т кого ты пригласил
погостить.
-- Приятное утро, мистер Медисон, -- я сделал все, чтобы мой собеседник
понял -- я не собираюсь протягивать ему руки. -- Надеюсь, вам и вашим
ребятам понравился город. Захотелось небольшой экскурсии?
Медисон перебросил мятую сигарету из одного конца рта в другой.
-- Не хотелось беспокоить вас, мистер Амбрустер, -- ответил он. -- Да
вот пришлось.
Хэл выступил сбоку от него и пояснил:
-- Это ребята с восточной окраины. Что-то тут не поделили.
-- Держись подальше, старина Хэл, -- раздался голос откуда-то из
глубины зала. -- Иначе придется стрелять через тебя. Говорят, это больно.
Ага. В дальнем углу на стуле сидит парень, и в руках у него что-то,
мало напоминающее поварешку.
-- В баре остался последний пряник, и вы не смогли его поделить? --
спрашиваю я, осторожно поворачиваясь. Вот ведь сволочь, Хэл, мог бы и
намекнуть, что здесь будет жарко.
Свалился же мне на голову этот Медисон. Может, Френки права и я не умею
выбирать себе друзей? А ведь так здорово получилось с Перкинсом и его
подружкой.
Проклятье.
-- Глупо получилось, мистер Амбрустер, -- поясняет Хэл. -- Так, слово
за слово. Потом из-за девчонки поспорили. Разбили бутылку -- об голову
одного с окраины. Знаете, как ведь бывают. Вот, ждали вас.
Приятно слышать. Мог бы и пережить, если бы разобрались без моего
участия. Медисон тоже хорош надо было называть мое имя.
-- Парни с континента не умеют себя вести, -- раздается голос откуда-то
из-за спины человека на стуле. -- Начали дебоширить. Мы уж тут хотели
пристрелить парочку, так, для острастки.
Франсуаз осторожно отступает от меня, тоже чуть разворачивается. Теперь
мы с ней стоим практически спина к спине. Говорят, это помогает, когда в
тебя стреляют со всех сторон, но я еще не пробовал.
Сколько же их тут? У Медисона было не больше тех четырех, с которыми я
имел счастье познакомиться в Сиэтле. Но и ребята с восточной окраины тоже в
одиночку не ходят.
-- Я понял, что чем-то могу здесь помочь, ребята? -- спрашиваю я. В
этом зале ничего не видно -- полуподвал.
-- Этот хлыщ сказал, что он -- ваш гость, Амбрустер, -- говорит тот же,
чьего лица я не вижу.
Можно было бы и мистер; хорошо хоть, что для разнообразия хлыщ достался
не мне.
-- И вот теперь мы не знаем, что делать с ними, -- продолжает тип. --
То ли выслушать их извинения -- на коленях -- то ли пристрелить вместе с
вами... Как считаете?
-- Неудобно получилось, -- извиняется Медисон. -- Право.
А ведь все то время, пока мы добирались сюда, ему пришлось стоять, а в
спину ему смотрело дуло обреза. Я бы не хотел оказаться на его месте в тот
момент, когда я в первый раз не поднял трубку.
-- Я не хотел вас беспокоить, мистер Амбрустер, в самом деле, --
говорит Хэл. -- Но они настаивали, клиент всегда прав...
Надо что-то сказать, чтобы продолжить беседу. Я произношу первое, что
приходит мне в голову:
-- Девчонка-то хоть была ничего?
Слышу, как Франсуаз позади меня фыркает.
-- Это Мира.
А вот и она, сидит у стойки, бесстыдно заложив ногу за ногу. Ничего
особенного, вообще ничего -- и это злит меня больше всего. Мало у них в
Сиэтле, что ли, девчонок... Та же Ким была гораздо лучше ее.
-- Нехорошо лапать чужих девочек, -- поясняет предводитель ребят с
восточной. -- Особенно таким хлыщам, как этот. И сигаретка в зубах -- не
слышал, что курить вредно.
Я делаю несколько шагов и приближаюсь к Мире. Она смотрит на меня,
скаля лошадиные зубы. Сложно понять, чем от нее пахнет -- дешевым виски или
дешевым одеколоном.
-- Приятно, когда парни ссорятся из-за тебя? -- спрашиваю я.
-- Пусть сперва заплатят, -- отвечает она.
Молодец, детка. Вот и выход. На время будет, о чем поболтать.
-- Сколько тебе предложил парень с сигаретой? -- интересуюсь я,
подсаживаясь к ней. Теперь бы вовремя успеть завалиться за стойку.
-- Он -- ничего. Ко мне подкатил рэппер.
-- Хватит трепаться, Амбрустер, -- кричит тип, что окопался позади
стула. -- Иначе я сам приму решение.
Как же. Ты ведь меня боишься, иначе давно перестрелял бы ребят
Медисона. Но, услышав мое имя, ты испугался. Теперь самолюбие не дает тебе
возможности отступить.
Только не пристрели меня сдуру, кретин.
-- Эй, Джаггер, сколько ты ей предложил? -- кричу я в темноту.
Почему я назвал это имя? Джаггер ведь не рэппер. Ладно, какая разница.
Слышу голос высокого вертлявого негра, той ночью в Сиэтле он стоял
около Медисона. Почему-то я уверен, что в руке он сжимает ствол и целится в
предводителя восточных.
-- Двадцать баксов. Это вполне прилично.
-- Прилично будет, -- парирует предводитель восточных.
Он говорит не только это, но мне не хочется повторять его слова.
Я чувствую, что струйки пота стекают вниз под моей рубашкой. Франсуаз
стоит сбоку. Она молчит, правильно, -- это мужской разговор.
Вернее, равноправие между мужчинами и женщинами в нашей стране уже
достигнуто, но только не в таких вот кварталах.
Мира поднимает ко мне раскрашенное лицо и спрашивает:
-- А сколько предложишь ты?
Разве не восхитительно?
В глубине зала намечается движение. Неужели Хэл не мог зажечь полный
свет? Или они уже перебили все лампочки? Огромный детина в разорванной
рубашке подходит ко мне, ствол его пистолета направлен мне в голову.
-- Пристрелим их, и дело с концом, -- говорит он. -- Нельзя, чтобы
парни с континента вмешивались в наши дела.
Все это глупо, -- глупо донельзя. И именно в глупости ситуации
необходимо искать ее решение.
-- А ты ведь не вожак восточных, -- кричу я почти наугад.
Попадание. В самом деле, если парень возглавляет серьезную группировку,
ему нет смысла устраивать разборку в полупустом баре.
-- Глава восточных две недели лежит в больнице с переломанной шеей, --
радостно поясняет Хэл. -- Говорят, не выживет.
А ведь я должен был это знать. Теперь все просто, и я смотрю на часы.
-- Сколько здесь твоих ребят? -- спрашиваю я у Медисона.
-- Все четверо, но Стив в отключке.
Гигант с пистолетом недоуменно смотрит в ту сторону, где находится его
главарь, он не понимает, что происходит.
В круге света стоим мы с Франсуаз, Медисон, Хэл и громила. Мира и
парень на стуле выступают из тьмы, больше никого не видно.
-- Помнишь историю с заместителем мэра? -- спрашиваю я. -- Комиссар
тогда дважды заезжал к дону Джузеппе.
Все в Лос-Анджелесе знают эту историю.
-- И знаешь, к кому поехал брюнет Чезаре, чтобы уладить конфуз? Ко мне,
приятель... И я уладил.
Я лгу, так как не имел никакого отношения к скандалу с заместителем
мэра. Но при упоминании этих имен парень в противоположном углу зала явно
еще больше испортил воздух бара. Если он действительно хочет возглавить
восточную группировку, он не сможет позволить себе обижать друзей таких
серьезных бизнесменов.
А дон Джузеппе не захочет ссориться со мной из-за шпаны.
Несколько минут длится молчание.
-- Будем стрелять? -- спрашиваю я.
Возможно, это ошибка, может, я перегибаю палку.
Мира довольно скалит лошадиные зубы. Что-то кажется ей донельзя
смешным. Почему этот парень молчит?
-- Мы уходим, -- наконец резко произносит он.
Гигант с пистолетом отходит обратно в темноту, человек с обрезом
поднимается со стула и тоже исчезает. Теперь они будут искать других
неудачников, чтобы продемонстрировать на них свою крутизну.
Возможно, мне еще придется встретиться с этим придурком, но уже как
настоящим предводителем восточных.
-- Вижу, здесь все уважают вас, мистер Амбрустер, -- вкрадчиво говорит
Медисон.
Он до сих пор не знает, держат ли его на мушке. Ничего, пойдет на
пользу.
-- Есть за что, -- отвечаю я, и направляюсь к двери.
Я выгляжу усталым и меланхоличным, как и положено герою. На самом деле
я думаю только об одном. Вернее, уже ни о чем не думаю.
Я слышу позади себя голос Миры, она болтает о чем-то с рэппером.
Вот кретины.
9
В жизни Гарды Бейкер было два героя. Первым по списку шел я, второе
место занимал инспектор Маллен. С моей точки зрения, это говорило о том, что
вкус нашей секретарши нуждается в серьезном исправлении; Франсуаз же была
уверена, что ее вкус никуда не годится.
Инспектор Маллен был нужен нам для ареста доктора Бано. Озабоченный
Джеффри Теннисон, тряся блестящим кейсом, полчаса назад отбыл в Вашингтон.
Для этого ему пришлось отложить все текущие дела, однако я был уверен, что
последующая благодарность Джейсона Картера с лихвой окупит все неудобства,
которые причинили Джеффу перемены в его расписании.
Дело было за малым -- арестовать человека, который был нам известен под
именем доктора Бано, и раз и навсегда положить конец покушениям на семью
потомственных банкиров. По крайней мере, со стороны агентов установившегося
на родине драгоценностей режима.
Именно для этого и был необходим инспектор Маллен. Сцена ареста Бано
должна была пройти со всеми возможными в таких случаях атрибутами, которые
так любят жадная до дешевых сенсаций пресса и обладающая невзыскательным
вкусом публика.
Во-первых, были необходимы полицейские машины -- штук пять, не меньше;
им выпадала ответственная роль приехать на место событий, громко гудя
сиренами и вертя разноцветными лампочками на крышах. Во-вторых, следовало
позаботиться о том, чтобы сцена задержания попала в новости, по крайней
мере, трех-четырех телекомпаний. Наручники крупным планом, арестованный,
вздымающий руки в тщетной попытке скрыть лицо, штампованные вопросы
репортеров.
В-третьих, было необходимо решительное заявление со стороны официальных
властей, и именно этим должен заниматься сейчас в Вашингтоне Джеффри
Теннисон. По крайней мере, именно к этому он обещал немедленно приступить,
как только его самолет приземлится в столице нашей благословенной страны.
А раздуть крупный скандал вокруг ареста какого-нибудь человека можно
только при помощи полиции. Поэтому в то утро мы ожидали прихода инспектора
Маллена.
Я расстелил на своем столе огромную карту Лос-Анджелеса и сопоставлял
расположение улиц с указаниями, которые получил накануне от доктора Бано. Я
был уверен, что наш друг из Юго-Восточной Азии сможет неплохо позаботиться о
своей безопасности, поэтому уже успел исчеркать карту в нескольких местах.
Почему-то в тот момент это представлялось мне необходимым.
-- Не думаю, что нам придется выгружать ящик именно в том месте,
которое Бано указал в качестве исходного, -- задумчиво бормотал я, несколько
раз обводя карандашом и без того жирный круг на карте. -- Уверен, что сам он
и близко не подойдет к тому месту. Отсюда ведет широкий проспект по
направлению к деловому центру, далее две небольшие улочки соответственно на
северный и восточный окраины города, а в нескольких кварталах -- выезд на
хайвей.
Франсуаз сидела в своем кресле, разложив перед собой длинные ноги. Она
ожидала чашку кофе, которую Гарда обыкновенно приносила ей именно в это
время.
Я достал из ящика линейку и начал вымерять расстояние.
-- Если бы ты была агентом, Френки, -- спросил я, не поднимая головы,
-- и было бы необходимо тайно вывезти из страны огромный тяжелый ящик, то
какой бы ты выбрала маршрут?
Главной проблемой являлся выбор между аэропортом и побережьем. Если бы
Бано удалось зафрахтовать частный самолет, то, спустя несколько часов, он
был бы уже за пределами территории США. Однако отследить все аэропорты не
так уж сложно, кроме того, чтобы ни писали газеты, нелегально пересечь нашу
границу по воздуху не столь просто, как по воде.
Останови Бано свой выбор на побережье, он получит к своим услугам
несколько километров береговой линии, множество судов всех типов и размеров,
а также возможность перегрузить ящик на свой корабль, который прибудет из
Юго-Восточной Азии и будет ждать поближе к краю нейтральных вод. Это займет
никак не больше нескольких минут, и вот уже Джейсон Картер сможет до конца
своих дней лить слезы по поводу нарушенного слова.
Острие моего карандаша воинственно зависло над картой, я не мог
остановить свой выбор на одном из двух вариантов -- хайвей или северная
окраина.
