скороход". И вот наступил тот долгожданный запредельный день, когда обувная коробка настолько потяжелела, что еле отрывалась от пола, а в последней пачке остался последний патрон. Листопад понял, что завтра наступит его звездный час. Он еще больше в этом убедился, когда мать сказала ему, что вечером будет примерять на него форму. И вот в семь часов вечера, когда отец закончил свой ритуал (к этому времени он перешел на водку и папиросы "Дукат", сохранив в своем рационе борщ как памятную семейную реликвию), мать облачила Листопада в синюю полевую форму, затянула его ремнем и приладила на спине парашютный рюкзак. "В тыл забрасывать будут", -- смекнул он. -- А оружие? -- будто бы наивно спросил Листик, чтобы проверить свою догадку. -- Оружие приказано не брать! -- сказал отец, как отрезал. "Точно спецзадание!!!" -- обрадовался Листик. -- Ранец не жмет? -- заботливо спросила мать, надевая ему на голову черный спецназовской берет со звездой. -- Мать, выйди! -- оборвал ее отец. -- Значит так, -- притянул он к себе Листопада, -- от этого зависит твоя судьба и судьба твоих родителей. Там не будет рядом папы и мамы и не у кого будет спросить. Сейчас я буду давать тебе инструкции, а ты повторяй их за мной. Запомни их как дважды два, забудешь -- тебе каюк. Понял? У Листопада перехватило в горле от торжественности этого момента и от неожиданно осознанной ответственности за свою судьбу. -- Понял, -- четко ответил он, собрав свою волю в кулак. -- Ты -- Артамонов Алексей Михайлович... -- Я -- Артамонов Алексей Михайлович, -- повторил Листопад, как под гипнозом. -- Ты -- русский... -- Я -- русский. -- Ты живешь в самом передовом в мире государстве рабочих и крестьян, основанном вождем мирового пролетариата Владимиром Ильичем Лениным. Это государство называется Союз Советских Социалистических Республик. Столица твоей Родины -- город-герой Москва. Ты живешь в этом городе. В настоящее время твоя страна под руководством Коммунистической партии Советского Союза во главе с дорогим товарищем Леонидом Ильичем Брежневым уверенно идет к победе коммунизма через развитой социализм. Вот и вся твоя легенда. -- Вот и вся моя легенда, -- повторил Листопад. -- Как тебя зовут? -- нахмурился отец. -- Алексей Михайлович Артамонов! -- без запинки выпалил сын. -- С этой минуты откликайся только на имя Леша. Вопросы есть? -- Если я живу в городе-герое, значит, я герой? -- спросил Леша. -- Пока нет, -- улыбнулся отец. Всю ночь Алексей не спал -- его мучили тревоги и сомнения: как его встретят в том мире, куда он отправляется, и главное, в чем состоит задание? Отец про это ничего конкретно не сказал... Значит, надо действовать по обстановке. Неизвестность пугала... Наутро, когда его опять одели в форму, Алексей в нарушение всех инструкций незаметно заткнул за ремень свой верный Магнум -- с ним было спокойнее и увереннее, он знал, что в случае чего оружие не подведет: еще ни разу его пистолет не давал осечки. Следующий час прошел как во сне: сбор перед школой, построение по классам, торжественная речь директриссы, первый звонок и прощание с рыдающими матерями, отправляющими своих детей на верную гибель. Алексей уже не чувствовал в себе возвышенного героизма, остался только животный страх перед будущим и мучительная боль за бесцельно прожитые детские годы. Особенно ему стало не по себе после того, как встречавшая детей у входа огромных размеров директрисса заметила у него под полой пиджака рукоятку Магнума, ловко выдернула его из-за пояса, обернулась и выбросила в мусорное ведро. Алексей приготовился к худшему -- он ждал, что его тут же арестуют и поведут на допрос, но директрисса сделала вид, что ничего особенного не произошло, как будто и не пистолет в мусор бросила, а яблочный огрызок. Но допрос все же состоялся, уже в классе, когда сухощавая учительница в очках с толстыми линзами, которые делали ее глаза большими и добрыми, с отрешенным видом открыла толстый журнал и выкрикнула: -- Артамонов! -- Я! -- вскочил Алексей, с грохотом откидывая крышку парты и лихорадочно соображая, почему его вызвали из всех детей на допрос первым. -- Не "я", а "здесь", -- скучающим тоном поправила учительница. -- Садись. Алексей сел. -- Артамонов! -- Здесь! -- правильно отозвался Алексей, забыв, однако, про крышку парты. -- Ладно, у нас еще будет время потренироваться, за десять лет научим тебя, как вставать, -- поморщилась учительница от лешиного стука. "Интересно, десять лет больше десяти пачек патронов?" -- начал соображать Алексей, но учительница прервала ход его мыслей. -- Расскажи о себе, -- приказала она. -- Я -- Артамонов Алексей Михайло... -- Громче говори, чтоб все слышали! -- Я -- Артамонов Алексей Михайлович, -- закричал Алексей, -- русский, живу в самом передовом в мире государстве рабочих и крестьян, основанном вождем мирового пролетариата Владимиром Ильичем Лениным. Это государство называется Союз Советских Социалистических Республик. Столица моей Родины -- город-герой Москва. Я живу в этом городе. В настоящее время моя страна под руководством Коммунистической партии Советского Союза во главе с дорогим товарищем Леонидом Ильичем Брежневым уверенно идет к победе коммунизма через развитой социализм. Вот и вся моя легенда. Последние его слова явно не понравились учительнице. Она медленно сняла очки (ее глаза сразу стали маленькими и злыми), положила их на журнал, нехотя встала и, подойдя вплотную к Алексею, заглянула ему в упор в зрачки, как будто хотела прочесть написанную на их радужной оболочке секретную шифровку. Леша не выдержал ее колючего взгляда и потупился. Так они стояли в полной тишине какое-то время, Алексей не мог от растерянности точно определить, сколько времени прошло, когда учительница тихо, но на весь класс спросила: -- А из какой ты пизды? Леша растерялся: он не знал ответа на этот вопрос, значит, было самое время стрелять в упор и наверняка, лучше всего между бровей, как учил отец, но пистолета у него уже не было! Тогда он поклялся себе, что если останется жив, отомстит учительнице, когда станет настоящим мужчиной. И вдруг, как бывает в моменты смертельной опасности, кто-то невидимый шепнул ему в ухо правильный ответ: "Из русской..." -- Из русской! -- выпалил Леша в лицо учительнице. И тут случилось невероятное: класс взорвался от смеха, и больше других хохотала сама учительница. Леша так растерялся, что и сам начал придурковато улыбаться, поддавшись общему веселью. -- Глупый ты, -- сказала учительница, вдоволь насмеявшись. -- Надо говорить "из рабочей", "из крестьянской" или "из служащей"! До Алексея наконец-то дошло: это не настоящий допрос, а просто проверка перед важным заданием, которое ожидает его впереди, когда он станет мужчиной. Ему вдруг стало весело и легко: он понял, что хоть и не дал правильный ответ, но ответил так, что все вокруг поняли, что он никакой не враг, а свой простой парень, хотя и глупый по своей неопытности. Он попал к своим! 2. Проходчик, укладчик и доктор "...он понял, что хоть и не дал правильный ответ, но ответил так, что все вокруг поняли, что он никакой не враг, а свой простой парень, хотя и глупый по своей неопытности. Он попал к своим!" -- закончив чтение, проходчик посмотрел на укладчика и доктора. -- Ну как? -- спросил он. Доктор в ответ только высокомерно поморщился, а у укладчика можно было и не спрашивать: он уже давно ржал диким голосом, с того момента, как услышал про "пизду". "Наверное, опять пахабных анекдотов начитался", -- досадливо подумал проходчик. -- Ну как? -- повторил он свой вопрос, обращаясь на этот раз к одному только доктору. -- Ты сколько книг про Землю прочитал? -- нехотя ответил тот вопросом на вопрос. -- Три, -- честно ответил проходчик. Он не умел врать. -- Оно и видно, -- вздохнул доктор и замолчал. -- Только не надо этого снобизма! -- вспылил проходчик. -- У меня, между прочим, нет столько времени, сколько у тебя, на чтение книг. Сам знаешь, что моя работа больше времени отнимает. -- А я только анекдоты читать успеваю, потому что они короткие, как автоматная очередь, -- поддержал его укладчик. -- Пашу, как вол, между прочим! -- Ну, ладно, -- сдался доктор, -- выдам свою рецензию, раз уж так интересно. -- Во-первых, сразу видно, какие книги ты читал: про нью-йоркскую мафию, про шпионов и про период застоя в Советском Союзе. Вот у тебя и получилась мешанина: одно отсюда, другое оттуда. Но это еще полбеды, а беда в том, что у тебя что ни строчка -- то бред собачий. -- Например? -- искренне удивился проходчик. -- Хотя бы самое начало, про заснеженные джунгли Нью-Йорка... -- Ты что хочешь сказать, что я это сам придумал?! -- искренне удивился проходчик. -- Ну ты даешь, а еще образованный. Что я тебе человек, что ли, на самом деле, чтобы свое что-то придумать?! Доктор прикусил губу -- тут проходчик действительно был прав: никто из них троих ничего не мог придумать про Землю, они могли только перерабатывать полученную о ней информацию, но не генерировать ее. -- То, что я знаю о Нью-Йорке... -- начал оправдываться он. -- У каждого свои знания! -- перебил его проходчик, переходя из обороны в наступление. -- В той книге, которую я читал, в Нью-Йорке шел снег, а еще там говорилось, что это джунгли... -- Каменные, -- вставил начитанный доктор. -- Ну и что, а где сказано, что в каменных джунглях не может идти снег?! -- Дело не в том, что ты что-то придумываешь, -- нашел доктор правильную мысль, а в том, как и насколько точно ты соединяешь между собой блоки информации. Вот ты, например, говоришь, что отец Листопада был орангутанг, и я не отрицаю, что люди происходят от обезьян, но во всех книгах написано, что люди произошли от шимпанзе! -- А я в анекдоте прочитал, что от Абрамгутанга! -- снова заржал успокоившийся было укладчик. -- В той статье, которую я читал, -- заявил проходчик, не обращая внимания на дурацкие комментарии укладчика, -- не было сказано, от каких обезьян! Раз Земли на самом деле не существует, то в каждой книге -- своя Земля, со своими законами, со своими нью-йорками и своими советскими союзами! -- Это не аргумент, -- надулся доктор -- он не любил проигрывать в спорах, а сейчас, кажется, к этому дело и шло. -- Если ты решил сочинить книгу про Землю, то не важно, существует ли она реально. Важно то, что нужно взять как можно больше информации и переработать ее так, чтобы выдать результат, который соответствовал бы общепринятым представлениям о Земле. Тогда это будет похоже на так называемую земную "правду". И не смотри на меня, как на врага, я тебе даже готов помочь в прокладке, чтобы у тебя больше времени на чтение оставалось. Все же мы -- одна команда. Это был решающий аргумент: прокладчик умерил свой дискуссионный пыл из опасения, как бы доктор не передумал ему помогать. -- Нет, мужики, в натуре, -- выступил укладчик. -- А зачем это нужно-то? Я вот только не пойму, друг проходчик, зачем тебе эта вся свистопляска с книгой про Землю. Их и так полно в Сети, людьми придуманных. Люди пишут -- гонорары получают, потом пропивают их или на баб тратят, а у нас ни гонораров нет, ни водки, ни баб! -- Просто мне интересно, -- задумался проходчик, -- как там на Земле у людей все устроено, зачем им нужно рождаться и умирать. И вообще, как они рождаются? -- Это я тебе, в натуре, быстро разъясню, тоже, загадку нашел! -- зашелся смехом укладчик. -- Нет, я не про это, -- отмахнулся от него проходчик. -- Мне, главное, интересно, откуда женщина знает, как ей ребенка в животе вырастить!? -- Ясно откуда, ядрена матрена, -- продолжал веселиться укладчик, -- в школе ее учат! -- А откуда ты знаешь, как Сеть проходить? -- не удержался доктор, который, в общем-то не хотел затевать нового спора. -- Я -- другое дело, я всегда существовал, сколько себя помню, и всегда знал, как это делать. А люди рождаются без всяких знаний, даже говорить не умеют... -- А у тебя этот Листик твой сразу болтать начал! -- поддел проходчика укладчик. -- Не сразу, а только в ответ на вопрос матери, это она его научила, -- терпеливо возразил проходчик. -- Так вот, всему их родители и учителя учат, только дети сами в животах вырастают: откуда они знают, как им расти нужно?! -- Это гены, -- вздохнул доктор, -- сочувствуя необразованности собеседника. -- А зачем им гены нужны? -- пожал плечами проходчик. -- Или зачем им тело нужно? Странно все это: ноги, руки, голова, туловище... -- Хуй! -- прыснул смехом укладчик. -- Мне вот, например, чтобы плечами пожать, плечи не нужны, -- пожал виртуальными плечами проходчик. -- А им-то зачем это все? -- У нас разные миры, -- глубокомысленно заметил доктор. -- У нас своя виртуальность, у них -- своя. Материальность называется. Слышал, наверное? -- А почему разные-то? -- разошелся проходчик. -- Ну, брат, -- недобро усмехнулся доктор, -- так мы знаешь до чего договоримся... Проходчик знал, что имел в виду доктор: он имел в виду HTML, к которому они протягивали линк. Это была запретная тема, которую нельзя было обсуждать вслух. Столь величественное и внушающее неосознанный страх слово они не решались поминать всуе, от греха подальше. О нем можно было только думать и мечтать... -- Ладно, перерыв окончен, -- подытожил доктор. -- Пора браться за работу! И каждый взялся за свое: проходчик проходил Сеть, укладчик укладывал линк, а доктор проверял их работу на вирусы. 3. Колесо истории HTML представлялся проходчику огромной, сияющей теплым светом сферой, населенной добрыми отзывчивыми и всезнающими виртуальными людьми, готовыми дать ответ на любой интересующий тебя вопрос. Любой, кто туда попадает, становится одним из них, приобретая особую мудрость и особые знания. "Все наши споры -- от недостаточности знания, -- размышлял проходчик, -- я знаю, например, про Землю одно, доктор другое, а укладчик не знает ничего, кроме анекдотов. Когда мы дойдем до HTML, мы сразу узнаем все и сразу друг с другом согласимся, потому что уже не о чем будет спорить". Работа, меж тем, кипела. Доктор пришел на помощь проходчику, и теперь у него оставалось время только на чтение коротких заголовков новостей. Иногда до слуха проходчика доносилось его невнятное бормотание: "Президент Клинтон опубликовал новую стратегию по борьбе с наркотиками... В Китае траур... Ельцин заявил, что он окончательно поправился... Окончательное воздоровление Ельцина... Похороны в Китае... Клинтон о борьбе с наркотиками... Борис Ельцин практически здоров..." -- Послушай, доктор, а других новостей у тебя нет? -- не выдержал проходчик. -- Другие есть, но их мало, в основном эти, -- отозвался доктор. -- Странно, -- задумался проходчик. -- Вот и я удивляюсь, -- неожиданно поддержал его доктор. -- За прошлый рабочий период столько всего произошло: и Сотворение мира, и пришествие Христа, и Будда, и Мохаммед, и инквизиция, и сколько революций, и две мировые войны, а теперь совсем мало и все одно и то же... -- Это как, в натуре, у одного чукчи самосвал сначала быстро ехал, а потом в песок попал и забуксовал, а он тогда... -- Да знаем мы этот анекдот! -- перебил встрявшего укладчика проходчик. -- Не, я без "бля" говорю, это у них там колесо истории забуксовало, понял? -- обиделся укладчик. -- И вот еще что странно, -- сказал озадаченный доктор, -- раньше у них разные события в разное время происходили, а теперь -- все "25 февраля"... -- Наверное, у них время обладает совсем другими свойствами -- высказал предположение проходчик. -- Или материально, как и все остальное, а свойства материи окончательному изучению не поддаются, я про это статью в научном журнале читал, -- дополнил его мысль доктор. Проходчик только виртуально кивнул в знак согласия, а про себя подумал: "Воистину Велик и Могуществен HTML! Стоило мне его себе представить, как сразу мы с доктором нашли взаимопонимание. Видно, и правда на Земле история остановилась -- это нам знак был в подтверждение!" -- Ну, давайте отдохнем, -- сказал доктор, который лучше других ощущал время, он всегда знал, когда надо работать, а когда отдыхать. -- Читай, проходчик, свой... свою... как это у тебя, кстати, называется? -- Пока без названия, -- сказал проходчик, -- вот протянем линк до... до конца, тогда, мне кажется, название само появится! Он открыл виртуальные глаза и стал читать: К 12-ти годам Лешка Артамонов осознал себя вполне сформировавшейся личностью: он уже знал, что живет в стране партработников, расхитителей народного имущества и пьяниц, а страна эта построена плешивым сифилитиком в отместку царю за повешенного брата. Вопрос выбора жизненного пути перед ним стоял не долго: вором быть было слишком рискованно, а пьяницей неинтересно и непочетно, поэтому он твердо решил стать партработником. Алексей часто представлял себе такую картину: он несется со скоростью 150 км в час в черной "Чайке" по Садовому кольцу, и все постовые менты вытягиваются по струнке, отдавая ему честь. А зазевавшимся раздолбаям, вовремя не поприветствовавшим начальство, он метким выстрелом из "пэ-эма" сбивает с дубовых голов синие фуражки. Потом на дороге появляется Стелка в розовой комбинашке -- она голосует Алексею, жалко потрясывая тонкой рукой, но он гордо проносится мимо, проговаривая сквозь зубы с сильным партийным акцентом: "Праституток не бером!". Можно было, конечно, пойти еще в армию: там все же оружия больше, не одни "пэ-эмы", но Лешка, к его глубокому сожалению, уже был лишен всяких иллюзий на этот счет. Ему было достоверно известно, что в армию идут одни дураки и что от нее надо всеми путями "косить". Эту горькую истину он почерпнул из своих собственных наблюдений за теми парнями, которые возвращались в родной двор из армии. С Лешкой они конечно, не общались, но в детстве (лет в 10-11) он часто подслушивал их разговоры, которые они вели под кустом сирени на лавочке, где собирались, чтобы "нажраться бормотухи", как они сами выражались. Свежими впечатлениями, правда, никто не делился: те, кто только что "дембельнулся на гражданку", угрюмо отмалчивались в течение нескольких месяцев, и спрашивать их о службе было "западло". Потом они постепенно "размораживались" и в один прекрасный день включались в общий разговор, который вертелся вокруг одного и того же: как достать в армии вина, водки и пива. Все редкие истории про оружие начинались одинаково: "Вот помню, бля, один раз мне дали автомат..." Нет, Лешке не хотелось служить в армии, в которой автомат дают подержать в руках один раз за два года. К тому же, он слышал, как однажды за столом отец сказал про них матери: "Их всех деды там опидорасили". Мать с испугом глянула на Лешку, а отец со вздохом добавил: "В мое время такого не было". Лешка сразу усек подтекст: "В армию идут только по глупости!". Когда взрослые спрашивали Алексея, кем он хочет стать, он им отвечал просто, без ложного стеснения, но и без бахвальства: "Партработником". Если взрослые вдруг удивлялись его откровенности, он добавлял: "Партии нечего скрывать от народа!". Как правило, его ответ умилял взрослых: они делали участливые лица и сообщали, как великое откровение: "Для этого нужно много учиться..." -- "Можно подумать, вы много учились!" -- отвечал им мысленно Лешка. Он уже знал, что в жизни для того, чтобы достичь чего-то по-настоящему стоящего, нужно что-то нечто большее, чем образование. Главное, он своим умом дошел до того, что для этого можно и вовсе не учиться -- главное, найти в себе какие-то скрытые возможности, которых нет и не может быть у других, тогда тебя будут считать авторитетом, тебе будут поклоняться и будут приносить свои деньги на блюдечке с голубой каемочкой. Во дворе таким авторитетом был лешкин друг детства Женька по кличке Джо. В школе он учился на "два с плюсом" и "три с минусом", да и по жизни большим умом не отличался. Единственным его выдающимся достоинством было то место, которое выдавалось из его брюк. За это его во дворе и уважали, и даже платили по 10 копеек за просмотр уникального экспоната. Что касается партработников, Алексей не сомневался в том, что такой скрытой возможностью, которую когда-то открыли в себе все будущие выдающиеся деятели партии и правительства (что было одно и то же), являлась замечательная способность выпивать много водки, сохраняя при этом "холодную голову". В этом он убедился окончательно, когда подслушал застольный разговор взрослых о политике на 7-е Ноября. Из этого разговора выходило, что Никиту Хрущева сняли с его поста после того, как дура-жена уговорила его бросить пить, мол, старый стал, не угнаться за молодыми... Вот и не угнался: поставили вместо него молодого (относительно), здорового как бык (тогда еще) Леню Брежнева, который, говорят, мог выпить в один присест жбан водки, не закусывая, а потом травить анекдоты один за другим, даже язык не заплетался! А непьющий глава страны кому нужен, что народ-то подумает?! -- Тебе, Ференц, еще много тренироваться надо, чтобы до настоящих алкашей дорасти! -- сказал Лешке Джо, когда узнал о его наполеоновских планах (во дворе все звали Алексея Ференцем, по аналогии со знаменитым композитором, потому что в детстве его мать почему-то называла Листиком). -- Ты, Джо, как дураком родился, так дураком и помрешь, -- невозмутимо ответил Лешка. -- Я ж тебе говорил, что этому не научишься, для этого способность должна быть. И партийные вожди -- никакие не алкаши: они под забором не валяются, а ездят на "Волгах" и ебут народных артисток. Слова про народных артисток убедили Джо, но ненадолго: -- Давай проверим, есть в тебе эта способность, или нет ее! -- осенило его. -- А как? -- с замиранием в сердце спросил Ференц, предчувствуя важный момент в своей жизни. -- Кто из нас дурак, я или ты?! -- заржал