Поскольку Франсуаз никак не отреагировала на мой первый вопрос, мне
пришлось повторить его.
-- Я думаю, Майк, -- моя партнерша в глубокой задумчивости
рассматривала кончики своих туфель, и по выражению ее лица было ясно, что
думает она совершенно не о том, о чем положено.
Наверняка о кофе.
И это в тот момент, когда решается судьба всего предприятия, в которое,
между прочим, именно Франсуаз меня и втянула.
-- Мне кажется, ты без достаточной серьезности относишься к тому, что
должно произойти сегодня днем, -- окрысился я.
Возиться с картой мне надоело, я постепенно приходил к выводу, что
единственным результатом моих изысканий будет затупившийся карандаш.
-- Если мы не поймаем этого человека, над нами будет смеяться все
Западное побережье. Мы должны основательно подготовиться.
Развивать свою мысль далее я не стал, поскольку сам довольно смутно
представлял, в чем именно должна была выразиться наша подготовка. На всякий
случай я демонстративно перевернул карту и стал делать вид, что исследую
береговую линию, хотя на самом деле даже не пытался что-нибудь там
разобрать.
Франсуаз блаженно откинулась на спинку своего кресла, ее длинные руки
были заложены за голову, глаза полузакрыты. Мне оставалось только гадать, то
ли она предвкушает утренний кофе, то ли вспоминает о том, как ловко
поставила на место Теннисона.
-- Мы станем думать об этом, когда настанет время, -- безразличным
голосом сказала она. -- Сейчас мы ничего не можем решить. Маллен расставит
своих людей, и будет держать связь с дорожной полицией. Наблюдением с
воздуха займутся несколько вертолетов. Пока необходимо отойти от проблемы и
отдохнуть.
Я бросил на свою партнершу грозный взгляд. Она явно не желала
осознавать всю серьезность сложившейся ситуации! Надо было нам брать на себя
ответственность за эти чертовы побрякушки. Тем не менее, моя толстушка снова
была права, и это раздражало меня еще больше.
Я уже собирался сложить карту, как вдруг мне в голову пришла блестящая
мысль, -- а что, если измерить, какое место на побережье, пригодное для
погрузки на судно большого ящика, ближе всех находится к полосе нейтральных
вод. Я понимал, что это бессмысленная затея, но Франсуаз откинулась на своем
кресле с таким безмятежным видом, что я вновь взял линейку и начал прилежно
водить ею по карте.
Именно поэтому я пропустил момент, когда Маллен вошел в кабинет.
Когда я осознал, что в комнате раздаются мужские шаги и поднял голову,
Гарда уже стояла в дверях и пожирала инспектора глазами. Я не знал, что
произошло между ними по пути сюда, однако щеки нашей секретарши
раскраснелись, рот был приоткрыт, а в руках у инспектора была чашечка кофе,
которая, без сомнения, предназначалась Франсуаз.
10
-- Доброе утро, инспектор, -- хмуро бросил я, опираясь на стол обеими
руками.
Пусть знает, что пока он развлекается в Беверли-Хиллз, гоняя по участку
Уесли Рендалла, кое-кто в этом городе все же находит время на работу.
Инспектор что-то буркнул, не оборачиваясь. Взор его был прикован к
Франсуаз, чашка кофе медленно приближалась к столу.
Естественно, он все разлил. Когда я подошел ближе, то заметил, что в
кофе добавлено раза в три больше сливок, чем привыкла пить Франсуаз, а это
значит, очень много.
Жирная бурая с потеками молока жидкость разлилась по лакированной
поверхности стола моей партнерши, задев два карандаша. Инспектор рассыпался
в извинениях.
Если бы я был близким другом инспектора Маллена, то мог бы сказать в
его оправдание, что зрелище откинувшейся на спинку кресла Франсуаз с
заложенными за головой руками вполне может заставить мужчину забыть о том,
что он сам держит в руках. Однако я далек от столь интимных отношений с
инспектором, поэтому сразу понял, что тот сделал это намеренно.
Стоило Уесли Рендаллу позвонить нам, ни свет, ни заря, как я понял, что
Маллен будет рвать и метать весь день, давая выход своему чувству
неполноценности. Наверняка это он нацедил в кофе столько сливок. Значит,
Гарда уже принимает его на кухне.
-- Право, мне очень жаль, -- инспектор широко улыбнулся, как это обычно
делают люди, которых перед этим долго и со знанием дела унижали. -- Я
промокну.
Франсуаз резко выпрямилась и собиралась что-то сказать, однако Гарда
подоспела как раз вовремя, чтобы спасти принтер от затопления. Маллен
немного отступил в сторону, уступая ей место, и оказался прямо перед
Франсуаз. Было очевидно, что он собирается сделать еще какую-нибудь мелкую
пакость, и мне пришлось покинуть свой командный пункт около карты, чтобы
приблизиться к месту событий.
Положительно, никто в этой комнате не желал отдать себе отчета в том,
что мы занимаемся важным делом, а не играем в чехарду с командой из Теннеси.
Только что Франсуаз мирно дремала в кресле, пока я изучал диспозицию; теперь
же Маллен неожиданно решил попробовать отыграться на нас за свои маленькие
огорчения.
Сколь же мелки бывают люди.
-- Я принесу чистящее средство, -- сообщила Гарда и поспешила вон из
комнаты, чуть не сбив меня с ног.
Возможно, мне проще было бы справиться с Бано один на один, чем
пытаться координировать действия своих бестолковых помощников.
Маллен тем временем протянул свои длинные пальцы к руке Франсуаз. Они
были у него тонкими и сухими, и в то же время производили впечатление
удивительно жирных. Возможно, когда-то Маллен был очень толст, но от
злобности жир постепенно выпарился из его тела, и мы наблюдали теперь
остаточные явления этого процесса.
Пальцы инспектора осторожно сомкнулись на запястье моей партнерши и
медленно приблизили ее руку к его лицу.
Это было настолько дико, что я остановился. Само собой, я уже давно
привык к тому, что моя партнерша привлекает к себе многочисленные взгляды
мужчин, и даже научился находить в этом нечто для себя лестное, однако
поведение инспектора не лезло ни в какие ворота.
Но, по крайней мере, теперь я понял, почему до сих пор Маллен не
добился никаких успехов в этом расследовании.
Бедняга совсем не умеет сосредоточиться на работе.
-- Прекрасное тонкое запястье, -- задумчиво пробормотал Маллен.
Последнее, к счастью, было ложью. Франсуаз подняла свои глубокие серые
глаза на полицейского, в тот момент она как никогда была похожа на попугая.
Я сложил руки на груди и принялся ждать, понимая, что единственный
способ заставить Маллена приняться за дело -- это дать ему как следует
проявить себя. Дураком.
Широкая улыбка не сходила с лица инспектора. Его левая рука потянулась
к карману брюк и надолго там застряла. Я бросил взгляд на часы, мне было
необходимо знать, сколько уже сделано из того, что было необходимо сделать.
Я бы не удивился, если еще ничего.
Маллену наконец удалось справиться со своим карманом, и он извлек
наружу принадлежавшую ему руку. В свете утреннего солнца блеснула
серебристая сталь наручников.
-- Я пытаюсь понять, какой у вас размер, -- лучезарно пояснил Маллен.
-- Сдается мне...
Франсуаз продолжала смотреть на него, а он на нее.
-- Этим утром мне стало известно, что ваши люди некоторое время следят
за одним мошенником по имени Уесли Рендалл, -- пояснил Маллен. -- Поэтому,
раз вы оказались замешаны в ряд нарушений...
Я громко прокашлялся.
-- У вас грипп?
Длинная фигура Маллена развернулась ко мне. При этом его правая рука
все еще продолжала сжимать запястье моей партнерши.
Франсуаз резко выдернула руку, и инспектор чуть не потерял равновесие.
Мне на хватало еще того, чтобы сейчас он упал на мою партнершу, и они
устроили кучу-малу под столом.
-- Если вы уже закончили веселиться, инспектор, -- сухо произнес я, --
то, может быть, мы приступим к делу. Надеюсь, вы еще не успели забыть, что
вчера в вашем присутствии неизвестный снайпер убил человека.
Со злорадным удовольствием я наблюдал, как лицо Маллена вытягивается, а
крупные зубы постепенно очищаются от налипшей на них улыбки.
-- Вы готовы разговаривать, инспектор? -- я не смог сдержать своих
чувств, однако не был уверен, что в них преобладало -- злость или насмешка.
-- Или попросить Гарду принести вам погремушку.
Маллен полностью развернулся ко мне и непроизвольно вытянулся в
струнку, но, естественно, не от избытка почтительности.
Иногда меня ставит в тупик, как наша полиция ухитряется раскрывать хоть
какие-то преступления.
-- Мне передали, что вы хотели меня видеть, -- произнес он, немного
растягивая слова.
Это прозвучало следующим образом. Я инспектор полиции департамента
Лос-Анджелес, и выполняю свой долг перед налогоплательщиками. Однако если
двое частных детективов, которым платит один из самых богатых людей
Калифорнии, только позовут -- как я, бросив все свои дела, очертя голову
ринусь к ним.
В тот момент я был готов к тому, чтобы добавить к его синяку еще один
-- для симметрии.
-- Что вы уже успели сделать? -- спросил я.
Времени оставалось совсем немного, а полицейский только начинал входить
во вкус.
Возможно, главная проблема Маллена состояла в том, что он казался себе
остроумным.
В кабинет вошла Гарда с подносом, на котором стояли кофейник, несколько
чашек и вазочка со сливками. В другой руке она держала распылитель для
удаления пятен и тряпку.
-- Прежде чем обсудить с вами эту проблему, -- все так же протяжно
произнес Маллен, -- я хотел бы задать вам один вопрос. Почему вы так
уверены, что человек, которого мы разыскиваем -- это доктор Бано?
Он с благодарностью принял у Гарды чашку, я отказался. Еще мне не
хватало чая с булочками.
-- Я не вижу, какой интерес это может представлять для вас, инспектор,
-- ответил я. -- У нас есть собственные методы для того, чтобы получать
информацию, уверен, у вас тоже... Положим, я скажу, что Дон Мартин -- или
даже ваша разлюбезная Гарда -- находились в тот момент поблизости и все
видели. Что с того? У меня есть веские основания предполагать, что человек,
которого вы разыскиваете -- доктор Бано. Но, судя по всему, вам так и не
удалось его найти.
-- Это большой город, -- флегматично пояснил Маллен, прихлебывая кофе.
Он болезненно сморщился, когда потревожил разбитую скулу.
Я был просто счастлив узнать это.
11
-- Где вы расположили своих людей? -- спросил я.
-- Мистер Мартин будет находиться в одной машине со мной, так мы сможем
скоординировать наши усилия. -- Маллен сделал несколько шагов по комнате, и
чашка в его руке опасно накренилась над картой на моем столе. -- Я
проинструктировал офицеров из дорожной полиции, здесь у нас не будет
проблем. Выделено пять патрульных вертолетов. Это все, чего я смог добиться.
Однако...
Франсуаз сидела в своем кресле. Она не слушала нас. Даже бесцеремонные
выходки Маллена были для нее отодвинуты на задний план. Единственное, что
полностью занимало ее в тот момент -- это чашка кофе в руках.
-- Вертолеты должны находиться здесь, здесь и здесь, -- произнес я,
тыкая карандашом в крестики на карте. Маллен, соглашаясь, задумчиво жевал
губами.
-- Необходимо поставить сюда патрульную машину на случай, если придется
ехать по хайвею, -- продолжал я.
Если бы Маллен вновь вздумал разбрызгивать кофе по кабинету, это вряд
ли бы нанесло карте больший урон, чем карандашные пометки.
-- Крайне важно перекрыть эту улицу, -- продолжал я. -- Вы не согласны?
Маллен смотрел куда-то поверх меня.
-- Все это крайне интересно, -- сказал он. -- Правда, я уже расставил
людей. Ваша секретарша вот уже минут десять делает вам какие-то знаки.
Я поднял голову и увидел, что Гарда действительно стоит в дверях и
делает страшные глаза. Хотел бы я знать, как она предполагала донести до
меня свою информацию, если я даже не смотрел в ее сторону.
В тот день все как сговорились изводить меня.
-- Что опять случилось, Гарда? -- спросил я, возможно, излишне резко,
потому что губки моей секретарши тут же обиженно надулись.
-- К вам пришел один господин, -- произнесла она столь заговорщическим
тоном, что я был благодарен ей за то, что она удержалась от подмигивания.
Я бросил на нее тяжелый взгляд, потом перевел глаза на карту.
В самом деле, какого черта.
-- Надеюсь, вы разберетесь в моих пометках, инспектор, -- сказал я,
хотя был уверен в обратном.
В самом деле, что толку от карты, если не знаешь, куда собирается
завести нас доктор Бано.
-- Я скоро буду.
В несколько шагов я пересек кабинет, протиснулся мимо Гарды, которая
закупорила собой дверь, и прошел в соседнюю гостиную. При виде высокой
сухощавой фигуры Джейсона Картера мое сердце преисполнилось радостью.