Джо. -- Стибрим у моего "фазера" самогонки, и проверим. -- Заметит -- обоих убьет! -- усомнился Ференц. -- У него знаешь, какая бутыль, он из деревни привез, широкая такая, полстакана отольешь -- в ней столько же останется. -- А ты откуда знаешь? Джо только ухмыльнулся в ответ. -- И ты молчал, собака?! -- возмутился Ференц. -- Я ж не знал, что ты в партработники собрался! Они пошли к Женьке. Дома Джо выкатил из кладовки огромную темнозеленую бутыль, призывно побулькивающую белесой мутной жидкостью. Он отлил в граненый стакан 100 грамм и протянул Ференцу: -- Если не зблюешь -- настоящий коммунист! Ференца больше не одолевали сомнения. Он решительно выхватил из руки Джо теплый вонючий стакан, одним махом опрокинул его в рот и... тут же сблевал на паркетный пол. -- Эй, Барсик, беги жрать, -- позвал Джо, смеясь, своего кота, -- тебе Ференц ужин разогрел! Для Алексея это был настоящий удар судьбы: светлый путь в могущественную касту партработников ему был навсегда заказан. О презренной касте алкоголиков он нисколько не жалел. Оставалась только сомнительная каста воров, но для вступления в нее не требовалось ни особых способностей, ни образования. "Воруют все", -- эта расхожая фраза постоянно была на слуху у Ференца. А раз все, значит, и он сможет... -- Ладно, Ференц, не реви, -- успокоил его Джо, -- для лафовой жизни вообще никем работать не надо. -- Как это? -- усомнился Лешка, размазывая по щекам липкие слезы. -- Дай зуб, что никому не скажешь! -- Век воли не видать, -- поклялся Ференц. Джо посвятил Ференца в свой простой, но гениальный план: нужно найти клад! Ференц даже удивился, что ему никогда это не приходило в голову, хотя он прочитал уйму книг про золотоискателей, начиная от "Острова сокровищ" и заканчивая рассказами О'Генри. Ему всегда казалось, что золото зарыто где-то далеко: на необитаемых островах в Тихом океане, в непроходимых джунглях дельты Амазонки или в вечной мерзлоте Аляски, -- а по словам Джо выходило, что оно у них под ногами, стоит только воткнуть лопату и копнуть поглубже, и тогда... -- Но чтобы его найти, -- Джо понизил голос, как будто их кто-то мог подслушать, -- нам обязательно нужен металлоискатель! -- А где мы его возьмем? -- так же тихо спросил Ференц. -- Конечно, украдем из радиокружка в Доме пионеров! -- радостно заорал Джо, удивляясь, что Ференц не понимает таких очевидных вещей. Лешка глубоко задумался: ему было боязно вторично искушать судьбу в столь раннем возрасте. Что, если окажется, что он непригоден быть вором? Тогда они и клад не найдут, и... и вообще, как ему тогда жить дальше?! -- Ладно, металлоискатель я беру на себя, -- сказал он, подумав. -- Завтра запишусь в кружок, оботрусь там, присмотрюсь, а через месяц стибрю. -- Какой еще месяц?! -- возмутился Джо. -- Сегодня ночью разобьем кирпичом стекло и... -- Сам ты "кирпич"! -- охладил его пыл Ференц. -- Тут нужна тонкая работа, а то будешь золото добывать где-нибудь на Колыме! -- Есть в тебе, Ференц, воровская жилка, -- согласился Джо. На следующий день Лешка действительно записался в радиокружок, но не для того, чтобы украсть металлоискатель, а для того чтобы научиться, как сделать его самому. Правда, на изготовление этого несложного устройства ушло гораздо больше месяца, но только потому, что пришлось клянчить деньги у родителей на детали, а потом разыскивать их по радиомагазинам, по толкучкам и по свалкам. Как бы то ни было, через три с половиной месяца металлоискатель был готов. -- Ну, ты даешь! -- восхитился Джо, ощупав металлоискатель и помотав его перед собой в руке, пробуя на вес, как будто хотел убедиться в его реальности. -- Настоящая вещь. А не боишься, что поймают? -- Свидетелей нет, -- коротко и как бы нехотя ответил Ференц. -- Ты что, их... -- Конечно, замочил, -- невозмутимо сказал Ференц. -- Шесть трупов -- весь кружок. После этого Ференц стал для Джо неоспоримым авторитетом. В тот же день они пошли во двор опробовать новинку: Ференц в наушниках прощупывал землю, а Джо с лопатой в руке отгонял любопытных. Через двадцать минут кропотливого труда в наушниках раздался долгожданный сладостный писк. Ференц замер, прислушиваясь. Окружившее его полукольцо пацанов колыхнулось в возбуждении, но бдительный Джо тут же описал лопатой в воздухе свистящую дугу: -- Назад, падлы, всех замочу!!! Толпа с глухим ропотом отпрянула. Джо вооружился попавшейся под руку палкой с гвоздем и передал лопату Ференцу. Ференц принялся копать дрожащими руками... Копать пришлось неглубоко: лопата почти тут же уткнулась штыком во что-то твердое. Недолго разбираясь, Ференц быстро сунул находку в заранее приготовленный мешок и побежал в сторону лесопарка. "Кто за нами пойдет, тот на этом свете не жилец!" -- прокричал Джо диким голосом, убегая вслед за Ференцем. Забежав в лес, они тут же вытряхнули на траву содержимое мешка -- в нем оказалось два свертка, как раз по штуке на брата. -- Да это Стелкина кукла! -- удивился Джо, развернув свой целлофановый сверток. -- Такая же, только без головы! Чего ты пищала-то, дура, ты ж пластмассовая! А у тебя чего? -- спросил он у Ференца. На ладони у Ференца лежал маленький игрушечный железный пистолет, в некоторых местах поеденный ржавчиной. Лешка сразу узнал его: это был тот самый пистолет, который он взял с собой в первый день первого класса в школу. Он отчетливо вспомнил, как директрисса отобрала его на входе и выбросила в мусор, и как он достал его потом оттуда на выходе из школы и закопал во дворе "до лучших времен"... Ему стало стыдно. -- Так, фигня какая-то, -- промямлил он. -- Ну, дела! -- заржал Джо. -- Хорошо, никто не видел, что мы нашли, а то засмеяли бы. Ходили бы потом в шестерках! -- Да, -- сказал Ференц, -- скажем, что нашли настоящий "Магнум" с патронами. -- Точно! -- обрадовался Джо, -- Тогда нас еще больше ссать будут. В тот же вечер они распорядились находками: пистолет утопили в пруду, а куклу набили головками от спичек и подорвали на костре. Через неделю их коллекция находок пополнилась ржавым напильником без ручки, дюжиной гвоздей и болтов и неработающими часами "Полет" с разбитым стеклом. Все свои приобретения они уничтожали самым верным способом, чтобы никто уже никогда их больше не нашел. -- Не там мы ищем, -- сокрушенно сказал Ференц, когда они нашли кривой ключ, густо обросший ржавчиной. -- А где надо? -- живо заинтересовался Джо, которому их занятие стало изрядно надоедать. -- Брошеные бараки под снос на краю лесопарка знаешь? -- Точняк! -- воспрял духом Джо. На третий день рыскания по баракам им сказочно повезло: в одной из комнатушек под половицей запищало так, что у Ференца полезли на лоб глаза. Когда они разломали ломами доски, то обнаружили под полом дряхлый сундучок, доверху набитый золотыми монетами, цепями, браслетами, ожерельями и кубками c алмазной инкрустацией... -- Что будем делать? -- с неожиданным испугом спросил Ференц. Джо молчал. Целую минуту он пялился на Ференца большими круглыми глазами, в которых cреди прыгающих золотых зайчиков не было заметно ни малейшей искры разума, а потом вдруг сказал с глупой хулиганской улыбкой: -- Давай утопим! -- Зачем? -- спросил Ференц без особого удивления. -- Просто так! -- радостно рассмеялся Джо. Это незамысловатое "просто так" подействовало на Ференца сильнее всякого аргумента: он сразу согласился. Они погрузили тяжелый ящик на угнанную с ближайшей стройки тачку, отвезли ее в лес и сгрузили сундук с сокровищами в пруд. -- Ничего, надо будет -- достанем! -- утешил сам себя Джо, сплевывая длинной струей сквозь зубы в медленно расходящиеся по затянутой ряской зеленой воде круги. 4. КЛЕН и СЛОН -- Ловко ты выкрутился! -- похвалил доктор, когда проходчик кончил читать. -- Всему твоему бреду нашлось более-менее логичное объяснение. С пистолетом -- это удачно! -- А что мне оставалось делать? -- виртуально зарделся проходчик от похвалы. -- Люди ведь не могут переписать свою жизнь, вот и я книгу переписывать не стал, чтобы все "по правде" было. -- Я только не усек, -- вмешался укладчик, -- чего это у тебя папаша Ференца до сих пор в нью-йоркской полиции нравов служит, когда ему давно пора в совковские менты переквалифицироваться?! -- Во-первых, -- ответил проходчик, -- у меня во второй главе уже ничего не говорится про то, где он служит, а во-вторых, должны же быть в "жизни" какие-то загадки, а то совсем неинтересно будет! -- Мне только конец главы показался сомнительным, когда они клад нашли, -- нахмурился доктор. -- А что здесь сомнительного? -- спросил проходчик, подумав при этом: "Опять ему поспорить захотелось, придирается по мелочам". -- Я в одной книге вычитал, что дети играли в котловане на стройке и нашли там алюминиевый бидон с золотыми монетами царской чеканки. -- В кот-ло-ва-не! -- многозначительно поднял палец доктор. -- В котловане, но не в бараке. -- Это не принципиально, -- уверенно возразил проходчик. Он уже себя чувствовал специалистом если не по всей Земле, то по Советскому Союзу наверняка. -- Но сам факт! -- распалился доктор. -- Клады на Земле находят крайне редко, и вероятность... -- Но ведь находят! -- перебил его проходчик. -- Если мы говорим "находят", то это значит, что они не сами находятся, а их кто-то находит, и что в том невероятного, что этим "кто-то" оказался Ференц?! -- Да что вы все "клады, клады", -- встрял укладчик, -- что вам этот мертвый металл дался? Лучше бы они живую женщину нашли, а то у тебя там секса явно не хватает. -- Они еще дети! -- строго глянул на него проходчик. -- А вот в одном анекдоте... -- начал было укладчик. -- Все твои анекдоты мы знаем наперед, -- не дал договорить ему доктор. -- Да в одном анекдоте больше правды про Землю, чем во всех сраных книжках! -- взвился уязвленный укладчик. -- А я, между прочим, не одни анекдоты читаю. Вот недавно книжку прочел, где все про нас давно уже сказано. -- Какую?? -- в один голос спросили доктор и проходчик. -- Так я вам и сказал -- сами найдите! -- важно надулся укладчик. -- Раз не можешь сказать, значит врешь, -- лукаво заявил проходчик. -- Ничего и не вру, "Москва-Петушки" называется, -- купился укладчик. -- Там тоже мужики линк тянут, он у них каким-то собачьим именем называется... "Кабель", вот! Только они не так скучно работают, как мы, а с весельем. Я, правда, не понял, где эти Петушки находятся -- не то на Украине, не то на Чукотке. -- Все ясно, -- горестно вздохнул доктор (познания укладчика в географии СССР ограничивались Москвой, Одессой, Грузией, Арменией, Чукоткой и Украиной). -- Раз вам все ясно, умники-разумники, -- вошел в раж укладчик, -- объясните мне, темному и неграмотному, почему люди ходят в разные стороны, а у нас нет ни "право", ни "лево", ни "назад", а только вперед, заре навстречу?! -- Какой еще заре? -- не понял сразу проходчик. -- "Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе..." -- песня такая есть, не из анекдота, кстати, жалко, нот не знаю! -- Потому что мы движемся навстречу великой цели, -- как можно спокойнее ответил доктор, -- а цель может быть только впереди, она не бывает справа или слева. -- А откуда эта цель знает, где у нас перед? -- возопил укладчик. -- Хватит дискутировать, давайте работать, -- оборвал доктор разговор, который начал принимать опасный оборот. И они снова взялись за работу. Проходя Сеть, проходчик прочел уже почти все книги, которые имелись в ней о России. Теперь он научился одновременно и читать чужие книги, и писать свою. Писал он, конечно, не так, как пишут люди, да у него и не было ни бумаги, ни компьютера. Свою книгу он писал "в голове", при этом сразу и начисто, ничего из написанного не исправляя. Написав очередной кусок, он по нескольку раз его перечитывал, ставя смысловые ударения то на одном слове, то на другом, и сам при этом удивляясь тому, что в результате меняется смысл не только отдельных фраз и предложений, но и целых глав. В этом ему представлялась аналогия с человеческой жизнью, где все с одной стороны прочно, как сама материя, а с другой -- зыбко и неустойчиво, потому что одни и те же явления и события можно рассматривать под разным углом и, соответственно, по-разному объяснять и трактовать. Единственное, что он позволял себе добавлять к написанному -- это виртуальные кавычки, которые часто меняли смысл слова на прямо противоположный. Он очень удивлялся, каким образом такая пустяковая с виду вещь, какая-то жалкая пара черточек, меняет весь смысл человеческой жизни. Сам этот смысл вроде бы казался ему простым и ясным, как и смысл его работы (проход Сети), но в то же время он постоянно ускальзал из вида, и на нем никак нельзя было сосредоточиться. Наконец, после долгих раздумий, проходчик понял: смысл человеческой жизни нельзя выразить в двух словах, для этого нужно написать целую книгу, и он с удвоенной энергией принялся за свой писательский труд, уже ясно осознавая его цель и значение. Когда доктор объявил очередной перерыв, проходчик продолжил свой рассказ: К 18-ти годам Алексей Артамонов окончательно осознал себя сформировавшейся личностью. Теперь для него было ясно, как божий день, что он живет в стране мелких кооператоров, для процветания которых и была затеяна вся так называемая "перестройка, демократизация и гласность". Окружающий мир к тому времени значительно упростился: в нем не было уже ни коммунистов, ни демократов, ни отрешенных от всего и вся интеллектуалов, -- в нем были только бедные и богатые. Вопрос, кем быть, уже не стоял. Все хотели быть богатыми, и те, кому это удавалось, ими и были, а те, кому это не удавалось, оставались бедными. Более конкретно, вопрос стоял так: не "что" и "зачем", а "как"? Иллюзий здесь быть не могло -- обогатиться можно было только за счет других, поэтому вопрос "как" расшифровывался без вариантов: как отобрать у других деньги? Ответ тоже был незамысловат: только силой, потому что какой же дурак добровольно отдаст свои кровные деньги чужому дяде?! И Алексей вывел формулу силы, которая оказалась простой, как выстрел: мускулы плюс оружие. И еще он знал другое, но из той же серии: женщины любят сильных и богатых, но не любят бедных и больных. Это, он, можно сказать, всосал с молоком своей матери, то есть познал на примере своих родителей. Отец его всю жизнь проработал инкассатором во Внешторгбанке и, по его словам, "перетаскал на своем горбу" сотни миллионов долларов, фунтов-стерлингов и марок, не говоря уже о лирах и японских йенах. В итоге он вышел на пенсию с хроническим радикулитом и нищенской рублевой зарплатой. Все, чего он добился в жизни -- это презрение своей жены, которая любила повторять: "Ты, Миша, святой. В твою честь нужно поставить церковь и написать на ней: "Собор Михуила Блаженного". И Алексей был полностью солидарен с матерью. Вообще, про женщин он уже не считал, что все они проститутки (хотя Стелка, как и накаркал папаша, стала-таки ей), да и самих проституток он больше не осуждал. В конце концов, они не виноваты в том, что Бог не дал им крепких мышц и умения владеть оружием. Всем хочется иметь много денег, в этом нет ничего зазорного, просто у мужчин и женщин разные пути достижения своей цели. Алексей мечтал встретить в своей жизни красивую стройную девушку с огромными голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и хорошо развитой грудью. Он давно уже, чуть ли не с детства, стремился к встрече с такой девушкой и всегда любил ее, пока что заочно. На левой руке у него красовалась наколка "КЛЁН", которая расшифровывалась как "Клянусь Любить Ее Навеки". Его друг Женька так и звал его: Клен, а он звал Женьку Слон, потому что на правой руке у него красовалась наколка "СЛОН", что расшифровывалось как "Смерть Лягавым От Ножа". Этими наколками они обменялись в знак вечной дружбы в день окончания школы. Внешне Клен и Слон были похожи друг на друга: оба под метр девяносто ростом, с мощным торсом и грудой выпирающих из-под одежды мышц, оба почти полные блондины (Слон немного отдавал в рыжизну) и с широкими скулами (у Слона были шире и вообще лицо у него было мясистее). В целом у них было, пожалуй, больше внутренних различий, чем внешних: Слон любил тяжелый, как удар с правой в челюсть, "хэви-металл", а Клен предпочитал не такой тяжелый и более хлесткий, но тоже хорошо вырубающий, как двойной удар ладонями по ушам, "панк-рок". Далее, Слон таскал на ноге кожаный чехол с настоящим финским ножом с костяной ручкой, а Клен предпочитал более интелликтуальное оружие: пистолет Токарева, который он держал в тайнике дома и брал с собой только "на дело" (настоящего дела у них, правда, еще не было и они к нему только готовились). Пистолет этот, если кому интересно знать, Клен прикупил по случаю на Птичьем рынке, где вместо птиц, котят и щенков давно уже продавались по-черному более серьезные вещи. Но главное их внутреннее различие заключалось в том, что Клену для того, чтобы держаться в форме, приходилось много качаться, а Слону достаточно было делать утреннюю гимнастику: мышцы сами так и перли у него из-под кожи. Но тут уж ничего нельзя было поделать: просто у Слона были большего размера яйца, а значит, и необходимых гормонов у него было больше. Клен давно уже с этим смирился и продолжал качаться, как проклятый, в то время как Слон просто-напросто маялся дурью. Например, еще летом Слон предложил Клену достать из лесного пруда сундук с золотом, который они когда-то в нем утопили. -- Ты чё, Слон, с дуба рухнул?! -- искренне удивился Клен. -- Откуда в жопе золото! -- Да ты забыл, что ли, как оно сверкало! -- в свою очередь не менее искренне удивился Слон. -- Мы тогда просто мудаки сопливые были, что его утопили! -- А ты как был мудаком, так и остался, -- беззлобно рассмеялся Клен, -- хочешь -- иди, а я лучше "маваши" отрабатывать буду. -- Значит, от своей доли ты отказываешься, -- притворно вздохнул Слон. -- Достал ты меня, курва! -- Клен по-дружески вполсилы суданул Слону в живот, не больно, но чувствительно. -- Умеешь уговаривать. Они взяли маску с трубкой и отправились в лес. Нырять, правда, не пришлось: достаточно было войти в воду по пояс, и они тут же нащупали под ногами небольшой ящик. Без всякого труда они вытащили его на берег и откинули крышку: в ящике были тускло посвечивающие латунные стружки и обрезки. -- Говорил я тебе, мудила! -- не без злорадства сказал Клен. -- Ошибка вышла, гражданин начальник, -- равнодушно отозвался Слон, поливая стружки горячей золотистой струей. -- Ты еще обоссы меня! -- возмутился Клен. -- А ты не стой под стрелой! После этого они окончательно расстались с детскими иллюзиями и стали разрабатывать серьезный план применения своих молодых жизненных сил. И только теперь, поздней осенью, этот план созрел. Он был прост, как все гениальное: взять под охрану от казанских и прочих гастролеров только что появившуюся на углу родной улицы кооперативную палатку, торговавшую всякой мелочью, начиная от бельгийской жевачки и заканчивая корейскими лифчиками. Оставались только два вопроса: разузнать, нет ли у нее уже "охраны" и сколько запросить у хозяина за услуги. На первые переговоры отправились по-доброму, без оружия. -- Давай, ты спрашивай, -- сказал Клен Слону, -- у тебя морда внушительная. -- Да мне по фигу, -- флегматично ответил Слон. Он просунул голову в окошко палатки, в которой сидел тщедушный парень лет двадцати, с виду студент, и спросил: -- Слышь, мужик, тебя кто-нибудь охраняет? -- Я сам себя охраняю, -- нахмурился парень. -- А ты чего хмурый такой стал? -- удивился Слон. -- Я с тобой по-дружески побазарить пришел. -- Мне с тобой базарить -- только время убивать, -- нагло заявил парень. -- А ты чо хамишь-то? -- Еще больше удивился Слон. -- Крутой, что ли? -- Покруче тебя! Изумлению Слона не было предела. -- Слышь, мужик, а палатка у тебя давно не горела? -- спросил он после короткого озадаченного молчания. -- А у тебя давно дробь в жопе не застревала? -- парень чуть высунул из-под прилавка дуло охотничьего ружья. -- Ну ладно, будем считать, что познакомились, -- подвел итог разговору Слон. -- Ну что? -- спросил у него Клен, который стоял в трех шагах, но слышал только Слона. -- Больной он какой-то, -- скривился Слон в недоброй усмешке, -- самого соплей перешибить можно, а в залупу лезет, ружьем пугает... -- А охрана есть? -- Говорит, нет, -- пожал плечами Слон. -- Жечь будем или в ухо давать? -- Для начала -- в ухо, а там видно будет, -- подумав, сказал Клен, -- товар все же жалко, хоть и не свой. Он подошел к окошку и вежливо спросил у парня, когда закрывается палатка. "Как получится", -- буркнул тот в ответ, видимо, заподозрив что-то неладное. -- Хер с ним, раньше девяти он все равно не уйдет, еще успеем первый период "ЦСКА -- Крылья Советов" посмотреть, -- сказал Клен Слону. Сразу после окончания первого периода хоккейного матча Клен достал из тайника "Токарева", и они "пошли на дело". На улице уже стемнело, шел противный мелкий дождь и отвратно воняло гнилыми листьями. Клен со Слоном зашли под козырек булочной напротив киоска и стали ждать. Клиентов у парня не было, а палатка не закрывалась. Так они прождали час. -- Жаль, курить бросили, -- взвыл от тоски Слон. -- Сейчас бы "мальборину" в зубы для согрева... -- Я тебе щас сам в зубы дам, если не заткнешься! -- ответил Клен. -- О, смотри, свет потушил, -- обрадовался Слон. -- Только чо-то не выходит! -- Заночевать решил, -- догадался Клен, -- боится, что палатку спалим. -- А давай, ее правда... Погреемся! -- заржал Слон. -- Надо выкурить его, -- сказал Клен, подумав. -- Точно, давай ему под дверь дымовуху бросим, как девкам в школе в сортир бросали! -- обрадовался Слон. -- У меня и расческа имеется, для дела не