-- Ваш банк разорился? -- недовольно спросил я. -- Нам не нужен
мажордом.
Джейсон Картер взглянул на меня с упреком.
-- Сейчас не время для плоских острот, мистер Амбрустер, -- со
значением произнес он. -- Неужели вы не понимаете, сколь ответственная
сложилась ситуация.
Бывают случаи, когда даже у меня не хватает яда. Поэтому я ограничился
тем, что задал вопрос.
-- У вас есть новости?
-- К сожалению, есть, -- лицо Картера осунулось, на лбу под редкими
волосами пролегли морщины. -- Мы с вами ошибались, мистер Амбрустер. Это
вовсе не ваш Бано.
И вот тут-то мне и следовало его убить.
-- У тебя возникли проблемы?
Я обернулся, Франсуаз стояла передо мной. Весь ее вид недвусмысленно
показывал, что уж она-то поможет мне справиться с любыми проблемами.
-- Все пропало, миссис Дюпон, -- проникновенным тоном произнес Джейсон
Картер, и я удивился, как он еще не принялся заламывать руки.
Банкир не подозревал, что второй раз за сутки нанес моей партнерше
тяжкое оскорбление. Она была не замужем.
-- Маллен не подслушивает за дверью? -- осведомился я.
Ситуация разворачивалась, как дурной сон, но я давно привык к тому, что
именно так все всегда и делается в нашей стране.
-- Он слишком занят с Гардой, -- отмахнулась Франсуаз, но я все же счел
необходимым выглянуть в коридор, чтобы удостовериться, не торчит ли из
какой-нибудь стены острый нос инспектора Маллена.
-- Представьте себе, миссис Дюпон, -- разглагольствовал, тем временем
Картер, как будто собирался поведать нам, по крайней мере, о встрече с
инопланетянами. -- Этим утром я получил следующее послание по электронной
почте.
Означенная миссис Дюпон сидела на краешке стола и покачивала ногой.
Если в полиции Лос-Анджелеса в тот день царит такой же бардак, как и в нашем
офисе, доктор Бано сможет увезти добрую часть Калифорнии, а никто этого и не
заметит.
Отпечатанное чересчур жирными чернилами на тонкой бумаге, старик Картер
явно не понимал толка в принтерах, угрожающее послание гласило:
"Если в течение суток все ваши акции не будут выставлены на продажу по
цене одного процента от их текущей стоимости, вы будете следующим".
-- С самого начала я знал, что все упирается в мои деньги, --
сокрушенно сказал Джейсон Картер. -- Это вы наговорили тут разных историй, и
я уже было сам в них поверил. Этим мошенникам нужны мои акции, и не более
того. Все прочее было лишь дымовой завесой. Наверняка подставное лицо с
самого утра ждет на бирже, пока мои акции появятся в продаже. Зная об этом
заранее, он успеет скупить их все до того, как среагируют другие. Что мне
делать, мистер Амбрустер? Я даже боюсь выезжать из вашего дома. Я помню, как
мой брат умер у меня на руках.
Не хватало еще, чтобы старый кретин навеки поселился в нашем доме.
Я постарался посмотреть на нашего клиента как можно лучезарнее. Не раз
и не два мне приходилось сталкиваться с тем, что, когда вы заняты каким-то
важным делом, со всех сторон к вам начинают сползаться люди, которые
озабочены тем, что ночью не светит солнце, доллары не растут на деревьях, а
американский президент насилует своих секретарш.
И все требуют от вас немедленно принять меры по этому поводу.
Стоило Джейсону Картеру открыть рот, как я сразу понял, о чем пойдет
речь. Можно даже сказать, что я предвидел его появление, настолько это было
очевидно. Вообще, если бы все в моей работе было бы так же просто, я давно
бросил бы это занятие и начал заниматься чем-нибудь более волнующим.
Стал бы, например, патологоанатомом.
Но вот как объяснить клиенту, чьи нервы вконец истрепаны, что
беспокоящие его проблемы не более чем ничего не значащая чепуха, в то время
как по-настоящему серьезные дела требуют вашего немедленного присутствия.
-- Вам вовсе не о чем беспокоиться, мистер Картер, -- произнес я. -- Вы
можете спокойно возвращаться домой. Я уверен, что это всего лишь мелкие
жулики, которые пытаются воспользоваться поднявшейся вокруг вас шумихой, и
не имеют никакого отношения к покушениям на вашу семью... Всего доброго,
мистер Картер... Гарда проводит вас... Гарда!
Явившаяся на мой зов секретарша выглядела немного более красной, чем
это могло быть объяснено калифорнийским климатом. Маллен рассеянно брел за
ней, ни на кого не глядя, и я мог бы держать пари, что он даже и не
посмотрел на значки, нарисованные мною на карте.
-- Я настоятельно рекомендую вам немедленно рассказать вашей семье о
той благородной роли, которую вы сыграли в истории с драгоценностями, мистер
Картер... Это поможет им поднять дух, -- я чуть было не сказал "боевой дух",
но это было неуместно, -- и справиться с трудностями... Устройте семейный
совет.
-- Вы так думаете? -- Джейсон Картер выглядел растерянным как человек,
который ищет выход из пылающего дома, и, неожиданно для себя, встречает на
заполненной дымом лестничной клетке улыбающегося коммивояжера,
утверждающего, что необходимо прямо сейчас купить уникальную супер-щетку --
удалитель тараканов.
-- Вы не заявляли о пропаже никаких драгоценностей, мистер Картер, --
заметил Маллен. -- Но если хотите, мы можем прямо сейчас отправиться в
участок, и вы оставите там свое заявление. Что было украдено?
-- Можете считать, что я этого требую, -- произнес я, глядя на банкира.
-- И сделайте это как можно скорее. Я имею в виду, -- теперь вам лучше будет
уйти. -- Вы требуете, чтобы я заявил в полицию? -- озадаченно спросил
Картер, глядя на Маллена.
Я взял у него из рук распечатанное послание, осторожно сложил его вдвое
и засунул в карман.
-- Вам лучше успокоиться, мистер Картер, -- произнес я. -- Я прослежу
за всем. Езжайте домой, поговорите с родственниками, расскажите им правду. К
этому времени у меня уже будут новости. Гарда?
Джейсон Картер не собирался уходить. Подобно всем клиентам, он пребывал
в глубокой уверенности, что за свои деньги имеет полное право знать, что
происходит.
-- Вы полагаете, что мне, -- начал, было, он, но, к счастью, ему не
удалось закончить свою тираду.
Гарда подошла к нему сбоку и крепко взяла за правую руку.
-- Не хотели бы вы выпить кофе перед отъездом, мистер Картер? --
спросила она, мягко, но, в то же время, властно оттаскивая растерянного
банкира вдаль по коридору. -- Я покажу вам...
Гарде потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы развернуть нашего
клиента в нужном ей направлении.
Несколько мгновений я наблюдал за тем, как слегка сгорбленная фигура
Джейсона Картера постепенно удаляется прочь, подагрически передвигая ноги и,
время от времени, пытаясь высвободить руку из цепкого захвата секретарши.
12
-- Хорошая девчонка ваша Гарда, -- мечтательно произнес Маллен. Он тоже
провожал взглядом удаляющуюся парочку, но его глаза были прикованы не к
банкиру. -- Все понимает на лету.
-- Что-то не замечал этого за ней, -- хмуро бросил я. -- Ваши люди
готовы, инспектор? Мы выезжаем через каких-нибудь полчаса. Вы уверены, что
этот человек не сможет прослушивать наши разговоры по рации?
Маллен снова мечтательно улыбнулся, и я со злорадным удовлетворением
отметил, что синяк на скуле совсем его не красит.
-- Целых полчаса! Я еще успею выпить чашечку кофе. Не беспокойтесь о
мерах конспирации, -- я распорядился, чтобы все переговоры велись на особой
частоте, которая зарезервирована специально для таких случаев. О ней мало
кто знает.
На словах у старины Маллена все выходило до смешного просто. Только вот
почему-то поймать Юджина Данби он до сих пор не смог.
Полно, относится ли хоть кто-нибудь серьезно к тому, чем мы собираемся
заняться?
-- Думаю, Гарда уже ждет вас на кухне, -- сказал я, обращаясь к
Маллену. -- Как вы сказали, она девочка умная, и клиентов выпроваживает
быстро. Мария испекла пирог с черникой, если хотите.
Не напрягайтесь, инспектор, мы всего лишь собираемся поймать какого-то
секретного агента, который уже успел убить больше людей, чем вы выпилили
чашек кофе.
Что же касается того, что я отсылал Маллена на кухню, то в этом не было
ничего для него обидного; инспектор чувствовал там себя в привычной
обстановке, не скованный необходимостью делать красивые разговоры в парадной
гостиной чужого и до некоторой степени чуждого ему дома. На кухне же он
всегда устраивался, как на своей собственной, и вел долгие проникновенные
беседы с прислугой.
Несколько раз мне очень хотелось подслушать, о чем они говорят, но я не
стал делать этого, опасаясь, что меня за этим застанут.
-- Вы хотите побыть одни! -- радостно гоготнул инспектор, и это было
последней каплей в чашу моего терпения. Но на этом Маллен не остановился, и,
больно пихнув меня локтем в бок, радостно продолжал:
-- Понимаю, понимаю, друзья мои. Вам необходимо расслабиться, так
сказать, сбросить напряжение, -- он сально и как-то гаденько засмеялся,
после чего потрепал Франсуаз по щеке и вразвалочку направился по коридору,
напевая что-то про себя.
-- Ты уверен в том, что делаешь?
Губы Франсуаз были слегка искривлены, что обычно означало ее сомнение в
принятых мною решениях.
-- Если ты опасаешься, что он слопает весь пирог, то пусть лопнет, --
хмуриться дальше я уже не мог, поэтому приподнял одну бровь. -- А столовое
серебро я спрятал под замок.
Франсуаз фыркнула, и я вновь подумал о том, что следует отучить ее от
этой привычки.
-- Ты уверен, что Джейсону Картеру ничего не угрожает? Послание не
могло прийти к нему само. Или ты на самом деле веришь в каких-то мелких
мошенников, которые берут старика на пушку?
Я досадливо отмахнулся.
-- Ты ничего не поняла, Френки, -- пояснил я. -- Конечно же, эту
записку черкнула ему Лиза. Кто же еще? Она спит и видит, что усаживает свой
круглый задик в кресло президента банка. А поскольку спит она уже без Уесли
Рендалла, ей ничего другого не остается, как действовать самой.
В это время подворачивается такая соблазнительная возможность --
неизвестный начинает серию покушений на членов семьи Картер. Почему бы не
использовать это в своих целях? Она уверена, что ее отец не подозревает о
личности преступника. Следовательно, получи он анонимное послание, то ни на
минуту не усомнится, что автором его является снайпер или его сообщник.
Папочка потеряет от страха последние волосы, накапает себе валерьянки и
бухнет на рынок все свои акции, чтобы не оказаться в гробу на пару дней
раньше срока... Лиза думает сейчас, что она очень умная, а ее агенты, как
прозорливо заметил наш излишне склонный к панике клиент, наверняка с самого
утра топчутся на бирже.
В самом деле, кому еще могла прийти в голову столь безумная мысль
потребовать у матерого банкира выставить его акции на продажу по цене одного
процента от их реальной стоимости? Если бы осуществление такого шантажа было
реальным, наш рынок ценных бумаг давным-давно бы обвалился.
Нет, перед нами лишь отчаянная попытка исправить положение в последний
момент. Теперь Лиза не чувствует поддержки со стороны Уесли, ей нечем давить
на отца и других родственников. Конечно, все это довольно серьезно, и я вряд
ли смог как следует успокоить нашего клиента. Но Френки, у нас сейчас нет ни
минуты времени, чтобы возиться с этой капризной девчонкой, какие бы там
фортели она ни выкидывала. Поэтому я счел за лучшее передоверить процедуру
вправления мозгов самому папочке.
Пусть он расскажет ей сагу о реликвиях, -- ты сама слышала, он хорошо
умеет это делать, вышибая слезу из растроганных слушателей. Вот только
девочка Лиза будет плакать совсем по другому поводу... Потом нам, конечно,
придется раскрыть папочке глаза на моральный облик его дочки, -- но это
будет потом. Сейчас меня беспокоит другое.
Ты уверена, что наш автомобиль достаточно маневрен, чтобы двигаться в
узких улочках окраины? Я бы не хотел застрять там и врезаться в угол
какого-нибудь здания. Пожалуй, следует...
-- Значит, наш клиент излишне склонен к панике, -- произнесла Франсуаз,
лукаво улыбаясь.
-- Конечно, -- недовольно бросил я. -- А если бы мы уже выехали? Он и
тогда бы приставал ко мне со своими глупостями? Если бы Бано мог
предположить, какие смехотворные меры мы принимаем по его поимке, он бы
наверно долго смеялся или что там делают в таких случаях люди, привыкшие
изучать философию и убивать людей из винтовки с оптическим прицелом. Пойду
еще раз переговорю с Малленом -- не хочу, чтобы все провалилось из-за того,
что кто-то безответственно отнесся к своим обязанностям.
Франсуаз подошла ко мне и положила руки на мои плечи. Я досадливо
мотнул головой.
-- А тебе не кажется, Майкл, что это ты относишься к этому делу
чересчур ответственно? -- спросила она. -- В конце концов, Маллен был в
чем-то прав. Мы могли бы использовать эти полчаса с большей пользой, чем
если бы вновь начали прорабатывать твой план операции. Ты слишком напряжен,
тебе на самом деле необходимо расслабиться...
-- Ты не понимаешь, -- я взял ее руки и осторожно освободился из
объятий не в меру разбушевавшейся красавицы. -- Л.А. больше, чем муравейник,
как он представляется блохе. Уйти от преследования, даже с таким огромным
ящиком, как этот, совсем не так уж и сложно, как может показаться дилетанту.
Пустыри, повороты, маленькие улочки -- и все, нам останется только сесть на
каком-нибудь из пляжей и процеживать через сито Тихий океан в надежде
отыскать лодку с уплывающим Бано. А ведь именно ты настаивала, чтобы мы
занимались этим делом. Я дал слово Джейсону Картеру, а он дал слово этим
разорившимся чертовым аристократам -- как мы тогда посмотрим им в глаза? Ты
видела, как относится к делу Маллен. Он держал Юджина Данби на мушке -- а
вот теперь единственное, что у него осталось, это здоровенный фингал. И ты
думаешь, что я могу сейчас расслабиться? Да провалить такое дело равносильно
самоубийству для человека моей профессии.
-- Да, ведь мы такие горды и самолюбивые, -- произнесла Франсуаз тоном,
который временами очень мне нравится, а порой просто бесит -- в зависимости
от ситуации. -- Мы никогда не перенесем такого позора. Да?
-- Тебе бы лишь смеяться над серьезными вещами.
Я поймал себя на том, что, стараюсь не смотреть на нее, и уставился
прямо в ее серые стальные глаза.
Ее руки вновь легли мне на плечи, она произнесла:
-- Сейчас ты ничего не можешь сделать, Майкл. Нам остается только
ждать, а когда настанет время -- ты все сделаешь правильно. Сейчас тебе
нужно на время забыть обо всем и постараться хорошенько отдохнуть. Ночь была
тяжелая, ты устал, и потому сейчас нервничаешь.
-- Ты не понимаешь...
-- Я все понимаю, -- она вновь полуобняла меня за плечи. -- Давай
сделаем так. Сейчас мы пройдем в кабинет, и я сделаю тебе массаж. Ты уже
сделал все, что было необходимо сделать. Если что-нибудь пойдет не так, то
мы будем думать об этом тогда, когда что-то пойдет не так, а не сейчас,
хорошо?
Где-то в глубине дома раздался звук бьющейся посуды, -- это на кухне
резвился Маллен.
-- Ты не должен относиться к этому так серьезно, -- ворковала Франсуаз,
подпихивая меня к кабинету. -- Пойдем, мой маленький бука. Твоя Френки
поможет тебе расслабиться.
-- И это я-то -- маленький бука? -- взвился я. -- Картера хватил бы
удар, послушай он тебя да Маллена. Конечно! Глупый старина Майкл вечно все
усложняет. Дадим ему немного поиграться, потом поцелуем в носик и отправим в
постель.
Франсуаз посмотрела на меня с притворной серьезностью, потом игриво
пихнула в плечо и снова начала смеяться.
-- Все-таки ты и есть маленький бука, -- произнесла она. -- Придумать
такое -- в постель в середине дня. Меня, например, больше устраивает твой
рабочий стол. Для старины Майкла это слишком извращенно?
Вольно же ей было подсмеиваться надо мной. Но время-то показало, кто из
нас был прав.
13
Инспектор Маллен сидел на переднем сиденье своего автомобиля, большие
черные очки прикрывали его глаза. Конечно, подержанный форд со специально
установленным усиленным мотором принадлежал не ему, а штату Калифорния, но
полицейский давно привык называть машину своей.
На сиденье рядом с ним расположился Дон Мартин. Он не счел нужным
снимать плотную матерчатую кепку и тихонько насвистывал себе что-то под нос,
и это выводило Маллена из себя.
-- Ваши люди готовы, Мартин? -- спросил инспектор, делая вид, что
рассеянно посматривает из окна куда-то далеко вдаль.
Сделать это было довольно затруднительно, поскольку прямо перед носом
инспектора возвышалась бетонная стена хайвея. Однако Маллен продолжал
стараться, желая тем самым выразить свое отношение к частному детективу.
Он бы предпочел проделать все в одиночку, когда мелкие кучки дилетантов
не путаются под ногами у старых профессионалов, много лет верой и правдой
прослуживших в полиции.
-- Вижу, вы уже нашли общий язык, -- произнесла Франсуаз, подходя к
машине.
Вообще она страшная язва.
Она успела сменить темно-синий пиджачный костюм на облегающие брюки и
белую блузку, плотно облегающие ее стройное с развитыми формами тело, на
ногах были спортивные туфли, чтобы удобнее было бежать. Я сомневался, что
это поможет ей в преследовании кого бы то ни было по окраинам Лос-Анджелеса,
однако счел за лучшее не обсуждать туалет моей партнерши.
-- Мы займем исходные позиции через десять минут, -- произнес Дон
Мартин. -- Незачем моим людям торчать столбами посреди улицы дольше
необходимого. Это на полицейских никто не обращает внимание.
-- Не слишком обижай нашего инспектора, ладно? -- Франсуаз развернулась
и направилась ко мне.
Мимо проехал тяжелый контейнер, и я не смог расслышать, что произнес в
это время Маллен.
-- Обязательно было подливать масла в огонь? -- недовольно спросил я,
устраиваясь на сиденье водителя. -- Эти двое же там сейчас сцепятся. Ты
знаешь, что еще выдумал Дон, желая поддразнить Маллена? Он сказал, что
собирается сделать Гарде предложение. Ты только представь себе это: Дон
делает Гарде предложение. Как бы к вечеру инспектор не получил второго
фингала с другой стороны.
Франсуаз раскрыла свою дверцу и элегантно закинула внутрь одну из своих
стройных ног, потом откинулась на спинку сиденья и отбросила назад волосы.
Помимо того, что она язва, она еще любит покрасивиться.
Я медленно тронул автомобиль с места, машина шла немного тяжелее, чем
обычно, и в этом не было ничего удивительного -- в грузовом отсеке покоился
огромный обитый железом ящик, и мне не хотелось лишний раз напоминать себе о
том, сколь ценно для многих людей его содержимое.
До последней минуты у меня оставалась слабая надежда на то, что
полицейским или людям Дона Марина все же удастся обнаружить место, где
скрывался доктор Бано в ожидании назначенного им самим срока.
Мне чертовски не хотелось рисковать столь ценным грузом, поэтому я
долго пытался убедить Джейсона Картера в том, что необходимо положить в ящик
металлолом.
-- Я не могу этого сделать, -- с надоедливым упорством обреченного
повторял банкир. -- Ведь никто не может гарантировать, что вам удастся
арестовать этого человека. Как знать, возможно, он сможет скрыться, и что
тогда буду чувствовать я, поставивший под угрозу жизни моих родных и
близких.
Я плохо представлял себе, о каких именно близких шла речь, поскольку
доктор Бано явно не собирался отстреливать никого, кроме чистокровных
Картеров, однако переломить аргументации Картера все же не смог. В конце
концов, он был избран умирающим императором в качестве хранителя священных
реликвий, а не я.
-- Но что же будет тогда с вашим словом, мистер Картер? -- попытался
урезонить его я, впрочем, без особой надежды на успех.
Бывают моменты, когда вы полностью уверены, что переубедить вашего
собеседника вам не удастся. Чаще всего это случается, когда тот, с кем вы
разговариваете, до смерти напуган и потерял всякую способность соображать.
-- Я встану на колени перед их посольством, -- сказал Джейсон Картер.
-- Я буду умолять их вернуть мне эти реликвии. Но если они останутся глухи,
если их сердца не смягчатся моими мольбами -- надеюсь, вы не откажетесь
съездить в их страну, и, может быть, вам удастся...
Он предлагал мне оплачиваемый отпуск -- пожизненный, в юго-восточной
тюрьме.
Вообще люди становятся до крайности глупы, когда им приходит в голову,
что они в чем-то полностью уверены. Я никогда не ожидал услышать от главы
одного из наиболее крупных банков США столь наивные речи о коленопреклонении
и слезных мольбах, да и он сам, похоже, мало в них верил, но ему нравилось
чувствовать себя благородным героем, мучеником во имя идеи, и чем больше он
накручивал себя, тем большее удовольствие от этого получал.
Но ехать в Юго-Восточную Азию в случае провала все-таки великодушно
предоставлял мне.
Я мог бы, конечно, просто наложить вето на все эти словоизлияния нашего
клиента, поскольку клиент всегда прав только в тех случаях, когда вы даете
ему отчет в собственных действиях. Обычно я предпочитаю этого не делать.
Чаще всего богатые люди, которые еще несколько минут назад дрожали от
страха и просили вас вытащить их из самых невероятных передряг, через пару
секунд забывают о своем бедственном положении и начинают командовать вашими
действиями, покрикивая, если что-то пойдет не так, как им хочется. Они имеют
досадную привычку забывать, что платят вам за конкретные результаты, а вовсе
не за то, что вы позволяете им дирижировать вашими действиями.
Поэтому я, нимало не смущаясь, заменил бы настоящие реликвии на
какой-нибудь мусор, и продолжил бы день со спокойной совестью, если бы в
дело опять не вмешалась Франсуаз.
-- Мы не можем подвергать риску этих людей, -- сказала она. -- В чем-то
мистер Картер прав. Если Бано не будет обезврежен, а ты подменишь реликвии,
тем самым всем Картерам будет подписан смертный приговор. Ты не можешь брать
на себя такую ответственность.
Само собой, это не помешало ей в то же время весело щебетать о том, что
нет необходимости нервничать из-за предстоящих событий и распивать себе
кофе, пока я изучал карту тех мест, на которых нам предстояло действовать.
Так и получилось, что, когда я выруливал с хайвея, чтобы занять
указанную доктором Бано позицию на окраине Лос-Анджелеса, на месте для
перевозки грузов находился именно тот ящик, который хотелось видеть
человеку, умеющему столь метко стрелять.
Я выбрал двухместный полугрузовой автомобиль, достаточно быстрый и
маневренный, чтобы двигаться в сутолоке окраинных улочек Лос-Анджелеса, на
которых нет ни одной машины, то невозможно проехать из-за двух медленно
разворачивающихся друг перед другом грузовиков.
Еще на всякий случай я взял с собой пистолет, хотя был уверен, что
сегодня он мне не понадобится.
Из динамика на приборной панели раздавался голос Маллена, отдававшего
последние распоряжения дорожным патрулям. Я протянул руку и отключил звук,
который можно было бы различить при разговоре по телефону. Над крышей нашего
автомобиля пролетел вертолет.
В тот момент, когда я услышал в трубке голос доктора Бано, я понял, что
проиграл.
14
-- Вы не разочаровали меня, мистер Амбрустер, -- голос моего нового
знакомого был все таким же спокойным и немного вкрадчивым. Казалось, что не
его в этот момент разыскивает вся полиция города, а, например, меня. -- Вы
прибыли точно вовремя и в то место, которое я указал.
-- Рад стараться, -- буркнул я в трубку. -- Можете выслать мне медаль
по факсу. Что дальше?
-- Приятно иметь дело с человеком, который знает свое ремесло, --
казалось, доктор Бано не слышал моих слов. -- Мистер Картер -- хороший
человек, но вот он совсем не умеет делать дела. Мне пришлось долго убеждать
его согласиться с тем, что необходимо было сделать.
-- Его брата вы тоже здорово убедили, -- сказал я. -- Потреплемся
дальше?
-- Вы не сможете проследить звонок, если это вас интересует, -- мне
показалось, что в голосе Бано я услышал нотки того своеобразного ехидного
смеха, которым могут смеяться только люди, родившиеся в Азии. По крайней
мере, у меня так никогда не получалось -- я много раз пробовал.
Бано продолжал:
-- Вижу, вы предупредили местную полицию. Это, конечно, противоречит
нашему с вами договору, и я мог бы обидеться... Сказать -- мистер Амбрустер
обманул меня. Но я ведь понимаю вас и ваши мотивы. Другого выбора у вас не
было, вы должны были сделать так, как поступили. Но я уверен, что в глубине
души вы скорбите о том, что нарушили данное вами слово...
В подобной ситуации любой американец добавил бы фразу: "я все понимаю,
я же умный человек". Бано этого не сделал, -- очевидно, ему не было
необходимости напоминать себе об этом.
Мотор автомобиля глухо ворчал, сетуя на несправедливость судьбы. Я
повернул голову к своей спутнице. Ее серые стальные глаза были направлены
куда-то вдаль, алые губы поджаты.
Она думала о том же, о чем и я.
Чего ждет Бано?
-- Мы не можем засечь его, -- резкий голос инспектора Маллена ворвался
в мое ухо, я недовольно мотнул головой.