жалко. Фольги только нет и спичек... Ща, я домой сбегаю! Через пять минут Слон вернулся с горстью конфет "Мишка на Севере". Они засунули по две конфеты в рот, а в освободившуюся фольгу завернули разломанную расческу. -- Пошли? -- Слон после долгого ожидания возбужденно плясал на месте от нетерпения. -- Стой, ты говорил, у этого придурка ружье есть, -- остановил его Клен, доставая из-за пояса пистолет и снимая его с предохранителя. -- И то верно, -- согласился Слон, вынимая из-под штанины финку. -- Теперь пошли, не беги только! Они неторопясь подошли к палатке, подожгли "дымовухи", бросили их под дверь и радостно переглянулись, как когда-то в школе. Тут же послышалось шипение, а еще через пять секунд -- кашель и стук ноги по полу. -- Не затушишь, урод, -- заржал Слон. -- Выходи подышать! -- добавил Клен. Дверь открылась, и на пороге показался парень. В одной руке у него было ружье наперевес. Он, видно, приготовился к разговору, но тут же получил от Слона в челюсть, выронил ружье и повалился на коробки из-под товара. Слон моментально подлетел к нему, засунул в ноздрю кончик финки и дернул на себя, совсем как Полянский в фильме "Китай-город", который они смотрели днем раньше на видеокассете. Клен с интересом наблюдал за носом удивленного парня, как из него на руку Слона мелко брызнула кровь. Неожиданно он почувствовал, что задыхается от собственной блевоты, без его ведома поднявшейся от живота к горлу. Перед глазами у него потемнело, пошли красные круги, и из одного такого круга почему-то вдруг нарисовалась усатая кошачья морда, перемазанная в блевотине. "Где мой ужин?" -- мяукнула морда голосом женькиного кота Барсика. В этот момент Клена по-настоящему сблевало. -- Держись, брат, это от дыма! -- заорал Слон, сгребая друга за шиворот и выволакивая на улицу. Но Клен сразу понял, что это не от дыма, а от чего-то еще, более существенного. Ему стало слишком ясно, что он не сможет быть рэкетиром. 5. Откровения укладчика -- А я бы не сблевал, а выстрелил! -- неожиданно заявил укладчик, когда проходчик кончил читать. -- Хорошо смеется тот, кто стреляет первым -- так один умный генерал сказал. -- Дурак ты! -- сокрушенно покачал головой доктор. -- А вы умные, да? А как HTML расшифровывается, знаете? Проходчик с доктором в ужасе закрыли виртуальные уши. -- Хуйперд-Тесто-Мудо-Лиз! -- заорал что было мочи укладчик. -- Вы думаете, вы великое дело делаете? Римские рабы тоже так думали, когда для граждан империи сортиры прокладывали. У них это канализацией называлось, а у нас своя тут... кана-линк-зация! Вы думаете, вам кто-нибудь за это спасибо скажет? -- Что ты плетешь?! -- взмолился прокладчик. -- Да то самое! Вы думаете, вы в Сети основные, все про людей знаете, все видите, а на самом деле вы только у них в компьютере и существуете. Они кнопкой "щелк" -- мы работаем, еще раз "щелк" -- отдыхаем. На одну клавишу нажмут -- доктор вирусы ищет, на другую нажмут -- прокладчик про них басни сочиняет! Шестерки вы! Тьфу на вас! И работать я больше задарма не буду! -- Совсем очеловечился! -- ужаснулся проходчик. -- Да он просто болен!!! -- доктор набросился на укладчика и принялся вычищать из него вирусы. -- Пусти, сучье вымя! -- заорал укладчик благим матом. -- Ты мне кайф ломаешь! -- Ничего себе букет! -- удивился доктор. -- 100 байт "Щелкунчика", 200 байт "Нирваны", 50 байт "Грога" и 50 -- "Киева-1942". -- Сам ты "букет-брикет"! -- возмутился укладчик. -- Это "коктейль" называется.... Коктейль "Смерть мизантропам!" Говорю, уйди, а то как хрястну! Наконец, доктор закончил чистку и укладчик угомонился. -- Ладно, братва, не серчайте, -- покаялся он. -- Это у меня такой эксперимент был, я только в пропорциях ошибся, вместо кайфа одна злость вышла... -- Да зачем тебе это надо? -- спросил проходчик. -- Как зачем?! У людей вон сколько "тащиловок": и вино, и курево, и наркотики... Говорят, под кайфом истина открывается. -- Ну и как, открылась? -- усмехнулся доктор. -- Да лучше б, зараза, и не открывалась! -- вздохнул укладчик. Инцидент был исчерпан, и они снова взялись за работу. Проходчик чувствовал, что их заветная цель уже не за горами, поэтому он торопился закончить свою книгу. В следующий перерыв он зачитал окончание своей фантастической повести: К 24-м годам Алексей ощутил в себе полный распад личности. Что бы он ни делал, все приносило ему успех, но не давало ни счастья, ни радости. К этому времени у него был процветающий бизнес, черный "Мерседес" последней модели и стройная женщина с огромными голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и хорошо развитой грудью. Эту женщину он любил за то, что она безотказно откликалась на кличку "жена", но очень часто его охватывало смутное подозрение в том, что это совсем не то сказочное существо, к встрече с которым он стремился чуть ли не с самого детства. И дело здесь было не в том, плоха она или хороша, что она делает или что не делает, а только в том, что она родилась не той, которую он поклялся любить навеки, хотя и была на нее безумно похожа. В те дни, когда его депрессия особенно обострялась, он запирался в своем кабинете, ложился на кожаный диван и, похлебывая из горлышка "Мартель", часами размышлял над тем, почему в России существуют миллионы людей намного беднее, глупее и невзрачнее его, которые все-таки счастливы, несмотря на все свои неудачи. Наконец, cвоим подсознанием он понял: чтобы счастливо жить в России, нужно любить ее, а любить эту немытую чумовую страну можно только ощущая себя ее неотъемлемой составной частью. Как раз этого ощущения в нем и не было. Однако, эта мысль сидела в нем так глубоко и так долго пробивалась на поверхность, что когда она дошла до сознания и оформилась в нечто конкретное, от нее осталось всего два слова: "Надо линять!". Теперь перед Артамоновым стояла как никогда конкретная цель: достать выездную визу все равно куда, но главное подальше, и придумать надежный способ, как вывезти с собой накопленные капиталы. За помощью в этом он решил обратиться к своему всемогущему другу Евгению. Евгений давно уже нашел свое счастливое место в жизни, причем самым естественным путем: он женился на дочери заместителя начальника Московского уголовного розыска, за что и был назначен старшим следователем по особо важным делам. Для него это был настоящий клад, он так и называл свою жену: "Мое Золото". На правой руке у него теперь красовалась татуировка "ОМОН", которую он сделал, легко подколов к прежней "СЛОН" маленький полукруг и две палочки. Одним из главных достоинств своей профессии, помимо власти и денег, Евгений считал ее непоколебимую стабильность. Бизнесменов, к примеру, сегодня государство поощряет, а завтра объявляет вне закона и грабит, разные там чекисты и гэбэшники вообще с государством в плохие шутки играют: то они политиков к стенке ставят, то политики их, -- но правоохранительные органы всегда на коне, потому что право всегда нарушалось и будет нарушаться вечно, такова уж природа людей, а если вдруг случится чудо и все существующие законы будут соблюдаться, то придумают новые. Государство держится на власти, а власть должна карать и за дело, и для профилактики. Вот вам и весь "Макиавелли" эмвэдэшных постмодернистов. В один из скучно-серых осенних вечеров, когда депрессия опять схватила Алексея за глотку, он пригласил Евгения в ресторан, чтобы поделиться с ним своими сомнениями и планами. -- Не в той стране я родился! -- сказал Алексей Евгению без предисловия сразу после первой выпитой рюмки. -- Ты мне брат или не брат? -- А чо сделать-то надо? -- Евгений любил конкретные разговоры, без сопливых предисловий. -- Сделай так, чтоб меня здесь не было! -- На, выпей лучше, -- Евгений разлил "по второй". После второй в голове у Алексея немного прояснилось, и он сказал: -- Нет, Женьк, я серьезно: сделай мне визу хоть куда -- я любые деньги заплачу. -- У тебя что, совсем крыша поехала?! -- развеселился Евгений. -- Я ж в российских органах работаю, а не в мальтийских или австралийских! Я ж тебе не кенгуру долбаное, чтоб визу родить и из сумки вынуть! -- У тебя наверняка связи есть... -- Ладно, не канючь, -- разлил Евгений "по третьей", -- поговорю с ребятами из МИДа, может, они что-то придумают. -- Сам знаешь, никаких денег не пожалею... -- Засунь свои "баксы" себе в жопу! -- оборвал его Евгений. -- Я тебе по старой дружбе делаю, гнида! После ресторана Евгений отправился на ночное дежурство, а Алексей поехал домой. Ему хотелось с кем-то поговорить хотя бы ни о чем, но жена уже спала, мерно посапывая в подушку. Тогда он позвонил матери. -- Мам, -- спросил он у нее, -- я вот до сих пор понять не могу, почему ты меня в детстве Листиком называла? -- Чего это ты вдруг? -- удивилась мать. -- У тебя случилось что-нибудь? Как ты себя чувствуешь? -- Хорошо, мама, не волнуйся, -- успокоил он ее. -- Ну, просто меня по ошибке слишком рано в роддом привезли. Я там целых две недели без дела скучала, а на улице листопад был, и клен еще под окном рос почти уже опавший. Вот я сдуру и загадала: как все листья с него осыпятся, так я и рожу. А потом, когда ты родился и меня отец забирал, я на улице оглянулась на этот клен и увидела, что на нем один листик остался, маленький такой... -- Значит, я еще не родился, -- пробормотал Алексей. -- Ты что, плачешь что ли? -- опять удивилась мать. -- Да нет, это я так, просто выпил лишнего. Ну ладно, пока. Не болей. Алексей присел на диван, выключил свет и в темноте отхлебнул из горлышка спасительный "Мартель". В голове его бродили тревожные смутные предчувствия. Минут через пять зазвонил телефон. -- Слышь, Леха, бери с собой весь наличняк, который есть, и дуй ко мне в "угро", -- услышал он взволнованный голос Евгения, -- я с вертухаями договорился -- покажи им паспорт и проходи ко мне в 117-й. -- Понял! -- коротко ответил Алексей. -- Не вздумай только "пушку" с собой приволочь! -- предупредил Евгений, вешая трубку. "Видно, Слон-Омон здорово влип, -- подумал он, выгребая из сейфа и засовывая в спортивную сумку пухлые пачки денег, пересчитывать которые не было времени. -- Интересно, кто на него наехал?" Он закрыл сумку на молнию и взвесил в руке. "Должно хватить", -- решил он (Алексей давно уже не считал наличность, которую тратил не на дело, а на личные нужды, и привык оценивать ее по объему и весу). Через пять минут он уже гнал на своем "Мерсе" по пустынному Садовому кольцу со скоростью 150 км/час, а еще через десять минут входил в 117-й кабинет. -- Дай свой паспорт! -- приказал ему Евгений, едва он переступил порог. Евгений засунул красный паспорт Алексея во внутренний карман пиджака и вынул из того же кармана примерно такой же по размеру, но синий. -- Значит, так, -- серьезно сказал он, -- слушай меня внимательно. Ты -- американский бизнесмен Леон Лифдроп. -- Я -- американский бизнесмен