После этого инспектор добавил еще несколько слов, но привести их здесь
было бы политически некорректно, поскольку они касались не только самого
доктора Бано, но и его самых отдаленных родственников.
В правом ухе Франсуаз находился такой же миниатюрный микрофончик, что и
у меня, и я мог быть уверен, в ее голове уже родилась ядовитая отповедь
привыкшему орать в трубку Маллену.
-- Он встроился в телефонную сеть, и теперь прыгает по номерам, как
заяц, -- продолжал инспектор. -- Дорожная полиция никого не смогла
обнаружить.
Но разве это сейчас важно. Доктор Бано тем временем говорит:
-- Доезжайте до второго поворота и сверните направо, мистер
Амбрустер... Потом я скажу, куда ехать дальше.
По его голосу я понимаю, -- он тянет время. Он построил свой план на
чем-то, что обязательно должно произойти, но он мог знать только
приблизительное время. Чего же он ждет?
Сгорбленная старушка в серой клетчатой куртке медленно бредет по правой
стороне улицы. Автомобиль минует второй квартал, я поворачиваю руль.
Если бы я только мог знать, видит ли меня сейчас Бано.
-- Теперь до следующего поворота и направо, -- говорит голос в трубке.
-- Следую по параллельной улице в трех кварталах от вас, -- это опять
Маллен.
Я чувствую, ему хочется добавить еще что-то, например, про три
вертолета, которые подобно гигантским вентиляторам пытаются охладить горячий
воздух над Городом Ангелов, или же про посты дорожных полицейских, что, в
настоящее время, напряжено высматривают -- кого?
Маллену нечего мне сказать, а Бано продолжает тянуть время.
Машина идет быстро, четкие команды следуют одна за другой. Становится
жарко, кажется, что все происходит в дурном сне, что это ночной кошмар,
который никак не кончится.
Очень жарко.
Я заворачиваю за угол, потом еще два квартала, снова поворот, три
квартала, поворот, еще несколько сотен метров.
Это не может быть аэропорт. Если бы Бано на самом деле зафрахтовал
частный самолет, то крылатая машина уже стояла бы на взлетной полосе с
крутящимся пропеллером. Не ждет же он, пока в бак зальют горючее.
Еще несколько кварталов, снова поворот. Машина не охлаждается, высоко в
небе яркое солнце медленно пропекает город. Блузка Франсуаз уже промокла
насквозь, я наверняка выгляжу не лучше.
Еще три квартала, поворот.
Встречать мне следующее Рождество в гостях у Маллена, если это вокзал.
Куда Бано сможет уехать на поезде. Разве что в северный Техас, в гости к
миссис Шелл.
Какого черта он ждет?
Руль давно стал мокрым под моими пальцами. Возможно, это от жары,
возможно, я нервничаю. Я не понимаю, что затеял доктор Бано, и это мешает
мне.
-- Крупная пробка справа от вас, Амбрустер, -- сообщает Маллен. --
Только-только начинает рассасываться. Можете попасть в поток.
Здорово.
Тонкие длинные пальцы Франсуаз сцеплены на коленях. В голове у меня
начинает стучать. Бано продолжает свою игру.
-- Теперь вам необходимо доехать до кинотеатра... Я скажу, куда
повернуть.
-- Автокатастрофа за пять кварталов от вас, -- сообщает инспектор. --
Кажется, есть жертвы.
Я похож на человека, которого интересуют городские новости?
-- Надеюсь, вы не слишком устали, мистер Амбрустер... Мне искренне
жаль, что приходится заставлять вас страдать от жары... Если хотите, можете
остановиться и выпить чего-нибудь прохладительного.
Высокие дома, грязные стены, большие смятые листы белой бумаги,
разлетающиеся по тротуару. Здесь почти нет людей, а те, которых мы встречаем
на пути, опасливо жмутся к стенам.
-- Пробку удалось устранить, Амбрустер... Берегитесь наплыва машин с
северо-востока...
Это все, на что способны полицейские вертолеты.
-- Притормозите у универсального магазина... Доезжайте до
бензоколонки...
-- По-прежнему не можем его засечь...
Я вытираю вспотевшие ладони о брюки. Если Бано хотел вывести меня из
равновесия, ему это удалось.
-- А теперь три квартала направо...
Дело сделано.
Не знаю, как это можно объяснить. Голос Бано почти не меняется. Он
такой же тихий, вежливый, вкрадчивый. Но сразу ясно, что он перестал играть.
Подобно террористу, который долго угрожал заложнику пистолетом, но,
наконец, решился спустить курок, подобно любовнику, который весь отдался
любовной страсти, но вот, наконец, готов вонзиться в свою партнершу -- вы не
можете этого объяснить, но всегда замечаете, когда человек переступает ту
неуловимую грань, что отделяет подготовку от активных действий.
Ресницы Франсуаз приподнимаются. Дело не в моем воображении, она тоже
заметила.
Что же произошло?
-- Выезжайте на магистраль, сверните на первом повороте...
На мгновение я закрываю глаза, потом вновь открываю их.
Мне хочется задать Маллену вопрос, но я не могу этого сделать, так как
Бано услышит меня.
В любом случае, это уже не важно.
Ехать по хайвею гораздо легче, я чувствую, как автомобиль медленно
опускается и приподнимается на рессорах. Меня обгоняет тяжелый грузовик,
потом другой. Издалека доносится шум тяжелых механизмов.
Боковая дорога... Еще одна... Проволочный забор, ограждения. Кучи
щебня, гравия и песка. Франсуаз достает из перчаточного кармана свой
пистолет.
Он ей не понадобится.
15
Двое людей стоят сбоку от меня, вот они уже остаются позади. На них
рабочая одежда, оранжевые каски. Воздух становится тяжелым, он наполнен
мельчайшими частичками пыли от песка и цемента.
-- Осторожно спуститесь с откоса, мистер Амбрустер... Не
перевернитесь...
Это большая стройка. Очевидно, возводят не просто здание, а целый
комплекс. Маллен не теряет случая пояснить:
-- Муниципальное строительство городской больницы, Амбрустер... Не хочу
подъезжать ближе... Один вертолет как раз над вами.
Дорога заканчивается. Я осторожно подвожу машину к краю откоса, колеса
начинают судорожно вертеться, мотор глухо гудит, я медленно сползаю вниз.
-- Будьте внимательнее, мистер Амбрустер... Там вполне можно
спуститься, если действовать медленно...
-- К вам подлетел второй вертолет...
Откос не очень крутой, и совсем не глубокий. Но глина скользит под
колесами, автомобиль подбрасывает несколько раз.
Я ищу взглядом то, что должно здесь быть. Пока я не вижу его, но знаю,
что он где-то здесь.
-- Я отдал приказ оцепить сектор, -- уточняет Маллен. -- Через четверть
часа мы перекроем здесь все входы и выходы.
У вас нет этой четверти часа, инспектор.
Автомобиль подпрыгивает еще раз, опасно накреняется, грозя зарыться
носом в глину. Франсуаз рядом со мной что-то произносит.
-- Осторожнее, мистер Амбрустер, незачем торопиться...
Я выравниваю машину, заглушаю мотор. Дальше мы не поедем.
Капелька пота стекает по носу Франсуаз и падает на ее брюки.
-- Выйдите из машины, мистер Амбрустер.
Я подчиняюсь, мои ноги ступают на скользкую глинистую почву,
испещренную строительным мусором. Отсюда вывозят грунт. Куда? Сейчас это
важно.
Я делаю несколько шагов вокруг своей оси и вижу его.
Малый подъемный кран.
-- Тяните время, Амбрустер, -- кричит мне в ухо Маллен. -- Нам нужно
время.
Франсуаз показывается из-за корпуса автомобиля, отбрасывает волосы
назад. Грудь эффектно натягивает влажную белую блузку. Мобильный телефон в
моей руке, где-то далеко слышен лязг металла. Что-то равномерно стучит
совсем недалеко от меня, рядом с нашей машиной, но большая груда вынутого
грунта мешает мне рассмотреть, что это.
Но я знаю.
-- Идите к подъемному крану, мистер Амбрустер... Можете не
торопиться...
Он не спешит, и теперь я знаю, почему.
Теперь я знаю все, но уже слишком поздно.
-- Пусть ваша спутницам выйдет из машины и больше не садится в нее...
Ее помощь будет необходимой.
Он видит нас, это очевидно. Ослушаться? Приказать Франсуаз немедленно
связаться с Малленом, объяснить ему все?
Бессмысленно...
-- Подойди ко мне, -- кричу я своей напарнице, стараясь перекрыть шум
лязгающего железа.
-- Какого черта у вас там происходит, -- голос Маллена. -- Дайте мне
еще минут десять, не больше. Никто отсюда не уйдет, только десять минут.
Теперь над моей головой висят все три вертолета. Почетный эскорт для
доктора Бано.
Франсуаз приближается ко мне, ее ноги переступают через кучи грунта.
Все-таки ей понадобились спортивные туфли.
Вокруг нет никого, -- по крайней мере, я никого не вижу. Работы идут
где-то далеко.
Она подходит ко мне, губы полуоткрыты. Она понимает, что происходит
что-то неладное. Мобильный телефон в моей руке вновь оживает:
-- Побыстрее, мистер Амбрустер... У человека всегда достаточно времени,
но не стоит бесцельно растрачивать его.
Восточная философия...
-- Вы должны сесть внутрь крана, а ваша спутница -- прикрепить ящик
крюком. Теперь я попрошу вас действовать быстро...
Руки Франсуаз уперты в бока, подбородок упрямо выставлен вперед. А
решение опять приходится принимать мне. Я мог бы послать мистера Бано
куда-нибудь подальше, в Юго-Восточную Азию, например, к его древним богам и
философии. Реликвии у меня, и в данный момент он не сможет предпринять
ничего, чтобы заполучить их.
Но что потом? Люди Маллена только-только начинают оцеплять место, где
проходит строительство. Множество людей, машин, груды мусора и строительных
материалов.
Бано сможет скрыться. И тогда он будет убивать.
Не из злобы, нет. Не из-за эмоций. Такие люди, как Бано, не
руководствуются ими. Вернее, у них есть одно чувство, огромное и
фанатическое, и ради этой идеи они способны принести в жертву кого угодно,
даже себя.
Когда-нибудь я заставлю тебя это сделать, можешь не сомневаться.
Я начинаю подниматься на гору грунта. Телефон в моей руке молчит, я
прячу его в карман. Доктору Бано больше нечего мне сказать. Франсуаз стоит
на месте, она слышала наш разговор. Поднятая рука прикрывает глаза от
солнца. Мелкая пыль оседает на ее блузке.
-- Мы оцепили уже половину периметра...
Я поднимаюсь на гору грунта, туда, где на холме стоит малый подъемный
кран. Теперь я вижу, что стучало и лязгало рядом со мной, и могу поздравить
себя с тем, что опять оказался таким проницательным. Ну разве я не молодец?
Это грузовой конвейер.
Строители используют его в тех случаях, когда не могут подогнать
грузовик непосредственно к месту погрузки. В данном случае это как раз
невозможно -- дорога сковывает небольшую расщелину с одной стороны, с другой
расположилось что-то очень большое и серое. Наверное, это скала.
Большие груды извлеченного грунта медленно уползают куда-то вдаль,
чтобы высыпаться в кузова огромных грузовиков.
В кабине крана неожиданно душно, хотя она открыта со всех сторон.
Сильно пахнет бензином. Я вновь достаю из кармана мобильный телефон.
-- Вы умеете управлять краном, мистер Амбрустер? Это несложно. Я буду
объяснять.
Несколько кнопок, рычагов. Сиденье жесткое, мне неудобно, некуда девать
локти. Спокойный неторопливый голос Бано доносится до меня сквозь далекий
грохот множества механизмов. Короткая стрела начинает медленно
поворачиваться, зависая над нашим автомобилем.
-- Я оцепил почти весь периметр, Амбрустер... Мне нужно еще минут
пять...
Франсуаз стоит у машины -- отсюда она кажется такой маленькой. Скрип
лебедки, трос медленно раскручивается. Моя партнерша наклоняется, легкие
брюки липнут к стройным ногам, она прикрепляет кран к обвязанной вокруг
ящика веревке.
Я даже не успел посмотреть на эти драгоценности.
Глупо, но в тот момент эта мысль расстроила меня больше всего.
Снова скрип лебедки, автомобиль несколько раз покачивается туда и сюда,
ящик медленно отрывается от кузова. Поворот стрелы. Я знаю, куда следует его
поставить.
-- Очень хорошо, мистер Амбрустер... Вы очень быстро все схватываете...
Теперь не промахнитесь...
Я не промахнусь. Отцепить крюк оказывается неожиданно легко. Ящик
медленно опускается на полосу конвейера. Наверное, он издает при этом шум,
но его заглушает рев мотора.
Теперь наш груз стоит на самом верху огромной кучи извлеченного из
земли грунта. Огромная строительная машина выполняет работу, для которой в
свое время понадобилось несколько молодых и сильных парней.
-- Всего хорошего, мистер Амбрустер...