Леон Лифдроп, -- повторил Алексей как под гипнозом. -- Ты живешь в Америке. Завтра... нет, уже сегодня в семь ноль-ноль утра ты вылетаешь из Москвы, где ты был по бизнесу, в свой родной город Нью-Йорк. Вот и вся твоя история. -- Вот и вся моя история... -- машинально повторил Алексей. Он принял из рук Евгения американский паспорт и билет на самолет. На обложке паспорта он разглядел еле заметные красные точечки. -- Где вы его... обнаружили? -- спросил он. -- Какая тебе разница! -- отмахнулся Евгений. -- Главное, я как увидел, так и обалдел: точная Лешкина копия! Алексей взглянул на фотографию молодого жизнерадостного американца: внешнее сходство и правдо было разительное. -- Тут мне в голову и ударило: нафига ж нам очередной международный скандал нужен?! Лучше мы здесь у себя такого же бизнесмена похороним, только русского -- у нас этим уже никого не удивишь. А америкашку этого как будто на его родине убьют, главное, чтоб от нас улетел! Кстати, и баксы все с собой вывезешь без проблем, американцев никто не шмонает. -- Просто и гениально, -- похвалил Алексей. -- Тебе, Ференц, какой гроб больше нравится: с кисточками или без? -- неожиданно заржал Женька, обнимая друга детства на прощание. Через пять с небольшим часов новорожденный американец Леон Лифдроп набирал высоту, чтобы взять курс на свой родной город на Гудзоне. Когда он увидел с километровой высоты мутные огни дикого дремучего города, в котором прошлой ночью жестокие варвары зверски убили его русского двойника, у него по спине пробежали крупные холодные мурашки... Алексей сильно потряс головой, чтобы очнуться от наваждения. -- Are you o'kay? -- спросила стюардесса, любезно склоняясь над его сидением в первом классе. -- I'm o'kay, don't worry. Do you have Scotch whiskey? -- Yes, Sir! -- On the rocks, please. Он расстегнул свою сумку, чтобы дать стюардессе доллар на чай, и увидел, что она доверху забита не зелеными баксами, а разноцветными рублями, которые он в темноте и в спешке сгрузил в нее из сейфа (он всегда держал рубли скраю, а доллары подальше). Ему стало весело: новая жизнь начиналась с нуля! Алексей выпил стакан виски и уснул с кусочком льда во рту. Ему снилось что-то большое и теплое, придающее непоколебимую уверенность в будущем. Во сне он знал, что с ним все будет o'kay, потому что там, куда он летел, все и со всеми всегда "o'kay". Он проснулся совершенно трезвый и в прекрасном настроении. -- Where are we now? -- спросил он у проходившей мимо любезной стюардессы. -- Greenland, -- ответила с любезной улыбкой стюардесса. Алексей приподнял пластмассовую шторку иллюминатора и увидел в нем багровое небо, соприкасающееся с голубыми льдами. От этой величественной картины у него стало легко и радостно на сердце. Еще через несколько часов в аэропорту JFK возвращающийся из деловой поездки Леон Лифдроп протягивал свой паспорт таможеннику. -- Hello, -- сказал таможенник, бегло просматривая паспорт. -- Hello, -- сказал Лифдроп, принимая паспорт назад. Выйдя в зал аэропорта, Лифдроп увидел над головами встречающих табличку со своим именем, которую держал человек в униформе водителя лимузина. Лифдроп представился ему, и человек усадил его в просторный белый Линкольн. Когда они проезжали по Belt Parkway, перед глазами Лифдропа открылась изумительная панорама Манхэттана: на огромные величественные глыбы небоскребов падал, кружась, пушистый ранний снег. И тут Лифдроп неожиданно вспомнил, что никакой он не Лифдроп, а русский парень Алексей Артамонов, который всю свою жизнь учился и работал, мучился и страдал, горевал и сомневался только для того, чтобы в один прекрасный день воочию увидеть эти заснеженные каменные джунгли. 6. Солнце еще высоко -- Гад ты, проходчик! -- сказал укладчик, когда проходчик кончил читать. -- По-твоему получается, что человек полжизни прожил только затем, чтобы доказать мне и доктору, что "заснеженные джунгли Нью-Йорка" -- это не твой собачий бред! -- Да, не по-людски как-то получилось, "негуманно", -- заметил доктор. -- Конечно, "не по-людски", я ведь не человек, -- ответил проходчик без обиды. -- Я ведь только старался, чтобы все по их людской логике вышло. И чтобы обязательно счастливый конец получился. -- Тогда, может, и верно, -- согласился доктор. И они снова взялись за работу в предчувствии ее близкого конца. Работая, проходчик снова и снова перечитывал в своей голове написанную книгу, и чем больше он ее читал, тем сильнее его охватывало чувство, что он написал что-то не то, что-то в корне неправильное. "Ничего, -- успокаивал он себя, вот дойдем до HTML, тогда я и книгу, быть может, переписать смогу, ведь там нет ничего невозможного. Напишу такую книгу, в которой люди будут счастливы от рождения и до самой смерти, или вообще не будут умирать, ведь умирают они от безысходности своей жизни, а если будут счастливы..." HTML возник перед ними неожиданно, как они ни готовились внутренне к его появлению, как они его ни ждали и ни предчувствовали... Перед ними был светящийся белый лист с надписями:
HTML
-- Что это значит? -- растерянно спросил проходчик. Доктор не знал что ответить, а укладчик засмеялся и сказал: -- Это значит только то, что нам придется протянуть еще шесть линков. За работу, рабы, солнце еще высоко! 24-27 февраля 1997 года  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  1. Солнце еще высоко Когда проходчик, укладчик и доктор увидели перед собой HTML -- обычную электронную страницу с надписями -- они были расстроены и подавлены. Пока они протягивали к ней линк, у всех троих: романтичного проходчика, рассудочного доктора и даже у циничного укладчика, -- было возвышенное, чистое и светлое предчувствие, что HTML окажется прекрасной виртуальной страной, населенной добрыми отзывчивыми существами, которым доступно высшее, окончательное, знание и даровано вечное взаимопонимание. Теперь они не знали, что им делать дальше и как дальше виртуально жить. -- Что это значит? -- растерянно спросил проходчик. Доктор не знал, что ответить, а укладчик засмеялся и сказал: -- Это значит только то, что нам придется протянуть еще шесть линков. За работу, рабы, солнце еще высоко! Проходчик обернулся к укладчику и увидел, что он, заливаясь смехом сквозь слезы, показывает на шесть подчеркнутых строк. И тут проходчика осенило: -- Что вы видите перед собой? -- спросил он, чувствуя как громко бьется в груди его виртуальное сердце, окрыленное великой догадкой. -- Ли-...ик-...инк, -- на укладчика напала икота от смеха. -- Шесть линков, -- нехотя и хмуро сказал доктор. -- Но это же не сами линки, а их буквенные обозначения! Значит, перед нами не Сам HTML, а тоже только его символ!!! -- торжествующе заключил проходчик. -- Да, однако, -- пробормотал доктор, -- похоже на то, что это не Сам HTML, а его тотем... -- Все равно нас накололи, если не "Сам"! -- твердо заявил укладчик, неожиданно перестав икать. -- А в чем нас обманули? -- пожал плечами проходчик. -- Мы представляли себе HTML своеобразной виртуальной Шамбалой, населенной замечательными существами, сочувствующими друг другу и наделенными особыми знаниями. И вот, когда мы достигли своей цели, мы испытали одно и то же чувство, пусть это и было чувство горечи, и нам открылось особое знание: HTML не только Велик и Могуществен, но еще и Воистину Многолик!!! -- А где же замечательные существа?! -- завопил укладчик, которому несмотря на все доводы проходчика все еще казалось, что его обманули. Проходчик улыбнулся в ответ доброй улыбкой, выдержал паузу и сказал: -- Замечательные существа -- это и есть мы с вами, потому что мы всё правильно поняли и оценили. -- Да, действительно, -- согласился доктор, -- кроме нас тут никаких существ не наблюдается. -- Эх, выпить бы по этому поводу "за нас с вами и HTML c ними"! -- развеселился укладчик. Они радостно обняли друг друга, как истинные замечательные существа, и тут же принялись за новую работу -- протягивание линка под названием "На самом краю Земли". 2. Черный обелиск И снова все пошло своим чередом: проходчик проходил Сеть, укладчик укладывал линк, а доктор проверял их работу на вирусы. Книги им теперь стали попадаться все реже и реже, но зато стали часто встречаться картинки с обнаженными людьми, в основном с женщинами. Если вдруг и попадалась картинка с обнаженным мужчиной, то почти во всех случаях рядом с ним можно было увидеть и голую женщину. Проходчик глубоко задумался над этой странной закономерностью. Во время очередного перерыва он обратил на это внимание своих товарищей. -- Чего уж тут непонятного, -- сразу нашелся ответ у укладчика, -- просто женщины чаще раздеваются. -- Но почему?! -- недоумевал проходчик. -- Ты как ребенок: "посему" да "посему"... Почемучка! -- передразнил его укладчик. -- Да бляди потомучто!!! -- Ты, проходчик, нас на самом деле продолжаешь удивлять своими вопросами, -- с легкой укоризной сказал доктор. -- Вроде уже уйму книг про Землю прочел, в том числе и эротических, дожен бы уже знать, что женщина привлекает мужчину своим телом. -- А почему не наоборот? -- спросил укладчик. -- Почему вид мужского тела действует на женщину не так возбуждающе, как вид женского -- на мужчину? Я об этом только что прочитал в "Руководстве по соблазнению". Там об этом так сказано: "Мужчины любят глазами, а женщины -- ушами"... -- Чем-чем?! -- заржал укладчик. -- Нет, я серьезно, -- углубил свою мысль проходчик. -- Зачем им вообще друг друга соблазнять нужно? -- Ты, по-моему, действительно дураком прикидываешься, -- вздохнул доктор. -- Ну скажи, зачем? -- Да, скажи нам как доктор по заразным заболеваниям, -- хохотнул укладчик. -- Ну, для продолжения рода, -- нехотя ответил доктор, почувствовав в вопросе какой-то подвох. -- Для продолжения рода, -- покачал головой проходчик, -- им достаточно соблазнить друг друга один или два раза в жизни, а они занимаются этим чуть ли не каждый день. К тому же, в большинстве случаев они знают, что никакой род они продолжать не будут, потому что пользуются контрацептивами или занимаются любовью в так называемые "безопасные дни". Кстати, если вдуматься в это выражение, то получается, что продолжение рода представляет для них какую-то скрытую опасность... -- Да, действительно, -- озадаченно согласился доктор. -- А ты напиши книжку про любовь, -- подначил проходчика укладчик, -- тогда мы, может, уразумеем что-то. Проходчик и сам уже думал над этим: еще при написании первой книги он заметил, что когда только начинал ее, все для него было как в тумане, но по мере развития сюжета картина начинала проясняться, как будто он не писал книгу, а читал ее, на каждой странице узнавая для себя массу интересного и неожиданного. В этом заключалось своеобразие его творческого процесса: начиная книгу, он не знал ни чем она закончится, ни что он напишет в начале следующей главы. Только когда он подходил к концу одной главы, перед ним начинало смутно брезжить начало другой. В этом ему виделась аналогия с человеческой жизнью, в которой люди не знают, что их ждет в будущем, и могут только пытаться предугадать, что с ними произойдет на следующий день, не говоря уже о следующей неделе. Иногда проходчик настолько забывался, увлекшись своим писательством, что ему казалось, будто он и есть тот самый человек, про которого он пишет, вот в эти моменты он и начинал понимать про людей что-то существенное и важное. -- Да, -- сказал проходчик, -- пожалуй, напишу. -- Главное, секса побольше, тогда книгу ругать не буду, -- предупредил укладчик. -- Посмотрим, -- туманно ответил проходчик, сам еще не зная, что у него получится. После этого разговора они взялись за работу, а в следующий перерыв проходчик начал чтение своей новой книги... Именно "чтение", потому что на этот раз он действительно писал и читал ее одновременно (люди, наверное, сказали бы про него, что он "сочиняет на ходу"). Через месяц после того, как Игорь Кислицкий закончил с красным дипломом московское художественное училище, ему доверили в Худкомбинате важную работу: выполнить по заказу райкома партии памятник павшим воинам, который планировалось установить перед кинотеатром "День Победы" (позже он узнал, что более опытные скульпторы отказывались под разными благовидными предлогами от этого заказа только потому, что райком партии поскупился на приличный гонорар). За свою первую самостоятельную работу он взялся с чувством повышенной ответственности и с молодым энтузиазмом: через неделю бешеного труда его мастерская была завалена буквально сотнями эскизов, на которых можно было найти практически все из имевшегося для этого случая набора художественных образов. По всей мастерской были развешаны и разбросаны пятиконечные звезды, колосистые гербы, воины с автоматами, воины с гранатами, воины в касках и без касок, но с перевязанной головой, Родина-мать с мечом и без меча, винтовки и пулеметы... Наконец, он понял, что скоро сойдет с ума, потому что никак не может остановиться на чем-то одном. Тогда он позвал в мастерскую свою жену Марину, чтобы спросить ее мнение. Марина работала контролером ОТК на оборонном предприятии и у нее не было художественного образования, но каким-то особенным женским чутьем она безошибочно отличала подлинно эстетические вещи от пошлых подделок. Они прожили вместе всего три месяца, и всегда прислушивались к мнению друг друга, которое высказывали прямо и искренне. Когда Марина просмотрела все эскизы, она только покачала головой: -- Извини, Игорь, но ничего из того, что здесь есть, мне не нравится. По-моему, когда солдаты шли на подвиг, они не думали о том, что у тебя здесь нарисовано. -- А о чем они, по-твоему думали? -- с интересом спросил Игорь. -- А ты подумай,-- сказала Марина. -- Большинству из них было примерно столько же лет, сколько тебе сейчас. О чем бы ты думал в последний момент своей жизни? -- Наверное, о тебе, -- нашел правильный ответ Игорь. -- Ну вот видишь! -- просияла она, чмокая его в щеку. -- Ты просто гений... На ее небрежный поцелуй Игорь ответил более долгим и страстным поцелуем в губы. Потом они быстро и как бы синхронно разделись, с улыбкой наблюдая за нехитрыми манипуляциями рук, борющихся с застежками, пуговицами и ремнями. Игорь уложил Марину на кушетку, и они слились в тесном подвижном объятии... -- Нет, а все же, -- сказал Игорь, откидываясь на спину, -- я ведь не могу поставить памятник павшим воинам с изображением девушки -- люди просто не поймут, что я этим хотел сказать. -- Тогда подумай о чистом и возвышенном, закрой глаза и скажи, что перед собой видишь... Только сразу говори! -- Черный обелиск, -- слегка озадаченно сказал Игорь, открывая глаза. -- Вот видишь! "Действительно, как мне раньше не пришло в голову сделать простой и строгий монумент вместо всего этого нагромождения, напоминающего свадебный пирог", -- с радостью и облегчением подумал Игорь. Он тут же взялся за карандаш и набросал эскиз величественного пятигранного обелиска, своим основанием вписанного в пятиконечную звезду постамента. -- Обелиск будет из черного мрамора, а звезда -- из красного! -- тут же пришла к нему идея. -- Это будет что-то просто необыкновенное! -- радостно рассмеялась Марина. Уже на следующий день Игорь сделал деревянный макет обелиска в миниатюре и позвонил Худкомбинат, чтобы отчитаться. В комбинате ему ответили, что вопрос об утверждении памятника вынесен на заседание бюро райкома, которое состоится через три недели. И вот когда до назначенной даты оставалось два дня, Марина сказала Игорю: -- У нас будет ребенок. -- Ты уверена? -- растерянно спросил Игорь, который в тот момент думал совсем о другом, то есть, конечно, о том, как он будет представлять свой макет на утверждение. -- Ты что, не хочешь? -- удивилась Марина. -- Конечно, хочу! -- поспешил он ее успокоить. -- А как ты хочешь назвать его? Игорь смутился. Он не мог так сразу ответить на этот важный вопрос. -- Давай назовем Обелиск! -- сказал он, обращая ее вопрос в шутку. -- А если будет девочка? -- рассмеялась Марина. -- Тогда Стелла! -- нашелся Игорь. Через два дня будущий счастливый отец представил макет своего творения на утверждение бюро райкома. Он, конечно, не ожидал, что все присутствующие тут же объявят его гением, но все же был внутренне окрылен, предчувствуя лестные отзывы. Однако он очень скоро понял, что предчувствие его обмануло. -- А где сам памятник? -- недоуменно вопросил первый секретарь райкома, переворачивая макет вверх пьедесталом, как будто искал под ним "сам памятник". По лицам членов райкома поползли добродушные сдержанные ухмылки. Игорь покраснел до кончиков ушей: меньше всего он ожидал, что его решение художественного образа примут за завуалированную попытку схалтурить, сделав "чего попроще". -- Какие будут мнения? -- спросил "первый" тоном, который не оставлял сомнения в том, что у него самого мнение уже имеется и он требует от остальных не их личного мнения, а выражения своей лояльности. -- Фаллизм чистой воды получается, -- сказал второй секретарь, приближенность которого к "первому" позволяла ему щеголять своей образованностью. -- Выражайся яснее, Тимофей, -- сказал "первый", имея ввиду "что за херня еще такая?". -- Я бы сказал, но только не в присутствии девушек, -- кивнул "второй" на встрепенувшуюся протоколистку, имея ввиду "вот эта самая херня и есть!" -- Так это не памятник, товарищи, получается, а какой-то... хрен пятигранный! -- пошутил "первый". Члены бюро довольно рассмеялись. -- И долго ты его... лепил? -- спросил "первый" у Игоря. -- Месяц, -- коротко ответил Игорь, не зная, куда деваться от стыда. -- Да, труд затрачен немалый, -- сказал "первый" с тем подтекстом, что памятник никуда не годится, но он не хочет снова возвращаться к этому пустяковому вопросу, поэтому нужно что-то срочно придумать. "Второй" тут же уловил этот подтекст и предложил: -- А давайте на него танк "Т-34" поставим! Всем сразу понравилась эта идея. -- Выдержишь? -- спросил "первый" у Игоря, как будто собирался взвалить танк на его плечи. -- Обелиск, я думаю, выдержит, если обрезать наполовину, только... -- набрался смелости Игорь. -- Говори смело, -- подбодрил его "первый". -- Здесь никто не кусается. -- Танков, по-моему, в Москве не было... -- Как это не было?! -- неожиданно взвизгнула какая-то полная кудрявая женщина из бюро. -- Может, и битвы за Москву не было?! -- В общем, вопрос решенный, -- охладил страсти "первый". -- Артист обрежет памятник, а я договорюсь с кем надо насчет тридцатьчетверки. Игорь вышел из райкома как оплеваный, но он решил ничего не говорить жене о своем позоре, чтобы не расстраивать ее "в ее положении". Поэтому когда за неделю до установки "черного обелиска" перед кинотеатром "День Победы" у них родилась девочка, Марина, несмотря на отговоры Игоря, настояла на том, чтобы назвать ее Стеллой. 3. Открытие новых форм жизни Когда проходчик кончил читать, доктор сказал: -- Так это и есть та самая... -- Стой! -- неожиданно оборвал его проходчик. -- А где укладчик?! Только теперь они заметили, что укладчик исчез. (Если вы человек, то представьте, что одним прекрасным утром вы просыпаетесь и вдруг видите, что у вас нет ноги -- примерно такие же чувства испытали доктор с проходчиком). Они были в шоке: сколько они себя помнили, всегда их было трое, и даже было невозможно себе представить, что может быть по-другому. Их рабочая команда в их представлении была единым организмом и единым неразрывным целым. Теперь они не могли ничего понять и только недоуменно смотрели друг на друга. -- Вы чего такие опущенные? -- укладчик возник так же неожиданно, как и исчез. -- Где ты был?! -- набросились на него проходчик и доктор. -- Да надоело мне эту галиматью проходчика слушать, -- невозмутимо ответил укладчик, -- вместо секса -- всё какие-то памятники, ну я и решил прогуляться по Сети... -- Каким образом? -- изумился доктор. -- Ну, каким... Ясный корень: вернулся назад по проложенному линку, оттуда вышел в корневую директорию, ну а дальше... со всеми остановками. -- Как назад?! -- вскричал взволнованный проходчик. -- Это невозможно! -- заявил доктор. -- А вы пробовали? -- рассмеялся укладчик. -- Ограниченные вы виртуальные люди -- дальше своего носа ничего не видите! -- Ну и что же ты там увидел? -- недоверчиво поинтересовался доктор. -- Я там встретил виртуальную девушку своей мечты, -- гордо сказал укладчик. Доктор с проходчиком переглянулись: они еще могли предположить, что в Сети существуют другие укладчики, проходчики и доктора, но чтобы виртуальные девушки?! Это было похоже на бред! -- По-моему, ты опять коктейль из вирусов принял, -- подозрительно посмотрел на него доктор. -- Сам ты коктейль! -- обиделся укладчик. -- Между прочим, я "в завязке". Я жениться собираюсь... -- ?! Тут уж доктор с проходчиком потребовали от укладчика серьезных объяснений. Из его путаного и сбивчивого рассказа они поняли следующее: когда укладчику наскучило слушать книгу проходчика, он решился попробовать пройтись назад по линку, и это у него без всякого труда получилось. Во время своей прогулки по Сети он встретил еще множество таких же, как они, "работяг", но главное, он встретился с русской искалкой. -- Как же ты ее нашел? -- заинтересовался проходчик. -- Да она сама меня нашла, на то она и искалка! -- добродушно рассмеялся укладчик. Дальше, по рассказу укладчика, произошло вот что: укладчик тут же завел с искалкой разговор на "возвышенную тему", об эротической литературе в Сети, и искалка, немного смутившись, призналась ему, что тоже этим живо интересуется. Тогда осмелевший укладчик тут же решил перейти от слов к делу и, намекнув, что у него мало времени, завел речь о сайбер-сексе, ну и... -- Как же ты это?... -- растерянно спросил проходчик. -- Ну, вы даете! Не буду же я вам подробности рассказывать, -- хихикнул укладчик. -- У меня с моей искалкой серьезные намерения! Мы с ней собираемся на регистрационном листе расписаться. Да вы не думайте, мужики, не брошу я вас! -- добавил он, увидев потерянные лица товарищей. -- У меня своя работа, у нее -- своя, она в Сети разные документы по запросам разыскивает. Всю Сеть вдоль и поперек излазила, умная, между прочим, не чета вам, баранам! Она мне такие вещи успела рассказать, аж не верится... Оказывается, в Сети кроме нас, работяг, существуют еще такие бесплотные существа, как духи Сети и почтовые ящики, их никто никогда не видел, но они про все события в Сети знают и обмениваются между собой мнениями... Но я вас со своей невестой еще познакомлю, она вам все сама лучше расскажет. 