Франсуаз стоит около автомобиля, ее голова склонилась к панели
управления, роскошные волосы, испачканные строительной пылью, разметались по
плечам. Она что-то говорит.
-- Понимаю, -- пора уже вытащить Маллена из моего уха. -- Мы
постараемся остановить все грузовики.
Он не успеет. Я это знаю, понимает и он.
Я тяжело выбираюсь из кабины крана. Линия грузового конвейера мне уже
не видна. Спрыгивая на землю, я больно ушибаюсь о какую-то металлическую
деталь, выдающуюся в сторону от кабины.
-- Перекройте все дороги, ведущие...
Это уже бессмысленно. Я вытаскиваю микрофон из уха, прячу его в карман.
Мои ноги скользят по глине, я спускаюсь вниз.
Франсуаз стоит у машины, ее мокрое лицо встревожено. Руки сложены на
высокой груди.
-- Он ушел? -- спрашивает она.
Я привлекаю ее к себе, целую. Ее блузка совсем мокрая, горячие груди
упираются в мое тело. Я чувствую себя легко и спокойно, теперь я могу начать
думать.
Я знал, что что-то должно случиться, и это произошло. У Бано было
преимущество человека, который ставит спектакль и приглашает других играть в
него. Акт сыгран, я проиграл. Теперь мне уже не о чем волноваться.
Пока он на американской земле.
16
В то утро надзирательница опять приложилась к бутылке.
Мэгги Роллингс делала это частенько, особенно по утрам. Тогда ей
становилось грустно, она начинала жалеть саму себя. Ей хотелось чем-то
взбодриться, снова почувствовать, как по увядшему телу разливается тепло.
Что делает такая женщина, как она, в подобном месте? Ведь она могла
бы... А, да ладно. Всего один глоток, никто и внимания не обратит.
Все знали, что она закладывает за воротник, но никому не было до этого
дела. Если бы директор уволил ее, где бы он смог потом найти еще одну такую
дуру, что согласится занять ее место.
Исправительное заведение для несовершеннолетних. Не школа, не колония,
так, черт те что. И вся ее жизнь была точно такой -- не плохой и не хорошей,
так, тянулась потихоньку. Дни следовали за днями, даже не серые, а какие-то
грязно-бурые, как это место.
Еще один глоток, и все.
Где-то снаружи раздался шум, воспитанники возвращались после физических
упражнений на свежем воздухе. Их следовало так называть -- воспитанники.
Человеческое достоинство, никак иначе... Бандюги все они, вот кто.
Ну, еще капельку.
Какие-то голоса. Перед глазами Мэгги Роллингс все начинает
расплываться, тело охватывает блаженная истома и какая-то влажная легкость.
Она уже не здесь, не в этом, страшно вонючем, и в то же время, вечно
наполненном сквозняками здании. Она вообще нигде.
Ей хорошо. Она думает о том, что могло бы быть.
Она не хочет видеть ту гадость, что окружает ее. Такая женщина, как
она...
В то утро надзирательница опять приложилась к бутылке.
Рол знал, что так и будет, он этого ждал. Прошлым вечером Сэнди и его
парни опять подкатывали к нему, требовали денег. Но как он мог вернуть долг,
сидя в этой дыре.
Сэнди сказал, что изобьет Рола, если тот не вернет деньги. Он не шутил
и не обманывал. Рол сам видел, как скорая увозила мальчишку, который вот так
же вовремя не отдал Сэнди долгов. Потом он слышал разговоры служителей, что
беднягу измолотили бейсбольными битами.
После его уже не видели в исправилке. Несколько дней по коридорам ходил
важный человек в дорогом костюме, пару раз заходил в кабинет директора,
потом к нему вызывали надзирательниц. Тем все и кончилось.
А теперь Сэнди угрожает ему, Ролу. И долг-то небольшой, совсем, Рол
думал, что у него будет время найти деньги, да вот, поди ж ты. Ребята
говорили, что у того парнишки от побоев уже ничего между ног больше не
работает, надо много лечиться.
А Рола ждала девчонка, хорошая простая девчонка из того же квартала,
что и он, и она обещала дождаться его.
Покрытая спутанными засаленными волосами голова Мэгги Роллингс тяжело
стукнулась о деревянную покрышку стола. Рол затаил дыхание, прислушался.
Рядом не было никого.
Он еще раз вспомнил лицо Сэнди. Лучше директор наложит на него
наказание, чем не вернуть долг.
Рол быстро прошел по коридору мимо стола, за которым сидела миссис
Роллингс. Так надо было ее называть, но никто в исправилке никогда не видел
мистера Роллингса и даже не слышал о нем. И в самом деле, сможет ли
кто-нибудь жить с такой?
Разве что Сэнди. Эта мысль позабавила Рола, и страх прошел.
Коридор был совсем небольшим, а дверь никем не охранялась, кроме как
миссис Роллингс. Да и кого они вообще заботили. Ну убежит один из них, два
-- куда им податься? Туда же, обратно в квартал. Там их ловили полицейские,
били в фургоне, возвращали обратно. Директор зачитывал перед строем приказ о
наложении взыскания. Надзирательницы издевались немного больше, чем обычно.
Когда Рол ступил на асфальт улицы, он обернулся. Он знал, что не надо
было так делать, что необходимо уйти как можно быстрее, пока не заметили,
что он ушел, не поймали. Тогда Сэнди точно не даст второго срока, чтобы
найти деньги.
Все-таки Рол оглянулся. Высокое серое здание, грязные стены. Решетки на
окнах. Перед входом когда-то росло дерево, потом его спилили. Рол помнит
это, потому что в то время в исправилке сидел его брат, а он сам маленьким
еще был.
Он отворачивается и быстро идет по улице, стараясь не привлекать к себе
внимания прохожих. Он такой же, как они, идет по своим делам.
Теперь нужно найти деньги. Это несложно, для такого парня, как он,
несложно. Достаточно приметить какого-нибудь простака, пройти мимо, слегка
толкнуть... Пара бумажников, если повезет -- и можно будет вернуться.
Вдруг, даже не заметят, что он уходил.
Надо попасть в кварталы, где ходят люди с толстыми бумажниками.
Кларенс Картер стоял у большого фонтана и недовольно осматривался
вокруг через затемненные стекла очков. Он был слишком занят, слишком
напряженный день, чтобы терять время подобным образом.
Какого черта понадобилось Лизе? Неужели она не могла поговорить с ним
дома, в офисе? Что за тайны?
Может, она беременна и не знает, как сказать отцу?
В это время дня в парке было немного народа. Случайные парочки,
урвавшие несколько минут, чтобы побыть вместе. Благостные старички, которые
сидят на скамейках и читают свои газеты. От них всегда плохо пахнет. Не было
даже нянек с детьми -- солнце в этот день палило слишком сильно. Минуты
ползли, Лиза не появлялась. Кларенс бросил взгляд на часы, указанное кузиной
время уже наступило. Так в чем же дело?
Мимо него прошла девушка в короткой юбке, маленькие плотные ягодицы
вызывающе покачивались на ходу. Кларенс вспомнил о Коре. Ему повезло с этой
девушкой, она его любит, понимает.
Да и ей с ним повезло.
В телефонной трубке голос Лизы был взволнованным, она не могла всего
сказать. Очень спешила. Переспросила несколько раз, точно ли он придет.
Конечно, точно, черт возьми. Он же деловой человек.
Что это за такое важное дело, в котором только он может ей помочь?
Сложнее всего было нести винтовку.
Сперва Юджин Данби собирался оставить ее в том чехле, который дал ему
продавец. Но потом ему пришлось развернуть оружие, чтобы осмотреть его,
понять, что и как нажимать. Потом винтовка не залезла в чехол, как он не
старался.
Закладывать патроны в ствол оказалось несложно, он несколько раз
попробовал, у него получилось. Потом долго лежал на кровати, примериваясь,
как удобнее держать приклад, клал палец на спусковой крючок.
С оптическим прицелом целиться будет совсем несложно.
Юджин Данби жалел, что у него не будет времени для тренировки. Он
всегда тренировался перед выходом на ринг, он же был профессионалом. А вот
теперь у него другое занятие, и было бы неплохо в нем наловчиться.
Прибыльное, интересное, и ему нравились красивые девушки.
Но пострелять для тренировки в маленьком номере мотеля было невозможно,
а выезжать за город Данби не решился. Ему не хотелось лишний раз выходить на
улицу. Вот сделает дело, убьет этих двоих, получит все деньги -- и махнет
куда-нибудь в Латинскую Америку.
Ему казалось, что там хорошо.
Он шел быстро, стараясь не оглядываться. Ему постоянно хотелось
оглянуться. Юджин Данби заранее составил себе маршрут с помощью большой
карты, которую ему принесла Лиза. Девушка с совиными глазами хотела быть
уверенной в том, что все пройдет именно так, как она задумала.
Маленький сквер в нескольких минутах езды от мотеля, в котором
остановился Данби. Сперва ему казалось, что чересчур опасно брать такси, но
она убедила его. Таксисты не возят с собой фотографии людей, которых
разыскивает полиция.
Она считала, что будет слишком опасно приехать и уехать на одной и той
же машине.
Сложнее обстояло дело с тем, где он спрячется после. Данби понимал, он
не может более оставаться в мотеле, рано или поздно кто-нибудь мог сообщить
о нем в полицию. Лиза сказала, что уладит и это. В горах у нее был небольшой
домик.
Данби велел таксисту остановиться. На несколько секунд он замешкался,
так как ему мешал огромный свернутый ковер. Данби снял его со стены в
мотеле. Ковер был грязен, и сложно было определить, кто больше поработал над
ним -- прожорливая моль или гадливые мухи.
Данби просунул таксисту бумажку, тот завозился, ища сдачу. Это была
ошибка. Он должен был заранее подготовить деньги, чтобы не задерживать
шофера.
Держать свернутый ковер на плече было неудобно, но Данби не решался
поставить его на асфальт. Принимая у таксиста деньги, он посмотрел на часы.
Он успевал.
Огромный дом, служебный вход никогда не запирается. Вокруг много людей.
Наверняка кто-нибудь из них запомнит его, опишет полиции. Какая разница ? Он
уже давно в розыске.
Дверь закрыта. На мгновение его пронзает предчувствие неудачи.
Несколько шагов, он протягивает руку. Дверь открывается.
Он заходит. Длинная узкая служебная лестница. Сбоку -- вход в основное
здание. Ковер давит и трет обнаженное плечо Данби. Он начинает подниматься.
Один этаж, второй, десятый. Надо подняться под самую крышу.
Рол приметил его сразу же, как увидел. Он искал кого-то именно в этом
роде. В скверах всегда можно найти мужчину, который кого-то ждет и
посматривает то на часы, то по сторонам. Выглядит солидно, но сразу заметно,
что о чем-то думает.
Рол держит сам с собой пари, этот тип держит деньги в кармане брюк.
Он замедляет шаг, тоже смотрит по сторонам. Человек у фонтана его не
замечает. Он переступает с ноги на ногу, поворачиваясь вокруг своей оси. Он
и не заметит, что произойдет.
Лестница кончается, последняя дверь. Данби заходит. Маленькое пыльное
помещение, несколько сломанных стульев. Подоконник. Данби опускает свою ношу
на пол, осторожно разматывает ковер.
Где же Лиза ? Кларенс решает подождать еще минут пять, потом он уйдет.
У него нет времени.
Да и что могло быть настолько важным.
Главное -- быть естественным, особенно, когда извиняешься. Толкнув
человека, надо извиниться, а потом быстро уйти. Рол напускает на себя
незаметный вид, сначала он идет медленно, потом его шаг постепенно
ускоряется.
Когда он поравняется с типом, то толкнет его, руку в правый карман.
Люди всегда носят деньги в правом кармане, так их легче вытаскивать.
Черный ствол винтовки глухо блестит в солнечном свете. Данби опускает
его на подоконник, упирает приклад в плечо. Ему в голову приходит, что он
забыл закрыть за собой дверь. Вернуться ? Но человек в сквере может уйти.
Мгновение Данби колеблется, потом все же принимает решение.
Оптический прицел. В помещении пыльно, но Данби не привыкать. Не раз и
не два он выбивал пыль из ринга, когда обрушивался на него своим тяжелым
телом.
Человек у фонтана нервничает, постоянно двигается. Но это беспорядочное
дерганье спешащего человека, который вынужден ждать. Данби смотрит на него,
осторожно прицеливается.
Пятнадцать метров, десять. Теперь Рол идет очень быстро, на ходу
взмахивая руками. Пальцы правой руки слегка покалывает, пять метров. Человек
у фонтана оборачивается, они встречаются взглядами.
Грубый палец Данби лежит на спусковом крючке. Человек у фонтана попал в
перекрестье его прицела. Пора.
Толчок. Кларенс чувствует, что кто-то задевает его, он оборачивается.
Парнишка в майке, на которой что-то написано яркими буквами. Какого черта ?
Выстрел.
Он толкнул этого типа слишком сильно. Не рассчитал. А ведь раньше у
него это получалось. Правая рука сжимает бумажник черной кожи. Теперь надо
бежать.
Кларенс теряет равновесие, он падает, широко раскинув руки. Вот ведь
маленький гаденыш. Женщина на скамейке испуганно вскрикивает. Несколько
прохожих оборачиваются к нему.
Человек у фонтана падает, и Данби кажется, что это происходит медленно,
как во сне. Он ловит себя на том, что высунул язык и теперь облизывает
пересохшие губы. Выстрелить еще раз ? Или пора уходить ?
Поняли ли они, откуда стреляли ?
Маленький гаденыш. Кларенс лежит на асфальте, все тело у него болит.
Хорошо хоть, еще не размозжил себе голову о бетонную лепнину фонтана. А все
Лиза.
Ведь она даже не пришла.
Человек у фонтана не движется. Одна секунда, другая. Взгляд Данби
прикован к распростертой внизу фигуре. Он не слышит криков, слов. Возможно,
сюда уже спешат полицейские.
Взгляд Данби на мгновение остекленевает.
Надо уходить.
На полу лежит простыня, он прихватил ее с собой заранее. Если бы он
обернул в нее винтовку, когда ехал в такси, шофер бы все понял. Но теперь он
не поедет на такси.
Лиза оставила ему машину, он видел ее, когда входил в здание. Ключи у
него в кармане.
Быстро спуститься, сесть за руль.
Уехать.
Он сделал это.
Кларенс лежит на асфальте, у него нет сил, чтобы встать. Чертов
маленький поганец. Может, он что-то сломал ?
В нескольких дюймах от него, в сером ограждении фонтана, маленькая
свежая щербина от винтовочного выстрела.
17
Раскаленное солнце, мелкий запах песка и пыли, бесконечное чувство
легкости.
Кажется, что я стою в самом центре огромной пустыни, и на много миль
вокруг нет ни одного человека, кроме Франсуаз.
На самом деле это огромная стройка.
-- Маллен не сможет остановить грузовик, -- говорит она, садясь на
капот машины. Ее колени раздвигаются, насквозь мокрые брюки облепливают
роскошные бедра.
Понимают ли женщины, как вызывающе сексуально они порой выглядят?
-- Еще бы, -- киваю я.
Я пробую кончиками пальцев металл автомобиля, но он кажется мне слишком
горячим, чтобы сесть рядом с Франсуаз. Вместо это я становлюсь перед ней и
начинаю задумчиво барабанить по капоту костяшками пальцев.
Ее это раздражает, но она молчит.
-- Он не успел перекрыть все выезды со стройки, -- безразличным тоном
поясняю я. -- Доктор Бано заранее знал, что это будет невозможно. Он изучил
местность, вычислил маршруты, узнал, какой из секторов будет свободен
сегодня.
Франсуаз упирается руками в крышку капота, смотрит на меня. Ее тело
слегка откинуто назад, груди вздымают белую блузку.
-- Но он не мог предполагать, что на хайвее будет пробка, -- говорит
она. Она приподнимает правую ногу, упирает носок туфли в мое колено,
поправляет обеими руками испачканные мелкой пылью волосы. Я осторожно
придерживаю ее ногу, чтобы ей было удобнее, деловитым тоном она продолжает.
-- Поэтому группа грузовиков, перевозящих грунт, выбилась из четкого
графика. Вот почему он заставлял нас кружить по городу, пока машины не
смогли разъехаться.
-- Это значит, что он находился где-то там, откуда мог видеть
движущиеся грузовики, -- говорю я.
Все это уже не имеет значения, но нам доставляет удовольствие говорить
об этом. Приятно чувствовать себя очень проницательным. Приятно даже тогда,
когда умные мысли приходят в голову немного позже, чем следовало.
А Бано и нужно было -- совсем немного.
-- Наверняка у него была форма водителя, -- говорю я. -- Возможно, он
даже нанялся на работу или сунул несколько долларов одному из шоферов.
-- Маллен сможет отследить грузовик, -- говорит Франсуаз.
Верхняя пуговица ее блузки расстегнулась, обнажая тело девушки. Я
наклоняюсь и застегиваю ее, чтобы моя патнерша не обожгла кожу. Этот жест
кажется мне чересчур благонравно-ханжеским. Я улыбаюсь, она тоже.
Мне хорошо. Хорошо, что закончились эта суета, шум, спешка. Хорошо, что
уже не нужно ничего делать, ничего добиваться, никому противостоять. Больше
мне не придется играть по навязанным мне правилам, и это мне нравится.
А еще мне доставляет удовольствие просто стоять здесь, говорить ни о
чем, слушать ее голос, вдыхать ее аромат.
Если бы еще не эта пыль.
Я говорю:
-- Дорожная полиция, несколько вертолетов ... И один несчастный
грузовик. Проблема лишь в том, что здесь их несколько десятков, и все ездят
в разных направлениях. Без сомнения, у Бано уже подготовлено место для
перегрузки. Я даю Маллену минут тридцать-сорок, чтобы найти совершенно
пустой грузовик. Впрочем, возможно, там останется еще немного глины. Как ты
считаешь ?
Шум строительных машин нарушается другим, более близким. Над краем
дороги показывается большая темно-синяя машина, из нее, пригибаясь,
выскакивает инспектор Маллен.
Зачем он пригибается ? Это же не вертолет.
На длинном носу Маллена сидят большие темные очки, несколько длинных
кустиков волос безуспешно пытаются прикрыть лысину, которая блестит на
солнце от пота.
-- Мы найдем его, Амбрустер, -- ревет инспектор и грузно сбегает вниз
по откосу. Мгновение мне кажется, что сейчас он упадет, но Маллену удается
удержаться на ногах.
-- Мы найдем его !
Полицейские всегда говорят так после того, как упустят какого-нибудь
очень опасного преступника.
Дон Мартин тоже выходит из машины, но спускаться явно не собирается. Он
облокачивается на полуоткрытую дверцу, поправляет кепку.
Нас всех только что знатно вываляли в грязи.
-- Вы же тут были, Амбрустер, -- Маллен стоит уже прямо передо мной. --
Как все происходило ? Что он говорил ?
Франсуаз осторожно высвобождает свою ногу из моей руки, опускает ее на
испещренную мелкими камешками глину. Я поворачиваюсь, мои брови хмурятся.
Инспектор суетится, шумит, что-то говорит, размахивает руками.
Он все портит.
Я расслабленно пожимаю плечами. Какая теперь разница, что именно
говорил доктор Бано ? В нескольких словах я описываю инспектору то, что
имело несчастье случиться. Маллен слушает внимательно, еще немного, и он
вытащит из внутреннего кармана свой полицейский блокнот и начнет фиксировать
мои показания.
Дону Мартину все это неинтересно, он и не пытается прислушиваться.
Мы поднимаемся с Малленом на холм. Я показываю инспектору кран,
конвейер для удаления грунта. Он смотрит вниз, потом вдаль, туда, где
исчезает линия конвейера. На мгновение мне кажется, что сейчас он сам
спрыгнет вниз, на медленно проплывающие мимо кучи глины, желая лично
повторить путь пропавшего груза.
Я возвращаюсь к машине, он остается, что-то изучая и рассматривая. Я
задираю голову.
-- Я хочу домой, -- говорю я. -- Дон, мы заберем твою машину. Потом
поднимете нашу на дорогу, проследи, как тут будут идти дела.
Дон не возражает, он вообще никогда не возражает против работы. Ему
слишком хорошо за нее платят.
Франсуаз изящно соскальзывает с капота. В этом нет необходимости, но я
подаю ей обе руки, чтобы помочь. Я делаю это в пику инспектору. Ее длинные
изящные пальцы стали влажными. Я начинаю взбираться вверх по откосу. Сзади
меня нагоняет Маллен.
-- Вы не можете уехать, -- говорит он. -- Именно сейчас мы его поймаем.
-- Перекрыто только одиннадцать дорог из восемнадцати, -- флегматично
бросает Дон Мартин. -- Грузовики ехали по шести, и мы еще не знаем, по каким
именно.
-- Теперь посты стоят на всех выездах с этой чертовой стройки, --
возражает Маллен, но он сам прекрасно понимает, что все это бессмысленно.
Я устал, мне хочется сесть и несколько минут посидеть молча. А Маллен
все продолжает и продолжает говорить:
-- Я не понимаю вашего отношения к происходящему, Амбрустер. Этот
человек скрылся, он может уйти от нас и увезти все то, что вы ему передали.
Если бы вы рассказали мне все ...
Старая песня. Я не в силах ничего ему объяснить, я и не собираюсь. Я-то
знаю, что необходимо сейчас делать.
Ничего.
-- Продолжайте розыск по всему городу, -- говорю я, чтобы хоть что-то
сказать Маллену.
Мне не хочется еще больше расстраивать инспектора.
-- Аэропорты, набережная, не мне вас учить. Еще увидимся.
Я закрываю дверцу, Дон отходит от машины. Пусть теперь ведет Френки.
Она садится на сиденье рядом со мной, я начинаю ерзать по сиденью.
Маллен меня раздражает.
-- Что ты собираешься делать сейчас? -- осторожно спрашивает она.
Машина трогается с места, разворачивается. Долговязая фигура инспектора
и плотная высокая Дона Мартина остаются позади.
-- Я приму ванну, -- отвечаю я. -- Советую и тебе. А то моя красавица
совсем запылилась.
Она смотрит на меня с подозрением, не зная, как понимать мои слова. Уж
не стану ли я ругать ее за прежнюю самоуверенность?
-- Я дал Маллену тридцать-сорок минут, чтобы найти пустой грузовик, --
говорю я.
Мне нравится медленно произносить слова, смежив веки, и никуда не
глядя.
-- Доктору Бано я дам час. После этого мы покончим с этой историей раз
и навсегда.
Все-таки я не удерживаюсь, чтобы приоткрыть глаза и посмотреть на
реакцию Франсуаз. Она удивлена, и это доставляет мне удовольствие.
-- И как ты собираешься это провернуть? -- спрашивает она.
Провернуть. Какой лексикон. А ведь именно Френки всегда упрекает меня в
том, что я не люблю читать классические книги.
Я устраиваюсь поудобнее и поясняю.
-- Всего лишь сделаю несколько звонков. Сперва Уесли Рендаллу. Потом
мистеру Медисону. Под конец поболтаю немного с Аделлой Сью. Этого будет
достаточно.
-- Ты уверен?
Франсуаз не любит Аделлу Сью. Я не собираюсь отвечать ей. Несколько
часов назад я был уверен, что нас ждет неудача. Так и произошло. Теперь я
твердо знаю, что нахожусь на верном пути.
Это очевидно, и расскажи я все Франсуаз, она тоже была бы уверена в
успехе.
Но если раскрывать перед девушкой все карты, она не будет тобой
восхищаться.
18
Мягкое, удобное кресло, я смотрю на часы. Я уже сделал все, что было
необходимо сделать, и теперь некуда спешить. Приятно ощущать свежесть чистой
рубашки, а также то, что в воздухе не носятся мелкие частички пыли.
Я донельзя доволен собой, и это вызывает возмущение у всех, кто меня
окружает.
В самом деле, отчего такая самоуверенность? Почему я расселся здесь, в
своем кабинете, и делаю задумчивый вид -- именно вид, поскольку в моей
голове нет ни одной, сколь бы то ни было стоящей мысли.
Разве менее часа назад я не провалил одно из самых важных поручений,
которые когда-либо получал? Разве человек, уже убивший несколько ни в чем не
повинных людей, не продолжает разгуливать на свободе? Разве священные
реликвии, веками бывшие достоянием древней императорской династии, не попали
в чужие руки и разве шансы вернуть их не уменьшаются с каждой минутой?
Разве не должен я сейчас, высунув от усердия длинный розовый, как у
муравьеда, язык, бегать по всему Лос-Анджелесу, расспрашивая на каждом углу
торговцев арахисом и жареной картошкой? Почему я не сижу на телефоне,
обзванивая своих многочисленных информаторов?
Проклятье, почему я вообще ничего не делаю?
Эти и многие другие вопросы, -- которые, впрочем, не отличались ни
оригинальностью, ни разнообразием, -- не преминули обрушить на меня как мой
неизбывный клиент Джейсон Картер, так и совсем обезумевший от бремени
свалившейся на него ответственности инспектор Маллен.
Полицейский обрывал мой сотовый телефон. Сперва он звонил почти каждые
пять минут, считая своим долгом держать меня в курсе происходящего. Он
живописал мне малейшие детали своего неудачного расследования, в частности,
подробно рассказал, сколько машин участвовало в той знаменитой пробке, и
какие, по мнению экспертов, шансы на то, что она была спровоцирована
искусственно.
Но мало-помалу в блестящую от жары голову Маллена начало закрадываться
подозрение, что я вовсе не горю желанием узнавать самые свежие новости о
продвижении расследования. Говоря откровенно -- мне вообще было на них
наплевать.
Инспектор обиделся, расстроился и возмутился. Он прочитал мне длиннющую
отповедь об ответственности, чувстве долга и том, какое отношение необходимо
испытывать к собственной работе.