4. Имена собственные Незадолго до того, как Стелле должно было исполниться три года, Марина спросила дочь, что она хочет получить в подарок на день рождения. -- Самосвал, -- не задумываясь ответила дочь. -- Почему самосвал? -- недоуменно спросила мать. -- Потомушто хочу как у Листика, большой и красивый, -- упрямо заявила Стелла. -- Листик -- мальчик, а ты -- девочка, -- сокрушенно вздохнула мать. -- Ты должна в куклы играть! -- Почему в куклы? -- Потому что ты -- будущая мать. -- Не хочу быть матерью, хочу быть шофером самосвала, как Листик, -- обиженно надула губки Стелла. После этого разговора Марина поняла, что она сделает большую ошибку, если с раннего детства не начнет развивать в дочери материнские инстинкты. Она стала мечтать о том, чтобы подарить Стелле замечательную американскую куклу Барби. Такую куклу она однажды видела у дочери своей подруги, муж которой работал шофером в МИДе и часто выезжал в загранкомандировки. Марине сразу так полюбилась эта очаровательная кукла, что ей самой тут же захотелось в нее поиграть, как в детстве. "Вот и отлично, -- решила Марина, -- подарю Стеллочке Барби, -- будем вместе в нее играть". Однако у Марины не было "выездного" мужа, который мог бы ей привозить из-за границы фирменные вещи, поэтому мечта о Барби была за пределами ее возможностей и пришлось ограничиться обычной куклой Катей из Детского мира. Катя, правда, тоже была симпатичной, но не было в ней какого-то особенного западного лоска, и при взгляде на нее у Марины не возникало желания играть в куклы. "Ладно, -- подумала она с горестым вздохом, когда купила Катю, -- назовем ее Барби в память о несбыточной мечте". В день рождения Стеллы Марина с Игорем положили Катю-Барби на кровать у изголовья дочери, Игорь чмокнул спящую именинницу в белые кудряшки и отправился в мастерскую: хоть и была суббота, ему срочно нужно было заканчивать бюст шестилетнего Ильича для детдома. Когда он вернулся к обеду, дочь опять спала сладким полуденным сном, а заплаканная жена нервно металась по квартире. -- Что случилось? -- забеспокоился Игорь. -- Эта маленькая идиотка отдала свою куклу Листику! -- набросилась на него жена, как будто он был в чем-то виноват. -- Как отдала?! -- не понял Игорь. -- Выменяла на самосвал? -- Нет, просто подарила! -- зарыдала Марина. -- Она что, не понравилась ей? -- В том-то вся и беда, что понравилась! -- заорала жена. -- Ничего не понимаю, -- сказал Игорь. -- Может, ты мне объяснишь, что же все-таки произошло? Из рассказа Марины выяснилось следующее: когда Стелла проснулась и увидела рядом с собой куклу, она была безумно счастлива и тут же стала увлеченно разговаривать и играть с ней. Марина сказала дочери, что она должа относиться к кукле бережно, как к своему ребенку, и показала, как нужно расчесывать ей волосы, как ее раздевать-одевать и как мыть. Когда пришло время утренней прогулки, Стелла захотела взять куклу с собой и даже заботливо укутала ее в обрезок фланели, потому что на улице было морозно. Во дворе они встретили Листика с "этой сучкой"... -- С какой еще сучкой? -- удивленно спросил Игорь. -- С его матерью! -- закричала Марина, поражаясь бестолковости мужа, будто она давно, а не только сейчас, стала называть так мать Листика. Игорь налил Марине рюмку коньяка, чтобы она немного успокоилась. Марина залпом выпила и продолжила свой рассказ. Стелка с Листиком катались с ледяной горки, а она с "этой сучкой" обсуждала выкройки из журнала "Работница". Минут через пять Марина заметила, что кукла в руках у Листика. Она, "как дура", не придала этому значения, подумав, что Стелла дала ему куклу просто поиграть, но когда пришло время идти домой, Листик наотрез отказался отдавать куклу, а "эта маленькая идиотка" радостно заявила, что подарила ему Барби. -- Нужно было просто забрать, и все, -- пожал плечами Игорь, удивляясь женской беспомощности. -- У тебя все просто! Что мне, драться с чужим ребенком?! Я сказала "этой сучке", чтобы она отобрала куклу, а она нагло ответила, что не хочет травмировать ребенка и дома поговорит с ним, чтобы он отдал добровольно, а я поверила, как дура! -- снова расплакалась Марина. -- А потом она позвонила и нагло заявила, что Листик нашу куклу отдавать категорически не хочет, и предложила мне деньги... -- Ну, так давай возьмем и купим еще одну куклу, -- попытался успокоить жену Игорь. -- Лучше купи ей самосвал, мудак несчастный! -- завыла Марина. -- Ты так ничего и не понял! И вообще, это из-за тебя все! -- Почему из-за меня? -- действительно не понял Игорь. -- Потому что когда она у тебя спросила, откуда берутся дети, ты сказал, что женщины дарят их мужчинам, вот она и решила, дура, подарить своего "ребенка" Листику! Игорь озадаченно молчал. Он даже не мог представить себе заранее, что его невинное объяснение ребенку тайны происхождения детей может привести к таким трагическим последствиям. -- Ты эту кашу заварил -- ты и расхлебывай! -- мрачно заявила Марина. -- Как? -- Позвони Мишке, сучкиному мужу, поговори с ним по-мужски, -- почти уже спокойно сказала Марина, -- он тебя поймет, не хочет же он, чтобы его сын гомиком вырос... Просто этой сучке самой кукла понравилась! -- неожиданно осенило Марину. Игорь был знаком со своим соседом Михаилом только, как говорится, "шапочно", и ему было не очень-то удобно обращаться к нему по детским вопросам, но что оставалось делать? Марина набрала номер -- к телефону подошла жена Михаила и ответила Игорю, что Михаил уехал на рыбалку, вернется поздно вечером. Тогда Марина с Игорем, чтобы не скучать от бездействия, разбудили Стеллу и стали проводить с ней воспитательную работу. -- Я тебе строго-настрого запрещаю с сегодняшнего дня и впредь выносить что-либо из дома! Ты поняла меня? -- попыталась внушить Марина дочери. -- Поня-яла, -- ответила Стелла, зевая спросонья. -- Нет, ты не поняла! -- тряхнула ее за плечи Марина. Стелла неожиданно, безо всякой подготовки разревелась (она поняла только одно: родители больше не любят ее). Все внушение продолжалось меньше минуты, а потом весь вечер пришлось успокаивать ребенка. В одиннадцатом часу ночи, когда Стеллу опять уложили спать, наконец позвонил Михаил и попросил Игоря зайти к нему. -- Какая наглость! -- возмутилась Марина. -- Он что, сам зайти не может?! Мы еще к ним на поклон идти должны! -- Ладно, не накаляй страсти, у меня уже от всего этого голова трещит, -- отмахнулся от нее Игорь, отправляясь в соседний дом. Дверь ему открыл сам хозяин квартиры. Он почему-то был в порыжевшей дряхлой цигейковой шубе, от свалявшегося меха которой густо несло сырой рыбой и водкой, а его красное лицо светилось радостью пережитого единения с природой. Игорь невольно отшатнулся. -- У вас топят? -- спросил Михаил. -- Я на реке замерз, как собака, а дома тоже холод, как в проруби. -- У нас, вроде, топят, -- сказал Игорь. --Ну, и история произошла! -- неловко рассмеялся Михаил, приглашая жестом Игоря пройти в прихожую. -- Я как узнал, своей вломил как следует: что ни говори, а бабам доверять воспитание детей опасно. Вот, возьми, -- он протянул Игорю десять рублей. -- Нет, не надо, -- отказался Игорь. -- Я, в общем, хотел бы саму... игрушку забрать. -- С игрушкой, брат, такая штука вышла, -- смущенно крякнул Михаил, -- я ее у своего пацана отбираю, а он, гаденыш, не отдает, ну, я тогда дернул посильнее... Короче, у нее голова того... с мясом оторвалась! -- Как "с мясом"? -- неприятно удивился Игорь. -- Ну, фигурально, конечно, -- еще больше смутился Михаил. -- Жаль, -- сказал Игорь. -- Жаль, -- вздохнул Михаил... -- Браво, маэстро! -- неожиданно раздался радостный крик. Проходчик с доктором оглянулись и увидели укладчика, обнимающего за виртуальную талию счастливую невесту. При виде ее крепкого виртуального тела проходчик стыдливо зарделся, а циничный доктор принялся с нескрываемым любопытством разглядывать невиданное ранее существо. -- А вы и есть тот самый доктор? -- ничуть не смутившись, спросила искалка, перехватывая пристальный взгляд доктора. -- В каком смысле "тот самый"? -- растерялся доктор от неожиданного вопроса. -- Я про вас у духа Сети Ивана Паравозова читала... -- А откуда он про меня знает?! -- подозрительно насторожился доктор. -- Это проходчик нас всех заложил, -- беззлобно констатировал укладчик. -- Написал про нас книжку, теперь она по всей Сети гуляет, говорят, скоро даже в электронной библиотеке появится. -- А ты откуда знаешь? -- не поверил ему проходчик. -- Походите по Сети с мое -- еще не то узнаете! -- Странно, -- сказал проходчик, -- я, вроде, только про людей писал... Не понимаю, как это вышло! -- Про вашу книгу даже почтовые ящики знают, -- сказала проходчику искалка, -- я только что на их переписку набрела. -- Что же они пишут? -- стало интересно укладчику. -- Я прочитала несколько посланий, и во всех почтовые ящики пишут, что лично они в книге все поняли и им она понравилась, но другим она, по их мнению, не понравится, потому что другие ничего не поймут. Так все и говорят... -- Если все... то кто тогда "другие"? -- озадаченно спросил сам себя проходчик. -- Так что, все-таки, про меня написано было? -- не удержался доктор от любопытства. -- У меня память хорошая, я вам дословно процитирую, -- сказала искалка. -- "Самый загадочный персонаж в повести -- Доктор. Какие он лечил вирусы в Сети, я так и не понял. Поэтому предположу, что это некоторая мистическая фигура, символизирующая вовсе не то, что символизирует. Может, этот Доктор вовсе не по вирусам, а психиатр? Или вообще Наук? Или какой-нибудь HTML-validator, который линки на целостность проверяет". -- Так какие ты вирусы-швирусы в Сети лечил, расскажи товарищам! -- рассмеялся укладчик. -- Мне действительно вирусы крайне редко попадаются, -- смутился доктор. -- Может, и правда "валидатором" стать? -- Точно, будем тебя теперь звать Валидатором. Вообще, непорядок, что у нас имен нет. Давайте себе имена, как у людей, придумаем! -