Потом он перестал звонить вообще, и связался со мной только после того,
как одному офицеру из дорожной полиции посчастливилось найти грузовик вроде
тех, что использовали при строительстве муниципальной больницы -- найти в
том месте, где ему быть не полагалось.
Нечего и говорить, что единственным уловом Маллена, который инспектор
смог извлечь из грузовика, были несколько фунтов глины и других пород,
которые он мне безуспешно порывался подробно перечислить.
Но я не обращал никакого внимания на его рассказы, чем еще больше
доводил несчастного инспектора.
Но как я мог объяснить ему, что все бесполезно? Сотни хорошо обученных
полицейских и десятки людей Дона Мартина в настоящий момент шныряли по всем
закоулкам Лос-Анджелеса, пытаясь отыскать хотя бы мельчайшие следы
пребывания доктора Бано, хотя бы то место, где он вдохнул воздух несколько
часов назад.
Присоединись я к их усилиям -- что бы это изменило? Да ничего.
Потом заявился Джейсон Картер. Он стал у окна, долго смотрел на
раскинувшийся перед его взором сад, после чего его нижняя челюсть сама собой
отвалилась вниз, и он разразился огромной речью.
Слова банкира были куда менее эмоциональны, нежели речь инспектора, и,
к его стыду, далеко не столько красочны. Слушать его было довольно скучно --
но я не мог винить за это Картера. Он привык мутно фонтанировать нудными
длинными речами о процентах и кредитах на скучных совещаниях своих
директоров и акционеров, а у Маллена был богатый опыт по части крика
ругательств в мегафон.
Джейсон Картер приподнимался на носки, закладывал руки за спину, и тоже
говорил мне об ответственности, утраченном доверии, нарушенном слове и
обязательствах. Он даже предпринял попытку пустить слезу относительно
прерванной цепи или чего-то в этом роде, но запутался в собственных
словоизлияниях, и так и не смог сложить свои мысли в связное предложение.
Я дремал, полузакрыв глаза.
Джейсону Картеру я тоже не мог ничего объяснить. Скажи я ему, что
сейчас не время заниматься его делом, что необходимо дать доктору Бано еще
хотя бы полчаса, дабы тот перестал прятаться и заметать следы, что только
после того, как наш противник уверует в собственную безопасность, можно
пытаться нанести ему следующий удар -- он не стал бы меня слушать.
Маллена я отключал, разъединяя связь, что же касается Джейсона Картера,
то, послушав его словоизвержение несколько минут, я просто встал и вышел из
кабинета.
Сперва банкир не понял, что именно я собираюсь делать. Впоследствии
Гарда рассказала мне, что еще минут десять он стоял у окна с таким видом,
будто вот-вот я войду и положу к его ногам не только пропавшие реликвии, но
и Великого Могола, корону королевы Англии и плюшевого Винни-Пуха,
подаренного потомками Милна его американским почитателям.
Гарда также смотрела на меня с некоторой опаской, так как не понимала,
что происходит и опасалась, как бы ей не пришлось искать новой работы после
того, как Маллен меня арестует и уведет в тюрьму; но, видя, что Франсуаз
остается спокойной, наша секретарша убеждала себя, что все идет хорошо.
Отдельного разговора заслуживает отношение Франсуаз к сложившейся
ситуации. Памятуя о своих словах относительно того, что я наверняка
справлюсь с любыми сложностями, она не могла и никогда бы не стала теперь
теребить меня на манер всех остальных, требуя немедленных действий.
С другой стороны, мое благодушное спокойствие ставило Франсуаз в тупик
и заставляло всерьез задуматься о моей вменяемости.
Решив предпринять осторожную попытку проверить осмысленность моих
реакций -- это произошло как раз в тот момент, когда я вышел из душа, и не
мог дать ей достойного отпора -- она подошла по мне, взяла за руку и мягко
спросила:
-- Майкл, чем я могу тебе помочь в том, что ты делаешь?
Учитывая, что в тот момент я ничего не собирался делать, я буркнул:
-- Можешь помассировать мне плечи.
В серых глазах моей партнерши появилось выражение упрека. Я был уверен,
она сделала это нарочно -- обычно по ее глазам нельзя прочесть чувств,
которые она испытывает.
-- Ты уверен в том, что делаешь, Майкл? -- спросила она с
несвойственной ей ангельской кротостью.
-- Конечно, да, -- буркнул я, стараясь дать понять, что не собираюсь
больше разговаривать на эту тему.
В самом деле, как я мог быть в чем-то уверен? Инспектор Маллен и Дон
Мартин раскинули частую сеть из своих лучших агентов по всему Лос-Анджелесу
и его окрестностям -- а окрестности Города Ангелов превышают его собственные
размеры раза в три, если не в пять. Что мог я сделать -- один человек, когда
в дело вмешалась огромная армия?
Я мог только вспомнить все, что мне известно о докторе Бано, понять,
как он думает, что чувствует и какие мысли приходят к нему по утрам, когда
он чистит зубы. Я разговаривал с этим человеком всего три раза, и из трех
этих бесед только одна велась лицом к лицу. Поэтому мне было сложно.
Однако почему-то я был уверен, что понял Бано. Закрыв глаза и
расслабившись, я мог представить себе, что я -- это он, что это я приехал из
далекой маленькой страны в Юго-Восточной Азии, чтобы вернуть на родину
священные реликвии своего народа, увезенные когда-то американскими
завоевателями. Что это я рискую ежеминутно собственной жизнью, находясь в
городе, где каждый человек -- мне враг, и все ради того, чтобы выполнить
миссию, которую я считаю священной.
Что это я, спрятавшись на крыше заброшенного гаража на окраине
Лос-Анджелеса, выстрелом в голову убил Роберта Картера на глазах у его брата
и двух полицейских.
И ощущая себя доктором Бано, я понимал, что он ощущает сейчас.
Я выполнил то, за чем был послан в это враждебную страну. Священные
реликвии у меня, и теперь необходимо как можно скорее доставить их на
родину. Другой бы на его месте затаился, ушел глубоко на дно, возможно,
уехал вглубь страны, чтобы раствориться где-нибудь в одном из
сельскохозяйственных штатов, в которых можно искать человека месяцами и
годами, и никогда не найти его.
Это было бы разумно, это было бы безопасно, так поступил бы любой
преступник на месте доктора Бано.
Но доктор Бано не был преступником.
Он был подвижником.
Ради своей великой идеи он был готов убивать снова и снова, и ради нее,
не задумываясь, мог умереть сам. Вернуть в свою страну, своему народу
священные реликвии, принадлежавшие ему веками, -- вот что было главным для
меня, Бано.
Поэтому я покину эту страну прямо сегодня.
И у меня есть только один способ сделать это. Способ сложный, довольно
рискованный -- зато абсолютно беспроигрышный, в случае, если я правильно все
сделаю.
Я был доктором Бано, и я знал, что мне необходимо предпринять. И мне,
Майклу Амбрустеру, тоже оставалось только одно -- оказаться на том же месте
и в то же время, что и доктор Бано, и встретиться с ним как раз в тот
момент, когда он почувствует себя в безопасности.
Срок еще не наступил -- и я ждал.
Мы оба ждали.
-- Я просил сделать мне массаж, -- недовольно пробурчал я.
19
Вряд ли это было самым подходящим временем -- но почему бы и нет.
Мучнисто-белое лицо Патрисии Огден находилось прямо передо мной. Ее
бесформенный рот кривился в чем-то среднем между улыбкой человека, который,
наконец выиграл в лотерею после того, как тридцать восемь лет два раза в
неделю покупал по два билета, и судорогой престарелой девственницы в то
мгновение, когда выяснилось, что единственный представитель мужского пола,
согласившийся лечь с ней в постель, оказался импотентом.
Почему-то мне казалось, что Патрисии Огден знакомы оба этих ощущения.
На уважаемом члене адвокатской коллегии был надет немыслимого покроя
светло-зеленый костюм. Очевидно, Патрисия Огден была уверена, что это
одеяние подчеркивает достоинства ее фигуры.
-- Ваш клиент не сможет больше отсиживаться за стенами своего особняка,
-- в голосе адвокатессы не было ни сочувствия к моей, явно написанной на
мужественном лице, усталости, ни уважение, какое люди ее положения обычно
испытывают к владельцам особняков.
Эта фраза означала, что с момента нашего прошлого разговора ее, по
крайней мере, трижды не пускали на порог Картеров.
Патрисия Огден поставила меня перед трудным выбором.
С одной стороны, вот уже на протяжении четверти часа я довольно успешно
отбивался от всех окружающих, которые требовали от меня немедленных и
решительных действий. Однако придя к выводу, что доктор Бано будет совершать
подготовительные маневры на протяжении, по крайней мере, семидесяти минут, я
решил не тратить время на бесполезную возню.
Я знал, что мне еще предстоит сделать очень многое, в том числе думать
за всех окружающих.
Но нет -- весь Лос-Анджелес как сговорился вырвать меня из кресла и
заставить работать. Вот и Патрисия Огден -- стала передо мной, широко
расставив куцые ноги и сжимая в руках темно-синюю, ядовитого цвета, папку.
До знакомства с Патрисией я и подумать не мог, что у каждого из цветов
есть свой ядовитый оттенок.
В конце концов, -- почему бы нет? Если эта дамочка так жаждет получить
по носу бейсбольной битой, -- может быть, лучше сразу доставить ей это
удовольствие?
Я сверился с часами и удостоверился, что у меня есть еще полчаса
времени для того, чтобы раз и навсегда решить все проблемы, отягощавшие
белокурую головку Патрисии Огден, и без того не отличавшуюся большими
размерами.
И все же это было не вовремя. Мне хотелось еще раз обдумать все, что
мне было известно о человеке по имени Бано и прикинуть, не совершил ли я
каких-нибудь ошибок в своих расчетах.
-- Я не занимаюсь продажей отмычек, -- хмуро ответил я. -- Если вам
необходим совет квалифицированного взломщика, чтобы проникнуть в имение
Картеров, я могу дать вам несколько адресов.
Маленький рот Патрисии с пухлыми, нездорового цвета губами чуть
приоткрылся, но я опередил ее.
-- Только не сегодня, советница, прошу вас... На этой неделе я слишком
занят. Я составляю аналитическую статью для одного журнала, который издают в
Сан-Франциско. На тему изнасилований. Кстати, мисс Огден, когда вас
насиловали в последний раз?
-- Я давно знакома с вашим плоским чувством юмора, мистер Амбрустер, --
холодно отчеканила моя собеседница. -- И я не намерена...
-- Простите, простите, -- я замахал руками. -- Простите великодушно,
мисс Огден, я совсем замотался -- голова не работает. Я вас оскорбил. Итак,
когда вы в последний раз кого-нибудь насиловали?
-- Если советница Дюпон не в состоянии принять меня сейчас, -- ледяным
голосом произнесла Патрисия, -- вы можете просто сказать мне об этом. Тогда
я прийду позже, и...
-- Ни в коем случае, мисс Огден! -- я вновь замахал руками. -- Как
можно заставлять мотаться по всему городу женщину, ноги которой для этого
совсем не приспособлены. Мисс Дюпон сейчас придет.
Пару секунд моей собеседнице страшно хотелось спросить, а для чего, по
моему мнению, приспособлены ее ноги, но сделать это, она все-таки не
решилась. Очевидно, ей не хотелось услышать ответ.
В кабинете появилась Гарда, плотно затянутая в строгий деловой костюм,
который трещал на ней по всем швам. Она уверена, что именно так должны
одеваться высококвалифицированные секретарши.
Между женщинами произошел мгновенный обмен презрительными взглядами,
выражавшими отношение обладательницы крупных форм к той, что была обделана
на это счет природой -- и наоборот.
-- Мисс Дюпон сейчас будет, мистер Амбрустер, -- подчеркнуто сухим и
деловым тоном произнесла Гарда. -- Она успокаивает мистера Картера.
Полно, уже не случилось ли со стариком удара после моего спешного
выхода из комнаты? Хорошо то, что он все еще здесь, это упрощает дело.
-- Пошли кого-нибудь за миссис Шелл, -- попросил я. -- Она нужна мне
как можно быстрее. Насколько мне известно, отель, в котором она
остановилась, находится недалеко, так что пусть поторопятся. А вас, -- я
лучезарно улыбнулся Патрисии Огден, -- я попрошу немного подождать. Мне еще
нужно сделать несколько важных звонков.
Это действительно были важные звонки -- и уж они были гораздо важнее,
чем вправлять мозги этой общипанной курице.
-- Соедините меня с Аделлой Сью, -- сказал я.
Несколько гудков, молчание. На лице Патрисии Огден без особого труда
можно было прочесть неодобрение и даже некоторую брезгливость.
Несколько раз ей уже приходилось сталкиваться с Аделлой Сью.
В комнату вошла Франсуаз и осуждающе посмотрела на меня. Она явно была
недовольна тем, как я обходился с нашим престарелым клиентом. Коротко кивнув
Патрисии Огден, она подошла к столу и села на его край, после чего принялась
покачивать ногами.
Патрисию Огден это всегда бесит.
-- Я сожалею, но мисс Сью в настоящий момент нет в городе... Что я могу
передать?
А вот это уже проблема. Мне